Сам Мочилов собирается недолго. Домой, вопреки повторному настоянию начальника оперативного отдела – жены у них подруги, – все-таки не звонит, чтобы не пугать жену раньше времени, и вызывает машину, чтобы выехать в аэропорт Жуковский. Там уже сменил график полета, дожидаясь его, самолет военно-транспортной авиации, летящий в Ханкалу. Спиридонову стоило большого труда и применения всего своего авторитета, чтобы уговорить авиаторов пойти на смену графика. В Ханкалу следует успеть до девяти ноль-ноль. Это последний критический срок, просчитанный заранее в общем плане операции. И уже из штаба группировки связаться с ОМОГ Согрина и Разина, что обещал лично обеспечить начальник штаба группировки на Северном Кавказе...
По дороге следует еще заехать к Басаргину и забрать с собой Аббаса Чохоева. Нонсенс – гражданский человек в боевой операции. В линейных частях это, естественно, недопустимо. Спецназ ГРУ может себе такое позволить. Спецназу часто приходится действовать не по правилам, а по старому принципу, согласно которому цель оправдывает средства. Главное, чтобы цель была достойная.
* * *Чохоева от офиса Интерпола до «уазика» полковника провожает Пулат. Но смотрит при выходе из подъезда не на машину ГРУ, а на своего «Гешу», стоящего рядом. Пожимает полковнику руку и приветственно кивает на прощание старшему Аббасу, который устраивается на заднем сиденье. У Чохоева весь багаж помещается в небольшой сумке, у полковника – в традиционном офицерском «тревожном чемодане».
– Как в Чечне погода, Юрий Петрович? – спрашивает он.
– Метели... – Мочилов краток.
– Если будут достойные новости, держите нас в курсе дела.
– Непременно.
Пулат смотрит на часы, дергает «Гешу» за дверную ручку и направляется к подъезду.
«Уазик» мчит по ночной Москве. Днем полковнику в график было бы уложиться трудно, даже при езде по тротуарам. Сейчас и проезжей части дороги хватает, чтобы успеть. Правда, перед утром вышли на работу снегоуборочные машины, чтобы ликвидировать последствия скоротечного, но обильного снегопада, и мешают движению своей основательной медлительностью и привычкой не обращать внимания на другой транспорт. Но все же не настолько они серьезная помеха, чтобы их задержать.
– Вы, наверное, уже арестовали моего сына? – уже на выезде из города спрашивает Чохоев. Первые слова, которые он произносит за всю дорогу, отчего становится полковнику, углубленному в свои мысли, даже симпатичен.
– Нет.
– А где он сейчас пребывает?
– В отряде полевого командира Руслана Ваховича Имамова. В горах... На леднике...
– Но мне же обещали встречу с ним, – не понимает старший Аббас.
– Вот для того мы и везем вас в Чечню. Встретитесь, надеюсь... Может быть, прямо на леднике... Бывали на ледниках? Вы же горец?
– Я не горец. Я типичный горожанин, и все предки мои жили в долинах... Вы хотите вывезти меня в горы?
– Посмотрим.
Чохоев ничего не понимает из разговора, но чувствует, что откровенничать с ним этот полковник пока не намерен, хотя очень строгим он и не выглядит, несмотря на большой шрам, пересекающий красивое мужественное лицо с удивительно правильными чертами.
* * *Всю ночь не спавший полковник легко засыпает даже в военно-транспортном самолете, привычно обещающем развалиться на лету. Но самолет опять не разваливается и доставляет пассажиров в Ханкалу, где прямо к взлетной полосе подъезжает встречающая машина с командиром одной из отдельных мобильных офицерских групп пышноусым майором Дубровским, временно прикомандированным к местному разведывательному управлению.
– Одна рота прибыла. Ждут команды, – докладывает Дубровский у грузового трапа, к которому задом сдает грузовик, чтобы начать разгрузку. Солдаты-грузчики стоят в кузове. – Вертолеты дозаправили.
– Кто командир роты?
– Капитан Севастьянов.
– Не помню... Толковый?
– Раньше не был знаком. Ничего не скажу.
– Меня в штаб, командира роты ко мне! Садись, Аббас...
Юрий Петрович одновременно и приказ отдает, и приглашает попутчика. И тут же смотрит на часы. Время до сеанса связи еще есть. Летчики, как и обещали, не подвели. Уложились.
В городе уже рассветает, но небо затянуто серой утренней хмарью, и такое впечатление, что грозится наползти сырой туман. Вот тумана-то Мочилову меньше всего хочется. Даже пурга менее неприятна, чем туман. Пурга в горах идет эшелонами, оставляя коридоры, в которые можно проскочить. А в туман и из Ханкалы ни один вертолет не вылетит.
