— Но вы же говорили…
— Сама не знала, о чём! Я буду искать выход, и найду! Но до этого… Антер, до этого придётся оставить всё, как есть.
— Значит, я буду исполнять то, что положено рабу.
— Не будешь! Не дома! А ну быстро в медкабину!
Хватаю и зашвыриваю ненавистные босоножки в разные углы гостиной, перезваниваются отлетевшие бриллианты, мелькает мысль, что мне их ещё возвращать — казённое же имущество… к чёрту! Иду за медкабиной, толкаю её в комнату. Уже поднялся, опирается на входную дверь, смотрит растерянно.
Вот коза, поори ещё на него, мало ему досталось.
— Залезай, — говорю мягко. — Пойду комбайн запущу.
Подходит, поворачивается спиной, начинает расстёгивать рубашку. Задумываюсь…
— Постой, — говорю. Останавливается, не оборачиваясь спрашивает:
— Мне идти к себе?
— Зачем? — не могу понять такого вывода, приближаюсь, смотрю в глаза.
— Медкабину обычно используют для более тяжёлых случаев.
— Господи, Антер, ну почему…
Замолкаю. А то тебе не понятно, почему. Поясняю:
— Хотела предупредить, что запущу режим съёма побоев, на всякий случай.
— Что это? — не понимает.
— Это значит, что тебя не просто вылечат и поместят информацию в медчип, но компьютер восстановит картину того, как были нанесены… удары. Иногда в этом режиме приходится отвечать на вопросы, обычно стандартные. Чтобы ты не испугался.
— Для чего? — спрашивает.
— Вообще-то напали на моего раба без моего разрешения, — говорю. — Возможно… не знаю ещё. Возможно, понадобится.
Запускаю соответствующий режим. Антер залезает, не забывает сделать стекло непрозрачным. Вздыхаю. Иду запустить комбайн.
Дожидаюсь отчета медкабины, вылезает, подаю халат. Взгляд удивлённый, благодарит, надевает. Бледный какой и осунувшийся…
— Я вам больше не нужен, госпожа?
Смотрю на него. Ты не представляешь, насколько ты мне нужен!
Я-то к сложному разговору готовилась, а он, похоже, к себе собирается…
— Отдыхай, — говорю. — Поешь иди.
— Спасибо, — отвечает, поднимается по лестнице. Сижу не могу сосредоточиться, милый, пожалуйста, только не падай обратно… Что-то и самой есть не охота… иду к себе.
Переодеваюсь, распускаю уставшие волосы, смываю косметику. У него долго вода льётся, родной мой, пожалуйста, только без глупостей…
Вроде душ выключен уже, но не выходит. Не выдерживаю, складываю его порцию на гравинос, не забываю мороженое, поднимаюсь. Стучусь, не слишком рассчитывая на ответ — вхожу.
В комнате темно, даю мысленный приказ на лёгкую подсветку. Лежит на кровати на животе.
— Антер… — говорю тихо, ставя гравинос на небольшой столик. Хочу прикоснуться, но ужасно боюсь, что снова начнёт передёргиваться.
— Простите, госпожа… вам очень нужен свет?
— Выключить? — спрашиваю. Как-то подозрительно голос у него тихий. Не дожидаюсь ответа — убираю.
— Я тебе поесть принесла, — говорю.
— Спасибо. Мне не хочется.
— Может, потом захочется, я оставлю.
— Спасибо.
Лежит, молчит. Не выдерживаю, сажусь на кровать.
— Антер, ты понимаешь, что я не смогла бы их остановить? — говорю. — Ты же должен понимать, если бы там были только мужчины, они бы ещё могли послушаться, но развесёлые девицы во главе с Олинкой и хозяйкой дома… Они же привыкли, что всё по их прихоти, привыкли к этим идиотским играм, они вообще не могли понять… Да и пили наверняка не сок!
— Наверное… — говорит.
— Не хочешь сейчас разговаривать?
