— Сир, — осторожно напомнил Хават, — этот Кайнз — имперский служащий.
— Который находится очень далеко от императора, — стоял на своем Лето. — Мне нужны эти базы. Там есть оборудование, которое можно снять и использовать для наших рабочих машин.
— Сир, — не выдержал Хават, — по закону эти базы все еще являются владениями Его величества.
— Ты забыл о ветрах, — герцог отнюдь не собирался сдавать свои позиции, — а они здесь такие, что могут разрушить все что угодно. Мы всегда можем сослаться на погоду. Найдите скорее этого Кайнза и узнайте у него по крайней мере, где расположены эти базы.
— По-моему, это рискованно, — не сдавался Хават. — Дункан говорит, что Свободные придают большое значение этим базам, даже не зная толком, существуют ли они в действительности. Мы можем повредить себе в глазах Свободных. Мы можем оттолкнуть их от себя, если займемся этими базами.
Пол оглядел всех присутствующих и заметил, как напряженно они вслушиваются в каждое слово. Похоже, что намерение его отца глубоко их встревожило.
— Послушай Хавата, отец, — сказал Пол. — Он говорит правду.
— Сир, — Хават сделал вид, что не услышал реплики Пола, — эти базы могли бы дать нам материал для ремонта всего оставленного нам оборудования, и все же, по стратегическим соображениям, они находятся вне нашей досягаемости. Было бы опрометчиво действовать, не имея точной информации. Этот Кайнз — влиятельный арбитр из империи, мы не должны этого забывать. И Свободные от него зависят.
— Тогда проделайте все помягче. Я хочу только знать, существуют ли эти базы.
— Как пожелаете, сир, — Хават сел и опустил глаза.
— Что ж, хорошо, — герцог начал подводить итоги. — Мы знаем, что нас ждет впереди. Работа. Мы к ней готовились, и у нас есть некоторый опыт. Мы знаем, какова награда, альтернатива тоже достаточно ясна. Каждый из нас знает свои задачи. — Он посмотрел на Хэллека. — Ты, Гурни, прежде всего займись контрабандистами.
— «Я пойду к повстанцам, обитающим в пустынных землях», — пропел Хэллек.
— Когда-нибудь я постараюсь поставить этого доблестного воина в такое положение, что он не сможет подобрать ни одной цитаты, а без них он все равно что голый, — пошутил Лето.
Послышались смешки, но Пол уловил в них некоторую натянутость. Герцог повернулся к Хавату:
— Подготовь на этом этаже службы и коммуникации, Зуфир. Когда сделаешь это, доложишь мне.
Хават встал и, оглядев присутствующих, пошел к выходу. Остальные суетливо задвигались, гремя стульями, стараясь скрыть за этой торопливостью свое смущение.
«Все закончилось смятением», — подумал Пол, следя за тем, как выходит последний человек. Раньше заседания штаба заканчивались иначе.
Впервые Пол позволил себе задуматься над реальной возможностью поражения — не из-за страха или предупреждения Преподобной матери, но ради объективной оценки реальности.
«Мой отец в отчаянном положении, — думал он. — Дела для нас складываются не очень хорошо. И Хават, — Пол вспомнил, как старый ментат вел себя на совещании, — не уверен, колеблется, проявляет признаки тревоги. Хават чем-то глубоко взволнован».
— Тебе лучше провести остаток ночи здесь, сын, — сказал герцог. — Скоро уже рассвет. Я сообщу об этом твоей матери. — Медленно и устало он поднялся на ноги. — Почему бы тебе не составить несколько стульев и не отдохнуть?
— Я не слишком устал, сир.
— Как знаешь.
Герцог сложил руки за спиной и начал медленно прохаживаться вдоль стола.
«Как лев в клетке», — подумал Пол.
— Ты собираешься обсудить с Хаватом возможность предательства?
Герцог остановился перед сыном и проговорил, глядя в окно:
— Мы обсуждали эту возможность много раз.
— Похоже, что старуха верит в то, что говорит, — сказал Пол. — И записка, полученная матерью…
— Предосторожности приняты, — отрезал герцог.
Он оглядел комнату, и Пол увидел охотничий огонек, зажегшийся в его глазах.
— Оставайся здесь. Я должен обсудить с Зуфиром кое-какие вопросы. Он повернулся и, кивнув охране у дверей, вышел из комнаты.
