Сначала Полу Маккинрою казалось, что найти профессора Зин-Мухаммада будет несложно. Его даже искать не надо будет. Он сам себя объявит где-то. Он обязательно должен будет организовать аукцион по продаже «поцелуя двузуба». Следует только отслеживать все варианты подобной продажи. А для этого нужно проводить систематическое исследование определенных сфер. В том, что продажа будет осуществляться через аукцион, а не из рук в руки, Пол почему-то не сомневался. Это казалось ему естественным именно потому, что сам он делал бы точно так же. Естественно, что «Сотсби» и «Кристи», при всем своем опыте проведения международных аукционов, с таким товаром не справятся. Самое подходящее – использовать интернет-аукционы, которые проводятся десятками на разных сайтах. И Маккинрой нанял еще несколько помощников, как и договаривался с Джастином Юмом, строго их проинструктировал и запасся терпением.
Но шли месяцы. Поиск не двигался. Джастин Юм начал заметно нервничать. Даже выражение его лица несколько изменилось. Маккинрой отметил это и догадался, что Юма «дергает» начальство, требуя результата и не до конца доверяя. Но довод Пола показался вполне убедительным. Профессор Зин-Мухаммад желает довести до конца свои исследования, а на это необходимо время, возможно, и немалое. Потом он обязательно объявится. Слишком он заметная личность, слишком большим секретом обладает, чтобы никак не засветиться. При этом Маккинрой не сомневался, что ЦРУ ведет свой параллельный поиск и имеет при этом большие шансы на удачу, нежели он, поскольку обладает массивным и подвижным аппаратом, не имеющим практически ограничения в средствах и методах.
Но Зин-Мухаммад словно в пропасть провалился.
К середине второго года поисков у Маккинроя появилась новая мысль. Террористы... Вот люди, которым «поцелуй двузуба» необходим! Вот люди, которые готовы заплатить за него любые разумные суммы. Но здесь уже предстоит вести самостоятельный поиск. Его не отпустят с территории Штатов без контроля, догадывался тогда Маккинрой. В первый момент его отпустили на Гаити только потому, что удача казалась такой близкой – руку протяни и возьми. А куда-то далеко, куда-то в края, где терроризм чувствует себя домашним тираном, хозяином, решающим, кому жить, а кому умирать, – нет, туда не отпустят...
Значит, пришло время проститься с Джастином Юмом. Но Джастин слишком много знает, чтобы прощание прошло мирно. Он не захочет расставаться со своим подопечным, потому что такое расставание ставит крест на его и без того шаткой карьере, а Маккинрой не хочет расставаться без обладания теми знаниями, которые есть у Джастина, то есть знаниями, которыми обладает по текущему вопросу ЦРУ. Джастин в данном случае только хранитель информации, поскольку проектом занимается именно он. То же самое, что жесткий диск компьютера. Но как эти данные из Юма вытащить? Однако этот вопрос показался Маккинрою не слишком серьезным...
Таким образом, разрешилась судьба еще одной булавки из небогатого запаса оружия Маккинроя. Булавки, отравленной «поцелуем двузуба».
Маккинрой уже убеждался, что в тот момент, когда Джастин Юм с ним, посторонний контроль не ведется. И потому он сумел совершенно без проблем «умертвить» Юма на трое суток и вывезти бесчувственное тело «покойника» на арендованное ранчо. Ровно через семьдесят два часа Юм «воскрес» и уже не интересовался продолжением своей карьеры. Он стал обыкновенным «уродом». Точно таким же, каким стал бывший профессиональный боксер Морган, что произвел прекрасное впечатление на колумбийского наркобарона дона Хорхе Энрике. И Джастин Юм, бывший сотрудник штаб-квартиры ЦРУ в Ленгли, тоже произвел прекрасное впечатление на Пола Маккинроя, другого бывшего сотрудника того же ведомства. Действие препарата Пол проверил еще на Моргане и знал уже, что трое суток «смерти» не стирают из памяти того, что в нее было заложено раньше. Но воспоминания приходят только тогда, когда об этом спрашивают. Вернее, даже не воспоминания, а ответы на заданные вопросы. И достаточно точные ответы. Того же Моргана Маккинрой в свое время сумел «разговорить» до такой степени, что тот в подробностях рассказал не только о преступлении, за которое его приговорили к электрическому стулу, но и о других своих преступлениях, о которых сотрудники ФБР не знали. Вернее, знали, скорее всего, но никак не связывали их с Морганом.
