— Допустим, но кто ты теперь? — спросил он, вторгаясь в ее личное пространство.
— Этого я, правда, не знаю, — Лили вынуждена была отвернуть голову, чтобы не коснуться склоненного к ней лица.
— Как ты нашла Гаруса? Проклятие, — он сделал импульсивный круг по комнате, — все считали, что их не существует, что аспиды — это сказки.
— Я встретила его в пустых землях.
— А там-то ты что забыла? Или решила, что Ник пошел за серыми грибами?
Лили молчала: что бы она ему ни говорила, он везде увидит подвох, недомолвки или того хуже, вранье.
— И где наш друг Небирос? — его, казалось, было уже не остановить.
— В колодце, вместе с Джаредом, — ответила она, с тоской глядя на книжные полки и пробегая по корешкам глазами.
«Зачем это все без него?» — стремительно неслись ее мысли. — «Быть может, лучше разозлить Самаэля — и пусть оторвет ей голову, и на этом все метания, все мучения закончатся. У Ника будет его сияющий кокон, а у нее… а что у нее — ведь кокон уже был, будет окончательная смерть».
— Ты что там, в облаках витаешь? — вырвал ее из раздумий Самаэль. — Зачем ты искала его? Что тебе пообещал Небирос?
— Пообещал? — Лили недоуменно посмотрела на него. — А, — она поняла, что он имел в виду, но так устала от этой бессмысленной игры. — Ничего он мне не обещал. Я сама хотела его отыскать, мне нужно было ему кое-что сказать. Небирос не верит, что его можно вытащить из кокона, он считает, что все это — неизбежность, потому и остался в колодце. — С горечью произнесла она. — Потому что ни в чем больше не видит смысла. — Лили позволила себе пройти по комнате до стола и, развернувшись, оперлась на него руками, глядя на падшего. — Но ведьмы обезглавлены, и это хорошо. Теперь, по крайней мере, нет угрозы войны, внутренней, — добавила она, задумавшись.
— Нас ждет какая-то внешняя угроза? — встрепенулся падший.
— Если что-то и будет, пустые земли и колодец справятся с этим, — покачала головой Лили.
— Значит, ты хотела о чем-то попросить Ника, — он по-своему понял ее слова. — Если это в моих силах, я готов выполнить просьбу в благодарность за то, что ты сделала.
— Это не в твоих силах, — прошептала Лили.
— Что это? Жизнь? Смерть? Если так, то не над всем и он властен.
— Может быть, — ее мысли снова были очень далеко от падшего и от кабинета, в котором они стояли.
— Хочешь вернуться на землю?
Лили подняла на него измученный взгляд. То, чего она хотела — было невозможно, а все остальное не имело значения.
— Я останусь, если ты не против, — отозвалась она, глядя на него мягко и грустно. — Займу какую-нибудь из пустующих комнат в доме.
— Ты хорошо знакома с нашим миром, но я никогда не видел тебя, — прищурился Самаэль.
— Да, я тоже никогда не видела тебя, хотя и наслышана, — голос Лили был наполнен чувством, которое Самаэль не мог разгадать.
— Надеюсь, тебе не наговорили обо мне гадостей?
— О тебе? — она вдруг искренне и слегка удивленно улыбнулась. — Нет, только хорошее.
Ее ответ еще сильнее озадачил Самаэля — кто мог сказать о нем что-то хорошее, это был полный абсурд, но в ее интонациях не было ни доли издевки или сарказма.
— Ты — будто воплощенное безумие Ника, — произнес он, отпуская ее.
30
— И что теперь? — Грерия не прикасалась к бумагам на столе, словно они были прокляты. — Мы ничего не знаем о коконе. Но даже из того, что я знаю, никому из темных не под силу разрушить его.
— Да и светлым, — отозвался Самаэль. — Я тоже слышал эти старые сказки. Его последнее появление во время обмена, выходит, тоже было не случайным. Сияющая машина-убийца.
— Все, о чем мы сейчас говорим, имеет смысл, только если это не машина-убийца, а настоящее чудо светлых, — подчеркнула Грерия. — Тогда есть шанс, что Ник еще там, и что он по-прежнему Ник.
— Ты думаешь, он прежний? После добровольного самоубийства, которое он совершил? — не выдержал падший. — Ты все еще веришь в это, Грерия? Очнись! Или ты так ослеплена любовью к нему?
— Самаэль, — она потрясенно посмотрела на падшего. — Это что, ревность? Я никогда не любила Ника, и ты это знаешь. Я стала уважать его в последние дни после того, как он ко мне отнесся, но любовь и уважение — разные вещи.
Самаэль тяжело рухнул в кресло и откинул голову, не желая отвечать.
— Но мы должны что-то сделать. Хотя бы попытаться. Неужели мы сдадимся, так ничего и не попробовав?
— А стоит ли? Вот в чем вопрос, — его глаза снова смотрели в глаза Грерии. — Кого мы там найдем, даже если нам удастся его оттуда вытащить? Будет ли он рад нашему подвигу? Или, плюнув нам прямо в лицо, тут же залезет в кокон снова?
— Ты думаешь, он безумен? Думаешь, это конец?
— Грерия, — казалось, в ее имя он пытался вложить всю очевидность и безысходность ситуации. — Если бы я не был таким паяцем, мне, видимо, следовало бы впасть в отчаяние уже во время схватки с ведьмами, потому что не будь они уверены, что он никогда не вернется, не стали бы начинать переворот. Но вот я сижу здесь и улыбаюсь, потому что большая гранитная птичка прилетела, поплевала огнем и избавила нас от этой проблемы. Только при этом никто не заметил, что изначальная проблема никуда не делась.
— А что говорит эта девчонка?
— Она мне кажется такой же к черту безумной, как и сам Ник у входа в кокон.
— Почему? — удивилась Грерия.
— Тебе по пальцам пересчитать? — вихрем взметнулся Самаэль, расправляя крылья. — Она прилетела на аспиде — раз, что само по себе уже неплохо, — он загнул один палец, — она не попросила ничего взамен — два, — очередной палец коснулся его ладони, — и она поселилась в доме, в пустой комнате, просто так, да, а почему бы и нет — для людей или кем она там является, это же так свойственно, а? Прилетать на аспиде и поселяться в доме, и ничего не хотеть, и улыбаться мне в глаза, когда я на грани бешенства, и говорить, какой я хороший.
— Она сказала, что ты хороший? — глаза Грерии зажглись недобрым огнем.
— Ты думаешь иначе? — не удержался от шпильки Самаэль.
— Перестань, — Грерия смутилась своей внезапной вспышки, — не думаю.
— А что ты думаешь? — его крылья снова слились со спиной, он очутился рядом и теперь заглядывал Грерии в глаза, стоя на корточках возле ее кресла.
— Ты… ты дразнишь меня, — возмутилась она, пытаясь от него отстраниться.
Самаэль только улыбнулся, а потом неожиданно поцеловал ее в нос.
— Только самую малость, и хотя у тебя на носу больше нет войны, в которую мы могли бы вляпаться, мне все равно хочется его поцеловать.
— А ты не перепутал мой нос с носом этой Лили?
— Ревнуешь?
Грерия демонстративно фыркнула, краешком глаза внимательно следя за реакцией Самаэля.
В его глазах сверкнули отголоски пламени.
— Чтобы я ничего не напутал, нужно освежить память, — прошептал он ей на ухо, склонившись и пробегая пальцами по ее спине и животу.
Грерия судорожно вздохнула и не смогла сказать ему «нет».
31
Заброшенные комнаты были почти абсолютно пустыми. Только в дальней из них стоял диванчик на дутых ножках с вензелями, обитый бархатом и больше подходящий для фойе, чем для спальни. А в первой — стол из темного дуба и пара стульев. Но у Лили не было вещей, и незачем было горевать по шкафам или каким-то еще предметам обстановки. Она бережно положила на диван спрятанную одежду Ника, и долго смотрела на нее, не зная, как лучше распорядиться своим сокровищем. Потом бросила его рубашку на спинку, создавая иллюзию того, что хозяин сам недавно снял ее и отошел всего на пару минут по своим делам, собираясь вскоре вернуться. Пояс и брюки Лили уложила в стол, на случай, если рубашка выветрится. Хотя знала, что та сохранит запах достаточно долго. Была ли она похожа на безумного зверя, затянувшего в свою берлогу вещи на память, чтобы кататься в них и скулить долгими одинокими днями и ночами? Ей было все равно.
Лили вздрогнула, очнувшись от своих мыслей, когда услышала шум в прихожей. Быстро спрятав рубашку за диван, она выглянула из комнаты и увидела Самаэля. Падший из вежливости торчал на входе, оповещая о своем прибытии.
— Привет, ты… устроилась? — неловко спросил он. Неужели это единственное, что могло его смутить — чье-то отчаянное безумие.
Лили нервно помяла руки, не зная, что ему предложить и о чем пойдет разговор. Ей не хотелось ни с кем говорить, она не ждала и не желала гостей, да и встречать их ей было негде.
— Да, вроде того, — бросила она себе под нос, но он расслышал и кивнул.
— Тебе, наверное, нечего есть, — вдруг произнес он и поставил перед ней на стол корзину, заваленную едой.
— Если это в благодарность за помощь с Гарусом, то не стоило, — Лили на самом деле чувствовала себя сумасшедшей, пойманной на горячем. Ей казалось, что стоит Самаэлю потянуть носом воздух, как он учует знакомый запах и поймет, чем она на самом деле занималась. Потому что, чем еще, черт побери, в этом пустом склепе можно было заниматься?
— Тебе не скучно самой? — словно в продолжение ее мыслей поинтересовался Самаэль.
— Решил предложить свою компанию? — довольно резко отозвалась Лили и тут же пожалела. Ну, чем Самаэль был виноват в том, что жизнь ее разбита? Он ведь пришел ее поддержать, хотя вовсе не был обязан.
— Возможно, — он осторожно приблизился к ней, будто к раненому и непредсказуемому зверю. — Тебе становится хуже?
— А разве кто-то обещал лучше? — бессильно огрызнулась Лили и упала на стул возле стола.
— У тебя еще не отросли новые крылья? — неожиданно спросил он, и Лили подняла на него озадаченный взгляд.
— У меня? — глупо переспросила она.
— Я много думал о тебе, — произнес падший, — и больше ничего не остается, каким бы абсурдом это ни звучало, кроме того, что ты — одна из нас.
— Одна из кого? — Лили его искренне не понимала. На фоне речей Самаэля, ее собственное безумие показалось ей детским лепетом — пришлось сосредоточиться.
— Падшая, — ответил он. — Эти муки совести, метания, они так знакомы. Хандра, боль, все то, что я видел в твоих глазах под стенами дома, когда ты прилетела на аспиде. Светлые знают об аспидах? И много еще таких, как Гарус? — Он помолчал и, не дождавшись ответа, продолжил. — А Ник — конечно, ты хотела с ним поговорить, а вместо него во главе остались повеса и ведьма, пьяница и ведьма, дурак и ведьма — как тебе будет угодно, я со всем согласен. Но, знаешь, — он прямо взглянул на Лили, — я не всегда веду себя, как идиот, и вполне могу тебя выслушать. Прости, что сразу не понял. Я могу объяснить тебе, что происходит — ведь я пережил все это сам, могу поддержать. Ты действительно можешь рассчитывать на мою помощь, ты не останешься одна. — Он протянул руку и дотронулся до Лили.
— У тебя уже начали расти новые крылья? — повторил он свой вопрос, воспринимая ее молчание, как согласие.
