Кажется, вино в голову ударило, смотрю, как люди танцуют, смотрю на неё, думаю, зачем, дурак, сказал, что танцевать не умею и не хочу, что, ногами не смог бы передвигать, сейчас обнял бы её, сам, не по принуждению, а потому, что она такая красивая, и так мягко улыбается, и так не похожа на других хозяек, и ни разу за неделю ни на одну кнопку пульта не нажала…
Один раз, правда, чёрт меня чуть не дёрнул глупость совершить. Когда отлучился в туалетную комнату, иду… боги, боковой выход открыт, никто не держит, космопорт рядом… А вдруг это проверка, думаю… Но какая разница? Ведь можно попытаться, когда ещё другой шанс представится… Ничего ей не будет, раб сбежал, даже если узнают, что она меня сюда привела, штрафом отделается — женщина, аристократка, им тут любая блажь позволительна.
Выхожу, стою возле двери, осознаю — вот она, как близко, моя свобода. Оглядываюсь. Слишком долго меня нет, не пойдёт ли искать? Скоро ли на пульт нажимать начнёт? Может, не нужно было напоминать, чтобы взяла…
Глупости, говорю себе. Это же Тарин. Ты не сможешь никуда проникнуть, в космопорту твой чип первым делом обнаружат, это тебе не астероид занюханный, а потом… А потом она с тобой больше никогда не пойдёт как с равным.
К чёрту, думаю. "Как" — это всего лишь "как"…
Но ведь доверяет мне. Я тут уже минут двадцать маюсь, а она до сих пор не ищет. Пусть лучше доверяет. Вдруг потом реальный шанс представится… А тут если поймают, ведь может и продать. После побега всегда продавали, принято у них так, что ли? Или просто возиться не хочется, много проблем?
Возвращаюсь. Конечно, где уж ей меня искать, вокруг неё уже какой-то мужик мускулистый вьётся, на танец, что ли, зазывает… Свободный…
Спешу, осознавая, что не хочу, чтобы она с кем-нибудь танцевала. Ну, кроме одного раба неразумного, разве что…
ТамалияАнтер молодец, держится, и я, кажется, начинаю расслабляться. Обстановка соответствующая, располагающая, я боялась, что будут всякие грубияны из грузовых кораблей, а нет, марку заведение держит. Даже вино решилась заказать, хотя мало ли, как оно на него подействует. С коньяком, помнится, не сложилось.
Хмыкаю. Разговариваем легко, он мне даже какие-то весёлые истории из своей рабской жизни рассказывает. Не подаю виду, понимая, как много остаётся недосказанным и чем это всё сопровождалось. И даже из детства что-то упоминает, вот это жемчужинка, слушаю внимательно, составляю мозаику по имени Антер, и понимаю, что она мне всё больше и больше нравится…
Кажется, мучает что-то солнце моё, будто хочет сказать и не решается. Ну да ладно, надеюсь, перемучается. Не хочу такой вечер портить!
А вот это мне уже не нравится. Так долго нет его… Милый, пожалуйста, только не делай глупостей, я-то не стану тебе препятствовать, но тебя же сразу же выловят, а беглого раба по умолчанию продавать нужно, как же я тебя потом оставлю? Нет, оставлю, конечно, разыграю спектакль какой-нибудь, но… Пожалуйста, лучше не делай глупостей, а я придумаю другой, легальный путь…
Встаю, выхожу в небольшой коридорчик, там запасной выход, помнится, имеется. Так и есть, стоит у двери. Мается, наверное. Понимаю, какие у тебя мысли.
