— Вам того же, генерал! До связи!
Штерн, отключив мобильник и забрав букет, наконец пошел к лестнице, ведущей на третий этаж, к его личным апартаментам.
В гостиной его встретила любовница.
Она, как всегда, была неотразима, и сорокасемилетний кандидат в губернаторы сразу почувствовал, как заводится. И это только от вида проститутки. Хотя заводиться было от чего. Ангелина, ожидая партнера, время даром не теряла. Сбросила одежду, в которой приехала к высокопоставленному любовнику, приняла душ и оделась так, от чего и почувствовал прилив желания Штерн. Она надела на ноги черные чулочки, не доходящие до кружевных, ничего не скрывающих трусиков, майку, такую же кружевную и черную, слегка прикрывающую соски ее пышной груди и не доходящую до трусов. Белокурые крашеные волосы перехватила красной лентой, выпустив закрученные локоны по вискам. Надела на ноги такие же красные туфли на высоких каблуках-шпильках. Блестящие от импортной помады, чуть приоткрытые пухлые губы и обведенные тонкой нитью гуаши, широко открытые, глупые, зовущие и бесстыжие, но все же красивые глаза делали Ангелину чертовски привлекательной и волнующе развратной. Она протянула к Штерну свои холеные тонкие руки:
— Наконец-то, мой генерал, а то твоя кошечка уже совсем заждалась. О! Цветы? Ты неотразим, Юра. Таким и должен быть губернатор!
Штерн шутливо пригрозил любовнице пальцем:
— Не передергивай, Ангелина. Не люблю я этого. Ты прибыла от силы полчаса назад и могла успеть лишь переодеться, но никак не соскучиться. А насчет губернатора ты права. Иди ко мне.
Проститутка подошла к Штерну, который тут же притянул ее к себе, схватив за выпирающие упругие ягодицы, прижав ее грудь к своей:
— Я тебя сейчас так трахать буду, что ты взвоешь! И вой, сучка, громче вой! У-у, как же от тебя пахнет!
Женщина кокетливо наклонила голову, спросив:
— Как?
Генерал, сглотнув слюну, произнес:
— Блядью пахнет! Самкой! Шлюхой развратной. Но такой ты мне и нужна! Раздень меня. Медленно, как всегда.
Штерн закрыл глаза в предчувствии удовольствия. Куда до этой шлюхи его родной супруге. Та и в подметки ей не годилась. Поэтому-то, став губернатором, он отшвырнет от себя жену, как отработанный материал. Его досуг будут скрашивать такие, как Ангелина, только помоложе.
Глава 5
За долгие годы школа совсем не изменилась. Сергей почувствовал волнение, оказавшись в фойе здания своей юности. Здесь он проучился два года. Девятый и десятый классы, самое запоминающееся время, определившее круг его друзей на всю оставшуюся жизнь, родившее первую, к несчастью, быстро разрушенную подлым предательством любовь, обозначившее выбор профессии, да и многое другое, что в дальнейшем стало его взрослой жизнью. Солоухов стоял и смотрел на знакомые стены, знакомое фойе, переводя взгляд с раздевалки на спортзал, со спортзала на столовую.
Екатерина слегка подтолкнула майора:
— Что, Сережа, воспоминания захлестнули?
Солоухов признался:
— Да! Знаешь, у меня такое чувство, что сейчас не 2004 год, а восемьдесят третий! А наверху, в актовом зале, вовсю кружит в безумном вальсе выпускной бал! Помнишь, как это было? Девчонки, которых привык видеть в строгой школьной форме, вдруг, как в сказке, превратившиеся в настоящих принцесс; музыка; ребята в новых костюмах, немного пьяные, кто от вина, но большинство от сознания того, что стали взрослыми; выступление классного руководителя, который уже больше не мог ни делать замечания, ни ставить оценки. Потом прогулка по городу, пешком до Кремля, и веселье до рассвета. Веселье, смешанное с печалью. Этого уже никогда не вернешь!
