Мой взгляд уперся в висящее на стене огромное зеркало в массивной позолоченной раме. От позолоты мало что осталось, а само стекло было мутное, сплошь засиженное мухами, в самом низу зияла трещина. Казалось, что через эту прореху в чреве зеркального монстра сейчас полезет прошлое, от которого мне станет не по себе. Я почувствовала тошноту и невольно закрыла ладонью рот. Меня трясло от ужаса и зловония. Такие сеансы ясновидения не по мне, увольте!
Мне показалось, что зеркало висит криво, и я забеспокоилась. Ему было столько же лет, сколько этому дому, или даже больше. Возможно, оно досталось старухе в наследство от отца, загадочного Пиона. Мама мне говорила (она обожает вспоминать прошлое), что до того, как заделаться главной в городе нищенкой, Пиониха работала на проходной. Когда-то в нашем городе был завод, который, как и все заводы в стране, работал. И для него строили жилье, а рабочим давали квартиры, на этот сюжет нынче можно написать неплохой фантастический роман. О работающем заводе и рабочих, не стесняющихся своей профессии. Даже Пиониха получила свою однушку, которую теперь пытаются мне впарить. Иного слова не подберешь.
– Новая хозяйка отнесла все, хоть чего-нибудь стоящее, на барахолку, – со вздохом сказала Настя, поймав мой взгляд. – А зеркало больно уж тяжелое. Наверное, его пытались снять со стены, но потом плюнули. Криво висит, кто-то над ним пыхтел. Представляете, тащить на рынок такую тяжесть! И потом кому оно нужно?
– Что здесь вообще можно было продать? – пробормотала я.
– Я же говорю, что бабка выжила из ума, – возмущенно сказала Настя, имея в виду семидесятивосьмилетнюю племянницу Пионихи. – Так обрадовалась наследству! Сгребла со стола барахло, по шкафам пошарила и понеслась на рынок. Кстати, она мне хвасталась, что аж тысячу рублей в тот день заработала!
Картинка сложилась. В пятницу дрались в парке, и натюрморта с ключами и ржавой гирей еще и в помине не было. А появился он в понедельник. Сначала в доме у Зимы. А в субботу в музее. Или даже раньше, потому что картины надо было развесить по стенам и оценить общий вид экспозиции. Вот чего мне не хватало! Двери, к которой подходят ржавые ключи! И только я знала наверняка, что под ржавчиной скрывается металл высшей пробы! Я, не отрываясь, смотрела на зеркало.
– Кухню посмотреть хотите? – вяло спросила Настя. Когда потенциальный покупатель смотрит на квартиру без энтузиазма, у продавца огонек в глазах пропадает. На кухне меня не ждали райские кущи, тот же потолок цвета кошачьей мочи и отошедшие от стен обои.
– Что? Да, неплохо бы, – машинально ответила я. Мне следовало развести риелторшу на ключи от квартиры.
– Так что вы надумали? – спросила она, прерывисто дыша у меня за спиной. Я стояла в крохотной кухне и смотрела в окно, из которого открывался потрясающий вид на развалины градообразующего предприятия. Здесь можно смело снимать кино о трудном послевоенном времени, когда в стране, отдавшей все силы фронту, царила разруха. Интересно, какому фронту отдал силы этот несчастный завод? Фондовой бирже?
– Видите ли. – Я обернулась. – Я здесь буду жить не одна. Вдруг моему мужу не понравится? И потом, ремонт делать ему. Он должен оценить масштаб работы. Вы не могли бы оставить мне ключи? Клянусь, я верну вам их завтра в целости и сохранности и ничего отсюда не возьму!
– Да что здесь брать-то? – рассмеялась Настя. – Остались только стены.
– Стены я не трону, – пообещала я.
– Вот. Берите. – Настя протянула мне ключи. – Я вас прекрасно понимаю. Посоветуйтесь с будущим мужем и приходите ко мне завтра с ответом.
Мы вышли на лестничную клетку. Дверь запирала я. Тренировалась. Настя в это время смотрела на соседнюю дверь, и мне показалось, что щеки ее зарумянились.