Примерно то же самое произошло и с Джастином Юмом. После разговора с ним Маккинрой выяснил многое. Например, узнал, что профессора Зин-Мухаммада не стоит искать в Ирландии, где сам Маккинрой собирался начать поиск. В рядах ирландских террористов работает целая куча осведомителей ЦРУ, и след профессора там проверялся многократно и искался безуспешно. Вот во втором рассаднике терроризма – в среде палестинских террористических организаций – у ЦРУ более слабые позиции. Там тоже пытались искать, но поверхностно. Пытались даже привлечь к поискам «Моссад», как организацию, имеющую среди палестинцев более разветвленную агентуру, но израильская разведка не пожелала работать «втемную». Ей надо было знать, кто такой профессор Зин-Мухаммад, а этого ЦРУ раскрыть не пожелало.
Но наиболее перспективным путем поиска ЦРУ рассматривало новую набирающую мощь и амбиции силу – среду исламских фундаменталистов. Их корни напрямую связаны с наркотиками и с нефтью. Именно потому, оставив Джастина на произвол судьбы, высадив его из машины посреди пустынной дороги, Маккинрой отправился на Ближний Восток, погостить в арабских странах. И именно тогда он и стал называть себя журналистом Клаасом Раундайком...
* * *Дукваха останавливается, вслушиваясь в окружающую темноту. Некоторое время назад бой впереди стих, точно так же, как чуть раньше стих бой позади, и джамаат идет только в направлении, определяемом чутьем своего эмира. Идет туда, куда он приведет, и при этом сам не знает, что ждет джамаат впереди, как не знает того, что произошло позади. Моджахеды привыкли эмиру доверять, и он раньше никогда их не подводил. Он удачливый человек и всегда полагается на свою удачу, которая подсказывает ему правильный выход. Но сейчас и он слегка растерялся. Раундайк видит это, оказавшись ближе других к Дуквахе. Эта растерянность в глазах, обычно таких уверенных, живет.
– Может, там уже все кончилось? – спрашивает Клаас.
– Так не кончается. Это только середина. Кто-то отступил. Отстреливаясь. Наверное, Аббас. Потому что в него с разных сторон стреляли. Он должен одной группой идти...
– Угодил в засаду?
– Тоже может быть... Федералы любят засады. Но из засады его не выпустили бы. Засада обязана оба фронта перекрыть, а здесь стреляли с боковых сторон, под углом.
– Как ты это слышишь? – удивляется Раундайк. – Я могу только сторону определить. И то приблизительно...
– Повоюй с мое.
Дукваха озадаченно морщит лоб, приседает, вытаскивает из-за пазухи карту и, спрятавшись за камень от постороннего взгляда, светит себе фонариком. После этого показывает рукой увереннее:
– Туда... Там есть место, откуда осмотреться можно.
– Без ПНВ не осмотришься.
– Тогда – послушаем.
И снова марш-бросок... Теперь уже короткий, потому что впереди опять разгорается бой. Дукваха выводит джамаат точно на позицию, которую определил. И все видит благодаря ракетам, которые запускают федералы... На свою беду запускают, потому что он и их сверху видит так же прекрасно, как и тяжелое положение, в которое попала группа Аббаса.
– Огонь! – звучит команда...
3
По ночной Москве ездить – одно удовольствие. Пусть и гоняют отдельные редкие машины на пределах реакции водителя, а часто и за этим пределом, тем не менее в пробках стоять не приходится. А это, по большому счету, стоит гораздо большего. Когда мучаешься медленно и долго, устаешь гораздо сильнее.
