– Эх, Анфиса! – с сожалением сказал он. – Я уже понял: ты не отнеслась к моим словам всерьез. А зря. Я на все для тебя готов. Ну, хочешь, я засажу Стратоныча в тюрьму, и он оставит тебя в покое раз и навсегда? Подключу мужиков, мигом состряпаем уголовное дело, тем более за ним такое амбре тянется. Незаконная застройка, подкуп должностных лиц, уклонение от уплаты налогов. Да и по моей части хватает, по уголовной. Недаром он расценки на киллеров знает. Я ему трехтомное дело организую, пусть сидит в камере, читает. Он тут же забудет и про картину, и про тебя. Хочешь?
– Нет, что ты! Зачем?
– Затем, что он хам. Я ему еще припомню морковный чаек и пособие по безработице! Только ради тебя я все это вытерпел.
– А то что? Убил бы? – прищурилась я.
– В морду бы дал точно. У меня не заржавеет. – И он показал мне огромный кулак.
– Я думаю, Аксенкин не остался бы в долгу. А тебя бы вдобавок ко всему с работы выперли. Может, мы найдем другой способ?
– Ты и в самом деле собираешься раскрутить его на деньги? – удивился Арсений.
– Нет, тут другое. Я просто не хочу иметь его среди своих врагов. Он чуть ли не единственный в городе не испытывает ко мне ненависти, для меня это ценно. Мне же придется быть свидетельницей на его свадьбе.
– На какой свадьбе? – вытаращил глаза Арсений.
– Ты думаешь, Капка зря около него крутится?
– Чтобы Аксенкин женился на Капитолине! – Он рассмеялся. – Да не бывать этому!
– Почему? – искренне огорчилась я.
– У него хватает своих внебрачных детей, чтобы их содержать.
– Во-первых, все Капкины дети брачные, – рассердилась я. – Во-вторых, всех их уже содержат. И неплохо содержат. В-третьих, в нашем городе существует традиция. Ты сам знаешь.
– Только не Аксенкин. Он никогда не женится.
– Почему?
– Потому что он жмот! Для него брак – это выгодное предприятие. А с твоей подружки взять нечего, как с козла молока.
– Ну, тогда они просто сойдутся, – пожала я плечами. – Как мы с тобой.
– Как ты можешь сравнивать? – возмутился Арсений. – У меня, между прочим, чувства!
– Ах да! Мы же еще не выяснили, где именно будем жить! Хотя бы встречаться. Как насчет твоего папы?
– Невозможно. Он все время дома торчит. Потому что не работает.
– А моя мама, напротив, работает. Но и я работаю. И наши графики совпадают. Когда она дома, то и я дома.
– Но куда-то же она ходит? К подружкам, например.
– У нее нет подружек, – покачала головой я. Глупо объяснять, что это у нас наследственное.
– Тогда на дачу уезжает.
– У нас нет дачи. Все, что у нас есть – двушка на пятом этаже панельного дома, в одной комнате сплю я, в другой мама. Я, конечно, могу ее попросить, чтобы не заходила в течение часа. Часа нам хватит? – деловито спросила я.
– Не стоит, – поморщился Арсений. – Не будем впутывать в это твою маму. Нам надо снять квартиру, – нашелся он.
– На какие деньги?
– Давай скинемся, – предложил он. – У тебя же есть сбережения?
В том-то и штука. Сбережения у меня действительно имелись. Следователь, который наводил обо мне справки, прав на сто процентов. За годы жизни в столице я сумела скопить кое-какие деньжата. И я их не перечисляла ни в какой благотворительный фонд. Что я, дура? Положила деньги в банк под проценты. За несколько лет пахоты на двух, а потом в трех местах мне удалось скопить сумму по меркам нашего города довольно значительную: двадцать тысяч долларов. Я готовилась внести первый взнос за ипотеку. Но не внесла, вы знаете почему. Об этих деньгах мне тогда хотелось забыть, они напоминали мне об опухоли, поэтому я и отнесла их в банк и открыла накопительный счет на два года, ведь проценты по валютным счетам на этот срок были максимальными. И терять его я не собиралась.
Когда Полкаша покупал машину в кредит, он валялся у меня в ногах, просил закрыть счет. Но я не сломалась. Сломалась его машина, и я поняла, что поступила правильно. Ведь потом сломался наш брак. Через месяц после того, как мы разбежались, закончился и срок моего вклада. Поскольку деньги мне опять не понадобились, ведь я вернулась жить к маме, я снова положила их в банк на два года под те же проценты. Поймите меня правильно: тысяча долларов, если сравнивать с моей библиотекарской зарплатой, – сумма весьма значительная. С какой стати я буду отзывать вклад и терять проценты? А кроме этого у меня ничего нет. Даже на картину А. Зимы не хватило бы, задумай я ее купить. Не закрывать же счет из-за какого-то натюрморта, написанного на грошовом картоне? В то, что в раме запрятаны бриллианты, я не верю.
