Ничего и никого подозрительного. Что и требовалось доказать.
Однако... что бы он ни говорил психологу, мол, рота солдат может в квартире спрятаться, на самом деле единственное место для этого – маленькая комната, которая как раз и сдается внаем. Но когда Костя взялся за ручку двери, Леха в ужасе перехватил его за локоть:
– Нельзя! Ты что! Люська с меня скальп снимет. Там ее постоялец живет, он знаешь какой крутой?
– Знаю, знаю, круче его только волжский откос, – Костя попытался свести разговор к шутке, отметив, что в старую, рассохшуюся дверь с облупившейся краской совсем недавно был врезан отличный золингеновский замок.
В той квартире, где он вчера был, такие замки смотрелись уместно, а здесь... Мягко говоря, не по Сеньке шапка. Какие такие шмотки перевез Люськин постоялец от бывшей жены, чтобы хранить их за такими замчищами? А впрочем, какие бы они ни были, хоть куча старого барахла, он совершенно прав, потому что только береженого бог бережет. Люська и ее гости ведь ни своего, ни чужого не различают, все пропьют!
– Ну, посмотрел? – нетерпеливо топтался за спиной Леха. – Пора и за гонораром сбегать!
Утю-тю, какие мы слова знаем!
– Погоди, – махнул на него Костя. – Я так и знал, что именно отсюда гарью тянет. Наверняка постоялец что-то гладил да утюг забыл выключить.
– Какое! – отмахнулся Леха. – Я его уж который день не видел!
– А я видел ночью его «жигуль», – настойчиво сказал Костя. – Он приезжал, а вы тут небось дрыхли вдохлую. Ну что вы могли слышать? Если ты даже сейчас запаха гари не чуешь, я... ну я просто не знаю тогда! Неужели не видишь – уже из-под двери дымок ползет? Синий такой!
– Дымо-ок? Синий?!
Леха нагнулся, всматриваясь. Для его неокрепшего организма нельзя было так резко менять положение тела и головы. Качнулся, цепляясь за стену, такой жалкий и несчастный, что Костя понял: клиент дозрел, надо ковать железо, пока горячо.
– Открой мне комнату, понял? Да побыстрей!
– А то что? – раздался позади хриплый голос, и Костя оглянулся, мысленно употребив слова, которые принято называть «плохими» и которые не стоит даже мысленно произносить в присутствии женщин. Даже такого отребья, как стоявшее перед ним существо. Но он тут же включил профессиональную улыбку так, что щеки чуть не треснули от старания:
– Люся, здравствуйте! Извините за вторжение, но у вас тут что-то горит, как мне кажется.
– А мне не кажется, – пожала плечами Люська. – Ни хрена тут гореть не может, потому что комната заперта. – И она схватилась за стенку, чтобы не рухнуть, где стояла. – Комната заперта, постояльца нету, гореть нечему...
Язык у нее заплетался, опухшие веки, почти лишенные ресниц, медленно опускались на мутные глаза.
– