– Что нового? – спрашивает Андрей в телефонную трубку. Так... Так... Хорошо... Сообразим...
Он отключает трубку и осматривает всех почти с торжеством.
– Что? – спрашивает Ангел.
– Подъехал зеленый «Ленд Ровер». Встал с торца дома. Во двор не заезжает.
– Точно, – говорит Ангел. – Его я и видел. Они начинают мне надоедать.
– Мне еще больше, – басит Доктор Смерть. – Я спать хочу, а они ездят.
Он открывает сейф, вытаскивает оттуда почти пустую бутылку коньяка, одним глотком, приложившись к горлышку, опорожняет посудину и направляется к двери.
– Далеко собрался? – интересуется Басаргин.
– Мне надоели цивилизованные методы общения спецслужб. Но ведь не перевелись же на свете простые хулиганы. Хочу отметить им машину...
– Не попади в пулатовского «Гешу». Он тоже там стоит! – предупреждает Ангел и наблюдает за тем, как Доктор вытаскивает из кармана своего плаща перчатки, потом протирает бутылку полой того же плаща, чтобы не оставалось отпечатков пальцев, и выходит в подъезд.
Любовь Доктора Смерть к мелкому бытовому хулиганству все знают давно. Увесистые шаги раздаются на лестнице, уводящей на верхние этажи, и долго после этих шагов не стихает эхо. Доктор любит ходить шумно. Куда он направляется, понимают все. На верхнем этаже окно с лестничной площадки выходит как раз на торец дома. Удобный окоп для метания бутылок, даже пустых, и не беда, что они без зажигательной смеси...
Доктор возвращается через пару минут, собой довольный и по весеннему цветущий, словно только что съел букет ароматных полевых цветов. Борода воинственно топорщится, будто он ее специально кверху задирает.
– Видели бы вы, как они из машины прыснули! Как осколки из гранаты... Впрочем, я ни разу не видел, как осколки летают. Они слишком быстрые. И эти такие же...
– Сколько их там? – спрашивает Ангел.
– Четверо. Вылетели и в небо смотрят, думают, с самолета им французский коньяк прислали... Правда, без закуски.
– А ты?
– А я что... Я конспиративный. Была бы полная бутылка, я бы вышел на поклон, попросил бы аплодисменты. А так неинтересно.
– Крышу-то пробило?
– Обязательно. С восьмого все-таки этажа. И осколков полный, думаю, салон...
Ангел с Тобако улыбаются. Басаргин серьезен. Он не любитель подобных шуток, он даже шутку Сохатого со световой гранатой не одобрил. В ФСБ, где Александр раньше служил, не применяются в работе спецназовские забавы, и потому это для него не всегда кажется приличным. Тобако же, хотя тоже служил раньше в ФСБ, позже прошел школу «солдат фортуны» в Абхазии и методы Доктора понимает прекрасно.
Через минуту звонит Пулат. Он поменялся с Тобако трубками, отправляясь на пост, поскольку его трубка, как и городской аппарат, стоит на прослушивании. Андрей включает спутниковый телефон на полную громкость звука:
– Рассказывай.
– Я думаю, что Доктор может подойти на роль стратегического бомбардировщика.
– Почему ты решил, что это он, а не Басаргин? – спрашивает Тобако.
– Интуиция. Но они сразу же после этого смотались. Машину только мельком осмотрели... Понимаешь, о чем это говорит?
– О чем это говорит?
– Если бы они были ни при чем, они вызвали бы милицию.
Басаргин пожимает плечами чуть не в ужасе:
– А что, если этот «Ленд Ровер» ни при чем?
– Всякое бывает... – улыбается Доктор.
* * *– А где у нас Зураб? – спрашивает Доктор Смерть. – Я его уже так давно не вижу, что успел соскучиться по заступнику за чеченских полевых командиров.
– Я послал его поболтать с московскими чеченцами, – отвечает Басаргин. – Кто что знает интересного об Имамове и, главное, о его воспитаннике Аббасе Абдутабарове. Мне не нравится, что мы ничего не нашли на паренька, в то время когда наши любезные противники генералы сильно им интересуются. Я запрашивал документы из детского дома, где Аббас воспитывался. Может быть, к утру будет ответ, если местное управление ФСБ пошевелится.
– А если не пошевелится?
– Тогда, будем надеяться, пошевелится Зураб.
Зураб оказывается легок на помине и через минуту звонит на спутниковый телефон:
– Я сейчас приеду. Есть очень интересные данные. Я нашел родную тетку Аббаса и знаю, кто его отец...
– Судя по твоему голосу, данные точно интересные. Уж не сам это ли Руслан Вахович? – высказывает Доктор Смерть предположение. – Или, может быть, ты меня обвиняешь?