В штабе уже заказан пропуск на Юрия Петровича, но возникают вопросы к Аббасу Чохоеву, и полковник, чтобы время не терять, оставляет московского чеченца в машине с Дубровским, а сам проходит сразу в кабинет начальника штаба.
Генерал принимает его без задержки, хотя с большим трудом удается выпроводить из кабинета штабных офицеров, у которых, естественно, все дела всегда срочные.
– Значит, начинаете?
– Уже начали. В течение часа соберутся основные силы. Если погода позволит...
– Силы задействуете большие?
– Три роты спецназа. Попытаемся, товарищ генерал, закрыть в мешок оба отряда.
– Хорошо бы получилось... Я имею против Имамова не больше, чем против других полевых командиров, но очень уж он грамотный противник. Многим нашим офицерам не по плечу. И потому, думаю, уничтожение его отряда можно было бы считать праздником. Тем более что ему навстречу выступило сильное подкрепление...
– Мы радовались бы больше вас, если бы все прошло благополучно. Но погода пока не на нашей стороне. Меня сейчас интересует сеанс связи. Я должен пообщаться со своими офицерами. Конфиденциально.
– Бога ради. Я посажу в отдельном кабинете радиста с настройкой на вашу волну. Он выйдет, как только соединится. Качество связи, правда, гарантировать не могу. Сами говорите – погода... В горах это всегда важно.
– Спасибо.
* * *Мочилов вместе с начальником штаба собираются уже выйти, чтобы отправиться на узел связи. В это время в дверь стучат. Не дожидаясь приглашения, заходят два человека в штатском. Мочилов почему-то сразу понимает по серым лицам, по выражению глаз, по неуместной здесь гражданской одежде и вообще по манере поведения, что это и есть те самые генералы – Стригун и Яхонтов. Генералы молча пожимают руку начальнику штаба и слегка кивают незнакомому полковнику.
– Донесения для нас были? – спрашивает генерал с седым ежиком на голове.
– Сеанс связи через пять минут, – начальник штаба смотрит на часы. – Что будет, я прикажу доложить.
– А что насчет подкрепления? – спрашивает второй генерал в штатском. У этого глаза сердитые, хронически недовольные.
– По-прежнему. Все подразделения заняты. Самим людей не хватает... Вы вовремя не подумали о резерве. Мне об этом, извините, думать некогда. У меня своих забот хватает, – начальник штаба отвечает тоже сердито. Он чувствует поддержку в прибывшем из Москвы полковнике. И понимает, что и в Москве не все рассматривается так однозначно, как казалось вначале. По крайней мере, силы против двух генералов в штатском стоят серьезные. Может быть, самые серьезные в стране. И выбор стороны для начальника штаба очевиден.
– Вы, может быть, еще не в курсе, – генерал с седым ежиком холоден и вежлив. – Нам доложили, что в аэропорту сидит рота десантников. Это как раз то, что нам необходимо. Если хотите, мы обеспечим вам приказ из Москвы...
– Во-первых, это не десантники, а спецназ ГРУ.
– Это еще лучше.
– Во-вторых, прибывшее подразделение не входит в мое подчинение, и я не могу им приказывать принять участие в операции. У них свои задачи...
Генерал в форме смотрит на генералов в штатском достаточно твердо.
– Какие задачи! Мы общее дело делаем.
– А у нас свое дело, – поймав взгляд начальника штаба, вступает в разговор Юрий Петрович. – И тоже общее. И свое при этом.
Генералы в штатском смотрят на него с недоумением.
– Это полковник Мочилов из ГРУ. Только что прилетел из Москвы.
– Вот и прекрасно, товарищ полковник, – говорит генерал с седым ежиком. – Мы намерены задействовать ваших людей в своей операции.
– Это невозможно, потому что мои люди задействованы в другой операции, к которой вы, насколько я понимаю, не имеете никакого отношения, – Мочилов говорит категорично. – В данной ситуации я никак и ничем не могу вам помочь, поскольку вы не уполномочены мне приказывать. Извините...
– Как с вами связаться? – спрашивает сердитый генерал в штатском. – Вам вскоре сообщат новый приказ.
– Мое руководство знает, как со мной связаться.
– Я попрошу вас пока не снимать с места прибывшую роту.
– Я сниму ее, как только у меня возникнет такая необходимость.
– Товарищ полковник, мне кажется, вы идете на конфликт?
– По-моему, это вы идете на конфликт, пытаясь приказывать людям, которым приказывать права не имеете, то есть превышаете свои полномочия. А я между тем даже не знаю, с кем имею дело.
– Это невозможно, потому что мои люди задействованы в другой операции, к которой вы, насколько я понимаю, не имеете никакого отношения, – Мочилов говорит категорично. – В данной ситуации я никак и ничем не могу вам помочь, поскольку вы не уполномочены мне приказывать. Извините...