Катя прижалась к нему:
— Ничего из прошлого не вернешь, Сережа. Пойдем в наш класс? Большинство ребят, наверное, уже там, здесь что-то никого не видно.
Сергей заметил:
— Даже уборщицы. А раньше она до закрытия спортзала в фойе находилась. Все что-то протирала своей шваброй. Как пойдем? Через раздевалку — она, по-моему, открыта — или переходом по второму этажу, мимо учительской и кабинета физики?
— Пойдем переходом, отсюда раздевалка открыта, а вот с противоположной стороны может быть закрыта. Придется возвращаться.
— Ну, идем. Ты как, в порядке?
Катя улыбнулась:
— Я-то в порядке, а вот ты, кажется, немного растерял свой боевой пыл.
— С чего ты это взяла?
— По лицу заметно, волнуешься.
— Да? Ты права, есть немного. Но это пройдет. Идем!
Под руку Сергей с Катей направились к лестнице, ведущей на второй этаж перехода от спортзала, столовой, кабинета директора, актового зала, медпункта и кабинета химии до основного четырехэтажного здания, где непосредственно располагались классы. По пути они встретили и мужчин, и женщин — выпускников, судя по внешнему виду, того же 83 года, но из других классов, не узнав их. И только подойдя к своему кабинету, на котором раньше висела табличка 10 «Д», увидели стоявшего у двери Леню Дубровцева, товарища Сергея. Тот сначала не узнал майора.
Сергей спросил:
— Дуб? Не узнаешь, что ли?
Дубровцев воскликнул:
— Солоух, Серега? Извини, Катюш. — Уманскую Дубровцев знал хорошо, ежегодно встречал ее здесь на встрече выпускников. — Откуда ты взялся, чертила? Как поступил в свою военную бурсу, так и сгинул! И ни слуху ни духу о нем. А теперь объявился. Ну, в натуре… дай-ка я тебя обниму, пропавшего!
Дубровцев сжал школьного друга в объятиях. Сдавил, желая показать силу, но, почувствовав железную упругость мышц натренированного организма офицера, удивился:
— Ты смотри, какая физическая форма?! Я каждый день железками балуюсь, на силенку не жалуюсь, а ты, Серега, покрепче будешь. Тоже спортом продолжаешь заниматься? Ты ж у нас, по-моему, классикой баловался?
— Баловался, Леня. Сейчас не балуюсь. А форма? Так я ж только уволился. И не в тылу служил.
— А где?
Солоухов улыбнулся:
— Рядом с тылом!
— Ага, рядом, заметно. Наверное, в спецназе службу тянул? Кто-то говорил, что ты и Афган прошел, и вроде как в Чечне воевал. Вот только кто говорил, не помню. Это правда?
— Правда! И Афган застал, и Чечню, будь она неладна, и еще пару-тройку «горячих точек». Но не будем об этом. Из армии я уволился, теперь такой же гражданский, как и ты.
— До больших чинов дослужился?
— Угу! До майора. Или этого мало?
— Ну, не мне судить. Я вообще не служил.
— А зря.
— Почемуй-то?
— Тебе не понять!
— Ладно, понятливый.
И только сейчас Дубровцев заметил то, как была одета и как выглядела всегда скромная, стеснительная Екатерина. И не удержался:
— Ну ни черта себе! Кать? Ты ли это?
— Что с тобой, Леня, ты же уже успел извиниться передо мной.
— Да? А точно, но как-то внешний вид твой не оценил. Сейчас смотрю и глазам не верю. Красавица! А прикид! Ты наследство получила, что ли?
За Екатерину ответил Сергей:
— Угадал, Дуб! Наследство. В виде майора Солоухова. Въехал?
Дубровцев посмотрел на друга, затем на Катю:
— Так вы, значит, теперь как бы вместе, что ли?
Сергей взглянул на женщину, кивнув на Леонида:
— Не въехал!
И обратился к Дубровцеву:
— Что значит «как бы»? Мы вместе без всяких «как бы». Семья! Понял?