Впрочем, маленький «Геша» тоже скорость любит. Вернее, скорость любит Пулат. Да и Сохатый, сидящий справа от «маленького капитана», совсем не похож на дежурного инспектора дорожной службы, который ловит любителей рискованной скорости. Быстренько едут...
Зураба посадили на заднее сиденье, он рассказывает, как обычно, обстоятельно:
– Нашел я Фатиму Абдутабарову. Она в Москве живет, журналистка на какой-то радиостанции. Кажется, на иностранной. По крайней мере, визитка у нее на двух языках – русском и немецком. Обычно, кто с конкретной страной не связан, делает на русском и английском... Аббас Абдутабаров – сын ее покойной сестры. Вообще-то Фатима племянником мало интересуется, но знает, что он в боевики подался, в отряде какого-то полевого командира пристроился. Слышала, что еще жив. Больше ничего... Про сестру свою Мадину, мать Аббаса, она и рассказала... История, в общем-то, трагическая, но для нашей жизни обычная. Отец у них суровый был. По старым законам жил, честь свою берег. Мадина на сессию ездила, в Ростове училась, там и познакомилась с чеченцем Аббасом Чохоевым. Тоже там учился, в институте физкультуры. Забеременела... Когда отец об этом узнал, был большой скандал, и отец выгнал Мадину из дому. Мадина пристраивалась, как могла, надеялась, что дед, когда ребенок родится, смилостивится при виде внука или внучки... Кого уж там она ждала, не знаю. Так и родила. Где и чем кормилась, как жила – никто не знает. Из роддома выписалась, податься ей некуда. Кто ее с ребенком на квартиру пустит? Беспокойство... У всех своих забот... Вечером приходит домой с ребенком. А отец на порог ее не пускает. Мадина уходит в слезах и той же ночью возвращается в сад, ребенка на заднем крыльце дома кладет, а сама на старой чинаре вешается... Там, под чинарой, стол стоял, отец сестер за этим столом отдыхать по вечерам любил. Она на стол залезла, приделала на большую ветку веревку, голову в петлю и спрыгнула... Больше отец за тот стол не садился. А ребенка в детский дом отдал. Не захотел принять. Сам отнес... В пеленках записку нашли с именем – Аббас. Решили, что мать его так назвала...
– Это бывает... А откуда Фатима знает, кто отец ребенка? – спрашивает Дым Дымыч.
– Она одна и знает. Ей Мадина письмо написала перед смертью. Просила найти в Ростове Аббаса Чохоева и про ребенка ему рассказать... Фатима сразу поехать в Ростов не смогла, когда поехала, поздно уже было, не застала, того в армию забрали – нашла Чохоева только в Москве, случайно. Много лет спустя. Когда Аббас уже в отряде Имамова воевал... Рассказала... Но отец сына так пока и не видел. Вот такая судьба у мальчишки...
– А как Чохоев сообщение встретил? Признал факт?
– Я спрашивал... Фатима сама не поняла. Она ведь не просто рассказала. Она обвинила его в смерти сестры... Но выслушал он ее внимательно, ничего не сказал, повернулся и ушел... И больше встретиться не пожелал. Признал – не признал... Непонятно. В принципе, у него сейчас своя семья – жена русская, наверное, не хочет вносить в дом лишние пересуды. Но о Чохоеве разговор вообще особый...
– Вот этого разговора мы и ждем, – говорит Пулат, включая дворники на ветровом стекле – обильный снежок внезапно повалил, стал дорогу и машину засыпать. – Побыстрее, а то мы подъезжаем...
«Геша» сворачивает на боковую улицу. Пулат всматривается в номера домов с левой стороны, чтобы правильно сориентироваться.
– Еще пару кварталов, кажется... – прикидывает Сохатый. – Рассказывай, чтобы не стоять под окнами.
Зураб продолжает:
– Аббас Чохоев... Работает преподавателем физкультуры в каком-то колледже и ведет занятия в платном клубе для мальчишек – тренер по айкидо.
