— Это вы… — выдохнула она. — Убит… охранник… послал Туек… побег… моя госпожа… вы… вы… здесь… нет… — она упала головой вперед и ударилась о камень.
Лето пощупал пульс у нее на виске. Его не было. Он посмотрел на рану. Ее ударили ножом в спину. Кто? Мысли лихорадочно бились в его мозгу. Она сказала, что убили охранника. А Туек? За ним послала Джессика? Почему?
Его предупредило какое-то шестое чувство, и он схватился за выключатель защитного поля. Слишком поздно… На его руку обрушился страшный удар. Почувствовав боль, он увидел торчащий в руке дротик. Рука в месте удара онемела, и онемение распространялось дальше. С огромным усилием он выпрямился и посмотрел в глубь коридора.
В открытой двери генераторной стоял Уйе. Его лицо казалось желтым в свете яркой лампы над дверью. В комнате за его спиной царила тишина — генератор не действовал.
«Уйе вывел из строя генератор, — подумал он. — Мы совершенно беспомощны!»
Уйе кинулся к нему, убирая в карман парализатор. Обнаружив, что он еще может говорить, Лето крикнул:
— Уйе! Как ты… — Паралич достиг его ног, он соскользнул на пол и остался сидеть, прислонившись головой к стене.
Лицо Уйе было печально, когда он наклонился над герцогом и потрогал ему лоб. Лето ощутил его прикосновение, но оно показалось ему таким далеким, ускользающим.
— Это селективный наркотик, — сказал Уйе. — Вы можете говорить, но я бы не советовал вам этого делать. — Он оглядел коридор, потом снова наклонился над Лето, вытащил стрелу и отбросил ее в сторону. Стук дротика о каменный пол отозвался в ушах герцога отдаленным шумом.
«Невозможно, чтобы это был Уйе, — подумал герцог. — Он ведь воспитывался в Высшем колледже».
— Как? — прошептал Лето.
— Мне очень жаль, мой бедный герцог, но есть вещи более ценные, чем это. — Он тронул татуировку у себя на лбу. — Я сам считаю ее могущественной, невзирая на мое теперешнее лихорадочное состояние, но я всей душой желаю убить человека. И я не успокоюсь, пока не сделаю это. — Он посмотрел на герцога. — Не вас, мой дорогой герцог. Я хочу убить барона Харконнена.
— Бар-он-а Хар…
— Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог. У нас мало времени. Зуб, который я вам вставил вместо выдернутого, должен быть заменен. Я ввергну вас в бессознательное состояние и заменю зуб. — Он разжал руку. — Этот зуб является точной копией первого, он сделан очень искусно, наподобие зуба с нервом. Он недоступен изучению с помощью детекторов и даже с помощью телеразвертки. Но если вы с силой надавите на него, то покрытие разрушится. Когда вы втянете в себя воздух, ваш рот наполнится ядовитым газом — самым сильным из всех ядов.
Лето смотрел на Уйе и видел безумные глаза, испарину над бровями и на подбородке.
— Вам все равно умирать, мой бедный герцог, — сказал Уйе. — Но перед смертью вы можете оказаться в непосредственной близости от барона. Он будет уверен в том, что вы оглушены наркотиком и не сможете напасть на него. Но хотя вы и в самом деле будете оглушены, все же попытайтесь. Нападение может принимать странные формы. Вы будете помнить про зуб, герцог Лето Атридес. Вы будете помнить про зуб!
Старый доктор наклонялся все ниже и ниже, пока его свисающие усы окончательно не заслонили от Лето свет.
— Почему? — пробормотал Лето. Уйе встал возле герцога на колени.
— Я заключил дьявольскую сделку с бароном. И я должен быть уверен в том, что он выполнит свое условие. Я узнаю об этом, когда увижу его. Я буду знать, как только посмотрю на него. Но если я не заплачу свою цену, то я никогда его не увижу. Цена — это вы, мой бедный герцог. Моя бедная Ванна научила меня многому, и одно из того, чему она меня научила, — это ясно видеть правду, когда стресс велик. Я не могу делать это всегда, но когда я увижу барона — тогда я буду знать.
Все происходящее казалось герцогу кошмаром — этого просто не могло быть!
Лицо Уйе скривилось в гримасе.
— Мне не удастся подойти к барону достаточно близко, иначе я сделал бы это сам. Нет, меня будут держать на безопасном расстоянии. Но вы… вы самое лучшее мое оружие! Он захочет, чтобы вы были возле него, чтобы позлорадствовать, похвастаться, как ловко он вам отомстил.