— Как прикажете, госпожа.
— Если не хочешь — поговорим потом.
Молчит. Поднимаюсь, с трудом удержавшись, чтобы не пригладить влажные волосы. Милый мой.
— Антер, если всё-таки захочешь поговорить, зайди ко мне. В любое время, как только тебе захочется. Пожалуйста.
Ухожу. Жду, но он не идёт, и я понимаю — не придёт. Ни сейчас, ни завтра… Залезаю в душ. Настраиваю эффект дождя — когда вода льётся со всего потолка кабины, опускаюсь на пол и стараюсь не издавать излишне громких рыданий. Звукоизоляция внутри дома слабая, услышать можно. Пойти успокоительного вколоть, что ли? Ещё один сумасшедший день.
Нужно бы просмотреть скачанную информацию, но что-то у меня сил нет на это. А мысли о том, что всё может быть напрасно, вообще заставляют сложить секретные приборы в сейф. Завтра гляну, за день ничего не изменится.
Спать не могу, кручусь в кровати, включаю-выключаю свет. Не выдерживаю, снова иду к горю моему в комнату, поднос так и стоит нетронутый, мороженое растаяло… Кажется, спит. Беспокойно вздрагивая во сне, но всё-таки спит. Провожу рукой по волосам, уношу еду.
Вспоминаю про босоножки, ползаю по полу собираю камни. Моя б воля — никогда б их не надевала. Если бы не они — успела бы пульт отобрать. Но ведь придётся… Заткнись и работай. И думай, что сказать Антеру, а то ведь это же пережить невозможно — когда кажется, будто тебя предают…
Возвращаюсь к себе.
Не успеваю слегка забыться, как слышу крики, подхватываюсь, врываюсь к нему, едва-едва включаю подсветку. Мечется по кровати, уже на спине, выгибается, что тут от нервной системы останется, с такой жизнью, наверное, снова всё по кругу переживает…
Подхожу, сажусь, пытаюсь разбудить, дёргается ещё сильнее, трясу, хватаю за руки — вырывает, открывает глаза — но будто не видит меня.
— Не надо! — кричит.
— Антер… — говорю, — всё хорошо…
— Уйди!
— Тише, это я, это я, успокойся… — шепчу, но он выдирается, выгоняет, не могу успокоить, господи, а вдруг он и правда именно меня видеть сейчас не хочет?
— Простите, госпожа, — слышу глухое.
— Тебе кошмар приснился, — говорю. — Прошло?
— Всё в порядке, госпожа.
— Можно я с тобой побуду?
— Разве я могу вам запретить?
— Я спрашиваю, не будешь ли ты… не помешаю ли тебе. Или хочешь, чтобы ушла. Скажи, пожалуйста, как есть.
— Не знаю, — отвечает честно. — Не хочу, наверное.
— Спи… — говорю. — А я просто посижу.
— Зачем вам… — начинает.
— Давай завтра поговорим, — вздыхаю. Что я могу ему сказать.
— Какие будут приказания… — приподнимается.
— Ну какие приказания, — останавливаю. — Спи.
Залелаю в кровать, простыни горячие, дыхание тяжёлое, сажусь, опираясь на спинку, поглаживаю по голове. Спи, мой хороший.
Сижу почти до утра, перебираю волосы, пока не затекает спина и прочие места, почему-то так страшно оставить его.
Лицо немного расслабилось, всё перебираю и перебираю волосы, едва уловимо прикасаюсь к щеке, смотрю на него, так страшно заснуть, так страшно уйти… Прокручиваю в памяти этот жуткий приём, выискиваю, где и что могла бы сделать не так, чего могла не допустить, как поступить разумнее, ощущаю себя мазохистом.