– Как с вами связаться? – спрашивает сердитый генерал в штатском. – Вам вскоре сообщат новый приказ.
– Мое руководство знает, как со мной связаться.
– Я попрошу вас пока не снимать с места прибывшую роту.
– Я сниму ее, как только у меня возникнет такая необходимость.
– Товарищ полковник, мне кажется, вы идете на конфликт?
– По-моему, это вы идете на конфликт, пытаясь приказывать людям, которым приказывать права не имеете, то есть превышаете свои полномочия. А я между тем даже не знаю, с кем имею дело.
– Может быть, вам и не надо знать, с кем вы имеете дело... – говорит сердитый генерал. – Ждите приказа.
– Извините, я жду только определенного момента, чтобы выполнить свою задачу. А приказ я уже получил и продолжаю его выполнение.
Сердитый генерал багровеет лицом и резко направляется к двери. Второй укоризненно качает головой и идет следом.
Начальник штаба почти сияет:
– Понаехало их тут. Спасу нет... Пойдемте, Юрий Петрович, а то опоздаем.
ГЛАВА 6
1
Ветер и снег лицо обжигают, словно наждачной бумагой по щекам хлещут. Но пурга в данном случае на руку спецназовцам. Можно подобраться к противнику скрытно достаточно близко и даже, при определенных условиях, сработать не на уничтожение, а на задержание, чтобы оперативным допросом выяснить места дислокации отряда Имамова и его отдельных джамаатов. Кроме того, ветер мешает боевикам услышать их приближение. Даже сами спецназовцы не слышат, как скрипит под ногами снег. А они при этом имеют возможность на сравнительно небольшом расстоянии видеть и сквозь пургу через оптику с приборами ночного видения. И потому Согрин идет достаточно быстро, часто прикладывая к глазам бинокль. Активная стрельба дает конкретное направление движения не менее верно, чем откровенный дорожный указатель. Единственное, что плохо – на склоне ветер в лицо хлещет, сечет кожу мелкими снежинками, и окуляры бинокля от снега приходится то и дело очищать. Но здесь обстановка благоприятная для действий. Как у другой группы?
– Я Рапсодия. Как слышите меня, правый склон?
– Я Бандит. Можешь не кричать в уши. Там и без того ветра много. – Голос у Сохно почти веселый. Он всегда такой в преддверии боя. – Что нового, командир? Мы пока свободно гуляем. Свежим воздухом, можно сказать, дышим.
– Я подхожу вплотную. По той же тропе. След в след.
– Мы чуть выше тропы выдвигаемся. Метров на двадцать. Нас спец ведет. Он так и решил. Но склон крутой. Цепляться приходится.
– У нас выше вообще не пройти – скалы. Торопитесь. Мы сейчас начнем атаковать... Вам бы тоже пора... Если будет возможность, работайте на задержание. Необходимо будет кого-то допросить... Но в это тоже сильно не упирайтесь. Главное – быстрее вступить в дело...
– У нас тоже скалы, – вмешивается в разговор Кордебалет. Полковник улавливает, что голос у Шурика недовольный. – Правда, не выше, а прямо под нами. Закрывают видимость. Если эти камушки протянутся дольше, боюсь, придется возвращаться... Дождетесь?
– Нельзя, похоже, ждать... – Согрин серьезен. – Бой в разгаре. Будем работать автономно. Ориентируйтесь по обстоятельствам. Дышите свежим воздухом, но задачу не забывайте. Время, еще раз говорю, дорого.
Конечно, атаковать сверху гораздо удобнее и безопаснее. Цель при стрельбе видно. Но полковник просмотрел склон тщательно, хотя и не демонстрировал свой осмотр лейтенантам, идущим за ним, – возможности оперативно взобраться нет. А использовать их горные навыки и вбивать крючья, чтобы подняться, – это непростительная трата времени, когда рядом идет бой. Слишком велик риск опоздать, поскольку боевики не прячутся, не обходят засаду, которую определили, а атакуют ее сами, следовательно, на свои силы рассчитывают. Если и не на численный перевес, то хотя бы на позиционное преимущество, что порой может весь исход боя решить. И часто решает в такой войне, состоящей не из сражений, а из коротких кровопролитных стычек.
Ближе, ближе стрельба... Совсем близко... Глухо ухает взрыв гранаты внизу. И за ней вторая граната – осветительная. Даже спецназовцам теперь ее видно. Яркое белое свечение в серо-белом мареве. Но в пургу от нее толку мало. В пургу даже рассвет не видно, а рассвет, судя по времени, приближается, если еще не начался. Но к первой световой гранате добавляется вторая, третья... И стрельба сверху становится интенсивнее. А это значит, что боевики, которые к взрывам ближе, что-то с помощью гранат видят, оставаясь сами, по сути дела, невидимыми. И попросту расстреливают засаду. Следовательно, надо выручать. Быстрее выручать...