Лето не отрывал взгляда от лица Уйе, от дергающихся мускулов на его подбородке.
— А вы, мой бедный герцог, должны помнить об этом зубе, — Уйе держал теперь его в своих пальцах, — это единственное, что будет напоминать вам обо мне.
Губы Лето шевелились, но слов не получалось. Наконец он смог выговорить:
— …отказываюсь.
— Э, нет! Вы не можете отказаться, потому что в обмен на эту маленькую услугу я спасу вашего сына и вашу женщину. Никто другой этого сделать не сможет. Их можно переправить туда, где ни один Харконнен до них не доберется.
— Как… спасти?.. — прошептал Лето.
— Создав видимость их смерти, спрятать их среди людей, которые хватаются за нож при одном упоминании имени Харконненов. — Он потрогал подбородок Лето. — Вы чувствуете что-нибудь в этом месте?
Будучи не в состоянии отвечать, Лето увидел на пальце Уйе свое кольцо с герцогской печатью.
— Вы сделаете это ради Пола, — сказал Уйе. — Сейчас вы потеряете сознание. Прощайте, мой бедный герцог. При следующей нашей встрече у нас уже не будет времени для разговоров.
Холодная волна пробежала по лицу Лето. Все окружающее погрузилось во тьму.
— Помните о зубе! — прошипел Уйе.
Джессика проснулась в темноте, осознав, что привычный ход вещей нарушен. Она не могла понять, откуда такая вялость в ее мозгу и теле. Страх током ударил по нервам, заставив ее похолодеть. Она хотела встать и включить свет, но не смогла. Она почувствовала странный вкус во рту, потом послышался отдаленный звук — непонятно откуда. Она лежала в темноте и ждала, чувствуя, как мучительно долго тянутся секунды…
Наконец она ощутила свое тело и поняла, что кисти ее рук и лодыжки связаны, а в рот вставлен кляп. Она лежала на боку, ее руки были связаны за спиной. Она попробовала путы и убедилась, что веревка при напряжении лишь сильнее затягивается. И теперь она вспомнила…
В темноте ее спальни было какое-то движение, что-то сырое и едко пахнущее упало ей на лицо, забило рот, какие-то руки схватили ее. Она задохнулась, чувствуя, что ей дали наркотик. Сознание отступило, и она погрузилась в темноту…
«Свершилось, — подумала она. — Как просто оказалось покорить Бене Гессерит — для этого понадобилось только предательство. Хават был прав».
Она не шевелилась, чтобы не натягивать веревку.
«Это не моя спальня, — подумала она. — Меня куда-то перенесли». Мало-помалу ей удалось добиться контроля над собой. Она смогла ощутить запах собственного пота с примесью страха в нем. «Где Пол? — подумала она. — Что они с ним сделали?»
С помощью древних приемов она заставила себя успокоиться. Но ужас притаился совсем рядом. Лето? Где ты, Лето?
Она почувствовала изменения в окружающей ее темноте. Они начались с появлением теней. Теперь она могла полнее использовать свои ощущения: что-то белое… полоса под дверью… я на полу.
Подходили люди — она чувствовала это по дрожанию пола. «Я должна оставаться спокойной. Я должна быть готова. Может быть, у меня будет только один шанс», — внушала она себе. И снова ей удалось успокоиться. Неритмичное биение ее пульса выровнялось, она закрыла глаза, сконцентрировавшись на приближающихся шагах. Людей было четверо.
Она уловила разницу в их шагах. «Я должна сделать вид, что все еще нахожусь под действием наркотика». Она заставила тело расслабиться на холодном полу и собрала всю свою волю. Услыхав, что дверь отворилась, она почувствовала сквозь закрытые веки, что вокруг стало светлее.
Шаги приблизились, и кто-то наклонился над ней.
— Ты проснулась! — прогремел бас. — Не притворяйся! Она открыла глаза.
Над ней стоял барон Владимир Харконнен. Она узнала комнату, где спал Пол, увидела сбоку его пустую кровать. Охранники остались стоять возле открытой двери, держа в руках зажженные лампы. Из холла бил яркий свет, от которого было больно глазам.
Она посмотрела на барона. На нем была темная фуражка, толстые щеки вздымались красными холмами под паучьими глазами.
— Наркотик действует определенное время, — прогремел он. — Нам с точностью до одной минуты было известно, когда прекратится его действие.
«Как же это возможно? — удивилась она. — Только Уйе мог знать мой вес, мой метаболизм, только он один…»
— Какая жалость, что ты должна оставаться с кляпом, — сказал барон. — У нас бы мог получиться такой интересный разговор!