Пол пристально смотрел на то место, где только что стоял отец. Оно опустело еще до того, как герцог ушел. И Полу вспомнилось пророчество старой женщины:
«… Для твоего отца уже ничего нельзя сделать».
Когда герцог нашел Хавата в указанной ему охраной комнате, тот был один. В соседнем помещении, где устанавливалось оборудование, стоял шум, в комнате же, которую занимал Хават, было тихо. Пока Хават поднимался из-за заваленного бумагами стола, герцог огляделся. Зеленые стены. Три кресла вокруг стола. На каждом из них красное пятно — след, оставшийся от поспешно стертой с них буквы «х».
— Кресла очищены и вполне безопасны, — сказал Хават. — Где Пол, сэр?
— Я оставил его в совещательной комнате. Надеюсь теперь, когда я его не смущаю, он сможет немного отдохнуть.
Хават кивнул, подошел к двери, закрыл ее, и шум сразу стих.
— Зуфир, я все думаю о запасах спайса империи и Харконненов.
— Что именно вас тревожит, мой господин? Герцог поджал губы:
— Склады весьма ненадежны.
Хават попытался что-то объяснить, но герцог остановил его:
— Оставим в покое запасы императора. Думаю, он был бы втайне рад, если бы Харконнены пришли в замешательство. Как ты считаешь, будет ли барон заявлять протест, если разрушить нечто такое, что он не сможет признать своим открыто?
Хават покачал головой:
— У меня нет лишних людей, сир.
— Займи у Айдахо. А может быть, кому-нибудь из Свободных доставит удовольствие прогулка по планете?
— Как скажете, мой господин. — Хават отвернулся. Видя, что старик нервничает, герцог подумал: «Возможно, он подозревает, что я ему не доверяю. Должно быть, он знает, что я имею информацию о предательстве. Что ж, лучше всего попробовать успокоить его».
— Зуфир, поскольку ты один из немногих, кому я могу доверять безусловно, мы должны немедленно обсудить еще один вопрос. Мы оба знаем, какими бдительными нам нужно быть, чтобы помешать предателям проникнуть в наши ряды… но у меня есть два новых сообщения.
Хават обернулся и посмотрел на герцога. Лето повторил рассказанное Полом. Но услышанная информация не ввергла ментата в состояние напряженной сосредоточенности, а лишь усилила его волнение.
Понаблюдав за стариком, Лето сказал:
— Ты что-то скрываешь, старина. Мне следовало бы понять это тогда, когда ты так нервничал на совещании штаба. Что же это такое, о чем нельзя было сообщить на заседании штаба?
И без того узкие губы Хавата вытянулись в узкую ниточку; на его лице четче обозначились глубокие морщины:
— Мой господин, я не знаю, как об этом сказать.
— Зачем нам хитрить друг с другом? Ты ведь знаешь, что со мной можно говорить обо всем, Зуфир.
Хават продолжал смотреть на герцога, думая про себя: «Вот таким я люблю его больше всего. Он человек чести и заслуживает того, чтобы до конца рассчитывать на мою преданность и усердие. Почему я должен причинить ему боль?»
— Итак? — спросил Лето. Хават пожал плечами:
— Все дело в клочке записки. Мы отобрали ее у курьера Харконненов. Она была предназначена для агента по имени Парди. У нас есть веские причины считать, что Парди — руководитель здешней агентурной сети Харконненов. Записке, конечно, можно придавать большое значение, а можно считать ее никчемной. Все зависит от того, как ее воспринимать.
— Каково же содержание записки?
— Клочка записки, мой господин. Она была сделана на пленке, и к ней, как обычно, была привязана капсула со взрывчатым веществом. В наши руки попал лишь клочок пленки, однако важный.
— Ну?
Хават провел языком по губам.
— В ней говорится: «…Его никогда не станут подозревать, и когда на него обрушится чей-либо удар, одного этого будет достаточно, чтобы его уничтожить». На записке была собственная печать барона, я ее узнал.
— Твои подозрения не лишены оснований, — в тоне герцога Хават внезапно почувствовал холодок отчуждения.
— Я бы скорее дал отрезать себе руки, чем причинить вам боль, господин, но что, если…
— Я бы скорее дал отрезать себе руки, чем причинить вам боль, господин, но что, если…
— Леди Джессика?! — гневно вскричал Лето, не дав Хавату договорить. — Неужели ты не мог выудить правду у этого Парди?