— Понял, не дурак! Ну, дела! В классе узнают, ахнут! И кто в первую очередь, представляешь?
Сергей кивнул:
— Представляю. Только тему эту закрой. Она никого не интересует.
— Понимаю.
— Молодец. А чего ты в коридоре, собственно, торчишь?
Дубровцев ответил:
— Да Марка жду, обещал подъехать. Несмотря на занятость. Он же у нас сейчас без пяти минут самая главная областная «шишка». И кто бы мог подумать. Бредень, и вдруг директор завода. Но завод ладно. А губернатор? Я балдею от этой жизни! Правильно историк в свое время говорил: «Кто был никем, тот станет всем!» Брединский — пример! Начинал…
Чувствуя, что друга понесло, Сергей остановил его:
— Все знают, с чего он начинал. Скажи лучше: в классе много ребят?
— Да, как обычно, человек десять. Кто раньше приходил, тот и сейчас здесь. Ты — исключение. Ну, иди, иди в кабинет. Ошарашь одноклассников. Тебе сегодня героем дня быть. Даже Брединский, если придет, пальму первенства не отберет! К нему, в принципе, привыкли, а ты — легенда. Задолбят расспросами, гадом буду! Давай, давай, заходите. Да и я пойду. Бредень не хуже других в класс дорогу знает.
Он открыл дверь, из-за которой все время, пока Сергей разговаривал с Дубровцевым, доносился оживленный гвалт. Который стих, как только в кабинет, в сопровождении улыбающегося во все лицо Леонида, вошли под руку Сергей с Катей. Изумленные взгляды одноклассников устремились на появившуюся неожиданно парочку. И шире всех были раскрыты глаза Людмилы, находившейся, видимо, по привычке, в центре внимания. Подобного бывшая супруга Солоухова никак не ожидала. Сергей же, не обращая на нее никакого внимания, поздоровался:
— Привет всем, дамы и господа! Не ожидали увидеть Солоуха? А он вот взял и появился впервые после выпуска!
— Привет всем, дамы и господа! Не ожидали увидеть Солоуха? А он вот взял и появился впервые после выпуска!
Майора бурно приветствовали. Особенно Пат Гуагидзе, последний год школы просидевший с Солоуховым за одной партой. Он, следуя своему восточному темпераменту, хотя на родине, на Кавказе, никогда не был, бросился обнимать друга:
— Серега, браток! Объявился наконец! Молодец! А то до меня какие только слухи не доходили! И то, что вроде убили тебя в Афгане. Потом, что в Чечне боевики завалили. А ты живой и невредимый. Молодец! Давно ли в городе?
— Несколько дней, Пат, — ответил Сергей, аккуратно высвобождаясь из объятий товарища.
— И уже с Катей?
— Пат! Ты же сам сказал, что я живой и невредимый. Так почему должен быть один? Разве мужчина должен быть один? Ответь, горячая твоя душа!
Гуагидзе категорически отрезал:
— Нет, не должен.
— Так чего ты удивляешься?
— Я не удивляюсь, я одобряю. Честное пионерское, одобряю! А Катюша сегодня на загляденье. Как-то раньше не замечал, что она такая.
— Какая?
— Красивая!
— Не замечал, вот и не замечай, больше внимания своей половине уделяй.
Грузин рассмеялся:
— Намек понял! А вот и твоя бывшая. Удаляюсь.
Солоухов даже сейчас по стуку каблуков определил, кто к нему подходит сзади. Пат мог ничего не говорить. Сергей обернулся. Людмила оказалась перед ним.
— Привет, блудный сын!
— Уж не твой ли сын?
— Почему так агрессивно? Разве мы враги?
— Нет, очень хорошие друзья. Можно сказать, не разлей вода.
Людмила вздохнула:
— Узнаю Солоухова! А ты почти не изменился. Отойдем, поговорим?
— О чем?
— Разве нам не о чем поговорить?
