Мне стало не по себе. Я почувствовал такую жалость к матери, самому драгоценному человеку для меня, что попытался рвануть к ней, чтобы обнять. Отец успел схватить меня за шкварник.
— Не дури, тоже заразишься. Давай вообще намотаем на лицо влажные полотенца.
Я, честно признаюсь, разревелся. С класса третьего я не ревел, а тут потерял всякий контроль. Я ведь понял, что мать уже не вернуть, но все равно желал ее видеть, даже в таком состоянии, лишь бы живой. Ни о каком решении выдать ее даже не хотелось думать.
Мы с отцом еще немного посидели в зале. Он смотрел телевизор. Я тоже пытался посмотреть, но обессиленный после рыданий организм, уснул. Проснулся от громкого голоса, раздававшегося из мегафона. Голос требовал никому не покидать квартиры, а оставаться в них до проверки специальной комиссией. Я подскочил и побежал в кухню.
Отец с полотенцем на лице смотрел на скопление техники во дворе через занавеску.
— Солдат понагнали. Очень серьезно все. За побег — расстрел.
— Я не отдам им мамку! — Решительно сказал я, совершенно не имея представления, как я это сделаю.
Отец отвел взгляд от окна и посмотрел на меня, потом перевел взгляд на мать. Она уже не очень походила на себя прежнюю. Вернее, была совсем другой. Кожа на лице натянулась, обнажив острые скулы. Руки стали, как две тонкие палки. Ни дать ни взять узник концлагеря. Она уже не реагировала на наши голоса. Ее взгляд был уперт в стену и совершенно неподвижен.
— Мне кажется, что если я ее развяжу, она упадет. Олесь, ты слышишь меня? — Отец провел рукой перед ее лицом.
Мать не реагировала.
— Я слышал, что этот момент называют «переходом», когда человеческое сознание пропадает, а новое еще не успевает проявиться. — Некоторые сведения об этой эпидемии я почерпнул из сети. Никогда не думал, что они мне понадобятся таким образом.
— Я вот, что решил, Сергей! Мамку придется отдать.
Я сделал жалобное лицо и у меня навернулись слезы.
— Не спорь! От нашей сознательности зависит, как быстро мы сможем остановить развитие этой болезни. Я думаю, что ты у меня взрослый парень, и со мной поступишь так же, если я заражусь. — Отец свято верил, что у государства еще были рычаги прекратить эпидемию.
В дверь требовательно постучали. Отец решительно направился ее открыть. Я, напоследок бросил взгляд на маму, стараясь запечатлеть ее в памяти, хотя бы в таком состоянии. Неожиданно она повернула свой жуткий взгляд в мою сторону. Я застыл перед ней, как кролик перед удавом. С неожиданной прыткостью, для женщины сорока пяти лет, она подпрыгнула вместе со стулом в мою сторону. Мне еле удалось увернуться. Мать врезалась в стену и упала. Она забилась, как в приступе эпилепсии. Простыни, которыми привязал ее отец к стулу, затрещали по швам. Я понял, что она старается освободиться. Вот тут я впервые испугался. Я осознал, что это существо уже не моя мать. В кухню заскочили два человека в камуфляже и с респираторами на лице. У них в руках были пистолеты. Над моей головой раздались несколько выстрелов. Я рефлекторно сжался в позу эмбриона, прикрыв голову руками.
— Все, хорош, прикончили уже. — Раздался приглушенный респиратором голос.
Я развернулся и увидел лежащую мать с простреленной в нескольких местах головой. Крови почти не было. После пережитого мгновение назад первобытного страха, я не чувствовал жалости к убитой матери. Оно пришло потом.
В дом, на шум вошли еще несколько военных. У одного их них имелся за спиной ранец, а в руке он держал штангу опрыскивателя.
— Этих двоих, потенциальных, в наручники и на объект. Труп в крематорий. Не забудьте оклеить входную дверь. — Приказывал один из тех, кто стрелял в мою мать.
Нас с отцом заковали в наручники, вывели во двор и погрузили в кунг. Посередине кузова стояла труба к которой прицепили наручникми всех, кто находился в машине. Их там было человек пятнадцать. Женщины, мужики и дети. Некоторые плакали. Я отвернулся от этого жалкого зрелища и смотрел на свой дом, через откинутый полог.
Во дворе началась какая-то суета. У военных заработали рации. Раздались несколько автоматных очередей. И тут я увидел как быстро двигаются зараженные люди. Раздался звон стекла и со второго этажа на землю выпрыгнул человек. Тощий, как скелет. Рубашка на нем висела как на вешалке. Почти не потеряв ни секунды на приземлении, он бросился бежать, перепрыгнув через крышу стоявшей во дворе легковушки. Вслед раздались выстрелы, поразившие все, что угодно, кроме беглеца. Рявкнул мотором БТР. Несколько солдат с автоматами наперевес прыгнули на его броню и пустились в погоню. Снова раздались выстрелы. Я очень сомневался в эффективности таких методов. Можно было зацепить и случайных людей.
Минут через пятнадцать нам привели еще трех человек. Семью из соседнего дома. Они все плакали. Я заметил, что среди них не доставало дочери старшеклассницы. Страх понемногу покидал меня. Вместо него накатывала безысходность. Предчувствие вселенского апокалипсиса, который никто не сможет остановить, наполняло мою душу.
Нас везли за город. Трасса сменилась проселком. Грузовик въехал в рощу. Мне все дороги вокруг города были знакомы. Будучи подростком с мопедом, я исследовал все прилегающие окрестности. Эта дорога вела в рощи, в которых на берегу реки находилась пара летних лагерей для школьников.
— В «Дубки» едем вроде? — Поделился я с отцом своими предположениями.
— Зачем, интересно? Может изолятор там сделали?
Народ, молчавший до этого, внезапно ожил. Все стали интересоваться друг у друга обстоятельствами предшествующими случаю, по которому они оказались в этой машине. Тяжело было слышать, что родители теряли детей. Но всеобщая беда, как мне кажется, немного сглаживала личную трагедию.
Машину затрясло. Сидящий с краю мужчина ногой отодвинул край полога. Мы проезжали по мосту. В начале моста стоял танк и блок-пост, построенный из бетонных блоков. Солдаты держали машину на прицеле пулемета. За мостом снова стоял блок-пост и БТР. Солдаты вели стволами вслед нашему грузовику. Вот и до нас докатилась катастрофа. Еще вчера вечером она казалась плодом воображения всяких паникеров из средств массовой информации. А сегодняшнее утро началось с того, что я потерял мать, и теперь еду неизвестно куда, пристегнутый наручниками.
В просвет отодвинутого полога показался экскаватор, роющий большую яму. Нехорошее предчувствие затомилось в душе. Грузовик остановился и просигналил. Где-то заскрипели ворота, послышались голоса. Машина снова тронулась и скоро остановилась. Полог откинул солдат в респираторе и автоматом за плечом.
— Приехали. — Сказал он, снимая замок с трубы. — Выходим по одному, никаких резких движений. Смотрим доктору в глаза.
Перед нами слезла семья, которую привели в грузовик последней. Они по очереди спускались на землю, заглядывали в глаза доктору. После этого их снова приковали наручниками к трубе. Следующим спускаться с машины была моя очередь. Я спрыгнул на затекшие ноги, потряс ими и заметил, как солдат с автоматом напряженно смотрит за мной. Не стоило его провоцировать, может он не спал несколько суток и находится не в себе. Доктор пристально посмотрел мне в глаза и жестом указал в сторону пристегнутой к трубе семьи. Затем был мой отец. Он выполнил все механически. Я видел, как он переживает. Наверняка, мыслями он был совсем не здесь.
Ожидая пока к нам присоединяться остальные я осмотрел лагерь, в котором отдыхал пару раз. Территория была обнесена высоким забором из колючей проволоки. По периметру стояли вышки с военными. Во дворе стояло несколько военных машин с красными крестами. Окна в домах были закрыты решетками из ржавых металлических прутьев и арматуры. Несомненно, лагерь готовили как изолятор, и делалось это в спешке.
Нас всех прицепили на одну трубу. Даже при желании убежать у нас ничего бы не получилось. Мы стояли настолько плотно друг к другу, что обязательно бы споткнулись, при попытке ускорить шаг. Пока нас вели внутрь, на территорию лагеря въехал еще один грузовик.
Народу внутри лагеря было уже достаточно много. Нам объяснили, что сейчас всем проведут процедуру проверки на заражение, и со всех «отрицательных» снимут наручники. Пока же мы остались стоять в длинном коридоре, плотно забитом такими же «счастливчиками» как мы.
— Как думаешь, пап, если у нас будет отрицательный результат, нас отпустят или будут держать здесь?
— Не знаю. С одной стороны, чего нас держать, если мы не заразные, а с другой, может они захотят выдержать инкубационный период. Тогда, я думаю, дня три подержат. — Предположил отец.
— Тебя не уволят? — Распереживался я за отца.
— Учитывая размах возникшей катастрофы, это был бы наилучший вариант. Если удастся нашим властям утихомирить заразу и сохранить страну в рабочем состоянии, готов целый год работать только за еду и выполнять любую грязную работу.
В голове еще не укладывался масштаб бедствия. Мои мысли текли по привычному руслу. Если бы тогда я знал во что вскоре превратится этот мир. Каким крутым произойдет поворот сознания в умах людей, и как мало останется самих людей.