Возвращаюсь обратно. Вот и настало время решение принимать, раб мой дарёный, твоё решение, я лезть не стану…
Подходит парень какой-то, разодетый модник, а ты тут что забыл, на этой планете жуткой? Убирался бы ты отсюда, пока не видишь, как к вашему брату относятся…
Подсаживается, условно спросив разрешения и не дожидаясь ответа. Молчу. Не до тебя мне, за раба своего переживаю, чтобы глупостей не наделал…
Представляется — фиксирую ненужное имя, просто потому, что так положено, почти не слушаю разглагольствования о том, почему такая красивая девушка одна сидит. А ты вторую тарелку не видишь, дурак? А что ж девушка грустит, а кто ж посмел её обидеть, а куда ж это спутник подевался, или то спутница была? А не соизволит ли девушка потанцевать… А то мы тут проездом, скучно нам, вот на декаду заехали, уж завтра обратно пора, где ж вы раньше были, почему ж не встретились, ах, как бы время можно было провести…
Нужен ты мне, петух недощипанный, принц одноразовый, на десять дней счастья бы привалило, глядя на таких мужчин сразу понятно становится, почему женщины периодически матриархаты на планетах устраивают… А ничего, что я молчу не отвечаю тебе? Ты за двоих говорить готов?
Нет, надо же, интересуется, всё ли в порядке, почему это девушка молчит… Тут перед ней и так, и эдак хвост пушат, а она всё не реагирует…
Боже. Солнце моё возвращается, как же я рада, что ты правильное решение принял, родной, молодец, с меня вольная, ничего не пожалею, клянусь!
Кажется, улыбаюсь, глупо, до ушей, гляжу на ошарашенного петуха:
— Спутник мой возвращается, — сообщаю, — нет, не танцую я, о, он такой ревнивый, лучше вам с ним не сталкиваться…
Смотрит на Антера оценивающе, видимо, всё-таки верно оценивает, да и глаза у моего ненаглядного что-то потемнели слегка, или то мне кажется, или то решение так тяжело далось?
Петух откланивается, я продолжаю улыбаться… Ты правильно сделал, милый. Так хочется тебе это сказать, но не буду пугать, потом как-нибудь…
— Всё в порядке? — спрашивает.
— Так, — говорю, — клеился, ерунда… Танцевать приглашал.
— Ты ж хотела? — отводя взгляд.
— Так я ж с тобой хотела, — смеюсь, — а не с ним…
Антер смущается, опускает глаза, будто что сказать хочет, после берётся за спасительную бутылку:
— Налить?
— Давай, — придвигаю бокал. Можно и отметить решение твоё…
Медленно цежу вино, заедаю мороженым, ради которого всё и затевалось, вроде бы. Антер тоже ест — аккуратно так, наслаждается вкусом детства, не иначе. Боюсь спугнуть, молчу, пока всё не доедает.
Свечи, музыка живая — уходить не хочется, Антер наконец-то вышкрябывает пиалу и вспоминает об окружающем.
— Ещё закажи, сластёна, — смеюсь. Похоже, порывается спросить, а можно ли, после передумывает.
— Да что-то я объелся, — смеётся.
— Ладно, — говорю, — домой пару килограммов закупим.
Улыбается. Смотрит так… будто узнать что хочет и не решается.
— Что? — говорю. Снова смущается, ну какой же ты чудесный, когда краснеешь, давай, говори уже, чего тебя там мучает.
— Г… Ямалита… вы… танцевать хотели? — шепчет.
— Ты, — говорю.
— Что? — не понимает.
— Мы на "ты" сегодня, — смеюсь.
Встаёт вдруг, протягивает руку:
— Потанцуешь со мной?
— Ты же не умеешь, — улыбаюсь.
— Не умею, — кается. — Но… если ты…
Ой, похоже, сейчас стушуется, вспомнит "своё место" и предложит не обращать внимания на глупое приглашение забывшегося раба, спешу предотвратить, вставая:
— Обожаю танцевать!
