— … что вы в дозоре до вечера, стало быть, и заведение твоё временно простаивает. Так что ж твоей красотке скучать в одиночестве? У нас с девочками тренировки, пусть с нами развеется, глядишь, чему полезному научим. Не боись, не переманим такую… дважды окольцованную, — добавляет она с внезапным уважением, приглядевшись к моей руке.
— Глазастая, — беззлобно говорит Васюта, и в голосе слышится явное облегчение. — А и то, сам думал, что бы ей предложить, чтоб не скучала. Только как ей с вами пешей? Конягу-то её мы уже спровадили, а ты, смотрю, без заводного.
— Нет проблем, — фыркает Лора. — Снежинка моя и двоих снесёт. Авось тут недалеко, до казармы доберёмся, а там найдём ей замену.
— Дозоры на реке выставляйте, — предупреждает Васюта и ссаживает меня. — Хоть от рубежа далече, да всё может быть. Ваничка, ты там осторожнее с этими девицами, уж больно они свободных нравов…
И глаза его, несмотря на строгий тон, лучатся в этот момент едва ли не ярче, чем у нашего прекрасного сэра. Мы, как и утром, заглядываемся друг на друга, пока Лора не начинает трясти меня за плечо.
— Эй, подруга! Нас ведь ждут! Давай-ка подсаживайся!
Муромец при этих словах вдруг смущённо кашляет.
— Та-ак… — Лора оценивающе смеряет меня и его взглядом. — А не слишком ли вы её разбаловали, мужички, а? Кто ей в походе скамеечку для ног подставлять будет и пылинки сдувать? Какой-то у вас перекос в воспитании. Вот мы его сейчас и выправим.
— Только аккуратнее, — сурово говорит Васюта. — Знаю я твои методы.
— Не учи учёного. Значит, так, Ваня, это у Чёрта спинища здоровенная, а моя Снежиночка вся в меня, миниатюрна, так что ехать будешь сзади. Аркаша!
Как из-под земли вырастает оборотник, уже в своём обличье.
— Аркадий, покажи!
Она стряхивает с левой ступни стремя, отводит ногу вперёд, сама слегка свешивается на правую сторону. Завернув правую же руку назад, подставляет оборотнику. Вдевши ногу в стремя, тот обхватывает её запястье, легко подпрыгивает, и вот уже Лора тащит его себе за спину. Он показательно придерживает Лору за плечи, за талию, держится за заднюю луку, а сам косит в мою сторону — смотри, мол, запоминай. Ага. Теоретически-то всё понятно…
— Это, конечно, прокатит, когда лошадка согласная да приученная, — поясняет Лора. — Всё, красавчик, слезай, да помоги Ванессе на первый-то раз.
Васюта только вздыхает. Ерошит мне волосы… да что за привычка у него, честное слово!
— Ну, иди, лапушка, не задерживай их.
И срывается с места. Похоже, прощаться он не любит.
— Давай, — подставляет Лора локоть. — А то ишь, всё вокруг её обхаживают… В дороге таких кавалеров не будет.
Кое-как с Аркашиной помощью я всё же забираюсь к ней. Оборачиваюсь: а как же Аркадий? Он с нами?
— Я догоню, — друид улыбается. — Нору здесь оставлю, а то перегреется.
Лора с места пускает лошадку в галоп, да так шустро, что я едва не заваливаюсь.
— А, извини, — бросает она, — отвыкла я от необученных, в наших-то краях все в седле с малолетства. Ты напомни, если снова забуду, не стесняйся.
Я не стесняюсь, но уж больно ощутима разница между комфортным дамским седлом и не слишком узкой лошадиной спиной, на которой сидишь, непривычно раскорячившись; хорошо, не на самой спине, кусочек потника мне всё же достаётся и я хотя бы не соскальзываю. Но трясёт ощутимее; вот когда я по достоинству оцениваю деликатные уроки сэра Майкла!
За дорогой следить некогда, всё внимание уходит на то, чтобы удержаться. Отмечаю лишь, что проезжаем оба Кольца и двигаемся на выход из города.
