Ник Чикко записал после посещения миссис Мур 18 апреля, что Миллиган был очень расстроен, уединился в своей палате и лежал с подушкой на голове.
К концу апреля, когда шесть из двенадцати недель лечения прошли, доктор Джордж решил, что процесс продвигается слишком медленно. Требовалось найти какой-то способ связи между «первоисточником» – истинным Билли – и другими личностями. Главной задачей стало добраться до Билли, которого доктор не видел с того воскресенья, когда доктор Уилбур убедила Рейджена разрешить Билли выйти на пятно.
Было бы полезно дать Билли посмотреть видеозаписи речи и поведения других его персонажей. Доктор рассказал Аллену о своей идее и о том, как важно для других общаться друг с другом и с Билли. Аллен согласился.
Позднее Аллен сказал Розали о своем желании записываться на видео. Он, конечно, нервничал, но доктор Джордж настаивал на том, что запись даст возможность многое узнать о себе.
1 мая доктор Джордж провел первый сеанс видеозаписи. Присутствовала Дороти Тернер, поскольку при ней Билли чувствовал себя спокойнее. Доктор намеревался вызвать Адалану. Поначалу он был против того, чтобы появлялись новые люди, но вызов Адаланы позволил бы понять значение женского аспекта личности Миллигана.
Доктор несколько раз повторил, что, если Адалана выйдет и поговорит с ними, это очень поможет. Наконец после нескольких «переключений» лицо Миллигана приняло мягкое, печальное, почти женское выражение. Голос был гнусавый и сдавленный, зрачки подвижные.
– Больно говорить, – сказала Адалана.
Доктор Джордж постарался не показать своего волнения. Он хотел, чтобы она вышла, ожидал этого. Но когда выход состоялся, это оказалось сюрпризом.
– Почему больно?
– Из-за мальчиков. Я втянула их в эти неприятности.
– Что ты сделала? – спросил доктор.
Дороти Тернер уже разговаривала с Адаланой в тюрьме, накануне перевода в клинику. Теперь она лишь сидела и наблюдала.
– Они не понимают, что такое любовь, – сказала Адалана, – что это такое, когда тебя обнимают и ласкают. Я украла у них время. Я чувствовала алкоголь и таблетки Рейджена. Господи, как тяжело говорить об этом…
– Да, но нам нужно поговорить об этом, – сказал доктор Джордж, – чтобы мы поняли.
– Это сделала я. Теперь уже слишком поздно извиняться, правда? Я разрушила жизнь мальчиков… но они просто не поняли…
– Не поняли что? – спросила Тернер.
– Что такое любовь. Что значит желать любви. Чтобы кто-то держал тебя в объятиях. Чувствовать страсть, ласки. Не знаю, что заставило меня так поступить.
– В то время ты чувствовала эту страсть и ласки? – спросила Тернер.
Помолчав, Адалана прошептала:
– Только несколько секунд… Я украла это время. Артур не давал мне вставать на пятно. Я хотела, чтобы Рейджен освободил пятно…
Она печально огляделась по сторонам.
– Я не хочу через это проходить. Я не могу идти на суд и ничего не хочу говорить Рейджену… Я хочу уйти из жизни мальчиков, чтобы больше не портить им жизнь… Я чувствую себя такой виноватой… Ну почему я это сделала?
– Когда ты впервые встала на пятно? – спросил доктор Джордж.
– Прошлым летом я стала красть время. А когда мальчики были в Ливанской тюрьме, я украла немного времени, чтобы написать стихи. Я люблю писать стихи… – Она заплакала. – Что они собираются сделать с мальчиками?
– Мы не знаем. Мы стараемся понять как можно лучше, – мягко ответил доктор Джордж.
– Не надо их очень сильно наказывать, – попросила Адалана.
– Когда в октябре случились эти инциденты, ты знала о том, что планируется? – спросил он.
– Да. Я знаю все, даже о таких вещах, о которых не знает Артур… Но я не могла это остановить. На меня подействовали таблетки и алкоголь. Не знаю, почему я это сделала. Мне было так одиноко.
Она засопела и попросила салфетку.
Задавая свои вопросы, доктор Джордж внимательно смотрел в лицо Адаланы, боясь вспугнуть ее:
– Были ли у тебя друзья, которые доставляли тебе радость? Чтобы как-то справиться с одиночеством?
– Я никогда ни с кем не говорю. Даже с мальчиками… Я говорю с Кристин.
– Ты сказала, что несколько раз выходила этим летом и еще – в Ливанской тюрьме. Выходила ли ты на пятно до этого?
– Не выходила. Но я была. Я уже давно там.
– Когда Челмер…
– Да! – резко оборвала она. – Не говорите о нем!
– Ты можешь общаться с матерью Билли?
– Нет! Она не может даже с мальчиками общаться.