Выходим в центр, "петух" невдалеке мелькает, кажется, с опаской на Антера моего посматривает, вот и хорошо, не лезь куда не просят…
Кладу руки на плечи, осознаю, какое же это удовольствие, поддерживает за талию, мягко так, почти невесомо, надеюсь, ты не переоценил свои силы, мой хороший? Если тебе неприятно, не нужно переступать через себя, не так уж я танцевать люблю, чтобы ради этого издеваться над тобой…
Но нет, кажется, его не передёргивает, дистанцию, правда, не сокращает, зато чуть склоняет голову… Ощущаю совсем близко его дыхание. Чёрт, почему этот танец такой короткий?!
— Ещё? — спрашивает. Удивляюсь, но стараюсь не показать.
— Если хочешь, — улыбаюсь.
— Хочу… — говорит. — Если можно…
АнтерЭто просто какой-то сон. Мог ли ты представить, что такое возможно, раб?
Мысли ускользают, оставляя место ощущениям: её тонкий стан под ладонями, едва уловимый аромат духов, запах волос. Кажется, чуть приближаюсь, чтобы впитать его, какая же она мягкая… Почти невесомое прикосновение к моим плечам. Хочу растянуть это мгновение, осознавая, что мне приятно держать руки на её талии, что даже Амира не вспоминается, потому что это было моё желание — пригласить её, и потому что я боялся отказа, потому что здесь нет места никаким принуждениям. И почему-то достаточно того, что есть. Некая зыбкая грань, в которой не возникает желания приближаться и страшно отпустить.
Кажется, сделай она движение навстречу, прижмись ко мне как большинство окрестных пар — и нарушится очарование, захочется сбежать, заскочить под душ и долго, долго смывать с себя прикосновения. Но она не приближается, и мне уже самому хочется притянуть её хоть немного поближе, но так страшно, а вдруг она сочтёт это своеволием, или снова Амира заполнит всё сознание.
И я вдыхаю её аромат, ощущая лишь лёгкое прикосновение волос к лицу, и не хочу говорить, и даже двигаться не хочу — наверное, по-дурацки переставляю ноги, но она ничего не требует, не ждёт никаких сложных движений, мы словно замираем в нашем танце, как мушки замирают в янтаре, теряя счёт времени и оставаясь там навсегда…
Хоть бы музыканты не переставали играть эту медленную, вынимающую душу мелодию…
ТамалияПочему такие вечера не бесконечны?
Едем домой. Сидит рядом, ловлю себя на мысли, что мог бы и обнять, что ли… Хороший же вечер. Похоже, даже сумел расслабиться слегка.
Размышляю о том, как хорошо было бы встретиться… просто, где-то на какой-то планете… Без пульта в сумочке и чипа в голове. Тогда, милый, у тебя, наверное, отбоя от девчонок не было бы, интересно, обратил бы на меня вообще внимание? Наверное, избалованный был бы — жуть… Вспоминаю "петуха", улыбаюсь. Да нет, у Антера стержень какой, если его даже рабство не сломило… Видимо, и родители много вложили…
Кажется, я заснула после прохождения стены, потому что вдруг привиделось, что мы на Амадеусе, а у меня выходной, и вот мы возвращаемся домой…
— Госпожа… простите, госпожа… мы приехали…
И точно, так тепло придремалось на широком плече, улыбаюсь. Пугаюсь, сейчас же возле дома начнёт вспоминать про свои рабские привычки, а я так не хочу, чтобы вечер заканчивался…
Выхожу поскорее, чтобы он не успел дверь открыть, смотрит слегка испуганно, чёрт с ними, с соседями, делать им нечего, только за нами следить. Подумаешь, у меня свои привычки, я, в конце концов, не местная…
Глава шестая
АнтерПо-моему, сегодня первый раз она на ночь не заперла мою дверь. И, кажется, даже кнут из шкафа не убрала. Не кажется — проверил. Не убрала.
Впрочем, перехватить её тонкую шею мне уже не хотелось. Похоже, она получила меня с потрохами… всего и целиком.
Возможно, всё это — лишь какая-то многоходовая комбинация, возможно, ей как и остальным нельзя верить, но так хочется…
Тихо подошел к её двери, попробовал… открыто. Не боится? Или просто уповает на моё благоразумие, понимая, что если я что сделаю с ней — мне не уйти отсюда, с Тарина, никуда?