– Послушайте. – Она неожиданно крепко вцепилась в мою руку. Я даже испугалась. – Правда, что вы ясновидящая?
После откровения, которое посетило меня с полчаса назад, я сказала чистую правду:
– Да.
– Погадайте мне!
– На жениха, что ли? – невольно улыбнулась я. – Сказать, будет ли свадьба?
– Ой! Вы и правда ясновидящая! Он такой хороший… Я не понимаю, что случилось! – отчаянно сказала Настя. – Вот уже месяц он не приезжает, не дает о себе знать…
– Все будет хорошо, – постаралась я утешить милую девушку. У меня в руке был ключ от тайны, и мне не терпелось вставить его в замочную скважину. Но сначала надо позвать сюда Арсения, чтобы он тоже убедился, что я ясновидящая. Хорошо бы позвать и Нила. Я ведь ему должна.
– Все было так хорошо… – Она всхлипнула. – Он мне и в работе помогал, и по дому. Прямо не отходил от меня! Мама была так счастлива! Я вас умоляю, скажите, что с ним случилось?! Я прямо места себе не нахожу!
– Видишь ли, Настя, я так сразу не могу. Мне надо сосредоточиться. И это не лучшее место. – Я взглядом указала на исписанные стены.
– Но ведь вы мне поможете?
– Хорошо, – сдалась я.
– Я знаю, что экстрасенсы отыскивают пропавших людей. А вдруг его убили? – Настя чуть не разревелась. – Или избили, и он память потерял. Бродит где-то, неприкаянный. Я только хочу знать, жив ли он? Он не мог меня вот так бросить после всего, что у нас с ним было!
– Переспали, что ли?
Настя вспыхнула, как многоглазая лампа, словно я ненароком задела плечом выключатель в операционной. Вскрытие состоялось, и я поспешила взяться за нитку с иголкой. Эту рану срочно надо сшивать.
– Найду я твоего жениха. Завтра приду с ключами и… Что-нибудь придумаю, в общем.
– Вот спасибо! – Настя вытерла слезы. – А говорят, вы злая.
«Правильно говорят. Беги от меня, девочка. Ибо я буду отговаривать тебя выходить замуж «хоть за кого-нибудь», как сделала в свое время сама. А тебе меж тем будут нашептывать на ухо подружки, зудеть мать, терзать намеками родственники: ну когда на свадьбе погуляем? Я лучше скажу, что он умер… А с чего я взяла, что ее жених – плохой парень? Вдруг с ним и впрямь что-то случилось?»
Но думать об этом мне было некогда. Как только Настя ушла, я позвонила Арсению. Сначала ему.
– Список раздобыл?
– А как же!
– Неси. Стой! Не ко мне. А по адресу: улица Заводская, дом девять. Я буду ждать тебя у второго подъезда.
– А за каким мне на Заводскую?
– Здесь находится дверь, к которой подходят ржавые ключи с картины Зимы. Я ее нашла.
– А картину?
– Картину пока нет.
– А убийцу?
– Убийцу я тебе назову, как только увижу список.
– Лечу!
Потом я позвонила Нилу:
– Я нашла квартиру.
– Достала ты меня, – зевнул Аксенкин. – Я тебе что – сваха? Нашла – покупай!
– Ты не понял: я хочу вернуть тебе долг.
– Какой долг?
– Ты ведь заплатил шантажистке?
– Ах, ты об этом… Что, картину нашла?
– Лучше. Я нашла замок, который отпирают ржавые ключи. И узнала, почему эта картина стоит бешеных денег.
– А что, в самом деле дорого? – оживился Аксенкин.
– Думаю, да. Целое состояние.
– Еду, – тут же сказал Аксенкин. Я всегда знала, что он жадный.
– Ты даже не спросил куда?
– И в самом деле, – рассмеялся он. – Куда?
– Улица Заводская, дом девять. Я буду ждать тебя у второго подъезда.
– Что за хрень? Это же тупик эволюции!
– Тебе будет любопытно это увидеть. Приезжай, не пожалеешь.
Он хмыкнул, но промолчал. Я же дала отбой и стала ждать, параллельно собираясь с мыслями. Мне надо было преподнести это красиво, иначе эффект пропадет.