В очереди на обследование нас промурыжили несколько часов. Многие захотели в туалет. Дети не могли терпеть и справляли нужду прямо на пол. Среди людей все сильнее поднимался ропот. Новые все прибывали. Их проверка могла затянуться на еще больший срок. От них мы узнали, что в нашем городке и окрестностях дела становятся все хуже. Многие видели как зараженные стремительно нападали на людей. У некоторых оказалось видео на телефоне. Все было точь-в-точь как в роликах из Европы, выложенных в интернете. Я даже почувствовал себя в безопасности под охраной военных.
Наконец, у нас взяли кровь, мочу, соскобы с кожи. Через час, нашу прикованную группу привели в ту часть лагеря, где находились спальни. Всех отстегнули.
— В течении трех дней, вы будете находиться здесь, под присмотром. Покидать территорию запрещено! Кто не понял, того ждет пуля. Положение очень серьезное и прошу отнестись к этому со всем пониманием. Комфорта здесь никакого, зато безопасно. — Пожилой подполковник закрыл дверь и провернул ключ в замке.
На нас смотрели люди привезенные сюда ранее. Общаться с ними хотелось меньше всего.
— Пойдем, найдем тихое местечко. — Предложил я отцу, разминая затекшие кисти рук.
— Пойдем.
Мы прошли по комнатам. Народ расположился с комфортом. Коек еще хватало на всех, но я видел сколько людей приехало за нами. Скоро придется занимать свободное место на полу в коридоре. Я плюхнулся на первую попавшуюся свободную койку, прямо на панцирную сетку. Подложил руку под голову и постарался уснуть. До уха доносился тревожный приглушенный разговор людей. В животе урчало от голода, но я все равно уснул.
Разбудил меня отец.
— Вставай, Сергей. На ужин пора.
В окна светило опускающееся за горизонт солнце. Никого в комнате не было кроме отца.
— Пойдем быстрее, а то без ужина останемся.
Я быстро поднялся и мы направились в коридор. В фойе стояли столы. За ними уже сидели люди и гремели алюминиевыми ложками по тарелкам. В воздухе пахло гречневой кашей. Мы пристроились к очереди.
Повар-солдат в респираторе, бросал с оттяжкой каждому на тарелку его порцию каши. Второй повар наливал компот и давал пару кусочков хлеба. Запах съестного усилил урчание в желудке.
Мест за столами нам с отцом не досталось и мы прекрасно расположились на подоконнике.
— Ты хоть поспал немного? — Спросил я у отца.
— Да какой там, вообще ни в одном глазу сна не было. Ходил вокруг, думал знакомых кого увижу.
— Увидел?
— Да, и не одного. Двое с работы. Пока мы с ними на вахте были у Петра Ильича вся семья заразилась. Он домой приехал часов через шесть, после меня, когда смена закончилась. Домой, говорит зашел, а на него жена и дети смотрят, этим взглядом, черным. Он поначалу выбежал из дома. Жена за ним, разговаривала с ним, как нормальная но тут детишки выскочили, как чертенята. Петр почувствовал, что они опасны и спрятался в машине. Так они его оттуда хотели вытащить. А жена в этот момент тихо стояла в сторонке и смотрела. Еле удрал он от своей семьи на машине. Сейчас, он сказал, в городе кругом танки. Людей просят не выходить на улицу, потому что стреляют во всех подозрительных. А еще он сказал, что заражаются и собаки и кошки.
— Надо же, как быстро распространяется эта зараза! Вчера я даже и думать о ней не собирался, а сегодня она кругом.
— Да уж, вот так и гибли цивилизации раньше, наверно, за один день.
— А кто второй?
— Александр, он из деревни. У него с семьей все нормально, а вот скотина заразилась. Свиньи, коровы. Но его с семьей все равно привезли сюда. Скотину, говорит, вместе с сараем сожгли.
— Да уж, надежная дезинфекция.
Народ все прибывал. Рассказы новичков становились все страшнее и страшнее. Некоторые уже были благодарны, что их привезли сюда. В городе становилось все опаснее с каждым часом. Люди, полностью перешедшие под контроль болезни, становились молниеносно быстрыми. А те, кто заразились достаточно давно, уже имели в волосах проросшие сквозь кожу ножки с коробочкой, в каждой из которой хранились миллионы спор. Теоретически, достаточно было вдохнуть только одну спору, чтобы заразиться.