– Вижу цель! – говорит лейтенант Брадобрей. У него, как и у лейтенанта Егорова, «винторез», и время от времени Брадобрей прикладывает к глазу ночной прицел.
– Помоги ребятам...
Лейтенант целится недолго. Полковник не на него смотрит, а вперед, туда, где Брадобрей в ночной прицел увидел цель, а полковник в бинокль пока ничего не видит. Звук выстрела «винтореза» разобрать мешает пурга, только наушник «подснежника» доносит слабый хлопок. Но теперь и полковник замечает, как в снежной кутерьме кто-то взметнулся и откинулся в сторону.
– Вперед! – выкрикивает Согрин команду и с ходу дает в нужном направлении короткую очередь. С одной руки стреляет, потому что вторая в это время убирает бинокль. И умудряется удержать автомат прямо, хотя его при стрельбе активно уводит влево.
Тут же начинают говорить за спиной автоматы лейтенантов Саакяна и Юрова. Пули свистят рядом с полковником.
– Осторожнее, меня не подстрелите!
И в это время чувствует удар в грудь. Бронежилет встречный выстрел выдерживает с честью, пуля рикошетит, но «подснежник» доносит вскрик сзади. Кого-то из лейтенантов другая пуля достала. Однако останавливаться и разбираться сейчас времени нет. Согрин стреляет активнее, очередь за очередью, и стремится вперед, преодолевая упругую встречную силу пурги. Склон не крутой, и почва под ногами хотя и снегом покрытая, однако прочная – они позволяют ему торопиться. Но опыт помогает ситуацию проанализировать. «Подснежник» по-прежнему доносит хлопки «винтореза», а автоматов за спиной больше не слышно. Значит, или Саакяна и Юрова нашли пули, или хотя бы одного, а второй над ним склонился, помочь пытается. Нельзя в момент атаки останавливаться. Нельзя! Даже для помощи нельзя!
– Вперед кто может! – еще раз выкрикивает Согрин.
Он визуально определяет, что до засады боевиков осталось несколько шагов. Вот они, последние шаги. Два боевика на тропе. Лежат. Скорчились... И заставили скорчиться в такой же неестественной позе кого-то из солдат там, внизу...
Быстро осмотреться.
Оценить ситуацию.
Ситуация простая и стандартная. Ниже по склону, опять же в неестественных позах смерти, хорошо видно еще пять трупов в грязно-зеленом «камуфляже». Это солдаты. Их расстреляли почти в упор. Из тех, кто расстреливал, двое убиты, а где остальные? Преследовать убегающего противника – это хорошо, это бывает необходимо. Но преследование в пургу может закончиться ничем, в то время когда с противоположного склона на засаду продолжают литься автоматные очереди.
Согрин оглядывается. За спиной Брадобрей и Саакян. Значит, Юров на тропе остался.
– Что с Юровым?
– Ноги перебило, – задыхаясь после бега, отвечает Саакян. – Обе. Одной очередью. Три ранения.
– Саакян, контролировать ту сторону! – Полковник показывает в единственную сторону, куда могли скрыться оставшиеся в живых боевики. – Брадобрей! Обстрел противоположного склона. Огонь!
Сам полковник прикладывает к глазам бинокль, и ПНВ, реагирующий на тепловое излучение, позволяет отчетливо определить вспышки тепла, вылетающие из автоматных стволов. Память сразу фиксирует направление цели. Автоматный приклад к плечу, и короткие очереди. Пулю за пулей посылает Брадобрей. В какой-то момент и Саакян начинает активно стрелять.
– Есть там кто? – спрашивает полковник.
– Не знаю. Может, показалось. Видимости никакой...
– Контролируй. Они могут вернуться.
– Рапсодия, я Бандит. Нас Сусанин завел туда, где ничего не видно. Скалы мешают... Возвращаемся в темпе. Действуйте сами.
Но действовать, похоже, уже не нужно. С противоположного склона не доносится ответных выстрелов. Если остались живые боевики, они последовали примеру тех, что отступили перед атакой группы Согрина с левой тропы.
– Кажется, пока все...
Согрин пускает зеленую ракету, за ней сразу же вторую. Это опознавательный сигнал – «наверху свои». Ракеты поднимаются над долиной стремительной белой чертой, почти скрываемой пургой, но опускаются как раз туда, куда следует, и цвет ракеты можно разобрать даже в пургу... Стихает стрельба и в долине. Признали своих.