Но и бросаться в объятия к первому встречному я тоже не собираюсь. Все это так неожиданно. Мне сначала надо привыкнуть к мысли, что я, Анфиса Лебедёва, снова выхожу замуж!
– У меня есть кое-какие деньги. Я даже могу купить нам квартиру, – сказала я Арсению, сделав ударение на слове «купить». Проверка слуха. – Но не сегодня. Где-то через полгодика. А сейчас у меня вообще денег нет.
– Хорошо, подождем до Нового года. С первого января переедем на съемную квартиру и будем подыскивать себе постоянное жилье. У меня тоже денег нет.
В общем, решение нашлось само собой. Оно легко находится, когда нет денег. Просто все остается как есть. Мне же только оставалось узнать Арсения поближе, и я подумала, что пять месяцев – срок вполне достаточный.
Обсудив наше материальное положение, мы перешли к проблеме более насущной. А именно к убийству А. Зимы.
– И кто его убил? – спросил Арсений.
– Не знаю.
– Но ты же ясновидящая! – удивился он. – Я подумал, что Аксенкину ты просто не хочешь говорить, но мне-то скажешь? Раз мы теперь вместе.
– Честное слово, не знаю, – поклялась я. – Но ведь это можно легко узнать, и не прибегая к помощи экстрасенса.
– Каким образом?
– Убил один из тех, кто приходил в музей. Поскольку его убили в воскресенье, а выставка открылась в субботу, люфт составляет всего полтора дня. Временной зазор, в который мог просочиться убийца, – пояснила я. – Он впервые увидел картину на экспозиции, а до того даже не подозревал о ее существовании. И тут же побежал выяснять отношения с художником. А. Зима поспешил в музей забрать картину. Смотрительнице он сказал, что натюрморт продан. Кто знает, может, и правда? А скорее всего, ложь. Если бы убийца мог купить эту картину, он бы купил. Зачем убивать-то? Тут другое. А что, я пока не могу понять. Уверена лишь, что убил один из тех, кто побывал на выставке. Я не думаю, что за это время краеведческий музей посетило много народа. В субботу до обеда, кроме нас с Капкой и Аксенкина, там вообще никого не было. Остается вторая половина дня и первая половина в воскресенье. Потому что вечером А. Зима был уже мертв. Тебе достаточно поговорить со смотрительницей музея и составить список подозреваемых. Опроси их всех на предмет алиби и узнаешь, кто убийца.
– Голова! – восхитился Арсений.
– Но это же элементарно!
«Ватсон» – так и хотелось добавить мне. Арсений и в самом деле смахивает на доктора Ватсона рыжими усами, комплекцией, да к тому же он туповат. Ревностный служака. И взяток не берет! Типичный литературный персонаж. О господи! Что это я? Мне же надо его полюбить! И у меня на все про все пять месяцев, даже меньше! Я срочно должна искать в нем положительные черты!
– Сеня, ты был женат?
– А как же!
– А почему развелся?
– По обстоятельствам.
Ответ меня, признаться, не удовлетворил.
– Она тебе изменяла?
– Что-о?! – Он расправил широченные плечи.
– Тогда почему вы разошлись?
– С ней было скучно. И потом она кормила меня какой-то пакостью. Совершенно не умела готовить. Плюс ко всему у нее совершенно отсутствовало чувство юмора. Она и сейчас такая. Без чувства юмора, с подгоревшими котлетами на сковороде и недоваренным борщом в кастрюле. Если бы она могла над этим пошутить, я бы ей простил. Но, спалив очередной кусок мяса, она начинала орать, что это я во всем виноват. Вечно хочу жрать и ее тороплю. А она в спешке хватается за все и в итоге ничего не успевает. Я плюнул и ушел.
– Ага. Заел быт.
Версия меня устраивала. Не такой уж он Ватсон, если требует от жены наличия чувства юмора.
– А дети?
– Что дети?
– Дети есть?
– Конечно! Двое.
– Теперь понятно, почему у тебя нет денег, – вздохнула я. – Мальчик и мальчик?
– Почему? Две дочки.
Вот странность: требовать от жены того, чего у тебя самого нет. Чувства юмора. Мне стало тоскливо.
– И давно вы разошлись?
– Года три назад.
– А меня ты давно полюбил?
– Как только увидел, – заверил он.
Значит, он влюбился в меня еще будучи женатым. Картина начала проясняться.
– А вот у меня нет детей, – с сожалением сказала я.
– Еще будут, – заверил он.
– Честно сказать, я боюсь.