— Лично я не вижу темы.
— Жаль. Но дело твое. Смотрю, с Катькой закружил?
— Тебе-то, Людмила, какое дело?
— Да, в принципе, никакого. Одно интересно, сколько ты угрохал бабок на ее наряд?
— Ровно столько, сколько он стоит! Или только жены депутатов могут позволить себе дорогие наряды?
Бывшая супруга усмехнулась:
— А говорят, что офицеры мало получают. Вон как своих подружек ублажают.
— Завидуешь?
Людмила изобразила удивление:
— Кто? Я? Смеешься?
— Нет, вполне серьезно! Завидуешь, точнее, злишься, что на этот раз кто-то шикарней тебя выглядит. Шикарней самой жены депутата Государственной думы?
Градилова сжала губы. Она и раньше так делала, когда что-то выходило вопреки ее желанию или воле.
— Да кто твоя Катька? Мещанка, напялившая на себя прикид аристократки, но так и оставшаяся мещанкой, обычной бабой!
— А ты кто, Люда? Катюша образование имеет, на жизнь сама зарабатывает. Ты же содержанка, ты никто! За счет мужа живешь. Паразитируешь, а ведь спокойно могла бы и работать. Одна-то не проживешь. Это здесь еще по старой дружбе кто-то общается с тобой, а в другом месте кому ты нужна? Прошу, отвали от меня. И предупреждаю: не вздумай Катю обидеть! Себе хуже сделаешь! Ты меня знаешь!
Людмила скривила рот:
— Не боишься на большие неприятности нарваться?
Глаза Солоухова стали строгими, взгляд угрожающим:
— Я уже давно, дорогуша, никого и ничего не боюсь.
— А зря! В нынешней жизни есть очень много того, чего не боятся только дураки.
— Это своему мужу скажи. Ему, действительно, есть чего опасаться. Не по средствам живет, значит, ворует. А ворует, может на зоне оказаться. А на зоне таких, как Градилов, ой как не уважают!
— Хамом ты был, хамом и остался. Да и что с тебя взять? Офицеришка! Защитник Родины. Хорошо же ты долг выполнял, что на первую попавшуюся манду драгоценностей навешал. Чеченов, поди, грабил, вояка?
Солоухов еле сдержался. И только потому, что знал — Людмила провоцирует его и желает скандала. Таков уж у нее характер. Поэтому ответил спокойно:
— Заткнись, дура. Сегодня не твой день.
Людмила, фыркнув и резко развернувшись, ни с кем не простившись, вышла из класса.
Все повернулись к Солоухову.
Тот спросил:
— Ну, что притихли, однополчане? Королеву бала потеряли? Так я вам другую представлю, более достойную. И вообще, у вас всегда так встречи проходят? По углам да кучками? Где стол? Выпивка, закуска? Или в школе пьянку не разрешают? Тогда пошли на улицу, на скамейках спортплощадки неплохо расположимся. Там, где акация.
Гуагидзе поднялся на стул:
— Ребята! Солоуха дело говорит! Чего-то мы сегодня оплошали. А ну, мужики, сдвигай столы, девочки, опорожняй сумки. Гулять будем! С новой королевой бала!
Кто-то сказал:
— Градилова ушла, черт с ней, а вот Марка дождаться надо, все же вон до каких высот пробился.
От двери раздалось:
— Это кто там о высотах говорит? И почему какого-то Марка обязательно надо ждать? Чем он лучше других? Должностью? Так все это временно!
Сергей повернулся на голос и увидел Брединского. Марк стоял в распахнутом дорогом костюме с шикарным пестрым галстуком, писком моды, и с шампанским в каждой руке! Марк тоже увидел старого товарища, которого всегда уважал за смелость, решительность и силу. За те качества, в которых сам испытывал недостаток. По крайней мере, в юности!
— Ба! Серега Солоухов! Вот это сюрприз! И Катюша, истинная королева, с ним! А я-то удивился, встретив в коридоре Градилову. Чуть с ног не сбила, так неслась на выход. Теперь понимаю, что придало ей ускорение.