Первое гениальное пророчество
Они приехали почти одновременно. Сене было ближе, но он шел пешком, а Аксенкин даже в булочную ездил на машине, она всегда находилась у него под рукой, так что долетел Нил Стратонович на Заводскую пулей. Таким образом я совершила свой подвиг при двух свидетелях. Капку я решила не звать, вдруг она опять начнет блевать? Они, свидетели моего подвига, друг другу правда не обрадовались.
– А этот что здесь делает? – хмуро спросил Аксенкин, кивнув на Сеню.
– Аналогично, – мрачно прокомментировал тот.
– Хватит ругаться, – остановила я назревавшую ссору. – Идемте.
Мы поднялись на пятый этаж. Аксенкин с интересом читал надписи на стенах. Пару раз он хмыкнул и один раз заржал. Я так и не поняла, что конкретно его развеселило, сердце со стрелой или похабная надпись?
– Когда я увидела эту дверь, меня словно молнией ударило, – сказала я, кивнув на отливающую бронзой железяку.
– Дверь новая, а ключи старые, – возразил Аксенкин.
– Правильно. – Я достала ключ и вставила его в замочную скважину. Он повернулся без усилий, поскольку дверь была новенькая, и мы вошли.
– Ф-фу! Вонища! – Нил Стратонович зажал нос. – Вечно ты таскаешь меня по каким-то помойкам, Анька! В прошлый раз я едва не блеванул! А сейчас что? Крыса подохла, что ли?
– Здесь жила Пиониха. – Я шла прямиком к зеркалу. Пошарив за ним, нащупала пружину, нажала и легко отодвинула зеркало в сторону. Пружина была щедро смазана машинным маслом.
Оба мужчины, не дыша, смотрели на сейф, который был за зеркалом. Дверца оказалась ржавой, как будто этому сейфу не меньше сотни лет. Может, так оно и было.
– Когда я увидела эту дверь, меня словно молнией ударило, – сказала я, кивнув на отливающую бронзой железяку.
– Дверь новая, а ключи старые, – возразил Аксенкин.
– Правильно. – Я достала ключ и вставила его в замочную скважину. Он повернулся без усилий, поскольку дверь была новенькая, и мы вошли.
– Ф-фу! Вонища! – Нил Стратонович зажал нос. – Вечно ты таскаешь меня по каким-то помойкам, Анька! В прошлый раз я едва не блеванул! А сейчас что? Крыса подохла, что ли?
– Здесь жила Пиониха. – Я шла прямиком к зеркалу. Пошарив за ним, нащупала пружину, нажала и легко отодвинула зеркало в сторону. Пружина была щедро смазана машинным маслом.
Оба мужчины, не дыша, смотрели на сейф, который был за зеркалом. Дверца оказалась ржавой, как будто этому сейфу не меньше сотни лет. Может, так оно и было.
– Вот они, два замка, – кивнула я на сейф. – Ключи с картины Зимы подходят именно к ним. А вот черти. – Я потрогала пальцем свежие царапины на дверце. Арсений с Нилом потрясенно молчали. – Черти, которые приходили по душу Пионихи, – пояснила я. – Все правильно: жуткий был звук, они ведь пытались вскрыть сейф. Но, видимо, ничего не вышло. Вещь надежная, сработана в начале прошлого века, а тогда умели делать эксклюзив. Так просто его не возьмешь. – Я нежно погладила дверцу.
– Откуда ты узнала про сейф? – хрипло спросил наконец Аксенкин.
– У меня было видение.
– Скажу честно: раньше я не верил во все эти штуки, – покачал головой Нил Стратонович. – Но ты ведь узнала! А ты не могла об этом знать. То есть… Черт! Неужели ты и в самом деле ясновидящая?!
И я поняла, что проклятие снято. Если уж мне поверил Аксенкин, который не верит ни в бога, ни в дьявола, то всем остальным просто деваться некуда.
– Момент, – видимо, в Ладушкине заговорил мент. – Ну а какое отношение это имеет к убийству?