— К несчастью, Парди уже не было в живых, когда мы перехватили курьера. Курьер же, я в этом уверен, не знал, что нес.
Лето встряхнул головой: «Как все это отвратительно! Ничего подобного быть не может — я знаю свою женщину».
— Мой господин, если…
— Нет! — взревел герцог. — Здесь ошибка!
— Мы не можем оставить этот факт без внимания, мой господин.
— Она со мной шестнадцать лет! У нее было бесчисленное число возможностей для того, чтобы… Ты сам изучал школу Бене Гессерит и Джессику.
Хават горько проговорил:
— Как уже известно, факты могут проходить мимо меня.
— Говорю тебе, что это невозможно. Харконнены хотят уничтожить род Атридесов, включая и Пола. Они уже однажды пытались, Может ли мать замышлять что-то против сына?
— Возможно, против собственного сына она не действует. А вчерашняя попытка могла быть хитрым трюком.
— Она и была трюком.
— Сир, леди Джессика утверждает, что ее родители ей неизвестны. А что, если она сирота и сиротой ее сделали Атридесы?
— Она могла бы начать действовать давным-давно. Подсыпать яд в мое питье… вонзить ночью стилет… У кого как не у нее были такие возможности?
— Харконнены хотят уничтожить вас, мой господин. В их намерения входит не только убийство. Вендетта должна быть настоящим искусством.
Плечи герцога поникли. Он закрыл глаза, почувствовав себя старым и усталым. «Этого не может быть. Женщина открыла мне свое сердце».
— Можно ли придумать лучший способ уничтожить меня, чем посеять во мне подозрения к той, которую я люблю?
— Я думал об этом, — сказал Хават, — и все же…
Герцог открыл глаза и посмотрел на Хавата: «Пусть он подозревает. Подозрения — это по его части. Может быть, если я притворюсь, что поверил в это, тот, другой, станет менее осторожным».
— Что ты предлагаешь? — прошептал герцог.
— Постоянное наблюдение с этой минуты, мой господин. Она должна быть под надзором в любое время суток. Я прослежу за этим. Айдахо был бы идеальным человеком для подобной работы. Может быть, через неделю нам удастся заполучить его обратно. В его отряде есть один юноша, обученный нами настолько хорошо, что он мог бы служить идеальной заменой Айдахо у Свободных. Он искушен в делах дипломатии.
— Не рискуй со Свободными!
— Конечно нет, сэр.
— А как насчет Пола?
— Возможно, надо посоветоваться с доктором Уйе. Лето снова повернулся к Хавату:
— Оставляю это на ваше усмотрение.
— Я буду благоразумен, мой господин.
«Что ж, по крайней мере, на это я могу рассчитывать», — подумал герцог. Потом он сказал:
— Я немного пройдусь. Если понадоблюсь, буду где-нибудь поблизости.
— Мой господин, прежде, чем вы уйдете, я хотел бы, чтобы вы взглянули на фильмокнигу. Это приблизительный анализ религии Свободных. Еще просили меня сделать об этом сообщение.
Герцог помедлил и, не оглядываясь, спросил:
— С этим нельзя подождать?
— Конечно, можно, мой господин. Но вы спрашивали, что означает слово Муад, которое выкрикивали люди на улице при виде молодого господина.
— При виде Пола?
— Да, сэр. У Свободных есть легенда о том, что к ним явится лидер, ребенок Бене Гессерит, и поведет их к истинной свободе.
— И они думают, что это… Пол?!
— Они надеются на это, мой господин.
Хават протянул герцогу капсулу с книгой. Тот взял ее и опустил в карман:
— Я посмотрю попозже.
— Конечно, мой господин.
— Сейчас мне нужно время подумать.
— Да, мой господин.
Герцог глубоко вздохнул и вышел. Очутившись в коридоре, он повернул налево и пошел, не разбирая дороги. Мелькали лестницы коридоров, балконы, холлы. Встречные люди приветствовали его и уступали ему дорогу. Герцог торопился в совещательную комнату.
Он нашел ее погруженной в темноту, а Пола — спящим на стуле. Сын был укрыт робой охранника, а под его головой лежал какой-то грязный тюк. Осторожно, чтобы не разбудить мальчика, герцог прошел через комнату на балкон и оглядел посадочное поле. Охранник, стоявший в углу балкона, узнал его в полутьме и встрепенулся, ожидая приказаний.