— Самаэль, но с чего бы кому-то падать теперь? — она зачарованно смотрела в его карие глаза. Теперь он напоминал ей ее братьев с седьмых, только их темный вариант.
— Проверяешь меня? — усмехнулся он. — В поисках все той же истины, а может, искренности, которой нет наверху.
— Возможно, ты прав, — согласилась Лили, вспоминая их жизнь. У них не было своих решений, своей воли, не было искренности и неискренности, потому что все было пропитано волей создателя. Зачем нужны были какие-то глупые чувства, если они были лишь его руками, ногами, частями тела, а распорядителем был он. — Только у меня никогда не было крыльев, — добавила она.
— Но это же невозможно, — удивился падший.
— Если только я не человек, — подвела его к изначальной мысли Лили.
— Я ошибся? — казалось, он сразу стал жестче и холоднее.
— Да, — кивнула Лили, смахивая со стола пыль.
— И ты никогда не была на небесах?
Боль снова вспыхнула в глазах Лили, и она резко отвернулась, не в силах солгать.
Самаэль оказался рядом с ней, и его руки накрыли ее ладони.
— Я останусь с тобой столько, сколько нужно. Ты можешь доверять мне.
Лили снова покачала головой и попыталась отстраниться, но он не позволил ей.
— Неужели ты не понимаешь? Нас осталось только двое! Раньше были Ник и я. После его исчезновения я думал, что остался совсем один, и тут появляешься ты. Мы нужны друг другу!
— У тебя есть Грерия, — попыталась возразить Лили.
— Грерия — всего лишь еще одна ведьма. Но за все это время у меня никого не было вроде тебя.
— Самаэль, — Лили зажмурилась, не зная, как выкрутиться из сложившейся ситуации и ощущая, как все катится совершенно не туда. — Самаэль, черт бы тебя побрал! — Ей пришлось пробудиться от своего печального и прекрасного летаргического сна, в котором боль плавала в гуще воспоминаний идеальными снежинками, не задевая, не трогая, почти не касаясь сердца. Крепкие выражения, завернутые с особым искусством, приводили ее в себя еще быстрее. — Да какого ж падшего ты делаешь! — Еще немного, и она готова была отвесить ему приличную затрещину. — У тебя есть Грерия — я напоминаю тебе, а не кокетничаю с тобой. Она нуждается в тебе. А все, в чем я когда-либо нуждалась, больше не существует — и точка!
Ее голос звенел с такой силой, эхом отражаясь в пустой комнате, что действовал не хуже пощечины, которой Лили хотела его наградить.
— Удивительно, что ты ожила от ненависти ко мне, а не от любви, — спокойно произнес он, рассматривая ее, — но все равно, результат достигнут.
— Ты разыграл меня? Пришел, чтобы поиздеваться? — едва не вскипела Лили, понимая, что ее обвели вокруг пальца. Разыграли, как маленького ребенка.
— Мне бы больше польстило, если бы ты поддалась на любовь, — усмехнулся он.
— Проваливай отсюда! — Лили выхватила из корзинки первый попавшийся плод, напоминавший грушу, и запустила им в падшего. Но он увернулся, нисколько не напрягаясь, и лишь сильнее развеселился.
— Это лучше употреблять другим образом, — бросил он на прощание, выглядывая из-за двери и указывая на корзину с едой.
— Проваливай! — Лили замахнулась на него очередным фруктом, но так и не бросила — рука опустилась на стол, сотрясаемая невольным смехом.
32
Как жить дальше, когда не знаешь, как жить. Лили не знала, она блуждала в потемках своего сознания, перемежавшихся светлыми пятнами воспоминаний, и не видела ничего впереди. Что ее ждало там? Только прошлое несло в себе крупицы радости от недолгих встреч с Ником, от их жизни вместе, а будущее казалось ледяной равниной, на которой не суждено было вырасти ни единой зеленой травинке. Она была цела, и с адом было все в порядке. Во главе подземной империи стояли Грерия и невидимый Самаэль. И даже сражаться больше было не с кем. И в мирном покое тягучих дней пустота наваливалась с утроенными силами, пожирая все, что еще оставалось осмысленного. Лили могла бы с таким же успехом брести по пустошам или сидеть у фальшивого моря, как она проводила свои дни в доме и его окрестностях.