– А ты не догадываешься? Старуха-то была миллионершей. В сейфе, кроме денег, находится, а скорее всего, находилась шкатулка, к которой подходит третий, самый маленький ключик. В этой шкатулке хранились золотые украшения. Некоторые с солидными драгоценными камнями. Так что насчет бриллиантов Капка была не так уж не права. Старуха всю жизнь занималась стяжательством. Милостыню просила, бутылки собирала, приторговывала ворованным. И не тратила на себя ни копейки, жила подаянием. Уверена, что осталась колоссальная задолженность за коммунальные услуги, о чем милая девушка Настя мне не сказала. Еще я думаю, что Пион пытался замолить грех перед младшей дочерью. По слухам, до революции он был богатым купцом. И колечки с сережками, а заодно старинное зеркало с сейфом Пион отдал младшей после того, как отписал квартиру старшей. Похоже, к младшей у него было больше доверия, что она сохранит тайну. Не знаю правда, для кого он все это хранил? И на что надеялся? На реставрацию монархии, что ли?
– И как это открыть? – засопел Аксенкин. – Разве что автогеном попробовать?
– Клад по закону принадлежит государству, – сурово сказал Арсений.
– А это, Сенька, никакой не клад, – ухмыльнулся Нил. – Это частная собственность. Наследство, мать его. Кто там ей наследует, Пионихе? А? Анька?
– Семидесятивосьмилетняя племянница. Она на рынке всяким барахлом торгует. Да вы ее постоянно видите: пугало на входе рядом с искусственными цветами.
– Хочешь отдать миллионы очередной безумной старухе? – прищурился Нил, глядя на Ладушкина.
– Воровства не допущу, – сдвинул брови тот.
– А воровство уже состоялось, – вздохнула я. – Судя по тому, что Зима мертв, этот сейф пуст.
– Поясни, – уставились на меня мужчины.
– Кто-то Пиониху пас. Шила в мешке не утаишь, слухи о том, что старуха несметно богата, по городу ходили. Но момент ее смерти вор прозевал. Ее ведь не сразу нашли. И безумная племянница первой пришла в квартиру к своей тетке. Разумеется, она ничего не знала о сейфе. Сгребла попавшееся под руку барахло и рванула на рынок. И как назло, мимо нее проходил любитель всяких древностей А. Зима. Старуха была уж больно колоритной, вот он и задержался. И накупил у нее на тысячу рублей всякой дряни. В том числе и ржавые ключи от этого сейфа. – Я кивнула на поцарапанную дверцу. – Зима принес все это домой и тут же написал весьма колоритный натюрморт. Как сказала мне Даша Буханкина, московский художник обожал писать уродство. Вор поначалу хотел взломать сейф, но произвел столько шума, что соседи вызвали полицию. Ключом от входной двери он, судя по всему, давно уже обзавелся. Вора спугнули, и он почти отчаялся добыть старухино сокровище. И вот он идет в музей и видит… те самые ржавые ключи! Вот оно, богатство! Но он же не может сказать Зиме правду! Он договаривается с ним о продаже картины. Потому что ему нужен повод, чтобы прийти к нему в дом. И увидеть натуру, с которой тот писал натюрморт. Они, видимо, не договорились, – я вздохнула, – или Зима что-то заподозрил. Ему ведь тоже нужны были деньги. Он был человеком неглупым, а вор, похоже, напротив, недалеким и немного наивным. В общем, все закончилось ударом ржавой гири. Первым, что под руку подвернулось. А ваза упала на пол и разбилась. Случайно. Вот что там на самом деле произошло. Потом убийца взял ключи от сейфа и шкатулки и гирю – орудие убийства. Гирю, судя по всему, он выбросил где-нибудь в лесу. А картину порвал. Я не верю в то, что натюрморт со ржавыми ключами еще существует.
– Ну ты даешь! – потрясенно сказал Аксенкин. Он второй раз посмотрел на меня с интересом. Первый – когда я была в купальнике. Ноги в ресторане не считаются, потому что это одно и то же. На сей раз по достоинству оценили мои мозги, и мне, черт возьми, было приятно.
– Ясновидящая, – подтвердил Арсений.