Барон оглянулся на дверь.
— Войди, Питер.
Того, кто вошел и остановился за спиной барона, она никогда не видела, но этот человек был ей известен: Питер де Бриз, ментат-убийца. Она изучала его ястребиное лицо, чернильно-синие глаза, заставляющие предположить, что он родился на Арраки, хотя изысканность его манер и весь его вид указывали на другое — его плоть никогда не испытывала недостатка воды. Он был высок и строен, пожалуй, слишком изнежен.
— Какая жалость, что мы не сможем с тобой поговорить, моя дорогая госпожа Джессика, — сказал барон. — Тем не менее мне известно о ваших возможностях. — Он посмотрел на ментата. — Не так ли, Питер?
— Как скажете, барон, — ответил тот высоким тенором. Звуки его голоса отдались в ее теле холодом: она никогда не слышала такого пронзительного голоса. Этот голос выдавал убийцу.
— У меня есть сюрприз для Питера, — сказал барон. — Он думает, что пришел получить свою награду — вас, леди Джессика. Но я должен продемонстрировать одно обстоятельство, а именно: он не хочет вас.
— Вы со мной играете, барон? — спросил Питер и улыбнулся.
Видя эту улыбку, Джессика удивилась тому, что барон не отскочил в сторону, пытаясь защититься от этого Питера. Но потом она поняла: барон не мог прочесть смысла этой улыбки — он не знал учения.
— Во многих вопросах Питер наивен, — сказал барон. — Он не представляет себе, какая вы удивительно сложная натура, леди Джессика. Я мог бы доказать ему это, но не хочу тратить на него времени, — теперь барон улыбнулся Питеру, на чьем лице застыло ожидание. — Я знаю, чего вы хотите на самом деле, — вы жаждете власти.
— Но вы обещали мне эту женщину! — воскликнул Питер, начиная терять присущую ему сдержанность.
Джессика, уловив то, что таил в себе этот голос, внутренне содрогнулась: «Как мог барон сделать ментата из этого животного?!»
— Я предлагаю тебе выбор, Питер, — сказал барон.
— Какой выбор?
Барон щелкнул толстыми пальцами.
— Эта женщина и изгнание из империи или герцогство Атридес на Арраки и твое управление по собственному усмотрению — от моего имени.
Джессика следила за тем, как его паучьи глаза изучают Питера.
— Вы можете быть здесь герцогом во всем, кроме титула, — добавил барон.
«Значит, мой Лето умер?» — спросила себя Джессика. Она почувствовала, как в ее груди поднимается немой вопль. Барон продолжал изучать ментата.
— Пойми, Питер, ты хочешь ее только потому, что она была женщиной герцога, символом его власти — красивая, вышколенная для своей роли. Но целое герцогство, Питер! Это больше, чем символ. Это — нечто реальное. Ты сможешь иметь много женщин, сколько захочешь.
— Вы смеетесь надо мной?
Барон повернулся к лампе, осветившей его лицо.
— Смеюсь? Я? Вспомни: я отказался от мальчика. Ты слышал, что сказал предатель о способностях парня. Они похожи — мать и сын — во всем похожи. — Барон улыбнулся. — Теперь я должен идти. Я пришлю охранника, которого я специально приберег для этой минуты. Он глух как камень. Ему будет приказано стать твоей правой рукой в твоем изгнании. Он услышит эту женщину, когда увидит, что она берет над тобой контроль. Он не позволит тебе вынуть кляп из ее рта до тех пор, пока вы не покинете Арраки. Если ты останешься, он получит другие приказы.
— Не уходите, — сказал Питер, — я выбрал.
— Ха-ха! — хихикнул барон. — Подобная быстрота решения может означать только одно.
— Я возьму герцогство, — сказал Питер. А Джессика подумала: «Неужели Питер не знает, что барон ему лжет? Но… как он может знать? Он — испорченный ментат».
Барон посмотрел на Джессику.
— Разве неудивительно, что я так хорошо знаю Питера? Я держал пари, что выбор будет именно таким. Теперь я ухожу. Так гораздо лучше. Да, да, гораздо лучше! Вы понимаете, леди Джессика? Я не питаю к вам злобы, меня вынуждает необходимость. И я не отдавал никаких приказов о вашем уничтожении. Когда меня спросят, что с вами случилось, я смогу вполне искренне пожать плечами.
— Значит, вы хотите, чтобы все сделал я? — спросил Питер.
— Охрана, которую я тебе оставляю, будет исполнять твои приказания, — сказал барон и посмотрел на Питера в упор. — Решение принадлежит тебе, я ничего о нем не знаю. Но ты должен подождать моего отъезда — так будет лучше.