— Дальше целый квартал — казармы и конюшни, — поясняет Лора. — Причём, всехние: и мои, и русичей, и рыцарей, и местных стражников…
— А они есть? — удивляюсь я.
— Рыцари или стражники? Про кого спрашиваешь? Все есть. Ах, да, ты ж сидишь у своего медведя безвылазно, свету белого не видишь. Завтра устрою тебе экскурсию по всем злачным местам.
Мы въезжаем в широкие ворота; по громадному двору копытами взрывают песок нетерпеливые лошадки, такие же невысокие и крепкие, как под Лорой, только все — гнедой масти. Между ними носятся, гомонят, хохочут, переругиваются десятка полтора девиц совершенно разномастных, разновозрастных, горластых, грудастых, нехилых таких… Лора складывает два пальца колечком, закладывает в рот и оглушительно свистит. Девицы с лошадками молниеносно разбиваются по парам, и буквально через минуту вместо сумасшедшего дома перед нами — шеренга воинственных амазонок. Никаких разговорчиков, хихонек-хаханек, строй выдержан, все — по стойке «смирно».
— Дисциплина у тебя, однако, — шепчу Лоре.
— А то, — тихо отвечает. — Без этого нельзя. Только дай слабину почувствовать — на шею сядут. — Отсалютовав подчинённым, распоряжается: — Катерина, подбери из запасных лошадок посмирнее, у нас гостья из новеньких, к седлу непривычная. И, чур, зубы никому не скалить, ещё вчера сами такие были!
— Так кого вывести? — спокойно спрашивает махонькая девушка. Лет ей все двадцать, а вот росточком не вышла, и даже её мирная коняшка кажется под ней едва ли не Чёртом. — Там остались Веснушка да Ванесса.
Я чувствую, что краснею. Лора подавляет смешок.
— Давай Веснушку.
Кое-как под любопытными взорами слезаю. Ох, сойдутся ли мои ноги вместе или нет? Пока сходятся… Мне подводят аккуратную лошадку немногим выше Лютика и знакомят. Мы друг другу явно нравимся. Глажу её по тёплой шее, вскарабкиваюсь в седло, к собственному изумлению — не так уж и неуклюже. Всё-таки пятидневная практика что-нибудь да значит.
— Вот девочки, знакомьтесь, — начинает Лора, и странным голосом добавляет: — Это… Ванесса.
И все, не таясь, ржут во весь голос. Вместе со мной.
Сборы оказываются недолги, амазонки только Лору и поджидали, чтобы сорваться с места. Поэтому уже минут через пять мы выезжаем на самые окраины города. По дороге я откровенно любуюсь девушками. Всадниц под Лориным руководством общим числом четырнадцать. На лошадях их рост немного скрадывается, и, несмотря на кажущуюся разность, есть в них что-то неуловимо общее. Вместе с хихоньками они оставляют за спинами и легкомысленность, свойственную нашему полу: лица серьёзны, если не сказать — суровы, сосредоточены. Они разделены в две группы: семь лучниц, семь копейщиц… впрочем, это у них не копья, а дротики.
— Фуризонки? — уточняю у Лоры, кивая на вторую группу.
— Молодец, соображаешь. Они. С тяжёлыми копьями и пиками я уже давно не работаю. Больно часто гибнут девчата, они ж открыты. Тяжёлую бронь не наденешь, сковывает, а нам быстрота движений нужна, иной раз доли секунды от смерти отделяют, потому и доспех приходится облегчённый носить. Всё ж не мужики мы… А дротик в одной руке — это плюсом щит в другой. В моей школе — дротики, лёгкий щит, лёгкая броня, развитие уклонений. Так что девчата у меня вертятся, как вьюны на сковороде. Хорошие девочки, — с гордостью добавляет она. — Половина новеньких, остальные — постоянный состав. А ты думала, только зелень набираю? У меня, как у Македонского, каждый новенький под присмотром ветерана. У меня ж таких отделений не одно, а четыре, собой-то все дырки не заткнёшь, вот я и распределяю ответственность. И в обучении также: я по одному навыку каждой новенькой ставлю, а уж остальные — мои ветеранши натаскивают. Вколачиваем от души, не сомневайся.
