Никита пожалел трижды, что у него в руках эта безделушка, а не «АК», например. Сзади снова хрустнула ветка, но Григорьев отмахнулся от этого звука, словно от назойливой мухи. Его цель была впереди, за стволом дерева. Никите в глубине души хотелось, чтобы там оказался толстяк Костик. Он бы ему за все ответил. И за напряжение, и за страх, и за…
– Я считаю до пяти, – услышал вдруг Никита.
Детский голос раздался как раз из-за того дерева, к которому подкрадывался Григорьев.
– Не могу до десяти.
Никита опешил. Опустил оружие и в два шага преодолел оставшееся расстояние. Мальчишка, одетый не по сезону, стоял, прислонившись лицом к рукам, сложенным на стволе дерева.
– Раз, два…
– Эй, малыш, здесь неподходящее место для игр.
«А ты здесь, видимо, деловые переговоры ведешь», – укорил он сам себя.
– Это не место для детских игр, – уточнил Никита.
– Три, четыре, пять.
– Эй, парень, я кому говорю? Здесь не место для игр, понимаешь?
Мальчишка затих, но к Григорьеву так и не повернулся.
– Ты что, испугался? Ну, брось…
Никита хотел взять ребенка под локоть и повернуть к себе, когда он вдруг заговорил.
– Я иду искать, кто не спрятался, я не виноват.
14
Никита резко убрал руку и сделал шаг назад, как будто ребенок пообещал его убить, если он не сделает этого. Странное чувство, что это уже было, но только теперь он был напуган, появилось вдруг, ниоткуда. Черт! Испугаться босоногого мальчишки? Здорово. Это по-мужски. Что ты трясешься? У тебя каждый день по двадцать босых мальчишек в бассейне плавают. Странно, но появись сейчас перед ним двадцать его пловцов, он бы почувствовал себя спокойней. Он действительно испугался этого, одного, отвернувшегося к дереву пацана. Никита попятился, споткнулся, едва не упал, но, сохранив равновесие, снова пошел задом. Он поймал себя на мысли, что для чего-то держит на прицеле маркера мальчишку. Будто бы этот краскопульт мог ему чем-нибудь помочь. Нет, обычного мальчишку можно было спугнуть даже обычным окриком, но того, который стоял сейчас к нему спиной, не напугать даже артиллерией. Почему-то Никите так казалось, и не без оснований. Босиком, в тоненькой футболке и шортах в сыром осеннем лесу – это не просто необычно. Это ненормально. Что ему тут надо? Напугать? Или убить?
Мальчик повернулся. Никита ожидал увидеть изуродованное лицо, но на него смотрел вполне обычный мальчишка. Разве что его улыбка была немного неуместна. Неуместна? Она пугала и раздражала одновременно! Мальчишка был похож на ощерившуюся крысу, не собирающуюся уступать свои позиции без боя. Но Никита не хотел никакого боя, он хотел домой. Григорьев попятился и, оступившись, нажал на спуск. Зеленая клякса расползлась на дереве над левым плечом мальчишки, но он даже не дернулся.
– Раз, два – это не только слова, – произнес мальчик.
– Замолчи. – Никита понял, кто перед ним. – Замолчи. – Он прицелился.
– Три, четыре…
Никита выстрелил. Маркер выплюнул шарик с краской, но мальчика уже не было. На его месте стоял толстяк, он не успел среагировать и только гулко ухнул, когда шарик попал в грудь. Никита собирался еще раз надавить на спусковой крючок, но вовремя сообразил, что перед ним не мертвец.
– Эй, боец, – возмутился Константин, – ты чего? Своих решил перестрелять?
– Прости. – Никита опустил оружие.
Но толстяк не унимался.
– Где ты был все это время?
– Я это…
Никита не знал, что ответить. По интонации голоса командира Григорьев понял, что игра закончилась и, судя по всему, не в их пользу. А он здесь…
– Что ты это?! Парни там под пули лезли, а ты в тылу отсиживался?!