– Гений! – с чувством сказал Аксенкин. – Такой клад отыскать! Такую хитрую комбинацию раскрутить! И все это не сходя с места! Эх! Обожаю старинные клады! Тем паче купеческие! Хотя… О чем это я? – Он нахмурился. – Камешки-то сперли! Но она нам сейчас скажет кто. Скажешь, Анька?
– Скажу. Пусть даст мне список. – Я сделала таинственное лицо. Успех надо закрепить.
Ладушкин молча полез в карман. Мой талант его так потряс, что он даже перестал апеллировать к букве закона.
– Вот. Художники, чьи картины висят в музее.
– Надеюсь, ты Левитана туда не вписал?
Сеня покраснел как рак, из чего я сделала вывод, что попала в точку. Не Левитан, разумеется, откуда он у нас, но кроме живых в списке были и покойники. Вот же тупой!
И вот тут случилось неожиданное. Я смотрела на список и… И не видела ничего! Все эти фамилии мне ни о чем не говорили! Неужели я ошиблась?!
– Ну что? – нетерпеливо спросил Аксенкин. – Ты мне только имя назови, дальше уж я сам.
Я молчала.
– Ну что? – на этот раз вопрос задал Сеня.
– Не понимаю… Что-то не то…
– Давай вместе пойдем в музей, и я лично вычеркну всех, кто к делу отношения не имеет, – предложил мне Ладушкин.
– Не поможет. Они все не… Не знаю, что происходит. Затмение нашло. – Я потрогала кончиками пальцев пылающий лоб. Было такое ощущение, что у меня поднялась температура. Вот тебе цена видения!
– Ты просто не хочешь делиться, – засопел Аксенкин. – А ведь ты мне должна!
– Не понял? – уставился на него Ладушкин.
Я молчала.
– Это наши с ней дела.
– Она моя жена, поэтому все ее дела – это мои дела! – вскипел Сеня.
– Паспорт покажи. Со штампом о браке.
– У нас любовь, которая ни в каких штампах не нуждается!
– Любые отношения должны быть подтверждены документами, – возразил Аксенкин. – Пока еще это не твоя женщина. – Он кивнул на меня. – Следовательно, у других руки развязаны.
– Ты себя, что ли, имеешь в виду?! – уставился на него Сеня.
– Я известный любитель редкостей. Жена-ясновидящая – это фишка.
– Да ты что себе позволяешь?!
Вот тут я пожалела, что нет Капки. Она ас семейных разборок, поскольку пережила уже три развода. Она бы их мигом поставила на место. Потому что за Нила собирается замуж сама. Аксенкин почти уже ее собственность, и вот он нагло клеится к другой женщине на глазах у ее жениха! Если бы у меня не болела голова, я бы закричала. Но мой голос был еле слышен, когда я сказала:
– Прекратите вы оба. За квартиру надо внести залог. Я почти уверена, что убийца Зимы выгреб из сейфа все, но если вы хотите…
– Сколько? – Нил тут же полез в карман.
– Да с какой стати ты должен платить за мою квартиру?! – возмутился Сеня.
– Я плачу за сейф.
Ладушкин засопел, но промолчал. Если бы он был нормальным ментом, то есть, как все, брал бы взятки, он бы, конечно, не уступил. И еще неизвестно, кто бы выиграл этот залоговый аукцион. Но денег у Сени не было, поэтому заплатил Аксенкин. Я молча взяла тысячу долларов в рублевом эквиваленте. И сказала:
– Завтра пойду к риелтору и застолблю за собой эту квартиру. Идемте, – и первой направилась к дверям.
Меня двери выпустили беспрепятственно. Но потом возникла заминка. Ни Аксенкин, ни Ладушкин не хотели пропускать друг друга вперед. Ни один не уступил! Я молча стояла на лестничной клетке и смотрела, как они пыхтят. Дверь была новенькой, стальной, она даже не дрогнула, хотя ее штурмовали двое здоровых мужиков весьма солидной комплекции. И хотя им обоим было хорошо за сорок, они выглядели как два сопливых пацана, затеявших драку на дискотеке. Это было бы смешно, если бы у меня так не раскалывалась голова. Я не понимала, что со мной происходит.