Когда понимаешь, что завтра не будет ничем отличаться от вчера, — это подобие смерти, даже хуже. Потому что, если за гранью бытия ты в праве надеяться хоть на что-то иное, то здесь знаешь, что ничего не изменится. Бьющий по голове ритм однообразия. Одно и то же пробуждение, на одной и той же подушке, изо дня в день одно и то же проклятое зарево на горизонте, и все те же бесполезные рыла и морды демонов повсюду. Временами Лили ощущала себя призраком в коридорах дома, а временами — пленницей собственного существования. Но беда была в том, что бежать тоже было некуда. Где бы она ни оказалась, главное не изменится.
Лили вздохнула и направилась к слоям. Дреги давно уже не реагировали на нее, словно она и правда была призраком. Скорее всего, этим она была обязана Самаэлю или Грерии, внушившим рептилиям не беспокоить ее. Вход в нижние слои привычно мигнул кромешной тьмой, пропуская человека. Вот только Лили уже была не вполне уверена, что она человек. Первый раз она входила в индивидуальный слой с ощущением тревоги, ее руки било мелкой дрожью от подступавшей паники, но она шла, вдохновленная уже тем, что ее ждало что-то, чего она не могла предсказать. Когда она оказалась внутри, ее сердце даже пропустило пару ударов, ожидая кошмаров или безумия. Но этого не случилось — ее ожидал настоящий подарок: поскольку все ее глубинные мысли в последнее время так или иначе были связаны с Ником, она увидела его, таким живым, таким настоящим, что с ее губ сорвался невольный вздох. И его пальцы поймали его, коснувшись ее лица. Они стояли там, замерев в кружащих всполохах света — ее фантазий не хватило на пейзажи, все ее сознание было поглощено Проклятым. Так они и торчали в пустоте: но она ощущала даже движение воздуха от его дыхания.
С тех пор Лили стала постоянно наведываться в слои. Она входила в очередной пустующий слой и встречала там Ника, как на свидании. Иногда даже шел дождь, и тогда они оба намокали, как у площади фонтанов, давным-давно на земле, и по лицу Лили катились непрошеные слезы. Когда его фигура становилась слишком призрачной, и контуры начинали расплываться, Лили возвращалась назад.
В очередной день, увильнув от предложения Грерии поучаствовать в каком-то непонятном для нее мероприятии в залах дома, Лили снова скользнула в свободный слой. Потянулась мысленно к своим любимым сценам, но, открыв глаза, так ничего и не увидела. Слой поражал своей девственной белизной и чистотой. Словно она стояла на идеальной плоскости в таком же идеальном и пустом пространстве. Лили недоуменно огляделась, вертя головой и пытаясь понять, что не так. У нее даже успел возникнуть в голове вопрос, бывают ли неисправные слои, но она тут же отмела его прочь. А потом ее взгляд ненароком натолкнулся на черные ягоды, валяющиеся на полу в бесцветной луже.
— Что за дрянь, — пробормотала Лили, отходя и отряхивая ногу от прозрачной слизи. Затем медленно наклонилась вниз и осторожно подняла ягоды. — Трускл? — она вертела их в руках, не понимая, что делают в слоях эти плоды раздора, крови и смертей, изобилующие в аду во время войн, и такие редкие в мирное время. Забыл кто-то из предыдущих посетителей слоя? Но это было невозможно. Люди приходили сюда с пустыми руками, а если и уходили, то лишь в качестве праха. Дреги? Но она никогда не видела, чтобы рептилии жрали ягоды.