Поставив бутылку на первую парту и поздоровавшись со всеми, Брединский подошел к Солоухову:
— Вернулся, значит, Серега?
— Вернулся, Марк. Хватит мотаться по свету.
— Да, досталось тебе. Но поговорим потом. А сейчас давай к столу, отметим встречу по традиции.
Сергей взял за руку Катю, подвел к столу, быстро накрытому бывшими одноклассниками и состоящему из парт, сдвинутых в один ряд. Брединский оказался во главе стола. Наверное, он возглавлял компанию с момента начала своего карьерного роста. Раньше лидерством Марк не отличался, стараясь находиться на вторых ролях. Сейчас же все изменилось. Сергей с Катей сели рядом с ним. Открыли водку, шампанское, вино. Брединский поднялся и толкнул тост. Было заметно, что говорить с трибуны он научился. Речь его лилась, как горный ручей, плавно и спокойно. Выпили по первой, через короткий промежуток времени по второй. Класс заметно оживился. Заиграла музыка — кто-то прихватил с собой магнитофон. Катя наклонилась к Солоухову:
— Сережа! Что такого ты сказал Людмиле, что она покинула вечер?
— Ничего особенного. Осадил немного, сказал то, что думаю о ней. Не понравилось. Ну и черт с ней.
— Скажи, ты это сделал из-за меня?
— А что такого я сделал?
Сергей хотел объясниться, но к ним обратился Брединский:
— Катюша! Ты не будешь против, если я на время разлучу вас. Сергей, поговорить надо.
Екатерина пожала плечами:
— Ради бога, если надо.
Марк дотронулся до руки Солоухова:
— Выйдем в коридор? Заодно и покурим.
Майор поцеловал Катю в щеку:
— Не скучай, мы скоро вернемся.
Брединский с Солоуховым направились к выходу. К ним попытались присоединиться Дубровцев с Гуагидзе, но Марк попросил:
— Мужики! Извините, но нам с Сергеем надо уединиться.
Друзья остались в классе.
Выйдя в коридор, Сергей достал сигарету. Огляделся, никого на их половине этажа видно не было. Спросил:
— Какие-нибудь проблемы, кандидат в губернаторы?
Брединский, также прикурив, ответил:
— Проблем особых нет. Текучка с этими выборами заела, это да, а так… Я вот что хотел сказать. Вернее, предложить. Ты же сейчас наверняка без работы?
Сергей подтвердил:
— Без работы, и что?
— Иди ко мне в штаб. Знаешь, как не хватает людей, на которых можно положиться, которым можно полностью довериться.
— Не понимаю. Штаб комплектовали без тебя?
— Нет, я сам подбирал людей.
— Так почему говоришь о дефиците надежных людей? Ведь в команду собираются только единомышленники, на то она и команда!
Брединский вздохнул:
— Да все это так. И сначала к команде никаких претензий не было. По большому счету, нет их и сейчас, но в последнее время чувствую: обстановка в штабе начала меняться. И не в лучшую сторону.
Сергей выставил вперед ладони:
— Подожди, подожди. А сейчас то же самое, только по-русски! Что-то я не понял тебя!
Марк взглянул на друга юности:
— Не понял? Ладно, скажу короче. Появились у меня подозрения, что Штерн, соперник по второму туру, ведет среди команды подрывную работу, а проще сказать, подкупает людей из моего штаба.
Солоухов усмехнулся:
— Хороши же у тебя соратники, если их можно перекупить. Твои подозрения имеют под собой обоснованную базу? Есть доказательства подкупа, или ты оперируешь одними предположениями?
— В том-то и дело, что никаких доказательств у меня нет. Но я вот тут, — он указал на левую сторону груди, — сердцем чувствую — рушится команда! И это перед самым ответственным моментом.
Сергей затушил сигарету в кадке с чайной розой, стоявшей у углового окна: