… не думать о шее.
Аркадий-лабрадор неожиданно рычит. Не одобряет такой нерешительности. Поменяв тональность, слегка ворчит на Нору, та мило наклоняет голову, задумывается. И, что вы думаете, они делают? Не спеша трусят к этим самым кавалетти. Аркаша, а затем и моя красотка грациозно перепрыгивают все препятствия до единого, сперва друг за другом в оба конца, затем синхронно, и смотрят на нас с Лютиком лукаво: мол, слабо? Лютик, переступив с копытца на копытце, в запальчивости шагает вперёд.
— Просто не мешайте ему, Иоанна, — ободряюще говорит мне в спину сэр Майкл. — Это упражнение больше для Лютика, нежели для вас, поэтому предоставьте ему полную свободу.
И представьте, Лютик спокойно справляется! Правда, перед одним из препятствий он запнулся, пришлось сделать слишком длинный шажок, и сэр Майкл слегка корректирует расстояние, чуть передвинув это и последующие брёвна. Он прогоняет нас не менее десятка раз, причём в одном и том же темпе, и я замечаю, как постепенно Лютик переходит на свой определённый ритм.
— Хорошо, — наконец, сообщает сэр Майкл. Подзывает Василька. — Неплохая разминка. А теперь в том же темпе по кругу. Старайтесь удерживать равновесие за счёт ровной посадки и мышц пресса, ноги не напрягайте.
Держась рядом, он делает с нами несколько небольших кругов по поляне, пока с другого боку к нам не подкатывает ещё один мул, потемнее Лютика, синеглазый. Неосёдланный, естественно.
— Аркадий, я могу вас оставить за старшего? — спрашивает сэр Майкл. — Нам с Васильком тоже не мешало бы размяться. Не волнуйтесь, Иоанна, вы под надёжным присмотром. И не снижайте темп, дорогие мои!
А я и не волнуюсь, просто мне самой было бы интересно взглянуть на их игрища. Тем не менее, Аркаша не даёт нам отвлечься, увлекая за пределы рощицы. Не снижая темпа, конечно. Я уже чувствую настоящее удовольствие от быстрой езды. Это и есть галоп?
После того, как мы огибаем рощицу по наружному периметру пару раз, Аркадий решает, что мы достаточно выдохлись, и, слегка замедлившись, ведёт к леску неподалёку.
И там нам удаётся подсмотреть настоящую тренировку. Да на этой поляне чуть ли не ипподром обустроен! Лютик, как и я, боязливо поёживается, наблюдая, как Василёк с сэром Майклом перемахивают препятствия с меня ростом, а то и выше. Белоснежный жеребец, словно не замечая тяжести на спине, берёт барьер за барьером, одиночные, двойные… В тот момент, когда он взмывает ввысь, кажется, что и у него, и у всадника вырастают крылья, и на какой-то момент они парят, как в замедленной киносъёмке. Это немыслимо красиво. И снова я спрашиваю себя: почему я боялась лошадей?
— Одно обидно, Лютик, — дополняю вслух, — никогда нам не стать такими.
Рука Аркадия отбирает у меня поводья.
— Пойдёмте, Ванесса, а то малыш заревнует. Какой смысл сожалеть о том, чего вам просто не дано? Зато у вас обоих есть неоспоримые преимущества перед крупными всадниками.
— Например? — спрашиваю уныло. — И почему, кстати, я всегда упускаю момент, когда вы перекидываетесь?
— Не очень эстетичное зрелище, я стараюсь в это время никому не попадаться на глаза. Что касается преимуществ… Ваш малый рост, который вы считаете недостатком, сопровождается и меньшим весом, и большей проходимостью; мы с вами просочимся там, где не протиснутся тяжеловесы вроде Васюты и его Чёрта. Препятствия, они, знаете ли, разные бывают.
— Кстати, о Чёрте, — вспоминаю я. — Как вам удалось его сподобить на такое смирение? Помню, я даже удивлялась, на какое же время его хватит при таком-то характере… Долго пришлось его уговаривать?
— Вы не могли бы подарить мне этот цветок? — вместо ответа просит он.
Скромная ромашка притулилась на кротовой кочке; умудряюсь, склонившись с седла, сорвать её, протягиваю Аркаше.
— Спасибо, — он мило пристраивает цветок за ухо. — Я просто попросил Чёрта, как и вас сейчас. Вы захотели сделать мне приятное, и он тоже.
— И всё?
— И всё, — он обезоруживающе улыбается. — У нас с сэром Майклом многие навыки основаны на любви и привязанности.
Нас обгоняет взмыленный Василёк. Похоже, всадник тоже слегка в пене. Аркадий показывает ему большой палец: молодцы, мол!
— Куда это они?
— Остыть, искупаться. Тут речка неподалёку, — беспечно отвечает оборотник. — Могу и вас сводить, между прочим.
— Аркадий! — сердито шиплю я. — Что за шуточки! Как вы это себе представляете?
— Так я покараулю, — во взгляде его недоумение. Э-э, друг любезный, может, ты и в самом деле так наивен в житейских делах, но не ровён час проболтаешься Лоре, — и прощай, наша с ней девичья дружба! Рисковать единственной подругой я не хочу.
— Нет, спасибо. Что-то не хочется. К тому же, не хватает ещё напороться на нашего сэра. Этак, чего доброго, он тоже начнёт меня караулить, вместо того чтобы самому освежиться.
— Это он может, — кивает Аркадий, — с его-то чувством ответственности… Вы правы. Не будем ему мешать.
— Мне вот что интересно, — говорю. — Ещё с утра он был как выжатый лимон, потом вроде бы восстановился, но по его словам — слегка, и всё-таки у него хватило сил устраивать здесь этакое родео?
— Это входит в методику восстановления. Хорошая физическая нагрузка раскрывает энергетические каналы; подзарядка после неё более качественная. А вы, кстати, наблюдайте за ним и повторяйте; сэр не очень-то любит объяснять, предпочитает, чтобы его ученики больше занимались самостоятельно. Смело пробуйте за ним всё, что он делает сам, только советуйтесь, если берётесь за что-то для себя новое.
Ну, спасибо. Учту.
На солнечной поляне сэр Аркад выбирает самое освещённое место, достаточно ровное, без ямок. Натаскивает сена из копёшки неподалёку. Умудрившись спешиться без посторонней помощи, присоединяюсь, и даже Нора тащит в пасти пучки сушёной травы. Аркадий отводит Лютика в тенёк, показывает мне, как приучить коняшку пастись только с хозяйского разрешения, и мы отпускаем малыша покушать. А сами усаживаемся на солнцепёке. Я даже не спрашиваю, почему: мальчики, что меня окружают, ничего не делают просто так.
Скоро к нам присоединяется сэр Майкл, предварительно оставив Василька в компании с Лютиком. Паладин хорош, как никогда: на мокрых золотых кудрях ещё искрятся капли воды, глаза сияют от удовольствия, трогательная ямочка на подбородке так и притягивает взор… Он благодарно кивает нам и опускается на устланную сеном делянку. Блаженно смотрит в небо, прикусывая соломинку. Покосившись на меня, похлопывает ладонью рядышком с собой. Аркадий, недолго думая, плюхается и зарывается в сено по другую сторону, Нора, покрутившись, пристраивается у оборотника в ногах, а я что, так и буду столбом торчать? Чинно усаживаюсь.
Сэр Майкл вытягивается на душистой подстилке во весь свой нехилый рост, закрывает глаза, раскинув руки… развернув, между прочим, ладонями вверх. Ага, понятно. Заряжается. Подперев кулаком подбородок, наблюдаю. Он совершенно безмятежен и расслаблен, по лицу пробегают разве что тени от облаков. Не открывая глаз, тыльной стороной ладони снова похлопывает по местине рядом, под боком, явно намекая. Да?
— Ванесса, — шипит Аркадий, — о чём я только что говорил? Бросайте вы эти условности, занимайтесь делом!