– Нет. Имамов тогда был вне России. Но фигура не менее интересная... И нам следует поторопиться, потому что этого отца со дня на день могут арестовать.
– Он тоже боевик? Повоевывает?
– Нет. Он в Москве. Пока ходит под подпиской о невыезде...
– Чем занимается?
– Приеду – расскажу. А еще лучше, давайте сразу съездим к этому человеку. Я буду минут через пятнадцать. Выходите к машинам...
– Всем ехать, и во всеоружии? – спрашивает Доктор.
– Пары человек хватит. А без оружия... как в наше время прожить?
Доктор Смерть кладет трубку на стол:
– Теперь, похоже, с чеченской мафией повоюем...
– Ладно, – говорит Басаргин, – надо сообщить Мочилову, что у нас «светится» выход на Аббаса Абдутабарова. Пусть ищет возможность установления контакта.
ГЛАВА 3
1
Когда входишь в бой полностью, когда чувствуешь его, когда горячий ствол автомата становится продолжением не только руки, но и мысли, когда и летящая пуля становится продолжением мысли, тогда уже трудно остановиться и перейти на мирный образ мыслей. Каждая мысль оттенена одним – поиском цели, быстрейшим желанием обнаружить врага и нажать на спусковой крючок автомата. Нажать с силой и злобой, с отчаянием от положения, в которое попали все они...
Сейчас все уже готовы к бою, готовы к прорыву, к уничтожению противника, занявшего единственный для них возможный проход на перевал в лабиринте гор и ущелий. Но при всей готовности, при всем желании быстрее начать стрелять подкрадываются они к засаде федералов спокойно и скрытно, почти без шума. Анвар для разведки человек незаменимый – он ведет группу по такой крутизне, что дух захватывает. А потом заставляет пробираться с камня на камень чуть ли не по отвесной стене, и сам еще тащит свою тяжеленную «газонокосилку». Как Анвар чувствует место, которое совсем не знает, где никогда еще не был – это другим непонятно. Это даже ему самому непонятно, но он ведет группу, ни на минуту не останавливаясь, чтобы в сомнении рассмотреть то, что впереди. Он словно заранее знает, что впереди будет удобная для обстрела тропы площадка. Может быть, он в самом деле знает, потому что все горы устроены одинаково, по какому-то общему особенному и замысловатому принципу, не всем понятному. Анвару этот принцип понятен, он пришел к нему вместе с кровью отца и матери от дедов и прадедов, от многих поколений предков, точно так же живших в горах и точно так же чувствовавших их. И постепенно склон становится более пологим, передвижение более простым, и уже не кружится голова от взгляда под ноги.
Анвар руку за спиной поднимает, призывает к вниманию и тишине. Идущие следом повторяют знак, призывая к тому же всю цепочку. Анвар знак дважды повторяет – на общепринятом языке жестов это приказ остановиться, а сам он откладывает на камень гранатомет и медленно продвигается вперед, скрадывая каждый свой шаг, трижды пробуя почву под ногами, прежде чем встать твердо – не приведи Аллах, камень сорвется и вызовет шум...
Аббас замирает за спиной разведчика, готовый в любую минуту вскинуть автомат и поспешить на помощь Анвару. Но того через мгновение скрывает темнота, и не доносится ни звука со стороны, в которую он ушел. Ожидание длится напряженно, мучительно тянется. Устали все, и все понимают, что завершение ожидания и будет той самой разрядкой, которая необходима каждому. Проходит пять минут, десять, пятнадцать... Наконец черный силуэт высвечивается на фоне темного неба. Анвар во весь рост поднимается и делает приглашающий знак рукой. И сам идет на сближение, чтобы «газонокосилку» взять. Но Аббас захватывает тяжелое оружие, чтобы передать его Анвару.
– Что там?
– Хорошая площадка. Правда, чуть узковата. Придется под углом к обрыву ложиться. Как ее федералы не заняли? Наверное, с той стороны прохода нет.
– Засада где?
– Чуть в стороне, впереди. Но там все простреливается. Не очень далеко. Мы их накроем...
– Пути отхода?
– У нас?
– У них...
– По тропе и на противоположный склон. Темно. Тот склон не видно.
– Если пойдут по тропе, мы скоро снова завязнем. Надо отрезать...
– Как?
– Пройдешь дальше? С «газонокосилкой».
– Там склон открыт... Я мишенью стану.
– Я попробую, – решает Аббас.
– Нет. Это самоубийство. Ни к чему. Я отсюда тропу достану. Главное, чтобы видно ее было. Хоть один бы ПНВ! Достану. Так...
Дальше уже какое-то время можно идти в полный рост, не прячась. Но скоро склон поворачивает и открывает вид на черноту долины внизу. Но засаду не видно. Ее может определить только тот, кто знает ее месторасположение.