Мы минуем последнее вдоль дороги здание, пересекая виртуальную границу города, и Лора внезапно даёт отмашку. И все девахи одновременно начинают стаскивать свои маечки, кофточки, рубашки, футболки и поголовно остаются топлесс. Причём, Лора — первая.
Я шокирована. Слов нет, зрелище изумительное: девчата все, как на подбор, спелые, крепкие, груди налитые, в такт шагам подрагивают, цветные бусы подпрыгивают… это что же, они под верхней одеждой специально ещё и цацки нацепили? Готовились, значит?
Лора подмигивает.
— Вот за ради этого зрелища местные ухажёры за полдня на окраинах собираются, чтобы нас отследить. Ты не представляешь, иногда взглядами всю высверлят.
— А зачем же… — я даже не знаю, как продолжить.
— А затем, — обрезает она. — Привыкают телешом выставляться. Бывает, случается в одиночном квесте с мужиками сцепиться, так попадаются сволочи, что сразу завалить девушку норовят, а та от девичьего страха всю науку воинскую теряет. Тут не маму звать надо, а вспоминать, чему учили, хоть голяком, но отбиваться. А если в бою подранят, да придётся кольчугу с рубахой стаскивать для перевязки? Пока стыдиться будешь — кровью изойдёшь. А ведь красивое зрелище, скажи? — неожиданно добавляет она. — Как в Элладе. Настоящее шоу, причём каждый день!
— Безумно красивое, — соглашаюсь я. — И что, никто из местных до сих пор не домогнулся? Даже не пытались?
— На большее, чем в кустах сидеть, не потянули, — кривится Лора. — Да и те… Мы ж сюда не только купаться ездим, у нас тренировка по полной программе, с пробежками, с разведкой; вот пару-другую глядельщиков подстрелили случайно, не до смерти, а так, попугать, заодно и отвадить. Теперь только из-за заборов носы и кажут.
— Безумно красивое, — соглашаюсь я. — И что, никто из местных до сих пор не домогнулся? Даже не пытались?
— На большее, чем в кустах сидеть, не потянули, — кривится Лора. — Да и те… Мы ж сюда не только купаться ездим, у нас тренировка по полной программе, с пробежками, с разведкой; вот пару-другую глядельщиков подстрелили случайно, не до смерти, а так, попугать, заодно и отвадить. Теперь только из-за заборов носы и кажут.
Мне становится интересно.
— Что, ни одного нормального мужика не попалось?
Она хмыкает.
— Обыватели, что с них взять. Хотя… — крутит головой. — Был в прошлом году случай. К одной нашей местный парнишка подбирался. Считай, всё лето в ракитах хоронился, думал, мы не видим.
— Ну?
— Что — ну? Самим интересно стало, кого же он там выглядывает. Пока, наконец, девчонка одна, из новеньких, тонуть не догадалась. Ногу вроде свело, перепугалась, заверещала, стала захлёбываться. А до этого месяц как рыба плавала. Он, как был, в одежде, так за ней и сиганул. Вытащили обоих. Пришлось Аркадию его того…
— Что? — ахаю.
— Укусить, в общем. Через пару месяцев они в одной группе так и уехали, общий квест искать. Так что, подруга, случаются и у нас романтические истории.
— Подожди. Значит, в квест уходят и добровольно? Не только попаданцы?
— А у вас, что ли, такого не бывает? Для чего, по-твоему, молодёжь в экстремальный спорт ударяется? За этим же самым! У вас — сплавы, горы, парашюты и парапланы, у нас — квесты. Адреналин, подруга, это тот же наркотик.
Выезжаем на берег реки. Песчаный пляж с одной стороны ограничен высокими соснами, подступающими вплотную к воде, с другой — редким кустарником, сквозь который угадывается открытое пространство, по словам Лоры — степь. Девицы обустраивают лошадок в тени и разбредаются вдоль мишеней, развешанных на сосновых стволах. Лора даёт кое-какие распоряжения и возвращается ко мне.