– Чего? – удивился он. – Рожать? Все бабы рожают. Да, придется потерпеть, но это несмертельно, по своей бывшей знаю. После первого ребенка она орала: больше никогда и ни за что! И трех лет не прошло, как заканючила: хочу маленького. И опять родила.
– Я не боли боюсь. Просто самый красивый в мире ребенок уже родился, – грустно сказала я. – Это Эмиль. А мой… Что я буду делать, если он получится некрасивым?
– Самый красивый ребенок в мире – твой собственный, – заверил меня Арсений. – Как только ты возьмешь его на руки, сразу это поймешь. И все остальные дети перестанут для тебя существовать.
– Может быть, ты и прав.
Он был отличным психотерапевтом, снял все мои сомнения с повестки дня. Я долго думала и о первом своем замужестве, и о втором. Я в отличие от всех остальных не сомневалась, что найду себе нового мужа. Я ведь ясновидящая. И вот я думала: как бы мне не совершить ту же ошибку? Я не хотела вешать себе на шею в качестве трофея второе разбитое сердце. Мне не победы над мужчинами нужны, мне необходимо тихое семейное счастье. Потому что громкое я уже переросла. Скандалы должны остаться в прошлом, вот о чем я думала.
Котлеты у меня не подгорают, это правда. И с борщом полный порядок. Но достаточно ли этого для счастья? Я с сомнением посмотрела на Арсения.
– Что с тобой? – Он словно что-то почувствовал.
– Ничего.
– Ты что-нибудь видишь?
– В смысле будущего? Неувязочка вышла: у меня временное затемнение в мозгу. Никак не пойму, с чем это связано. Одно скажу: я совершенно ясно вижу свадьбу. Только вот лицо невесты скрыто под вуалью.
– Тебе пойдет вуаль! – радостно сказал Арсений.
На что он, интересно, намекает? Я такая страшная, что мне надо скрывать лицо? И еще одна деталь: мне показалось, что мужчина, стоящий у алтаря, пониже его ростом. Но и насчет невесты не было полной уверенности: а вдруг это не я? Свадьбе определенно быть, но вот чьей?
В молчании мы подошли к подъезду, где находилась моя квартира. И тут он наконец решился меня поцеловать. Я не сопротивлялась. Чего уж теперь? К тому же мама меня ждет, она наверняка прилипла к окну. Пусть порадуется.
Поцелуй сначала был холодный, мои деревянные губы сопротивлялись его рыжим усам изо всех сил, видимо, потому, что я к ним еще не привыкла, но потом я оттаяла. Мне даже захотелось немедленно побежать в банк и закрыть счет. Купить нам квартиру и…
Отвратительный визг привел меня в чувство. В нашем подъезде, как и во всех обшарпанных подъездах провинциальных старых домов, живут кошки. Там даже запах специфический, все его знают. Одни животные домашние, хозяева выпускают их погулять, другие бесхозные, которых всем миром подкармливают. Кошки эти совершенно не боятся людей, напротив, к ним льнут. Вечер выдался тихий и теплый, бывают в самом конце лета такие оконца. Солнце вдруг спохватывается, что в отведенный жаре срок безбожно ленилось, и выдает на-гора несколько дней, достойных середины июля. Но вечера уже не липкие, как влажные простыни, а похожи на натуральный шелк. Ласкают тело приятной прохладой, словно прелести наложниц в гареме, отчего погружаешься в томную негу. В общем, все кошки, какие жили в нашем подъезде, расселись по лавочкам и по бордюрам.
И вот на один такой полосатый хвост Арсений в порыве страсти и наступил своей лапищей. Кошка заорала так, что перебудила весь двор! В двух панельных пятиэтажках жильцы прилипли к окнам. В нашем городе очень любят театр, а тут такое представление! Полицейский и ясновидящая, слившиеся в экстазе на следующий день после загадочного убийства, потрясшего обывателей!
Нам пришлось спешно расстаться.
– До завтра, – сказал он перед тем, как я скрылась в подъезде.
Пока я поднималась по лестнице на пятый этаж – лифта у нас, разумеется, нет, – пыталась понять свои чувства. Вот и свершилось. Но…
Было ощущение, что мне на день рождения подарили огромную коробку шоколадных конфет. Коробка очень красивая, да и конфеты, наверное, вкусные. Вся беда в том, что я не ем сладкого.
Круг подозреваемых
Наш детектив развивался по набившему оскомину сценарию. Из десяти подозреваемых в убийстве надо было выбрать одного, чье алиби окажется сомнительным. Я не препятствовала Арсению выполнять рутинную работу. Опрашивать смотрительницу музея, сторожа, искать свидетелей, собирать отпечатки пальцев. Меня интересовал исключительно результат. Почему-то я знала, что это лишь добавит нам проблем.