Сэр Майкл улыбается… и словно уходит внутрь себя. Его улыбка всё более напоминает улыбку Будды, спокойную и отрешённую, и я каким-то шестым чувством понимаю, что от внешнего мира он уже отключён абсолютно, и ему всё равно, есть кто с ним рядом, или нет, женщина или никого… Хочешь учиться — наблюдай, учись. Работай, в общем. Внимательно смотрю, анализирую.
В общем, схема ясна.
Позитивный настрой обязателен, так же, как и при работе с оберегами. Подозреваю, что до седьмого пота он гонял себя ещё и для того, чтобы физической нагрузкой вышибить негативную дурь, подобно некоторым моим знакомым, что снимают стрессы в тренажёрном зале. Руки, развёрнутые к солнцу и к небу — это мы с Васютой проходили. И есть ещё кое-что, скрытое под улыбкой Будды, то, что объединяет паладиновские навыки с оборотническими и обережными…
Любовь.
Стараюсь скопировать безмятежно-спокойное выражение с лица сэра Майкла. Не спеша ложусь на спину, руки раскинув крыльями. Закрываю глаза.
«Таймер, Иоанна», — неожиданно звучит в моей голове голос сэра Майкла. Чуть не подскакиваю. «Мысленно задайте себе время зарядки, иначе переборщите, как с лунным светом. Сегодня вам и четверти часа хватит».
«А если всё-таки будет слишком много?» — осмеливаюсь спросить, тоже мысленно.
«Излишек сбросится в кольцо. Это аккумулятор. И не беспокойте меня больше, справляйтесь сами».
Очаровательно. Приятного сна, сэр Майкл, спасибо за доброту.
…Не знаю, как это он умудряется телепатировать свою милую улыбку? Но у него получается.
Очаровательно. Приятного сна, сэр Майкл, спасибо за доброту.
…Не знаю, как это он умудряется телепатировать свою милую улыбку? Но у него получается.
Пятнадцать минут. Мысленно рисую цифру. Потом, подумав, накладываю её на воображаемый циферблат. Повторяю: пятнадцать минут, четверть часа. Эй, там, внутри, слышишь? Голос! Толкани меня под локоток, пожалуйста, когда время выйдет.
Я ловлю солнечные молекулы каждой клеточкой кожи. Я представляю себе золотисто-голубые, как от тлеющих угольков, всполохи, что разбегаются по мне: это солнечные и небесные крошки осыпаются дождём. Я стараюсь вызвать на коже ощущение покалывания, которое впервые испытала, когда сэр Майкл вытащил меня с того света. И, кажется, у меня получается. Я собой довольна. Я люблю себя, люблю этот стог сена, который поделился с нами душистыми травами, люблю прогретую землю, Лютика, Аркадия, дорогого сэра, Васюту… Девочек моих родных, далёких… И даже этот чёртов мир люблю, за то, что дал мне стольких хороших друзей, тем более что я совсем недавно натянула ему нос, теперь можно и позлорадствовать…
И воспаряю.
Зависаю в этом небе, невидима, неслышима, бесплотна. До тех пор, пока подсознание, как я и заказывала, не толкает меня в плечо. Делаю вдох и возвращаюсь в собственное тело.
Глаза открывать не хочется. Тем более, сэр Майкл упоминал не так давно, что ему восстанавливаться далеко не полчаса, и время ещё есть. Однако моя-то подзарядка закончена, и как бы мне, такой белокожей, не обгореть. И вдруг ощущаю рядом нечто… некоего большого, сильного и надёжного, помимо сэра Майкла. И безошибочно определяю: Васюта.
Ох, говорю я себе. Ох, что сейчас будет… Что он обо мне подумает?
Он сидит рядом, смотрит задумчиво и грустно. Прижимает палец к губам: не мешай мол, остальным. Потихоньку тянет за руку, помогая встать. Вытряхивает из моих волос соломинки и вдруг целует. И я даже не думаю сопротивляться потому что — вот она, я, со своей любовью, а вот и он, Васюта, со своей. Как не поцеловаться?
Мы отходим в тенёк, оставляя на солнцепёке сэра Майкла и друида.
— А Аркадий что, тоже заряжается? — спрашиваю шёпотом.
— А как же, лапушка. Сила-то всем нужна.
— А ты?
— А у меня своё. У вас от неба и солнца, да у тебя от луны ещё, у меня от земли и огня. Природа разная, как наш сэр говорит. Главное, сумей вовремя отследить, когда пополнить, а ещё лучше — как мы с Яном тренируемся, так и ты себе время выдели, чтоб каждый день, не забывая… Давай-ка посидим, подождём их.
Притягивает меня к себе. Вдыхает запах. Я пахну душистым сеном, он — почему-то горячим железом окалиной… Северный Варвар. Русич. Мой.
— Красивые у тебя дочки, — неожиданно говорит он. — Вырастут — отбоя от женихов не будет. Родня-то есть ещё?
Я качаю головой.
— Уже нет. Отец семь лет назад как… ушёл, маме с братьями — три года. На одном пароходе плыли по Волге, мы же хотели в кои-то веки отпуск все вместе провести. С паромом столкнулись, утонули все. А у меня перед поездкой девочки заболели, мы потому и не поехали. Вот и пришлось мне всех хоронить, даже племянников. Хорошо хоть, было кого, моих-то нашли…
Три года прошло. А вспоминать до сих пор больно.
— Одни, значит…
Его Чёрт соизволил развалиться на траве, мы сидим, прислонившись к тёплой атласной спинище. Нора уже у наших ног, неподалёку мирно пасутся Лютик с Васильком.
Идиллия. Не хочется верить, что когда-то она закончится.
Я мысленно фотографирую каждый кусочек этого вида, делаю раскадровку для панорамы. Это будет моё особое место, особый уголок в памяти, который я навек заберу с собой. Со всеми, кто на нём запечатлён. Навсегда.
Назад мы возвращаемся все вместе. И снова я не успеваю уловить момент, когда Аркадий перекидывается.
Я поглядываю на лабрадоров, на посерьёзневшую Нору, и вдруг думаю: а правильно ли я сделала, прикупив девочкам щенков? Нет слов, конечно, эта парочка забавных поросёнков сейчас загружает моих детишек и Ванессу-вторую по полной: и ночи им не спать, и луж бессчётное количество вытирать, и режим дня, и гуляния, и прочая и прочая… Не до компьютеров, да и на улицу почаще будут сами выходить. Это сколько мороки на меня свалится, когда мы с Норой вернёмся… О чём я только думала?
А о чём ты думаешь сейчас, Ванька? — окликает меня внутренний голос с затаённым одобрением. Ты хоть обратила внимание? За все эти дни Ты впервые подумала: не «Если вернёмся», не «Может быть, вернёмся», а «Когда мы с Норой вернёмся».
Молодец. Пять. Так и продолжай.
Глава 9
Уж мы и с паладином распрощались, и Аркадий куда-то отчалил с новой любимицей, а Васюта всё не въезжает во двор, медлит. И к обеду никого не пригласил, не как вчера. Я бы расстаралась, хоть и времени не так много, солнце уж за полдень перевалило, да ничего, Ян помог бы; однако гостеприимный наш хозяин, очевидно, перекраивает свои планы на ходу.
— Ну, что, лапушка, проедешься со мной? — спрашивает он. Чёрт уже послушно преклоняет колена. Я улыбаюсь вовсю, но спохватываюсь.
— А стрельбища? Неужели пропустим? Вася, да ведь дел на кухне полно, я ж не бралась ни за что! И товарищи твои придут трапезничать…
Он суровеет.
— Сегодня никого не жди, лапушка. — Протягивает ручищи, помогая мне усесться впереди него. Добавляет, как мне кажется, нехотя: — Оно, может, и завтра так будет. Сбор у нас нежданный-негаданный, так что — кто знает, когда ещё встретимся. Служба, Ваничка, долг воинский.