— И нам с тобой пора делом заняться. Давай руку, попробуй меня подсадить.
— Уроню! — в ужасе обещаю я.
— Уронишь — не страшно, авось, здесь песок, а падать я умею. Давай-давай, когда-то надо учиться!
Я послушно освобождаю стремя. Завожу руку за спину, отклоняюсь вправо… вот зачем это нужно, для противовеса. И тут мои лишние килограммы оказываются кстати. Хоть и меньше их стало в последнее время, но оставшихся хватает, чтобы Лора меня не перевесила и с седла не утянула.
— Твоя очередь забираться, — спихивает она меня с Веснушки.
Нога моя выворачивается из стремени, и я хлопаюсь копчиком на песок. Веснушка шарахается в испуге, копыто мелькает почти у моего лица, и я отшатываюсь.
— Не залёживайся там, — окликает Лора, как ни в чём не бывало, — с тебя штрафной. Лезь, жду.
И снова я хлопаюсь.
Девицы издалека сдержано подхихикивают. Я беру себя в руки — и удачно влезаю мучительнице за спину. Лора небрежно спрыгивает, а я, попытавшись перелезть в освободившееся седло, умудряюсь завалиться набок и наглотаться песку в третий раз.
— Так, — говорит моя преподавательница удручённо. — Устала ты. Давай ещё раз, но только медленнее, и отдыхать почаще. Всё забываю, что ты у нас ещё маленькая.
И снова я невольно вспоминаю деликатное обхождение сэра Майкла на наших занятиях. Но, хоть убейте, не могу осудить Лору. Потому что и у неё своя правда. Сэр, хоть и понимает, что в квесте мне придётся нелегко, но в силу своего характера держит себя со мной как настоящий джентльмен, он просто не может иначе. Амазонка, хоть и жалеючи, работает по-суворовски: тяжело в учении — легко в бою.
После седьмого падения и седьмого подъёма девчонки даже смеяться надо мной перестают. Только сочувствуют. Но Лора оставляет меня в покое не раньше, чем я штурмую Веснушку благополучно три раза подряд. И мне же сетует:
— Замучила ты меня совсем. Надо было тобой раньше заняться, но разве влезешь теперь меж Василием и сэром? А скажи… — она вдруг задумывается, и глаза её становятся мечтательные-мечтательные, — а Майкл к тебе ни разу не подъезжал? С каким-нибудь неприличным предложением?
Мне смешно.
— Ло-ора, — тяну укоризненно. — Клянусь, если это случится, ты узнаешь об этом первая! А потом, о чём ты говоришь? У меня же Васюта!
— Ну да, — кивает она серьёзно, — но ты ж сама понимаешь, любовь любовью, а женское любопытство ещё никто не отменял! Не забудь, свистни, если что!
Отсмеявшись, обещаю. Ах, сэр Майкл! Могу представить, скольким девичьим и женским сердцам вы внушили несбыточные надежды ласковыми взорами и ямочкой на подбородке!
Выбив из нас обеих песок, Лора тянет меня к мишеням.
— Пойдём, покажем девочкам класс. Хватит им над тобой смеяться. Нарукавник-то при тебе?
Васютин браслет у меня давно пригрелся, я его и не чувствую, и потому даже не снимаю. А сейчас просто засучиваю рукав до локтя. Краем глаза вижу, как девчонки вытягивают шеи, стараясь рассмотреть, к чьему клану принадлежу, и кто-то из них шепчет недоверчиво: «Васюта? Варвар?» Ага. Не верится им. Мол, эта неуклюжая домашняя цыпочка, что только недавно тыкалась носом в песок, просто не может быть ученицей легендарного Васюты. Во мне просыпается азарт. Окидываю грозным взором мишени.
Те утыканы стрелами совершенно вразнобой: есть и по центру, есть и по периферии, причём последних гораздо больше. Не торопясь, вытаскиваю стрелы из ближайшего щита. У Васюты так: настрелял — зачисти за собой территорию, при случае и за другим не поленись убрать и чужими стрелами не погнушайся, потому как в бою всё сгодится. Пару стрел, особо глубоко засевших, вытаскиваю, расшатав, двумя пальцами… и вспоминаю, как это же самое делал Вася в нашу самую первую тренировку. Улыбаюсь этому воспоминанию.
