Вспыльчивый — это немного не в тему, потому что Кулинар, судя по всему, человек хладнокровный. Но познакомиться не мешает.
Номер два — водитель погрузчика Воронин. Двадцать семь лет, живет в Выхино, два года назад получил сотрясение мозга — во время подъема на штабелере развалился паллет с краской, и одна банка угодила Воронину по голове. «Вопрос порешали, — дописал Виталик, — но Воронин остался недоволен. Деньги давно закончились, а голова все болит». Насчет «порешали» все было ясно — владельцы заплатили Воронину энную сумму в обмен на обещание не поднимать шума. Оформлять травмы на производстве администрация не любит — слишком много проблем. Проще раскошелиться неофициальным образом и спустить дело «на тормозах».
Воронин показался Савелию перспективным, во всяком случае, перспективнее номера первого. Два года назад Высоцкий уже был совладельцем складского комплекса, значит, недовольство Воронина распространялось и на него. Убийство сына вполне могло быть местью Высоцкому. Убил одного врага и сына другого врага плюс даму из отдела персонала, которая тоже могла быть каким-то боком причастна к истории с развалившимся паллетом — посоветовала что-то не так, или не поддержала, или как-то ввела в заблуждение. Обидела, в общем. Ну а водителя погрузчика Шарабчиева Воронин мог убить как для «маскировки», так и по каким-то своим соображениям. Может, Шарабчиев взял его погрузчик, покатался и забыл после себя сиденье влажной тряпочкой протереть. Или еще что-нибудь. Два водителя погрузчика найдут повод для ссоры — у них точек соприкосновения много, а каждая точка есть не что иное, как потенциальный повод.
Номер три — начальник смены, он же, по совместительству, и старший кладовщик Кочергин. Пятьдесят шесть лет, живет в Красногорске, один из самых старых сотрудников. Во время убийства директора приходил в бухгалтерию разбираться с начислениями за прошлый месяц, во время всех остальных убийств — работал. «В прошлом году хотел уволиться после того, как начальником склада назначили другого, — написал Виталик. — Любитель поддать».
Облом в карьерном росте вполне может стать поводом для мести. Особенно, когда ты давно работаешь на складе, надеешься и понимаешь, что если не сейчас, то уже никогда. Пятьдесят шесть лет, это не бог весть какой возраст, но все же не тридцать. Вдобавок Кочергин злоупотребляет алкоголем… Нет, Виталик правильно сделал, что включил его в список.
Номер четыре — Половецкий, слесарь-ремонтник погрузочной техники. Сорок два года, живет в Купавне, на складе работает четвертый месяц. «Отсидел два года по 158, — написал Виталик. — Мрачный, озлобленный тип, считает, что все ему должны. Как специалист — на уровне».
Савелий статей Уголовного кодекса по номерам не знал, поэтому пришлось спрашивать у Гугла. Оказалось, что Половецкий отбывал срок за кражу.
Номером пятым был аккумуляторщик по фамилии Рудь. Двадцать шесть лет, живет в Марьино, увлекается айкидо. На складе работает чуть больше года. «Е…нутый он какой-то, этот Рудь, — устно прокомментировал Виталик во время передачи списка. — Глаза и вообще… Объяснять долго, как увидишь — сразу поймешь».
«С него и начну», — решил Савелий, ставя галочку возле пятерки. Начинать всегда лучше с самого загадочного.
Номер шесть — электрик Стышкевич. Тридцать шесть лет, гражданин Беларуси, в Москву приехал из Бреста, живет на складе, в комнате при своей мастерской. Нелегально, конечно, живет, но вреда от этого нет — только польза. Стышкевич не тратится на съем жилья и почти всегда находится под рукой на случай аварии. Работает третий год. «Подкатывался к Луковской (вначале говорилось, что Луковская тетка, которой нельзя увлечься), но безуспешно, — написал Виталик. — Дома, в Бресте, одно время работал забойщиком на мясокомбинате. Крепкий мужик с крепкими нервами».
Крепкий мужик с крепкими нервами — это перспективно в плане подозрений, но зачем электрику из Беларуси, нелегально живущему на складе, убивать сына заместителя директора, водителя погрузчика и директора? Ну, Луковскую еще ладно — по принципу «так не доставайся же ты никому!», а остальных-то зачем? Ему же, как «нелегалу», полиция на складе совсем ни к чему? Вошел во вкус? Взыграло ретивое? Вспомнил, как коров забивал, и теперь остановиться не может? Ладно, посмотрим.
Номер семь — уборщик Ханюкевич. Пятьдесят один год, из Брянска, тоже живет на складе. Два года уже живет. «Убежденный коммунист, — написал Виталик, — только и разговоров, что об эксплуатации. Отсидел пять лет по 111 ст.».