У меня ёкает в груди.
— Что-то случилось?
Он трогает Чёрта с места, обнимает меня покрепче.
— Пока нет, голубка, но неспокойно на заставах. Степняки зашевелились, по одному, а то и по трое прорываются. Где-то защиту пробили на рубеже, да не в одном месте. Воевода собирает помощь, так что, видишь, и трактирщик ему не лишний будет.
Невесело мне от таких шуточек.
— Надолго? — только и спрашиваю. А сама боюсь услышать ответ. Вдруг он сейчас скажет: на неделю, на две, на месяц? Нарушение границ — дело нешуточное, тут войной попахивает, и одим-двумя днями патрулирования не обойтись. А мне в его доме осталось побыть всего ничего, ещё несколько дней — и в путь. Я тихо паникую. Получается, мы с ним можем вот прямо сейчас — и расстаться навсегда? Не готова я к этому, не готова! Муромец, словно услыхав мои мысли, успокаивающе гладит по плечу.
— К вечеру вернусь, а уж потом надолго отбуду. Прости, Ваничка. Не могу своих оставить.
— Я понимаю, — говорю печально. — Ты — мужчина, у тебя свои пути. Спасибо и за то, что сейчас рядом.
Я не буду реветь, растравлю так и себя и его. Вон как он поводья стиснул, аж пальцы побелели. Я стерплю.
— Об одном прошу, — говорит он вдруг. — Если надолго пропаду — живи в моём доме, сколько сможешь, не уходи. И ежели помощь понадобится — иди к Майклу, я ему как себе доверяю.
— Вася, — говорю ошарашено, — о чём ты говоришь? Да ты… — «Ты прощаешься со мной, что ли?» — хочу сказать, но вовремя прикусываю язык. Не накаркать бы. А ведь он обещал снарядить меня в квест, и оружие подобрать, и в дорогу собраться, да, видно, ему сейчас не до того. Нет, не буду напоминать, сама справлюсь, как-никак мне есть теперь к кому обратиться. Думаю, и сэр Наставник, и Лора не откажут в помощи. — Хорошо, — отвечаю. — За меня не волнуйся. Делай, что должно.
— И будь что будет, — невесело договаривает он. А я временно теряю дар речи. Как, каким ветром занесло сюда этот знаменитый девиз крестоносцев?
Ох, Вася, какой же ты… непростой. Непредсказуемый. Неразгаданный.
Я вспоминаю его вроде бы простецкую речь — и учтивый ответ сэру Майклу: «…но терпение моё небеспредельно…» Его ласковое «ла-апушка!» из-под подушки — и профессиональный разбор с товарищами неизвестного мне боя. Его лапищи способны свернуть в трубочку серебряную тарелку и легко вытащить занозу из Янкиной ладони, согнуть кочергу и ювелирно выстругать из брусочка шахматную фигурку взамен потерянной разгорячёнными игроками. Я почти не знаю тебя, Васюта, и уже вряд ли узнаю больше.
И всей шкуркой чувствую, как хорошо ему со мной сейчас — как и мне с ним, хорошо просто быть вместе, ощущая тепло наших тел. И само собой забывается, что в прошлом мы ничем не связаны, а будущего у нас просто нет. Зато есть настоящее. Хоть и ему скоро придёт конец.
Уже возвращаясь, у самых ворот нос к носу сталкиваемся с Лорой. Она лихо гарцует на светлой лошадке, в очередном немыслимом наряде, из которого так и выпирают здоровые женские прелести. Безумно нам рада!
— О, Васюта! — и вот-вот выпрыгнет из своего ковбойского костюма, чтобы броситься ему на шею. — А я за твоей хозяюшкой! Воевода проговорился…
И тут ладонь Васюты ощутимо стискивает мою талию. Готова поклясться, что в этот момент он сердито хмурится, словно Лора ляпнула что-то лишнее. Не знаю, почему мне так кажется, как и то, что прекрасная всадница заканчивает фразу не так, как собиралась.