Подошёл, тихо опустился на пол, чтобы не разбудить. Какое у неё нежное лицо… Провёл по разметавшимся светлым мягким волосам, не удержался, прикоснулся к щеке. Только бы не разбудить, не положено мне… Но впервые посетила мысль, что моё достоинство нужно ей не для себя — для меня. И так сразу же захотелось… подняться, распрямиться, что-то доказать… Убил бы подонков, которые посмели её обидеть. Если их ещё не наказали — сам найду и накажу. Надо же, на реабилитации тут… Хотя хорошо держится, молодец, и от мужчин не шарахается… А может, ей противно, когда её мужчины касаются? Как мне при мыслях об Амире… Может, потому и нельзя?
Вдруг веки дрогнули… вот чёрт! Что ты себе вообразил? Сейчас как застукает… любому терпению есть предел, а она всё же таринианка, у них это в крови!
ТамалияЯ лежала, сжимая в руке стилет. Так, на всякий случай. Сегодня первая ночь, когда оставила дверь открытой. Верила, конечно, что всё будет хорошо, но нужно же ко всему готовой быть…
И правда, вышел, походил по дому, кажется, заглянул в шкаф в гостиной. Я напряглась, неужели кнут достал? Может, нужно было пульт под бок положить, а я — дура доверчивая?
Тихо подошёл к двери, постоял, решаясь. Максимально расслабляю мышцы лица, дышу ровно и медленно. Зашёл. Рука почти затекла, нервы на пределе. А ну как хлестнёт со всей дури…
Нет, пронесло. Тихо подходит, опускается на пол, разглядывает лицо. Что ты там себе надумал, чудо моё?
Ощущаю на щеке невесомое прикосновение тыльной стороны пальцев, такое мягкое… расслабляюсь, не может человек, который так касается, взять да и ударить во сне. Правильно поверила.
Смотрю на него. В глазах ужас, зрачки огромные.
— Прости, госпожа, не хотел беспокоить…
Улыбаюсь.
— Не страшно, — говорю, садясь в кровати, стилет оставляю под одеялом. — О чём думаешь?
— Да так… — смущается. — О том, действительно ли возможно, что вы меня свободным сделаете.
— Возможно, — киваю. — Что ж ты грустный такой?
— Да вот думаю, что мне уже вроде и свобода без вас не такой представляется.
— Без меня? — не понимаю. — Ты о чём?
— Простите, моя прекрасная госпожа, зарвался ваш раб…
— Что-то я со сна плохо соображаю, — говорю.
— А что тут соображать, — глухо, глаза потемнели, а ведь только что буквально сияли. О чём он там мечтал, интересно… Надеюсь, не началась ко мне привязанность болезненная? Ни к чему это, дорогой… Впрочем, пройдёт, даже если и так. Это нормально, наверное. — Даже если мне чип вынут и нормальные документы сделают, вы на меня и не взглянете, после всего-то, кто я такой?
— Да ладно тебе, — смеюсь, — это сейчас кажется, будто я нужна, а вкус свободы, он такой… пьянящий. Вот увидишь, как только чип из тебя изымем и торжественное сожжение пульта устроим, сразу всё по-другому видеться будет.
Кажется, глаза снова засияли, молодчинка мой, так держать.
— Ну а я буду с тобой, сколько тебе понадобится, — смеюсь. — Пока сам не сбежишь.
— Что вы… — шепчет. Опускает голову. — Зачем вам мерзость такая…
— У меня свои представления о мерзости, — отвечаю. Молчит.
— Ну что ещё? — спрашиваю.
— Когда думаешь о свободе, как о далёкой и желанной, то кажется, что были бы документы на руках… А когда начинаешь думать о конкретных шагах…
Боже, как он хочет эту свободу… Что же мне делать?