Никите вдруг показалось, что Рэмбо переигрывает. Заигрался менеджер в боевого офицера, вот и прет из него. Григорьеву захотелось выстрелить ему в толстое лицо.
– Кто мы?! – вдруг спросил Константин.
Григорьев не выдержал и выстрелил командиру в пах. Толстяк вскрикнул и упал на колени.
– Я не знаю, кто вы, – сказал Никита. – Мне наплевать, кто вы! – Он направил маркер в лоб Косте. Желание выстрелить в лицо не пропало, но он сдержался.
– Никита, что с тобой? – плаксиво спросил Костя. – Это же игра.
– Ты проиграл, – сказал Григорьев, развернулся и пошел в сторону базы. – В игре всегда есть проигравший, если ее правила не предусматривают ничью, – сказал Никита и еще раз посмотрел на павшего лидера Айтигров.
15
Ее вырвало. Рита не добежала до туалета пару метров. Ее вырвало на доски, сложенные у забора. Она согнулась, схватившись одной рукой за шершавую доску. Ей было плохо, и самое странное – от запаха жареной картошки, потом от запаха копченой курицы, от запаха… Ее тошнило от любого запаха. Аромат собственных духов был особенно в тягость. Раньше она его просто не замечала, но сегодня он душил ее. Рите хотелось сорвать с себя одежду, вымыться без мыла и шампуня, чтобы и этих запахов не чувствовать.
– Ну что, тебе лучше? – Наташа все время была рядом.
– Да, – выдавила из себя Рита и тут же, почувствовав позывы рвоты, отвернулась.
Риту снова вырвало. Желчь обжигала небо, рвать было нечем – Рита ничего не ела со вчерашнего дня.
– Ну как она?
Рита почувствовала Алексея еще до того, как он задал вопрос. От запаха его одеколона Риту снова вырвало.
– Может, ее к врачу?
После этого вопроса Алексея Риту вырвало еще раз и вроде бы даже перестало тошнить. Она выпрямилась, вытерла губы тыльной стороной ладони и повернулась к друзьям.
– Не надо никакого врача. Мне легче.
– Пойдем, умоешься и ляжешь. Теперь это твое обычное состояние.
Рита посмотрела на Наташу и, закрыв ладошкой рот, побежала к туалету.
– Дело совсем плохо, – произнес Леша.
– Ну ничего странного. Моя сестра так всю беременность над унитазом простояла.
– Я в порядке, – выкрикнула Рита с крыльца и тут же согнулась через перила.
Леша с Наташей переглянулись и понимающе кивнули друг другу.
– Я в порядке, – еще раз прошептала Рита. Но в порядке не была. Ей было плохо в первую очередь от дурного предчувствия. Все складывалось не лучшим образом. Она беременна, и ее бросил ублюдок. Скажи ей кто-нибудь еще утром, что она беременна (не в присутствии Михаила, разумеется), она бы рассмеялась ему в лицо. Сейчас ей не смешно. И причина тому – ее глупое шуточное желание в этой проклятой игре. Перед тем как спрятаться там, в Катюшиной квартире, Маргарита пожелала ребенка. Собственного ребенка, рожденного ею. Подобное желание было детской шалостью лишь потому, что Рита не верила в исполнение. Она не верила и сейчас, но что это, если не волшебство? Да, волшебство, потому что иначе в ней новая жизнь зародиться не могла. Она предохранялась сама и заставляла Михаила, чтобы исключить любые риски. А в последние месяца три секс случался настолько редко, что она бы могла вспомнить все их движения поминутно. И ни одно движение не способствовало ее нынешнему состоянию.
Рита выпрямилась и вытерла рот полотенцем, лежащим на перилах. Дурнота отошла, но общее состояние не улучшилось. Маргарита повернулась, чтобы войти в дом, и встретилась с Наташей.
– Как ты?
– Порядок, – улыбнулась Рита.
– Пойдем, хоть чаю попьем.
Рита думала, что ее снова вырвет. Комок подкатил, но тут же упал, так и не вызвав рвотный рефлекс.