– Хороший, может быть, человек, – со знанием вопроса сразу решает Дым Дымыч и оборачивается. – Чтобы обучать кого-то айкидо, мало только «физику» иметь, необходимо знать восточную философию и обладать достойными моральными качествами... Без этого айкидо человеку всерьез не дается. Он всем этим обладает?
Зураб плечами пожимает:
– Я с ним не знаком, но все отзываются о старшем Аббасе хорошо. Только вот... Неприятности у него крупные... Не поладил он с серьезными парнями из диаспоры. С теми, что среди своих власть пытаются держать жестко. И не только среди своих... С одной из группировок ребята. Его попробовали «к порядку призвать»... Он за себя хорошо, говорят, постоял... Такого унижения не прощают... И в результате на него оформлено уголовное дело за избиение трех чеченцев из диаспоры. Причем совсем не тех, кто приходил к Аббасу на разборки. Парни малолетние. Клянутся, что их избил именно Чохоев, а он говорит, что в глаза их не видел. Сейчас идет следствие. Чохоев под подпиской о невыезде. Я думаю, никому не надо объяснять, как идет следствие против любого чеченца...
В голосе Зураба звучит откровенная обида.
– Понятно, – кивает Пулат и сворачивает во двор. – Кажется, второй корпус с улицы... И второй же подъезд... Это ничего, что мы так рано? Еще и трех утра нет.
– Но уже почти три часа ночи, – возражает Зураб.
Они выходят. Пулат закрывает дверцу, включает сигнализацию.
Дверь подъезда с домофоном. Дым Дымыч с пилкой для ногтей и с куском гибкой проволоки колдует над замком около минуты. Наконец на табло зажигается традиционная приветливая надпись «open».
– Прошу...
Лифт быстро поднимает их на двенадцатый этаж. Металлическая, хотя и покрытая аккуратным утеплителем, дверь. Такую ногой не вышибешь. Звонят скромно. Только два раза... Ждут долго. К двери никто не подходит. Вздыхают оттого, что их не ждут с распростертыми объятиями, и звонят еще два раза. Теперь уже настойчивее. Через минуту в дверной глазок видно, как в прихожей зажигается свет. Глазок закрывается чем-то темным – ясно, смотрят...
– Кто там? – спрашивает встревоженный женский голос.
– Здравствуйте, – как всегда, вежливо говорит Пулат. – Нам необходимо срочно поговорить с Аббасом Чохоевым.
– Кто вы? – Голос недовольный. Не только со сна, но и вообще недовольный. Да и кто доволен будет, когда незнакомые люди приходят среди ночи, будят.
– Мы не можем об этом говорить на весь подъезд. Извините... Пригласите, пожалуйста, Аббаса. Он очень нам нужен...
За дверью слышатся шаги. Вернее, шаги не слышатся, но половицы скрипят. Еще кто-то подходит к двери. Слышно разговор. Слов почти не разобрать.
– Я сказал, иди... – наконец отчетливо звучит твердый мужской голос.
И начинает проворачиваться замок. Дверь открывается сразу нараспашку. Чохоев не желает смотреть в щелку, предпочитая прямой разговор. Он высок, строен, но широкоплеч. Лицо со сна слегка помято. Смотрит с вызовом и без боязни...
– Добрый день, – говорит Пулат.
– Ночь, – добавляет Дым Дымыч.
– Да... Ночь. – Пулат соглашается с очевидным. – Вы Аббас Чохоев?
– Я.
– Мы сотрудники российского бюро подсектора Интерпола по борьбе с терроризмом. Вот мои документы... – Пулат показывает заранее приготовленное удостоверение. – Нам необходимо поговорить с вами. Помощь нужна, которую только вы и можете оказать.
– А этот? – спрашивает Аббас, кивая на Зураба.
– Это ваш земляк, наш сотрудник.
Зураб тоже показывает удостоверение. Чохоев что-то спрашивает Зураба по-чеченски. Тот отвечает. Тон разговора человеку, чеченского не знающему, кажется повышенным, резким. Впрочем, этот язык всегда так звучит. Наконец Чохоев шагает в сторону, пропуская ночных визитеров в квартиру.