— Вольно! — отдал команду герцог и прислонился к холодному металлу балконной решетки.
Пустыня была окутана предрассветной тишиной. Неподвижные звезды над его головой сверкали на темно-голубом небе. Над южным горизонтом сквозь тонкую дымку проглядывала полная луна. Свет ее казался откровенным и циничным.
Пока он так стоял, наблюдая, луна скользнула за пики Защитной стены, и, оказавшись во внезапно сгустившейся темноте, герцог ощутил озноб и вздрогнул.
Злоба кольнула его острой иглой.
«Харконнены все время мешают мне, травят меня, охотятся на меня, — подумал он. — Назойливые дряни с полицейскими усмешками! Здесь я стою на своих ногах!» Рука его бессознательно потянулась к эмблеме на тунике.
На востоке возникли светящиеся полоски, потом образовались просветы, заставившие померкнуть звезды. Началось торжественное шествие зари. Она была так красива, что Лето забыл обо всем: есть вещи, не поддающиеся описанию.
Он никогда не думал, что здесь можно встретиться с подобной красотой.
— Прекрасное утро, сир, — сказал за его спиной охранник.
Герцог кивнул, размышляя про себя: «Возможно, эта планета станет домом для моего сына».
Потом Лето увидел человеческие фигуры, движущиеся по цветочному полю. Это были собиратели росы. Вода здесь так ценна, что собирать приходилось даже росу.
Но свободен ли будет этот дом? — И радостное парение его души сменилось горечью несбывшихся надежд.
Герцог сказал:
— Пол, то, что я думаю, ужасно, но я должен это сделать.
Он стоял возле портативного аудиоскупера, принесенного в совещательную комнату к их завтраку. Чувствительная ручка прибора мягко зависла над столом, напоминая Полу некое таинственное, ныне вымершее насекомое.
Внимание герцога было приковано к окнам, выходившим на посадочное поле, за которыми клубилась пыль. Перед мальчиком на фоне утреннего неба стоял аппарат с фильмом о религиозных обрядах Свободных, снятым одним из экспертов Хавата. Пол обнаружил, что воспоминание о себе волнует его: Муад! Лизан ал-Гаиб!
Закрыв глаза, он вспомнил крики толпы. «Так вот на что они надеются», — подумал он. И еще он вспомнил, как назвала его старая Преподобная мать — «Квизатц Хедерах». Воспоминания пробудили в нем чувства, связанные с ужасной целью — способствовать гибели этого ужасного мира, наполненного непонятной ему недружелюбностью.
— Отвратительно! — внезапно произнес герцог.
— О чем вы говорите, сир?
Лето внимательно посмотрел на Пола:
— О том, что Харконнены думают, будто смогут обмануть меня, посеяв недоверие к твоей матери. Они не знают, что скоро я перестану доверять самому себе.
— Я не понимаю вас, сир.
Лето опять взглянул в окно — белое солнце находилось на том самом месте, где ему было положено находиться по утрам.
Негромко и неторопливо, чтобы не выдать обуревавшие его чувства, герцог рассказал мальчику о записке.
— Вы могли и меня ввести в заблуждение, — сказал Пол.
— Они должны думать, что им это удалось, — ответил герцог. — Все должно выглядеть естественно. Даже твоей матери не следует знать об этой хитрости.
— Но почему, сир?
— Чтобы не спровоцировать ее на ответное действие: она способна на высший акт!.. На карту поставлено слишком многое. Я надеюсь выкурить предателя из его норы. Пусть они пока считают, что меня удалось обмануть.
— Почему вы мне рассказываете об этом? Ведь я могу выдать вас!
— Ты — единственный, за кем сейчас не будут следить. И ты будешь держать все в тайне. Ты должен. — Герцог подошел к окну и, не глядя на сына, проговорил: — Но если со мной что-то случится, ты можешь открыть ей правду: я никогда в ней не сомневался. Я хочу, чтобы она об этом знала.
Пол понял, что отец говорит о смерти.
— С вами ничего не должно случиться, сир…
— Помолчи, сын.
Пол смотрел на отца и видел, что он смертельно устал. Усталость жила в повороте его головы, в сутулости плеч, в катастрофической замедленности движений.
— Вы просто устали, отец.
— Да, устал, — согласился герцог, — морально устал. Процесс упадка Великих домов затронул в конце концов и меня. А когда-то мы были очень сильны.