– Слушай, Наташ, – Рита печально улыбнулась, – завтра надо бы в аптеку съездить.
– Зачем? Может, у Алешки есть то, что надо.
– Это вряд ли. Мне нужен тест на беременность.
16
Все бы хорошо, да вот только страшно Толику стало с наступлением темноты. Скептик внутри его сдал позиции, а его место занял невежда, готовый креститься при раскатах грома. Он знал об истинных причинах этих метаморфоз. На самом деле не было никакого скептика, был маленький трусливый мальчик Толя, который еще не забыл, как это страшно – связываться с мертвецами.
Он не любил ту часть деревни, где жила Анна Андреевна. Там были дома, но все как один пустовали. Будто эпидемия какая там. Бабка Нюра (так Анну Андреевну звали и взрослые, и дети) доживала свой век в доме с покосившимся крыльцом. И если бы иногда на этом самом крыльце не появлялась сгорбленная фигура старухи, то дом ничем бы не отличался от соседних. Но однажды в разгар лета она умерла. Толик с дружками был занят своими делами, и о старухе вспоминали, только когда случайно оказывались у ее дома. Но в тот вечер старуха сама «забрела» к ним в дом. Толик пришел домой часов в девять. Подобное ему разрешалось исключительно на каникулах и только в деревне. Разговор о бабке Нюре был в полном разгаре, когда Толика усадили за стол ужинать. Он ел и слушал.
– Жила бобылем и померла… – сказала бабушка.
– А что, разве у нее детей нет? – спросила мама.
– Есть, но где они теперь? – Бабушка присела за стол рядом с Толиком и погладила его по голове. – Дочь приезжала лет десять назад, довела ее и уехала.
– Жила бобылем и померла… – сказала бабушка.
– А что, разве у нее детей нет? – спросила мама.
– Есть, но где они теперь? – Бабушка присела за стол рядом с Толиком и погладила его по голове. – Дочь приезжала лет десять назад, довела ее и уехала.
– Довела? – не поняла мама.
– Да, поспорили они. Нюрку удар хватил, а ее вертихвостка в город укатила и больше не возвращалась. Нюрка-то оклемалась, но, как оказалось, ненадолго.
– Мама, десять лет – большой срок. Ты же не думаешь, что она умерла от того, что случилось с ней десять лет назад?
– От чего бы она ни умерла, она умерла в одиночестве при живых детях. – Бабушка всхлипнула. – Похоронить-то ее теперь некому.
Толик тогда, жуя рыбные котлеты, еще не знал, к чему этот разговор. Утром следующего дня вся его семья – бабушка, мама и сестра – засобирались на похороны отшельницы. Но самое главное – они настояли на походе туда Толика. Он не сопротивлялся. На самом деле он думал совсем о другом. После похорон бабки Нюры Толик станет героем. Когда он расскажет пацанам, что стоял у гроба с ведьмой, его будут считать самым смелым. А стоить ему это будет не так уж и много. Вокруг будут взрослые. По крайней мере, он не думал, что кому-то придет в голову ставить гроб в отдельную комнату и заводить туда по одному желающих попрощаться с усопшей. Он надеялся, что это не так. Иначе ему пришлось бы действительно стать храбрецом.
Гроб стоял в комнате. Толик впервые в жизни не стал дергаться, когда старшая сестра взяла его за руку. Он словно завороженный смотрел на гроб и куль белой простыни, лежащий в нем. Почему покойница была накрыта, он понял только сейчас, спустя столько лет. Они пришли слишком рано, лицо усопшей еще не успели открыть те, кто сидел у гроба всю ночь. А тогда же он думал, что от людей скрывают поразительные изменения во внешности старухи.