Анализировать свои недосмотры, конечно, нужно, нас всегда этому учили, но когда это так больно… К чёрту. Всё-таки хорошую мне легенду сделали, могу прятаться за нервными срывами и страхом, знали, что подобрать. Испытываю благодарность к Гентеру в частности и всей команде в целом. Если бы это помогло мне ещё Антера защитить…
Начинает светать, когда ощущаю, что спина просто задеревенела. Антер так и проспал всю ночь, повернувшись ко мне, чуть не упираясь носом в моё бедро. Встаю мягко, кажется, немного полегчало.
Иду в подвал, заниматься сил нет, но хотя бы растянуться хорошенько да застоявшуюся кровь разогнать. В какой-то момент увлекаюсь битьем модуля-груши — представляя Селия с Халиром. Прихожу в себя, только сбив руку до крови. Но, кажется, немного попускает…
Залечиваю походным медиком, программирую комбайну крепкий кофе, лучше бы в гостиной не было зеркала… У этой тени с синяками под глазами и растрёпанными волосами от леди Ямалиты Станянской только изысканный голубой пеньюар остался.
Кое-как причёсываюсь, достаю сетевик с микросетевиком, подключаю. Что мы там узнали?
АнтерОтчего-то просыпаюсь в такую рань несусветную, за окном только-только рассвело. Кажется, хочу есть. Вроде Ямалита оставляла поднос, смотрю — нет. Наверное, обиделась. Интересно, она ещё спит?
Споласкиваюсь, а то после этих кошмаров всё потное… программирую перемену постели, одеваюсь в домашние брюки. Выхожу тихонько…
Надо же, сидит в гостиной, в любимой позе с ногами на диване, кофе пьёт, снова что-то в сетевике высматривает. Видит меня, прячет окно. Останавливаюсь, меня не ждали, что ли?
— Привет, — улыбается. По-моему, вот такой вот, бледной, домашней, с неуложенными волосами она мне нравится ещё больше, чем в сверкающих платьях и безупречном макияже.
Смутные воспоминания маячат в сознании. Неужели она и правда всю ночь сидела, перебирала мои волосы своими ласковыми пальцами? Так спалось тепло…
Только как-то не верится, сон, наверное. С чего бы ей?
Только как-то не верится, сон, наверное. С чего бы ей?
— Доброе утро, госпожа.
— Что ты так рано?
— А вы?
— Не спится, — отмахивается. — Есть хочешь?
Пожимаю плечами, чёрт, она же вчера сама мне в комнату принесла, а я так хотел остаться один… Поднимается, убирает сетевик в сейф (всегда убирает!), берёт мою руку, идём на кухню, усаживает на сидение.
— Сейчас запущу, не ожидала, что ты встанешь так рано.
— Так я и сам могу… — говорю, но она уже вводит программу, садится напротив, улыбается.
Да что ж ты снова дуреешь от её улыбки! Разве она вчера не сказала открытым текстом, что не собирается в ближайшее время тебя отпускать и вообще это маловероятно?
Даже если и правда когда-нибудь поищет способ вольную оформить… До того момента я вполне смогу при случае побыть постельной тряпкой для Селия с Халиром.
ТамалияОх, не нравится мне выражение его лица, о чём он думает… Не знаю, возобновить ли вчерашний разговор, или подождать, когда сам решит… А вдруг не решит?
Пытаюсь начать о другом — давно уже хотела поинтересоваться, да всё никак.
— Послушай… Тебе, наверное, что-нибудь нужно? Я имею в виду… кроме одежды и самого необходимого, вроде бритвы и шампуня.
— Мне ничего не нужно, госпожа…
— Ну перестань. Может, у тебя есть какие-нибудь пожелания, увлечения… Может, хочешь что-нибудь… В общем, я совершенно не против, чтобы ты покупал…
Смотрит на меня с такой вспыхнувшей ненавистью, что замолкаю на полуслове.
— Антер, ты чего?
Опускает глаза:
— Простите, госпожа. Покупайте, что считаете нужным.
— Да я-то тут при чём? Я же про тебя говорю! Ну даже если тебе просто чего-то захочется…
Сувенир с Тарина, ага… вот чёрт, что же это с ним такое?