– Ас сестрой Билли, Кэти?
– Да, я разговаривала с Кэти. Но думаю, она не знала об этом. Мы вместе ходили в магазин за покупками.
– Ас братом Билли, Джеймсом?
– Нет… мне он не нравится.
Адалана вытерла слезы и откинулась назад, с удивлением глядя на видеокамеру. Потом долго молчала, и доктор Джордж понял, что она ушла. Он смотрел на застывшее лицо и ждал, кто же сейчас встанет на пятно.
– Нам бы очень помогло, – сказал он мягко, убедительно, – если бы мы могли поговорить с Билли.
Лицо пациента стало испуганным, и Билли быстро огляделся вокруг, чтобы понять, где он оказался. Доктор Джордж узнал выражение лица, которое видел в окружной тюрьме в тотдень, когда доктор Уилбур вызвала Билли, личность-ядро. Доктор Джордж мягко заговорил, боясь, что Билли ускользнет, прежде чем с ним удастся наладить контакт. Колени Миллигана нервно подрагивали, взгляд был загнанный.
– Ты знаешь, где находишься? – спросил доктор Джордж.
– Нет, – пожав плечами, ответил Билли, словно отвечая на школьный тест, когда нужно сказать «да» или «нет», а он не уверен в правильности ответа.
– Это клиника, а я твой доктор.
– Господи, он меня убьет, если я буду говорить с доктором.
– Кто убьет?
Билли посмотрел вокруг и увидел направленную на него видеокамеру.
– Что это?
– Наш сегодняшний сеанс записывается. Это видеокамера. Мы подумали, что будет полезно записать этот сеанс, чтобы ты мог увидеть, что происходило.
Но Билли уже ушел.
– Эта штука испугала его, – с отвращением сказал Томми.
– Я объяснил ему, что это видеокамера и…
Томми хихикнул:
– Похоже, он не понял, о чем вы говорите.
Когда сеанс закончился и Томми ушел в Уэйкфилд-коттедж, доктор Джордж долго думал обо всем этом, сидя в своем кабинете. Он должен будет рассказать суду, что хотя Уильям С. Миллиган и не болен психически в обычном смысле этого слова (поскольку диссоциация считается неврозом), но как медик он твердо убежден: поскольку Миллиган настолько далек от реальности, что не мог подчинять свои действия требованиям закона, то, следовательно, он не несет ответственности за совершенные преступления.
Оставалось только продолжать лечение этого пациента и каким-то образом сделать его способным предстать перед судом. Но можно ли за шесть недель, оставшихся от трех месяцев, отпущенных судом, вылечить болезнь, на которую такому психоаналитику, как Корнелия Уилбур, в ее работе с Сивиллой потребовалось более десяти лет?
На следующее утро Артур решил, что необходимо поделиться с Рейдженом тем, что он узнал об Адалане во время сеанса видеозаписи с доктором Джорджем. Он шагал взад-вперед по палате интенсивной терапии и громко говорил Рейджену:
– Неизвестность с изнасилованиями разрешена. Теперь я знаю, кто это сделал.
Голос его быстро сменился на голос Рейджена:
– Как ты узнал?
– Мне стали известны некоторые новые факты, и я связал воедино доступную информацию.
– Кто это был?
– Поскольку тебя обвиняют в преступлениях, которые ты не совершал, полагаю, ты имеешь право знать.
Разговор продолжался с мгновенным переключением голосов, иногда громко, временами мысленно, как беззвучная речь.
– Рейджен, ты помнишь, как раньше временами были слышны женские голоса?
– Да, я слышал Кристин. И… голоса других женщин.
– Ну так вот, когда ты пошел на дело в прошлом октябре, вмешалась одна из наших женщин.
– Что ты хочешь сказать?
– Имеется молодая женщина, которую ты никогда не видел. Ее зовут Адалана.
– Никогда о такой не слыхал.
– Она очень нежный и ласковый человек. Это она всегда за нас готовила и убирала в доме. Это она составляла букеты, когда Аллен работал в цветочном магазине. Мне просто не приходило в голову, что…
– И какое она имеет отношение ко всему этому? Она что, взяла деньги?
– Нет, Рейджен. Это она изнасиловала твои жертвы.
– Она изнасиловала девушек?! Артур, как может женщина изнасиловать женщину?
– Рейджен, ты слышал когда-нибудь о лесбиянках?
– Пусть так, – сказал Рейджен, – но как лесбиянка насилует другую женщину?
– Вот поэтому они и обвиняют тебя. Когда один из мужчин занимает место, некоторые из них имеют физическую возможность заниматься сексом, хотя мы оба знаем, что я положил за правило обязательно соблюдать целомудрие. Она использовала твое тело.
– Ты хочешь сказать, что меня все время обвиняют в изнасилованиях, которые совершила эта сука?
– Пусть так, – сказал Рейджен, – но как лесбиянка насилует другую женщину?
– Вот поэтому они и обвиняют тебя. Когда один из мужчин занимает место, некоторые из них имеют физическую возможность заниматься сексом, хотя мы оба знаем, что я положил за правило обязательно соблюдать целомудрие. Она использовала твое тело.
– Ты хочешь сказать, что меня все время обвиняют в изнасилованиях, которые совершила эта сука?
– Да, но я хочу, чтобы ты поговорил с ней и дал ей возможность объяснить.
– Значит, вот в чем дело… Я убью ее.
– Рейджен, будь благоразумным!
– Благоразумным!
– Адалана, я хочу, чтобы ты познакомилась с Рейдженом. Поскольку Рейджен – наш защитник, он имеет право знать, что случилось. Ты должна объясниться и оправдаться перед ним.
Тихий, нежный голос возник в его голове словно откуда-то извне, из темноты. Это было похоже на галлюцинацию или на голос во сне.
– Рейджен, прости меня за эту неприятность…
– Простить! – прорычал Рейджен, шагая по комнате. – Ты, грязная потаскуха! Чего ради тебе понадобилось насиловать женщин? Ты хоть понимаешь, во что нас втянула?
Он резко повернулся – и исчез. Комната внезапно наполнилась женскими рыданиями.
Сестра Хелен Йегер заглянула в глазок:
– Могу я тебе помочь, Билли?
– Проклятье, мадам! – воскликнул Артур. – Оставьте нас одних!
Йегер ушла, расстроившись, что Артур так накричал на нее. Когда она отошла, Адалана попыталась объясниться:
– Ты должен понять, Рейджен, что мои потребности отличаются от ваших.
– Какого черта тебе понадобился секс с женщинами?! Ты сама женщина!
– Вы, мужчины, не понимаете. По крайней мере, дети знают, что такое любовь, сочувствие, что такое обнять кого-то и сказать: «Я люблю тебя, беспокоюсь за тебя, я сочувствую тебе».
– Позволь тебя перебить, – сказал Артур, – но я всегда считал, что физическая любовь нелогична и анахронична, имея в виду последние достижения в науке…
– Ты с ума сошел! – воскликнула Адалана. – Вы оба! – Затем ее голос вновь стал мягким. – Если бы вы хоть раз ощутили, что это такое, когда тебя обнимают и ласкают, вы бы поняли.
– Слушай, ты, сучка! – заорал Рейджен. – Мне наплевать, кто ты и что ты. Если ты еще раз заговоришь с кем-нибудь в этом отделении или с кем угодно, тебе не жить, это я обещаю.
– Одну минуту, – сказал Артур. – В клинике не ты принимаешь решения. Здесь командую я. Ты должен слушаться меня.
– Ты хочешь оставить все как есть? Простить эту тварь?!
– Ни в коем случае. Вопрос будет решен. Но не ты должен говорить ей, что она больше не сможет вставать на пятно. Ты не имеешь на это права. Как последний идиот, ты позволил украсть у себя время. Твоя дурацкая водка, марихуана и амфетамины сделали тебя настолько уязвимым, что ты подверг опасности жизнь Билли и всех нас. Да, Адалана сделала это. Но ответственность лежит на тебе, потому что ты – защитник. А когда ты становишься уязвимым, ты подвергаешь опасности не только себя, но и каждого из нас.
Рейджен хотел что-то сказать, но отступил. Увидев цветы на подоконнике, он сбросил их на пол.
– После всего сказанного, – продолжал Артур, – с этого момента Адалана классифицируется как «нежелательная» личность. Адалана, ты больше никогда не встанешь на пятно. Ты больше никогда не займешь времени.
Она отошла в угол, встала лицом к стене и плакала до тех пор, пока не ушла. Стало тихо. Потом вышел Дэвид и вытер слезы на глазах. Увидев разбитый цветочный горшок на полу, он смотрел на него, понимая, что цветок погиб. Больно было видеть, как он лежит с оголенными корнями. Дэвид чувствовал, как умирает цветок.
Сестра Йегер подошла к двери, держа в руках поднос с едой.
– Ты уверен, что моя помощь не нужна?
Дэвид съежился от страха:
– Вы посадите меня в тюрьму за то, что я убил цветок?
Она поставила поднос на стол и успокаивающе положила руку ему на плечо.
– Нет, Билли, нет. Никто тебя не посадит. Мы позаботимся, чтобы тебе стало лучше.
Доктор Джордж выкроил время, чтобы посетить собрание Американской ассоциации психиатров (ААП), которое состоялось в Атланте в понедельник, 8 мая. В пятницу он видел Миллигана и решил, что, пока его не будет, доктор Марлен Кокен, заведующая отделением психологии, начнет с пациентом курс интенсивной терапии.
Марлен Кокен, родом из Нью-Йорка, была одной из тех сотрудников клиники, кто с самого начала сомневался в диагнозе множественной личности, хотя ни разу не высказала это открыто. Но однажды, когда она разговаривала с Алленом в своем кабинете, сестра Донна Эгар поздоровалась с ней:
– Привет, Марлен. Как дела?
Аллен мгновенно повернулся и выпалил:
– Марлен – так зовут подружку Томми.
В этот момент, видя спонтанность его реплики, произнесенной без малейшего обдумывания, доктор Кокен решила, что он не симулирует.
– Меня тоже так зовут, – сказала Кокен. – Ты говоришь, что она подружка Томми?
– Ну, она не знает, что это Томми. Она всех нас зовет Билли. Но это Томми подарил ей обручальное кольцо. Она никогда не знала нашего секрета.
– Для нее будет шоком, когда она узнает, – задумчиво сказала доктор Кокен.
На совещании ААП доктор Хардинг встретился с Корнелией Уилбур и сообщил ей, как идут дела у Миллигана. Он нисколько не сомневался в том, что Миллиган – множественная личность. Проблема состояла в том, что Миллиган отказывался публично признавать другие имена.
– Он использует разные имена на групповых занятиях с доктором Паглисом, и это сбивает с толку других пациентов. Когда его просят поделиться его проблемами, он говорит: «Мой доктор не разрешил мне говорить об этом». Можете себе вообразить эффект таких его речей и попыток изображать из себя младшего терапевта. Его убрали из группы.
– Вы должны понять, – сказала Уилбур, – что значит для других персонажей быть неузнанными. Конечно, они привыкли отзываться на подлинное имя, но поскольку секретуже раскрыт, это заставляет их чувствовать, что их не хотят признавать.
Тогда доктор поинтересовался мнением Уилбур о его попытках вылечить Миллигана за оставшееся время.
– Полагаю, следует попросить суд дать вам еще три месяца, – сказала она. – Аза это время постараться объединить все личности в одну, чтобы Миллиган мог сотрудничать со своими адвокатами и предстать перед судом.
– Через две недели, двадцать восьмого мая, штат Огайо пришлет судебного психиатра для его обследования. Не могли бы вы приехать в клинику для консультации? Это послужило бы хорошей поддержкой.
Уилбур согласилась приехать.
Хотя совещание ААП предполагалось завершить лишь в пятницу, доктор Джордж уже в среду покинул Атланту. На следующий день, на совещании группы в Уэйкфилде, он информировал персонал об антитерапевтическом эффекте, который создает непризнание других личностей Миллигана, – таков был его вывод после беседы с доктором Уилбур:
– Мы полагали, что, игнорируя все другие личности, будем способствовать их объединению в одного человека. Но в действительности это заставило их «уйти в подполье». Необходимо продолжать требовать от пациента ответственности и «подотчетности», но мы не должны подавлять другие личности.
Доктор подчеркнул, что при наличии малейшей надежды достичь слияния, дающего возможность Миллигану пойти в суд, все личности должны быть признаны и общаться с ними необходимо как с отдельными индивидуумами.
Розали Дрейк почувствовала облегчение. Втайне она всегда отличала каждого из них, особенно Денни. Теперь можно признать это открыто и не игнорировать другие личности лишь потому, что некоторые из сотрудников клиники все еще в них не верят.
Донна Эгар улыбалась, записывая 12 мая 1978 года новый план:
«Мистеру Миллигану будет позволено называться разными именами, чтобы он мог описать ощущения, которые иначе ему трудно выразить. В результате у него появится возможность откровенно разговаривать с персоналом.
План:
1. Не отрицать, что Миллиган испытывает эти диссоциации.
2. Когда Миллиган считает, что он – другая личность, выяснять его ощущения в такой ситуации».
4
В середине мая мини-группа начала работать в саду, и Розали Дрейк и Ник Чикко обнаружили, что Денни ужасно боится культиватора. Они стали вырабатывать у него привыкание, предлагая Денни подходить к машине все ближе и ближе. Когда Ник сказал, что однажды Денни перестанет пугаться машины и даже сможет управлять ею, тот чуть не лишился сознания.
Несколько дней спустя один из пациентов-мужчин сказал Розали, что отказывается работать в саду. Аллен еще раньше замечал, что иногда этому человеку нравилось дразнить Розали.
– Это глупо, – кричал пациент. – Ведь видно же, что ты ни черта не смыслишь в садоводстве!
– Ну что ж, мы можем хоть попытаться, – сказала Розали.
– Ты просто чертова дура, – продолжал пациент. – Ты в садоводстве понимаешь столько же, сколько в групповой терапии.