Дальше уже какое-то время можно идти в полный рост, не прячась. Но скоро склон поворачивает и открывает вид на черноту долины внизу. Но засаду не видно. Ее может определить только тот, кто знает ее месторасположение.
Идут пригнувшись, ступая осторожно. Так и выходят на узкую, в полтора метра шириной и метров в тридцать длиной, террасу. Анвар рукой молча показывает сначала на террасу – здесь позиция, потом вниз, объясняя, где расположилась засада федералов. Ему подносят металлические коробки с запасом гранат, он долго копается, разбираясь в маркировке, потом выбирает сразу три гранаты с одной маркировкой и заряжает их первыми.
Аббас кивком головы задает вопрос.
– Кажется, осветительные, – шепчет разведчик. – Я плохо их маркировку знаю. Попробую.
И оглядывается, проверяя, заняли ли моджахеды позицию. Ложится, пристраивая на краю автомат, и Аббас. Анвар пока стоит, вглядываясь в густую темноту ущелья.
– Готовы? – тихо спрашивает.
– Поливай... – дает команду молодой командир.
Разведчик становится на колено, выдвигает приклад и пристраивает к плечу. «Газонокосилка» раз за разом глухо ухает. Анвар не ошибся – первые три гранаты в самом деле оказываются осветительными. Они падают, разбрызгивая яркие огненные слюни, и светятся неестественно белым, ярким огнем. И сразу становится видно засаду. И после первой же гранаты Аббас начинает стрелять, за ним, не отставая, посылают очередь за очередью другие. Со звоном скатываются по склону стреляные гильзы, но бойцы этот звон не слышат за сплошной стрельбой, сливающейся в единую нескончаемую очередь.
К сожалению Аббаса, гранаты прогорают быстро. Становится снова темно, только видно яркие мазки, время от времени разрывающие ночную черноту ущелья. Анвар опорожняет весь барабан «газонокосилки» и набивает его гранатами заново, когда Аббас слышит легкий вскрик и не видит, но ощущает движение рядом с собой... И тут только понимает, что это упал Анвар. Упал и выронил гранатомет, который загрохотал по камням и свалился под склон. Аббас еще руку протянуть не успевает, чтобы дотронуться до товарища, когда слышит другой вскрик и следом за ним третий.
– Туда! – кричит вдруг Николай, показывая рукой на противоположный склон. – Туда...
И сам дает несколько коротких прицельных очередей не в сторону засады, а значительно выше. Аббас всматривается и тоже видит зеленую, неуместную там точку – снайпер с прицелом ночного видения нашел удобную площадку и посылает в группу боевиков пулю за пулей. Аббас стреляет в эту точку, стреляют и другие. Огонек в какой-то момент гаснет. То ли достали снайпера, то ли он перешел на другую позицию, более удобную для него. Огонь снова переносится в ущелье, в сторону засады, но стрелять так, вслепую, смысла мало. И снизу уже не стреляют в ответ. Не видно вспышек, вылетающих из стволов.
Аббас слышит стон и протягивает руку. Трогает Анвара за плечо. Чуть-чуть сдавливает. Стон слышится сильнее. Плечо шевелится. Слава Аллаху, Анвар жив.
– Как стукнуло... – едва слышится сквозь автоматные очереди.
– Прекратить стрельбу, беречь патроны! – командует Аббас и склоняется над разведчиком.
– Куда тебя?
– Ключицу перебило...
Аббас уже вытащил перевязочный пакет, но бинтовать ключицу сложно, и он, разорвав упаковку, просто подсовывает пакет под одежду, прижимая к ране.
– Придерживай, пусть присохнет.
Аббас поднимается в полный рост, чтобы осмотреть свою группу и определить потери, но тут же стремительно падает. С противоположного склона с шипением взлетает, разрезая воздух светящейся нитью, ракета. И при свете становится видно всю позицию, занимаемую группой Аббаса. Но видно одновременно и противоположный склон, куда федералы, как оказывается, поднялись. Их можно было бы достать выстрелами из «газонокосилки», но гранатомет свалился, и сейчас осталось отвечать на стрельбу только ответной такой же стрельбой. А при подавляющем численном превосходстве федералов положение группы Аббаса кажется просто бедственным.
Ракета пролетает и гаснет.
– За поворот! Отходим за поворот... – кричит командир.
Он подхватывает вставшего на колени Анвара и, не слишком церемонясь с раненым, помогает ему идти, придерживая за руку, и даже прикрывает собой от случайного выстрела с противоположного склона. А очереди оттуда раздаются частые, не слишком прицельные, но оттого не менее опасные. Кто-то перед Аббасом падает лицом вниз. Еще кто-то падает впереди. Но поворот уже рядом. Успеть бы... Успеть...