Те, кто приехал в лагерь вечером, были напуганы гораздо сильнее тех, кто прибыл сюда одними из первых. Почти в полночь, над лагерем раздался голос из громкоговорителей. Он призывал людей не поддаваться панике, проявлять бдительность и немного ознакомил с природой страшной катастрофы. Многое я уже знал из интернета и новостей. Но некоторые моменты я считал выдуманными для повышения рейтингов. Оказалось, что зараженные люди не просто стремятся перезаразить, как можно больше здоровых людей, но еще и употребляют их в пищу. Развившийся внутри организма больного человека мицелий, поглотив весь жир из тела, нуждался в пище. Первые зараженные пытались есть старую листву, навоз, и прочие привычные для грибов вещи, пока не попробовали свежего мяса.
Сообщение прекратилось, добавив людям еще одну порцию депрессивных мыслей. Тихие разговоры напуганных людей раздавались из каждого уголка здания. Где-то хныкали дети, и родители пытались припугнуть их новыми страшилками.
Я предупредил засыпающего отца о том, что хочу прогуляться. Он что-то буркнул в ответ. Посчитав, что это одобрение, я отправился по полутемным коридорам искать кого-нибудь из знакомых. Люди укладывались спать прямо на полу. Кто успел взять хоть какие-то вещи, пытались соорудить из них подобие ложа.
— Серега, Серега! — Из темного угла кто-то громким шепотом звал меня.
Это был Артем, мой коллега по работе. Вместе с ним мы были в ночном клубе в последний вечер.
— Здорово, Артем! — Обрадовался я знакомому человеку. — Давно здесь и как оказался?
— Забрали нас в обед, от Маринкиных родителей. Они того, заразились.
— Так вот куда вы исчезли. Я ее поил коктейлями, а ты с ней смылся.
— Прости, Серег. Она сама мне предложила. А мне что, я же пьяный был. В тот момент я не мог себе отказать, даже если бы началась третья мировая.
— А она и началась. — Заметил я.
— Да, согласен. Нас прицепили наручниками в машину и привезли сюда.
— А Маринка где?
— Она что-то тест не прошла, и ее не пустили со мной. Я думаю, что она тоже подхватила эту гадость. Она там с матерью пыталась обниматься напоследок, а та ее куснула. Я, честно говоря, чуть не обделался, когда ее родителей увидел.
— Знакомо. У меня мать заразилась.
— Прости. Сочувствую. Я про своих ничего не знаю. Трубку не берут. Надеюсь, что у них все хорошо. Как думаешь, для чего нас здесь держат?
— Изолируют, как контактируемых с зараженными. Ждут, что может болезнь еще проявится.
— А потом что?
— В смысле?
— Ну вот поймут они, что мы здоровы, и что, нас выпустят назад что ли? В город, где носятся как угорелые эти зомбаки? Я лучше тут останусь. Пойду волонтером, за еду, за безопасность лишь бы туда не возвращаться.
— И в самом деле, я признаться не задумывался об этом. Но кормить нас тут вечно тоже не будут. Может они рассчитывают в короткий срок остановить заразу? — Меня и в самом деле не беспокоили до сего момента дальние перспективы.
— Вряд ли. Я на полдня был в городе больше тебя и вижу с какой скоростью распространяется эпидемия. К завтрашнему утру сюда уже никого везти не будут. Глядишь еще нас вооружат и отправят отстреливать зараженных.
— Не преувеличивай, Артем. Сейчас так легко поддаться панике. Давай будем просто следить за ситуацией. — Предложил я.
— Давай, но запасной путь всегда надо держать в голове.
Мы проговорили с товарищем еще часа два, но уже на отвлеченные темы. Я вставил наушники в телефон, чтобы прослушать эфир. Работала только одна радиостанция. Задорный ведущий решил встретить катастрофу на работе. Он постоянно шутил, включал музыку Роба Зомби. Польза от его работы была. Он постоянно напоминал свой телефон в эфире. Народ звонил и описывал обстановку в которую он попал. Постепенно складывалась картина происходящего вокруг хаоса. Оказывается, начиная с обеда люди стали грузиться в автомобили и сбегать из города в поисках безопасного места. Военные устроили блок-посты на всех выездах из города. Но из города вело столько проселочных дорог, которые военные были не в состоянии перекрыть. Некоторые слушатели рыдая рассказывали истории о расстрелянных автомобилях в которых ехали целые семьи. Я не особо верил во все разговоры. Как правило в непонятных ситуациях на первое место выходят неподтвержденные слухи. Были и те, кто остался в городе. Они называли знакомые мне с детства адреса и описывали происходящие там в этот момент ужасы. Большинство слушателей, оставшихся в городе забаррикадировались в своих домах и квартирах. Они рассказывали, что видят на улице бегающих людей, способных спокойно подпрыгивать на несколько метров в воздух. По улицам патрулировали машины военных, шаря прожекторами по темным улицам. Нередко во время звонков слышались звуки стрельбы.