Так вышло, что народу было немного – в основном местные старики. Из детей так вообще Толик был один. Рука в ладони Светки вспотела, но он ее не вынимал. Сейчас Толику подумалось, может, сестре тоже было страшно, именно поэтому она схватила его за руку. Они подошли к гробу вдвоем. Толик боялся посмотреть в серое лицо старухи. Он с ужасом наблюдал, как старушки подходили к гробу и наклонялись к усопшей. Он не видел, что они там делали, и от этого ему становилось еще страшней. Толик надеялся, что ведьма не шепчется с ними. Ему вдруг захотелось развернуться и убежать. Плюнуть на призрачный авторитет и не морочить голову в первую очередь себе. Он искренне не понимал, для чего его привели. Толик дернулся, чтобы освободиться от хватки сестры и сбежать, но было уже поздно. Света его подтащила к покойной и на несколько секунд остановилась. Толик даже думал, что Светка сейчас тоже наклонится и пошепчется со старухой, но она, посчитав знак уважения достаточным, отступила в сторону. Толик шагнул за ней, но не смог удержаться и все-таки посмотрел на старуху. Ужас сковал его. Нет, ведьма лежала неподвижно, ничего не шептала и даже не открыла глаза. Она, так же как и все время, что он топтался у гроба, была мертва, но ее лицо заставляло содрогнуться. Правая щека обвисла, оттянув уголок рта и бровь вниз. Толик с ужасом подумал, что ведьма каким-то образом тает. Сейчас-то он знал, что лицо старухи было перекошено из-за инсульта, сразившего ее. Но тогда это было самое жуткое, что он видел. Ему показалось, что даже когда одна из старушек накрыла покойную, контуры оплывшего лица отпечатались на простыне. И самое страшное, что они отпечатались в его памяти.
17
Рите действительно стало легче. Наташа выслушала ее историю с выдуманной беременностью, плавно перешедшую в реальную. Ей хотелось накричать на подругу за обман. Они же ей поверили. Лешка едва не побил ее кобеля, а она… обманула. Но сейчас-то что? Все признаки налицо.
– Но как же?.. – Наташа не договорила.
– Не знаю. Не мог же призрак исполнить желание? – Рита пожала плечами.
– Может, и не мог… Скорее всего, не мог. Ладно, завтра купим тест и узнаем то, что и так очевидно.
Они молчали и смотрели телевизор.
– Надо было хотя бы нам сказать правду, – нарушила тишину Наташа.
– Извини. Я как-то не подумала. Тут с Катюшей такое, и этот ублюдок выделываться начал.
– Да, – кивнула Наташа. – Как-то все… Ну, ничего, – печально улыбнулась Копылова и обняла подругу. – Все будет хорошо.
В комнату вошел Леша с двумя кружками чая.
– Как насчет выпить? – шутливо спросил он.
– Да я бы сейчас чего-нибудь покрепче, – начала Рита, но Наташа ее перебила:
– Тебе нельзя. Кстати, Леш, ты завтра на работу едешь?
– Нет. Мы объект закончили, а новый только в среду согласуют.
– Здорово. Ты не съездишь с утра в аптеку?
– Конечно, – ответил Алексей и развернулся, чтобы уйти.
– Ты даже не спросишь зачем? – удивилась Копылова, а Рита застенчиво хихикнула.
– Ну, судя по состоянию Поляковой, не за презервативами. Или за ними?
Девушки рассмеялись. Градус напряженности был снят, так показалось Наташе, и она успокоилась. Как оказалось, ненадолго.
Что послужило толчком к воспоминаниям и осмыслению происходящего теперь, она не знала. Они просто смотрели какую-то дрянь по телевизору, пока Алеша колол дрова во дворе. Наташа просто подумала, как хорошо было бы собраться за городом всей дружной командой. А такая ли она дружная, их команда? – вдруг спросила сама себя Копылова. Что-то не очень на это похоже. Катюшку уже не вернуть. Никита плевать хотел на всех, кроме тех, с кем спит. Не стало Катюшки, он просто развернулся и ушел. Умерла так умерла. Животное. Толик скептик и истеричка. Уйти только из-за того, что не веришь в те или иные причины смерти подруги, – это глупо. Да, ими выдвигались нелепые, порой абсурдные версии смерти Кати. Одна из них – продолжение хэллоуинской игры. Несмотря на абсурдность, эта причина была самой страшной. Смерть сама по себе ужасна, но причины, приведшие к ней, нередко бывают пугающими.