Раненый мешает бежать быстро. Но не в ноги же он ранен. Ключица не должна так мешать.
– Шевелись, – поторапливает Аббас.
Анвар в ответ что-то хрипит, и командир вблизи видит на губах разведчика обильную кровавую пену. И сразу понимается происшедшее. Пуля не прошла навылет, перебив ключицу. Анвар заряжал «газонокосилку», наклонившись вперед. Значит, пуля ушла куда-то в грудь.
– Быстрее! Успеть...
Но тут взлетает новая ракета. Аббас сам падает, увлекая Анвара за собой. Раненый стонет от удара о каменистую землю. Впереди залегают другие, дожидаясь момента темноты. И в это время треск автоматных очередей на противоположном склоне усиливается. Пули бьют в камни горы, рикошетят, по-сумасшедшему кувыркаются, одна даже вскользь бьет Аббаса по макушке, чуть не сорвав маску «ночь», превращенную в шапку. Кто-то вскрикивает впереди, за ним другой вскрикивает и стонет.
И вдруг в какой-то миг пули перестают свистеть рядом, хотя автоматные очереди не только не прекращаются, а усиливаются, многократно усиливаются. Аббас осознает, что стрельба переместилась. И ракета, прогорев, не дождалась сменщицу.
Аббас поднимает голову над камнем, всматривается в противоположный склон и вдруг понимает, что кто-то сверху активно расстреливает федералов.
Неожиданно подоспела помощь...
– Наши! Там наши! – радостно кричит Николай. – Бежим туда...
– Огонь! – командует Аббас и первым дает очередь в сторону противоположного склона. В то место, где отстреливаются против сидящего выше противника федералы. Отстреливаются из безнадежной позиции...
Сверху падает осветительная граната. Федералы теперь, как мишени в тире. Вторая граната падает. Уже не осветительная. Третья, четвертая...
– Огонь! – громче кричит Аббас, но вдруг слышит, что помогает ему всего один автомат. Он бросает взгляд в сторону и видит, что стреляет только Николай. Остальные бойцы группы лежат неподвижно. Не в состоянии пошевелиться...
2
Эмир Дукваха Басаров опять берет хороший темп и сам задает его, не сменяясь, на месте торящего тропу. Раундайк идет следом, довольный, что для него такая нагрузка вполне по силам, и вдруг понимает, что идут они не просто по снежной целине, а по тропе, только прикрытой снегом. Он пытается в темноту всмотреться, чтобы тропу увидеть, но не в состоянии этого сделать. И обыкновенное чувство человеческого любопытства заставляет Клааса ускорить темп и догнать Дукваху, чтобы спросить:
– Ты это место знаешь? Ходил здесь?
– Нет. Впервые... – коротко, на выдохе, отвечает эмир, сберегая дыхание.
– А как тогда тропу угадываешь?
– Носом. Как зверь. – Дукваха изображает очередную страшную улыбку и вдруг останавливается, приподнимает с головы шапочку, чтобы уши открыть, прислушивается.
Прислушивается и Раундайк. И тоже слышит автоматные очереди. Не те очереди, что позвали и повели их вперед, а те, что раздаются с недавно пройденного джамаатом пути. Значит, пара минеров удачно завершила свое дело, обвалила снежный козырек на федералов, но всех придавить не сумела. И остатки ведут преследование. Минеры отстреливаются.
– Сейчас темно. Могут уйти...
– Не так темно, если с ПНВ работают... – вздыхает Дукваха и жестом подзывает к себе пулеметчика: – Берешь помощника, еще одного человека и... Назад по тропе, прикрой наших. Потом вместе догоняйте. Нам ждать некогда...
И сразу, не дожидаясь исполнения, продолжает путь. Темп прежний. Перестрелка впереди, то стихшая было, то возобновившаяся снова, манит Дукваху, заставляет торопиться. Через полчаса пути сзади раздаются новые очереди. Теперь уже и пулемет отчетливо слышно. Его рокотливый голос трудно спутать с автоматной очередью.
Дукваха не останавливается. Ждать – смысла нет, понимает и Раундайк. Можно не успеть к бою, что идет впереди и совсем уже рядом. Этот бой в два раза ближе, чем тот, что на пройденной тропе. И опять Раундайк удивляется чутью Дуквахи. Как он угадывает путь, как находит верные проходы?
В какой-то из моментов Дукваха останавливается, воздух носом тянет, нюхает... И с тропы сворачивает, по крутизне начинает подъем в стороне от очевидного перевала. Чтобы идти было удобнее, Раундайк ремень винтовки перебрасывает через плечо и помогает себе руками, упирая их в широкие колени. Так в самом деле легче на крутой склон взбираться. Главное, ритм выдерживать, тогда не задохнешься.