— Мне ничего не хочется, госпожа… — отвечает тихо. Смотрю на него, не знаю, замять ли тему, или наоборот — попросить объясниться. Может, это какие-нибудь чисто мужские комплексы?
— Антер, — говорю. — Ты не переживай, эти деньги мне достались в наследство, можно сказать, незаслуженно, так что я совершенно не против поделиться.
Кажется, покраснел, смотрит в пол. Молчит.
— Объясни мне, пожалуйста, в чём дело, — прошу.
— Я не хочу быть вашей игрушкой, — говорит глухо. — Буду, конечно, никуда не денусь: и если вы захотите вывести меня "как вольного", и если вашим друзьям вздумается меня избить или…, и все остальные ваши пожелания исполню. Но уж тогда и покупайте, что считаете необходимым.
— Антер… — шепчу. Господи, хотела как лучше, а выходит, будто пытаюсь от него откупиться…
Молчу, собираюсь с мыслями.
— Почему ты так говоришь?
— Извините, госпожа. Я больше не буду.
— Почему ты называешь это моими "пожеланиями"?
Молчит.
— Ты правда считаешь, что когда мы ездили в то кафе за ограду — я лишь игралась с тобой?
— А как мне считать? — спрашивает.
— Мне было приятно и очень понравилось… — говорю.
— Игрушки для того и нужны, — отвечает. Предложение повторить застывает у меня на языке. Ну а чего ты ждала? Молчу, размышляю.
— Антер… — говорю. — Спасибо, что честно отвечаешь. Я не хочу, чтобы ты так думал, но ещё больше не хочу, чтобы ты меня обманывал.
— Что вы, как я могу…
Комбайн подаёт позывной.
— Давайте достану? — спрашивает. Киваю — если так хочет, пусть достаёт. Подхожу к веранде, мысленно приказывая двери открыться, вдыхаю свежий утренний воздух.
— Рань-то какая, садовые роботы ещё работают… — говорю. Слышу, как ставит тарелки на стол, приближается. Эта его привычка в одних брюках ходить… будит у меня совсем не те мысли, которые ему сейчас нужны. Так и хочу положить руки на плечи, прижаться к груди…
Стараюсь не смотреть.
— Мне продолжать тренироваться? — интересуется.
— Конечно, — говорю. — Рано или поздно может пригодиться.
— У меня никогда не будет разрешения поднять руку на вольного, — отвечает.
Поворачиваюсь к нему, смотрю внимательно в глаза:
— Я могу подать жалобу на Селия с Халиром, но они только штрафом отделаются: недоразумение на вечеринке.
А я переругаюсь с высшими семействами…
— Понимаю. Я сам полез драться, они были в своём праве.
— Меня ты защищать полез, видела… — говорю тихо. И пульт свой, конечно. Но уверена, что и без него полез бы… Молчит. Добавляю: — Я помню, что обещала заступиться. Просто… подумала, что если смогу забрать пульт… что это важнее. Понимаешь?
— Наверное.
— Я не знала, что мне делать.
— Вы могли бы отказаться играть… — говорит еле слышно. Вот, что у тебя болит больше всего. Радость моя, понимаю, как ты это видишь. Если бы я могла просто взять и отказаться…
— Мне не верится, что они просто взяли и вернули бы пульт. Они же привыкли к безнаказанности, они же все друг друга покрывают, измыслили бы что-то взамен, решили бы наоборот, подразнить тормознутую Ямалиту. Да ещё и возбуждённые, да ещё и подвыпившие… И так, и так паршиво. В тот момент я не придумала, что могу сделать. Ты меня ненавидишь?
— Как я могу ненавидеть вас, госпожа.
— Антер… мне было очень тяжело сидеть и смотреть, как… Но я понимала, что крики "не трогай моего раба" ничего не дадут. Я пыталась просчитать, что было бы более эффективно. Мне показалось, что позиция "вы заставили меня снова пережить ужас нападения, да ещё и раба побили" окажется сильнее.