АнтерДа что ж ты такое придумал себе, ничтожество? Думаешь, она вот так прямо рядом с тобой встанет как с равным? Подразнила и забыла. Она же видела тебя… такого видела… Без этого самого достоинства, без гордости, без ничего — ниже некуда…
— Кому я нужен теперь буду, со свободой своей? После всего…
— Э, дружок, не надо так. Себе-то ведь нужен, а это самое главное.
Усмехаюсь горько. Себе-то нужен, а тебе…
Замолкаю. Пришёл тут, сопли распустил. Идиот.
ТамалияКажется, отходняк у солнца моего начался, глупости в голову лезут. Ты мне глупости делать не вздумай, других непокорных рабов запирают, не дают им в руки ничего, что может позволить с собой покончить. После такого-то ломка о-го-го какая начаться может…
— Садись, — чуть пододвигаюсь, чтобы он на кровать сел. Сам же не встанет… Смотрит с недоумением, но садится.
— Всё пройдёт, — говорю. — Ты у меня столько выдержал и не сломался, еще немного осталось…
— Обязательно полгода ждать? — спрашивает. Киваю:
— Придётся. Непременно всё поясню тебе потом, потерпи немного.
Выживал же до сих пор. Надеюсь, и дальше выживет. Иначе… Боже. Ещё мне разреветься не хватало.
Нужно что-то поддерживающее сказать…
— Ты правильно сделал, — говорю.
— Что? — не понимает.
— Что вернулся, — тихо. Смотрит с ужасом:
— Вы знали? Или… проверяли?
— Пожалуйста, не подозревай меня в том, что я всё это ради проверки устроила. Просто увидев второй выход, можно было догадаться, что у тебя возникнет искушение.
— Почему же вы… ничего не сказали?
— Антер… А что я тебе могла сказать такого, чего ещё не говорила? Это только твоё решение.
— И что бы… вы делали? — глухо.
— А что бы я делала? — пожимаю плечами. — Подождала бы, пока тебя вернут. Ты же сам понимаешь, что не сбежал бы. Не с Тарина.
— Понимаю… — кивает. — А потом продали бы.
— Нет, — отвечаю, — не продала бы.
А что бы я делала, интересно?
— Сказала бы, что это был мой приказ глупый. Хотела проверить, сможет ли раб сбежать от меня. Ну что-нибудь в этом роде.
— Зачем? — поражённо.
— Потому что прекрасно тебя понимаю, — говорю.
Потому что никому тебя не отдам, чудо моё…
АнтерСтою под душем. Яростно отдраиваюсь. Злюсь на себя.
Какого чёрта полез к ней ночью с жалобами? Как теперь в глаза смотреть…
С какой стороны ни глянь — дурак. А завтра ещё и день тяжёлый предстоит. Этот приём дурацкий, на который ей обязательно меня тащить. А там все эти… Вот и увидишь, как она на самом деле к тебе относится.
Есть у хозяев такая замечательная игра. Когда слишком скучно становится. "Угадай раба". Свалить все пульты в кучу и выхватывать по очереди. Смотреть, свой закричит, чужой…
Всё-таки выхожу. Целый день прятаться не будешь, к тому же, ей сегодня на реабилитацию.
Хозяйка сидит в гостиной в любимой позе, с ногами в кресле. Не знаю, пройти ли мимо.
— Привет, — улыбается. Подхожу, дёргается:
— Не вздумай!
Неужели по лицу видит? Ну и не вздумаю, а хотел же извиниться. К чёрту.
— Доброе утро, госпожа.
— Иди ешь, я уже, — говорит.
Моя порция ждёт в комбайне, пытаюсь понять Ямалиту и не могу. Ведь попадал я и к не таким уж плохим хозяевам-хозяйкам, наказывали не часто и по делу, даже вроде понимали, что у рабов та же нервная система, те же болевые центры. Психика тоже имеется, самолюбие иногда. Не то, что эта дура Свелла.