– Пойдемте на кухню. В большой комнате у меня дети спят. Я тебе сказал, иди... – последняя фраза обращена к жене, которая, придерживая рукой халат, выглядывает из-за косяка. Женщина послушна. Сразу же исчезает в темноте комнаты. Хоть жена и русская, Аббас приучил ее жить по законам Востока.
Квартира тесная, кухня тесная. Вчетвером едва помещаются там.
– Слушаю вас, – говорит Аббас. – Надеюсь, меня еще не записали в террористы?
– Надеюсь, у нас не будет к этому причин.
Пулат своей улыбкой легко располагает людей к себе. И сейчас, при взгляде на «маленького капитана», Аббас оттаивает лицом. Слегка расслабляется и уже не ждет откровенных неприятностей. Новых неприятностей.
– Некоторое время назад с вами беседовала Фатима Абдутабарова.
Взгляд опять становится напряженным.
– Да, была у нас такая беседа... Какое это может иметь отношение к Интерполу?
– Интерпол интересуется полевым командиром Русланом Ваховичем Имамовым.
– Я с ним не знаком.
– Но с ним знаком ваш сын. Имамов считается его воспитателем. И Аббас Абдутабаров, насколько нам известно, относится к Руслану Ваховичу с большим уважением.
– Но я ни разу в жизни с сыном не встречался. Я даже не знал о его существовании. И ничем, думаю, не смогу быть вам полезным...
– А вот здесь вы, скорее всего, ошибаетесь, – вступает в разговор Дым Дымыч. – Любой человек, окажись он на месте вашего сына, желал бы встретить своего отца. Хотя бы просто поговорить. Хотя бы просто посмотреть на него...
– И что вы мне предлагаете?
– В настоящее время ваш сын в опасности, точно так же, как и сам Имамов. Я не буду говорить конкретно, потому что не имею на это права, но есть определенные силы, которые получили приказ на уничтожение Имамова и Абдутабарова... А нам бы очень хотелось спасти и того, и другого.
– Они что-то знают?
– Имамов бывший полковник Главного разведывательного управления. Он сам по себе имеет ценность, как носитель секретной информации. Что знает ваш сын – нам неизвестно. Но просто так приказов на уничтожение не дают.
Чохоев думает целую минуту.
– Полковник ГРУ... – говорит он наконец очень серьезно. – А вы представляете Интерпол... Интерпол заинтересован в секретах ГРУ... Так я понимаю?
– Не так, – мягко возражает Пулат. – Двое из ваших сегодняшних гостей тоже бывшие офицеры спецназа ГРУ. В данном случае мы работаем совместно с ГРУ и с управлением антитеррора «Альфа» ФСБ России. И обращаемся к вам за помощью.
– Я не совсем понимаю, в чем конкретно может выражаться моя помощь?
– Мы предлагаем вам вступить с сыном в контакт...
– Каким образом?
– Этого мы тоже пока не знаем. Но, скорее всего, вам придется вылететь в Чечню вместе с группой спецназа ГРУ. Телефонной или иной связи с отрядом полковника Имамова мы не имеем.
– У меня подписка о невыезде...
– Мы в курсе. Мы даже поможем вам разрешить конфликтный вопрос своими силами. А вопрос с подпиской решит «Альфа».
– Тогда я согласен. Да... Впервые встретиться с сыном и... При таких обстоятельствах... У меня там спят три дочери... – кивает Аббас в сторону комнаты. – А другого сына Аллах не дал... И... даст ли?
ГЛАВА 4
1
Группа полковника Согрина сходится с верхней группой тогда, когда меняет направление ветер и приносит со стороны далекого Черного моря небольшой липкий снегопад, обещающий вскоре вырасти в нечто более солидное, если судить по тучам, быстро затянувшим небо. Тучи тяжелые, темные, но быстрые. Обычно это предвещает пургу.
Останавливаются только на минуту.