— Вы… специально устроили эту истерику? — с удивлением спрашивает.
— Не считаешь же ты меня такой скандалисткой, — усмехаюсь.
Смотрит на меня с непередаваемым выражением.
— Послушай, — говорю. — Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы никто из них никогда больше и пальцем тебя не тронул. Обещаю. К сожалению, не могу пообещать, что мне это удастся, но сделаю для этого всё. Ты мне веришь?
— Как я могу не верить вам, госпожа?
АнтерСтранное такое впечатление… Будто оправдывается. Не припомню, чтобы хозяева не то, что оправдывались — даже просто пояснить хоть что-то пытались. Впрочем, и без того всё было понятно. А сейчас наоборот, так хорошо и красиво рассказывает… а ничего не понятно.
Ну зачем я тебе? Разве тебе не безразлично, что я там чувствую?
А ты, дурак, зачем отвечаешь на вопросы? Знаешь ведь, что хозяевам нельзя отвечать честно, обязательно придумают, как этим воспользоваться…
И вообще это так противно — ожидать, что ты будешь за меня заступаться, потому что сам не могу…
Вдруг вспоминается прикосновение… Там, в комнате наказаний… Видимо, я уже находился в полубреду, всё болело и пульсировало, потому что упорно вспоминается, как она обняла меня и даже, кажется, извинилась… Как просила притвориться… По-моему, меня и без того шатало, и притворяться не нужно было.
— Ничего, я ещё на реабилитации добавлю, — продолжает тем временем Ямалита. — Ты не пугайся, если что… Чтобы закрепить эффект.
Помимо воли улыбаюсь. Даже не знаю, верить ли. Не может быть, чтобы ты сидела и рассчитывала, что лучше сделать, я же видел твоё лицо… Но даже если ты просто хочешь, чтобы я так думал… всё равно спасибо. Думать о том, что ты легко отдашь меня Селию с Халиром на растерзание, как-то уж совсем… невыносимо.
А о том, что ты не всегда такая, какой кажешься, я уже и так знаю.
Правда, как умеешь разбивать мечты — тоже…
Словно в ответ на её слова раздаётся звонок внутрипланетного коммуникатора — Свелла. Ямалита отходит к столу, включает так, чтобы меня не было видно.
— Ой, не спишь? — удивляется Свелла. Она, похоже, в своей спальне, в тонкой ночной рубашке. Красивая, вроде бы, девушка, а вызывает такое устойчивое отвращение. — Хотела оставить сообщение, только ложусь, представляешь? Пока все разошлись, пока организовали рабов… Как ты?
— Не спится, — пожимает Ямалита плечами. — Что-то в себя прийти не могу. Вспоминаю…
— Да, — соглашается, — наши слишком увлеклись и разгорячились. Мне, конечно, твоего отношения не понять, поиграть с рабами все любят, даже взрослые частенько включаются. Но ты же непривычная.
Тамалия— Знаешь, мне тоже не понять, — отвечаю, — почему Селий с Халиром набросились на моего раба и избили его. Я уже не говорю про себя.
Лицо Свеллы мрачнеет:
— Ты собираешься жаловаться? Давай сначала встретимся, поговорим. К чему нам скандалы?
— Конечно, — улыбаюсь. — Я не хочу ни на кого жаловаться, просто… Понимаешь, просто я хочу быть уверена, что такого больше никогда не повторится. А то получается, что я и на Тарине не могу чувствовать себя в безопасности. Он же… он же меня защищать бросился… — всхлипываю. — Понимаешь, Свелла, единственный, кто меня попытался защитить — мой собственный раб!
Кажется, она слегка смутилась. Олинка бы не смутилась, сказала бы, что это его прямая обязанность, а вот со Свеллой не всё потеряно… Да и своё собственное нападение, наверное, ещё помнит.