«Он боится вопросов Видящей правду Преподобной матери, — подумала Джессика. — Он конечно же знает, что должен пройти процедуру допроса, прежде чем предстанет перед имперским судом».
Взглянув напоследок на Джессику, барон повернулся и вышел. Она проводила его взглядом, вспоминая, как Преподобная мать предупреждала ее о могуществе этого опасного врага. «Бедный Лето…» — думала она, не переставая.
Вошли двое стражей Харконненов, третий застыл в дверях с ласганом наготове. «Это тот, глухой, — подумала Джессика, изучая отмеченное шрамами лицо. — Барону известно, что я могу испробовать Голос на любом человеке».
— Мальчик на носилках у входа. Какие будут ваши приказания? — спросил глухонемой.
Питер обратился к Джессике:
— Я думал подействовать на вас угрозой, обращенной на вашего сына, но теперь вижу, что это бесполезно. Воздействие на эмоции — плохая тактика для ментата. — Он посмотрел на своих солдат и, повернувшись так, чтобы глухой мог видеть его губы, сказал: — Отведите их в пустыню, как предлагал предатель. Его план хорош. Черви уничтожат все следы. Их тела никогда не будут найдены.
— Вы не хотите отослать их сами? — спросил человек со шрамами. Он читает по губам, догадалась Джессика.
— Я следую примеру моего барона, — сказал Питер. — Отведите их туда, куда сказал предатель.
По его тону Джессика поняла, что он держит себя под жестким контролем. И подумала: «Он тоже боится Видящей правду».
Питер повернулся к двери. Там он в нерешительности остановился, и Джессика подумала, что он хочет посмотреть на нее в последний раз, но он вышел, не оглядываясь.
— Что до меня, то после такой работы я бы не хотел оказаться лицом к лицу с Видящей правду, — сказал покрытый шрамами воин.
— Вряд ли тебе придется встречаться с этой ведьмой, — сказал один из охранников. Он подошел к Джессике и наклонился над ней, глядя ей в лицо. — Хватит болтать! Работа сама не сделается. Бери ее за ноги и…
— Почему бы нам не убить ее здесь?
— Слишком грязная работа, если только ты не хочешь их задушить. Что касается меня, то я люблю, когда все просто. Оставим их в пустыне на съедение червям — и никаких улик. И убирать не надо.
— Да, ты прав, — согласился охранник со шрамами.
Джессика слушала, наблюдала, отмечала. Но кляп мешал ей воздействовать на них Голосом.
Охранник со шрамами убрал ласган в кобуру и взял ее за ноги. Они подняли ее, как мешок с зерном, вынесли из комнаты и положили на носилки рядом с другой связанной фигурой. Когда они ее перевернули, она увидела, что это был Пол, связанный, но без кляпа. Его лицо находилось не более чем в десяти сантиметрах от ее лица, глаза были закрыты, дыхание ровное.
«Он находится под действием наркотиков», — подумала она. Охранники подняли носилки, и глаза Пола чуть-чуть приоткрылись.
«Ты не должен пробовать Голос!» — мысленно взмолилась она.
Глаза Пола снова закрылись. Он использовал познающее дыхание, успокаивал свой разум и изучал своих тюремщиков. Глухой представлял загадку для него, однако Пол не терял надежды. Успокаивающая разум система, которую преподала ему мать, помогла ему сохранять присутствие духа, приготовившись к любому повороту событий.
Пол осторожно приоткрыл глаза и посмотрел на мать. Она, по-видимому, была в сознании, но ее рот был закрыт кляпом. Его пленение было похожим: капсула с наркотиком, пробуждение на носилках, связанные руки и ноги. Логика подсказывала ему, что их предал Уйе, но он еще не пришел к окончательному выводу. Слишком трудно было это осознать: воспитанник школы Сак, врач — и вдруг предатель!
Охранники пронесли носилки в открытую дверь под звездный купол неба и поставили их на землю. Над головами пленников вращались крылья топтера, закрывая звезды.
Глаза Пола, освоившиеся в полутьме, разглядели глухого охранника, открывавшего люк топтера.
— Мы должны лететь на этой машине? — спросил глухой и оглянулся на охранников.
— Этот топтер предназначается для работы в пустыне — так говорил предатель.
Глухой разобрал ответ по движениям губ охранника, но что-то его не устроило.
— Мы здесь не поместимся. Это — топтер для связи, он возьмет только двоих, не считая пленников.
— Этого вполне достаточно, — сказал один из охранников. — Теперь мы и сами справимся, Кинет.