«Ни хрена Толик не скептик, – подумала Наташа. – Он трусливая истеричка».
Но она тут же отругала себя за подобные обвинения приятеля. Это действительно страшно. Даже человек подготовленный… Как к такому можно подготовиться, Наташа не знала, но, возможно, какие-нибудь охотники за привидениями и отнеслись бы к погибели «от рук» призрака как к смерти от инфаркта. Толик не был охотником… Ни один из них не был подготовленным ни к той ночи, ни к продолжению игры, поэтому вполне нормально, что они все напуганы. Кстати, возможно, Рита и не беременна, а ее рвота и дурнота от страха. Однажды в детстве Наташа испугалась собаки, и ее вырвало. Правда, один раз и сразу же, но, возможно, у Риты то же самое. Страх способен вывернуть наизнанку не только желудки, но и человеческие души. Изнанка эта выглядит порой отвратительней рвотных масс.
18
Алексей увидел мальчишку, когда совсем стемнело. Он сидел на скамейке за домом Сергея Борисовича, в ста метрах от Алексея. Скамейка стояла под кухонным окном, поэтому свет из него падал на мальчика. Сергей Борисович все время жил на даче, и его появление не удивляло. Удивляло другое – он жил один. Но и это ерунда. Мало ли, может, кто в гости приехал.
Леша отвернулся и начал набирать дрова. И тут его осенило. На улице едва ли пять градусов тепла, а пацан в футболочке сидит. Кто бы в гости к Борисовичу ни приехал, вряд ли он заслужил подобную экзекуцию. Алексей выронил дрова и снова посмотрел на двор соседа. Мальчика на скамейке не было. Он стоял в двух метрах от Алексея. Леша отшатнулся. Мальчишка был отвернут лицом к стене, лбом он уперся в сложенные руки.
– Я считаю до пяти, – произнес мальчишка. – Не могу до десяти.
Алексей сделал шаг к нему. Голос мальчика стал громче.
– Раз, два, три, четыре, пять…
Черт! Он испугался пацана? Да он боится его до чертиков!
– Я иду искать, – произнес мальчик и повернулся к Леше.
Ожидание чего-то ужасного заставило вздрогнуть Алексея. Мальчик улыбался и смотрел на Одинцова оценивающе, будто решал, что делать с ним дальше. Ничего ужасного в лице мальчишки не было – пацан как пацан. Но глаза – два чужеродных уголька, буравили Алексея, бросали вызов. Лешка не выдержал и отвел взгляд. Когда мальчик шагнул к нему, Одинцов попятился к крыльцу.
– Раз, два – это не только слова, – прошептал мальчик.
– Что тебе нужно? – спросил Леша и посмотрел на топор, торчащий из пня в метре от него.
– Три, четыре – меня нету в этом мире…
Леша прыгнул в сторону, схватил топор и, замахнувшись для удара, развернулся к призраку. Мальчика не было. Одинцов посмотрел через дорогу, на двор соседа. Мальчишки не было даже там, где он его увидел впервые. Одинцов опустил топор и еще раз осмотрел собственный двор. Ощущение, что за ним наблюдают, только усилилось. Рука, сжимающая топорище, взмокла. Леша переложил топор в другую руку и вытер потную ладонь о джинсы. Он услышал детский смех из-за дома. Алексей посмотрел на топор в собственной руке, и предательская мысль заставила его замереть на месте. А что, если это никакой не призрак? Что, если это обычный ребенок? Ну, пусть не совсем обычный, но все-таки. Чей-нибудь малец сбежал из дома, а теперь решил, что пришло время поиграть со взрослым дуралеем. Смог бы Леша ударить топором ребенка? Очень даже может быть. Во-первых, он был напуган, а во-вторых, пацан сам сказал, что его нет в этом мире.