Я оказалась меж двух огней. С одной стороны, мне признался в любви Арсений. Он ясно дал понять, что мы теперь заодно, то есть с Нового года будем жить вместе и работать я отныне должна исключительно на него. Не за деньги, а во имя справедливости. Потому что сам он взяток не берет, ему дороже всего истина, которую и необходимо установить с моей помощью.
Но, с другой стороны, на меня давила Капка, которая позвонила мне на следующий же день, как только вернулась от Аксенкина.
– Поздравь меня, я почти уже жена олигарха! – выпалила она.
Вам это покажется странным: мать троих детей, разведенка, женщина по нашим провинциальным меркам уже в возрасте, и вдруг – брак с миллионером, на которого охотятся все в городе длинноногие юные красотки! Вы просто кое-чего не знаете.
Дело в том, что в нашем городе за последние десять лет сложилась традиция. Все самые завидные женихи сначала идут под венец с Капитолиной Поликарповной. Ее третий муж, отец Ромео, не кто-нибудь, а сын мэра! Даром что пьет как сволочь. Но это от вседозволенности. Балованный ребенок, с детства ни в чем не знавший отказа. Так что мэрша числится бывшей Капкиной свекровью и тоже сидит с ее детьми. Даму эту боятся все в городе, говорят, сам мэр у нее под каблуком. Но у Капки не забалуешь. Она всерьез считает, что, родив мэрше внука, она тем самым оказала ей честь.
А что вы смеетесь? Я знаю одну деловую даму, владелицу самого модного в городе ресторана, которая чуть ли не с пятого класса внушает сыну:
– Вот вырастешь, женишься на Капитолине, а там посмотрим.
Свое желание она мотивирует так:
– Жизненного опыта у нее наберешься и уж точно станешь культурным человеком. А то с тобой в приличном обществе показаться стыдно.
Капка в городе считается символом культуры, ведь она знает наизусть всего Шекспира. За это ей можно простить незнание географии, а заодно и физики с химией. К тому же, женившись на ней, парень автоматически становится многодетным отцом и официально не идет в армию. В общем, весь город томится в ожидании Джульетты. Или Гамлета. Капка давно уже решила, как назовет своего очередного ребенка.
Моя подруга, разумеется, в курсе матримониальных планов бизнес-леди. Сплетни у нас все равно что шило в мешке, и без того давно уже похожем на решето. Пока идешь с любовного свидания из одного конца города в другой, там, на другом конце, уже успевают накрыть стол в честь помолвки. В ресторан своей будущей свекрови Капка наведывается часто и беззастенчиво принимает в дар от бизнес-леди дорогое шампанское. Но покамест жених еще не достиг брачного возраста, Капка решила сгонять под венец с Аксенкиным.
– Поздравляю, – сдержанно сказала я, умолчав о том, что вскоре тоже собираюсь замуж.
– Мне нужна твоя помощь, – безапелляционно заявила она.
– Все, чем могу, – пообещала я ради Эмиля.
– Ты должна держать меня в курсе. Нил не доверяет Арсению.
– Твой жених может успокоиться: картина не представляет никакой художественной ценности. На ней не заработаешь.
– Ты в этом уверена?
– Абсолютно!
– А вот Нил думает по-другому.
– Это ты внушила ему мысль, что в раме запрятана коллекция бриллиантов, – съехидничала я. – Тебе и отдуваться.
– А как я, по-твоему, еще могла его заинтересовать? Не на репетицию же пригласить?
– Со всеми остальными этот номер прокатывал.
– Да, но Нил – не все, – отрезала Капка.
– Чем же он от них отличается?
– Он равнодушен к искусству, – уныло сказала подруга. – Из всего культурного досуга его интересует исключительно живопись, и то портретная. Я имею в виду изображение американских президентов на долларовых купюрах.
– Но в театр-то он ходит!
– В театр он ходит, потому что туда ходят все. Он заплатил за кресло в первом ряду кругленькую сумму, абонировав его на пятилетку. А поскольку Нил не любит бросать деньги на ветер, он все спектакли честно отсиживает в зале. Это престижно. В первом ряду сидят исключительно выдающиеся люди нашего города. ВИПы. Если тебя там нет, или ты вдруг попал во второй ряд, или, что еще хуже, в третий, значит, ты лузер.
Я этого не знала, потому что всегда нахожусь на сцене. У меня в активе нет ни одной главной роли, но без меня все равно не обойтись. Я объявляю о вновь прибывших гостях, выношу подносы с едой, стакан воды, зонтик для героини и прочий реквизит, изображаю бал в дворянском собрании или просто стою на сцене молча. Все зависит от режиссерской установки. Перед началом каждой репетиции Александр Николаевич беспомощно обводит глазами труппу:
– А где Аня?
И я, как солдат на плацу, делаю шаг вперед.
– Стоишь здесь, – указывает он пальцем мое место. Это и есть сигнал к началу репетиции. Дальше все идет как по маслу.