Статья 111 — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Что ж, может быть, может быть. Шарабчиев, правда, никоим образом на роль эксплуататора не годился, но мало ли что между ними было. А так — вполне может быть. Убежденный борец с эксплуататорами и не таких дел натворить может, тому есть куча исторических примеров. А Шарабчиев мог оказаться свидетелем. Мог, например, увидеть, как убийца выходил из отдела персонала после того, как расправился с Луковской. Да, кстати говоря, версию с шантажом нельзя сбрасывать со счетов.
Номер восемь — юрист Хотин. Тридцать четыре года, москвич, живет в Перово, племянник жены убитого директора, на складе пятый год. «На работе сидит с утра до ночи, трудоголик, — писал брат. — Несмотря на разницу в возрасте, дружил с Кириллом Высоцким. Секретарша директора рассказала, что раньше директор подписывал договоры, подготовленные Хотиным, не читая, а примерно с мая этого года начал внимательно их изучать. Сам Хотин объясняет возникновение трений с директором тем, что советовал ему продать склад, а директор продавать не хотел. Любит играть в большой теннис».
Большой теннис — это ясно к чему. К убийству Луковской. Кто ракеткой привык действовать, тот и с битой будет хорошо управляться.
Замыкал список кладовщик Яворский, сорока пяти лет, проживавший в Кузьминках и работавший на складе седьмой год. «Мужик конкретно подвинут на вопросе смерти и загробной жизни, — написал о нем Виталик. — Такое впечатление, что совсем не в себе».
«Совсем не в себе» — это хороший диагноз. Можно сказать — универсальный. С другой стороны, кладовщик, насколько понимал Савелий, лицо материально ответственное, такие, кто «совсем не в себе», на этой работе долго не задержатся, а Яворский работает шесть с половиной лет. Опять же многие интересуются вопросами загробной жизни, это вечная тема, вечная загадка, в какой-то мере занимающая всех людей. Виталик так просто к человеку не прицепится, оперативное чутье у него определенно есть.
— Разберемся, — пообещал самому себе Савелий.
В списке не было ни одного указания на связь кого-то из «фигурантов» с кулинарией. Что это — плохо собранная информация?
Помимо всего прочего, убийца мог оказаться обыкновенным, если можно так выразиться, маньяком со своей, недоступной ничьему пониманию, идеей. И попробуй «вычисли» эту идею во время общения. Разве что сам злодей захочет ввести тебя в курс дела… А как этого добиться? И желательно остаться в живых.
Савелию не очень-то хотелось беседовать с предполагаемыми убийцами с глазу на глаз, оставаться с ними наедине, но что поделать? При свидетелях путного разговора не получится. Успокаивало лишь одно соображение — вряд ли во время беседы убийца решится напасть на Савелия. Как-никак их встреча не останется незаметной для окружающих, и убийца должен это понимать. Да и вообще — зачем ему убивать какого-то постороннего психолога?
С одной стороны, совершенно незачем. С другой — если все равно кого убивать, то и психолог сгодится. На безрыбье, как известно, и рак рыба.
Порой Савелий почти верил в то, что Кулинар — одержимый навязчивой идеей маньяк, но что-то смутное, неосознанное мешало поверить в это окончательно. Так бывало иногда — вроде бы ясен диагноз, а что-то беспокоит, мешает принять окончательное решение. В какой-то момент прозреваешь, осознаешь, что именно тебя беспокоило, и удивляешься тому, что не заметил этого сразу.
Савелий не раз прогонял в уме всю информацию по Кулинару, но так и не мог понять, чего упустил. Упускать по большому счету было нечего, не тот объем информации. В конце концов Савелий пришел к выводу, что ничего не упустил, просто недостаток данных не позволяет ему определиться. Рецепты из кулинарной книги и неуклюжее, если не сказать — пародийное, оформление убийств (чего только стоит завернутый в упаковочную пленку Шарабчиев) — это еще не тот материал, основываясь на котором можно делать выводы. Хотя некоторые умозаключения так и напрашиваются.
Во-первых, у Кулинара есть какая-то цель. Не исключено, что три убийства могут маскировать одно. И не обязательно, совсем не обязательно, что самая «крупная» цель, то есть директор складского комплекса, окажется самой значимой. Разные могут быть варианты.
Во-вторых, голова у Кулинара варит как надо. Иначе бы он давно уже оказался за решеткой.
Во-вторых, голова у Кулинара варит как надо. Иначе бы он давно уже оказался за решеткой.
В-третьих, Кулинар вряд ли остановится на достигнутом. Он будет убивать и дальше — для того чтобы сильнее запутать следы. Или просто подгоняемый одержимостью. А это означает, что остановить его надо как можно раньше.
Взяв в отделе персонала список сотрудников, Савелий наугад выписал оттуда одиннадцать фамилий, добавил к ним девять, полученных от Виталия, и передал Марии Андреевне. Загрузка на два рабочих дня была обеспечена. Если, конечно, хоть кто-нибудь придет пообщаться. Одиннадцать фамилий Савелий выбирал без всякой системы, но, как оказалось, кто-то незримый явно водил его рукой в этот момент…
11
Секретарша Мария Андреевна, важно-чопорная в своем строгом сером костюме и больших очках в тяжелой оправе, оттаяла минут за пять. Ну, максимум за десять. Даже сделала попытку напоить Савелия чаем, но тот вежливо отказался. Делу время — потехе час, сейчас уже народ начнет подходить.
Двадцать фамилий были расположены не по алфавиту, а в том порядке, в котором хотелось бы Савелию. Девять подозреваемых шли вначале, и первым был аккумуляторщик Рудь. Ну а дальше, без всякой системы, были вписаны одиннадцать человек, выбранных для маскировки прицельного интереса к девяти первым. Как там, у Честертона? Где умный человек прячет лист? В лесу. А если леса нет, то он его сажает.[6]
Мария Андреевна слегка подкорректировала планы Савелия, стараясь, чтобы визит к психологу (в рабочее, разумеется, время, кто ж после работы придет?) не совпадал с пиком занятости сотрудника. В результате первой оказалась бухгалтер Мартишина, а Рудь перекочевал куда-то в середину.
Савелий заготовил несколько «сценариев» развития беседы. Тех, кто вроде на первый взгляд ни при чем, он намеревался вызвать на разговор о странностях в поведении окружающих. Начать с того, что все по-разному реагируют на случившееся, потому что люди — они разные. И перейти к странностям. Причем начать рассказывать о них самому, перебирая случаи из собственной практики. В результате, добиться того, чтобы собеседнику самому захотелось поделиться с доктором наблюдениями и, возможно, проблемами. Может, что интересное нароется? Ну а не получится — так не получится. Все равно о чем-то разговаривать с людьми надо.
Ну а всех подозрительных Савелий намеревался допросить с пристрастием. По всем правилам психиатрической науки. Даже если нет навязчивых идей, то склонность к убийству выявить можно. Естественно — не спрашивая об этом прямо, «в лоб». Прямо такие вопросы задавать бессмысленно.
Но с первой же посетительницей (слово «пациентка» здесь было неуместно, а клиентом считался Олег Михайлович, так что Савелий остановился на «посетителях») все пошло не по сценарию.
— Так здорово, что вы у нас оказались! — сказала Мартишина.
Она не притворялась — по выражению лица и особенно по глазам было видно, что говорит правду. Лицо у Мартишиной было красивым, с правильными чертами (про такие пропорции говорят «ни отнять, ни прибавить»), а к глазам как нельзя лучше подходило заезженное слово «бездонные». Двадцать девять лет — почти ровесница.
— Здорово? — недоверчиво переспросил Савелий. — Поясните, пожалуйста.
— Я не в том смысле, — смутилась Мартишина. — Лучше бы, конечно, нам психологическая помощь не требовалась. Но раз уж так вышло, то, что вы здесь, хорошо. Для меня. Потому что я давно собиралась пообщаться с психологом. С вами же обо всем можно поговорить, не обязательно об этом ужасе?
«Первый блин просто обязан быть комом», — подумал Савелий и разрешил:
— Можно обо всем. Но в первую очередь я, конечно, стараюсь помочь сотрудникам справиться со стрессом, вызванным убийствами.
— Разве ж с ним справишься? — Мартишина мгновенно погрустнела. — Людей жалко. Даже водителя, которого я совсем не знала, не говоря уже о Нине, Кирилле и Николае Николаевиче. Как только попробуешь представить… Но чем вы тут сможете помочь? Вы же их не воскресите? Только время залечивает такие раны.
— А вам не страшно, Ирина Сергеевна?
— Честно говоря — уже нет.
— Неужели привыкли?
— Что вы говорите? — Глаза Мартишиной стали круглыми. — Разве можно привыкнуть к такому? Просто после третьего убийства мы разработали систему коллективной безопасности. Стараемся не оставаться поодиночке в бухгалтерии, встречаемся утром за проходной и приходим на работу все вместе. И так же вместе уходим. Вчера Галина Даниловна задержалась до восьми, так я с ней сидела. Тоже нашла, чем заняться. А сейчас, пока я у вас, Галина Даниловна с Аней сидят в бухгалтерии. И если куда выходят, то только вдвоем. Сложно, конечно, но что поделать? И не мы одни так кучкуемся.
— Наверное, очень тяжело подозревать тех, с кем вместе работаешь? — предположил Савелий, желая извлечь пользу и из «первого блина».
— Ну что вы! — смутилась Мартишина. — Я же не подозреваю Аню или Галину Даниловну…
— Правильно не подозреваете, — согласился Савелий. — Убийца скорее всего мужчина, причем крепкий.
— Я и Арсена Акоповича с Олегом Михайловичем не подозреваю. И Сашу Хотина тоже, и Петра Степановича тоже…
— А кто такой Петр Степанович?
— Ланьков, начальник отдела безопасности. И энергетика Ямпольского подозревать не стану. Ну а дедушку тем более. Убивает кто-то со складов. Там больше случайных людей.
— Ваш дедушка работает здесь? — спросил Савелий. — Так у вас — династия?
— Оба моих дедушки умерли. Дедушкой мы зовем Владлена Вячеславовича, инженера по технике безопасности.
— Извините, Ирина Сергеевна. Я человек на складе новый и никого не знаю.
— Скоро со всеми перезнакомитесь. — Мартишина улыбнулась, обозначив неглубокие ямочки на щеках.
«Приятная девушка, хоть и странная немного», — подумал Савелий и напомнил:
— Ирина Сергеевна, вы, кажется, хотели поговорить о чем-то… отвлеченном?
— Хотела, — кивнула Мартишина. — А можно?
— Нужно, — убежденно ответил Савелий.
Первоначально он отвел на каждую беседу по двадцать минут, и времени оставалось достаточно. Тем более что по теме убийств Мартишина, кажется, сказала все, что могла.
— У меня, наверное, странный вопрос, — еще одна улыбка, едва заметная, смущенная, — про эгоизм. Как психологи относятся к эгоизму?
— Положительно, — ответил Савелий. — Эгоизм — это умение понимать себя, осознавать собственные желания, собственные стремления и уметь доносить их до других. Эгоистов принято осуждать, но тут все дело в степени эгоизма. Конечно, нельзя жить в социуме и думать только о себе. Но и не думая о себе нельзя жить. Вообще. «Жизнь, отданная людям» — это всего лишь пошлая фраза, за которой ничего не стоит. Каждый из нас живет своей жизнью. И в первую очередь — для себя. Я ответил на ваш вопрос?
— Ответили, — снова кивнула Мартишина. — И очень неожиданно ответили. Знаете, когда-то я корила себя за ревность и зависть, за то, что в любви была эгоисткой, а потом решила жить так, как живется, не скрывая того, что для меня в первую очередь имеют значение мои желания, а потом уже все остальное. Может, не так уж много мне надо, но поступаться своими желаниями я не привыкла. Это у меня с детства. Хочу эту куклу, именно эту, другой мне не надо, пусть не сейчас, пусть потом, но она непременно будет моей… А в какой-то момент я задумалась — правильно ли это? Не проживу ли я всю жизнь одна с такими-то взглядами? И захотелось поговорить со специалистом, чтобы… — Она замолчала, подбирая нужное выражение.
— …определить рамки? — подсказал Савелий.
— Вот-вот! — оживилась Мартишина. — Определить рамки!
— Знаете, наверное, вы их давно уже определили и вряд ли захотите что-то менять, — осторожно сказал Савелий, неискушенный в вопросах психоанализа. — И одиночество здесь ни при чем. К одиночеству приводит неумение находить общий язык с людьми, неготовность идти на компромиссы, но, уверяю вас, можно быть завзятым эгоистом, эгоистом до мозга костей и прекрасно ладить с людьми…
— Странно! — Мартишина грациозно и немного нервно пожала плечами. — Странно, что, совсем не зная меня, вы угадали мои мысли. Именно это я и хотела услышать. Вы, случайно, не телепат?
— Нисколько, — заверил Савелий. — Когда у вас будет время, погуглите на тему «разумный эгоизм». Думаю, что найдете много интересного.
— Погуглю, — пообещала Мартишина. — А можно, будет потом обсудить это интересное с вами?
— Конечно, — разрешил Савелий. — Приходите.
Когда Мартишина уходила, он заметил, что фигура у нее тоже красивая, и не просто красивая, а как-то утонченно-красивая. Ноги длинные, но нисколько не голенастые, бедра женственно-округлые, но без малейшего намека на вульгарный призыв, спина прямая, но эта прямота естественная. «А в сущности, это добрый знак, что первая посетительница оказалась приятной, — решил Савелий. — Что-нибудь да получится из всей этой авантюрной затеи…»