За спиной у меня подозрительно тихо. Совсем тихо.
Ссыпаю собранные стрелы в протянутый Лорой колчан. Она придирчиво осматривает луки, выделяет мне один из своих составных. Тетива не натянута. Ну, это мы с Яном вместе проходили, делов-то…
Прикидываю расстояние до мишеней, отхожу ещё на десяток шагов. И вовсе я не думаю перед кем-то там выхваляться, просто выхожу на привычную дистанцию. Сколь уж урок с Наставником не вышел, надо продолжать самой в тех же условиях. Не халтурить.
Браслет ощутимо греет руку и придаёт уверенности. Не знаю, навешана на него какая-то магия или нет, но стреляю я лучше, чем подсаживаюсь в седло. Васюта был бы доволен. После двадцати выстрелов привычно суюсь за стрелами, но Лора цыкает на девчонок, и две из них опрометью бегут к мишеням.
— Хорошо, — медленно говорит Лора. — Всегда приятно наблюдать, как другой мастер работает. Знаешь, подруга, а ты не думала…
— Я не останусь, Лора, — прерываю, шестым чувством угадав, что она собирается сказать.
— Как догадалась? — спрашивает она раздосадовано.
— Можно подумать, ты меня первая об этом спрашиваешь.
Аркадий подаёт ей колчан пошире. Вот чёрт, я опять за ним не уследила. Откуда он выскочил?
— У неё, скорее всего, есть что-то от предвиденья, Ло, — говорит он. — Может, пройдёт, а может, и разовьётся, там видно будет. Хватит уж вам с учебными стрелами возиться, попробуйте эти.
Он совершенно не обращает внимания на обилие топлессных женских тел вокруг, да и Лора, похоже, не заостряет… Взвешивает колчан на руке.
— Они всё-таки тяжелее. Дадим ей отдохнуть. Девочки, убрать всё за собой и купаться!
Девицы чинно зачищают мишени. Собирают на берегу две пирамиды — как в казарме, честное слово! Первая — аккуратно прислоненные шалашиком друг к другу дротики, вторая — луки.
— А это для чего? — спрашиваю Лору. Она выпутывается из штанов, поясняет;
— Мало ли кому вздумается припожаловать, а оружие тут, рядышком.
— А что, жалуют часто?
— Да хоть и раз в десять лет; дисциплина нужна, пусть приучаются. — И вдруг таращит на меня глаза. — А ты что стоишь, как неживая? Раздевайся!
Аркадий тактично отходит в сторону, снимает рубашку, расстилает на песочке. Демонстративно укладывается позагорать.
— Давай-давай, — командует Лора. — Нечего тут комплексовать. Упарилась, поди!
— Знаешь, подруга, — отвечаю я растеряно, — я всё же немного покомплексую. Мне… неловко как-то. Вот скину ещё пять-шесть килограмм, тогда присоединюсь.
— Эх, — говорит Лора. — Сколько раз повторять: мы с тобой практически одинаковы, разве что я пониже. Посмотри, есть во мне что-то лишнее?
— Может, и так, — я не спорю, — только себя я вижу по-другому.
— Ну и парься, — сердится она. — Больше приглашать не буду.
Я смотрю ей вслед, на восхитительно налитое тело, которое так и хочется ущипнуть, на крепкие крутые ягодицы, ноги… пусть и не от ушей, но любой мужик шею вывернет, взглядом провожая. А вот и не совсем мы одинаковые, у меня грудь немного больше… впрочем, это не недостаток. Животик чуть выпирает… хотя сейчас уже нет, как-то подтянулся; бёдра… украдкой провожу по ним рукой, чувствую, как под привычной округлой мягкостью упружит наращенный недавно слой мышц. Да? Почти одинаковы? Может быть, но мне, как тугодуму, надо к этому привыкнуть.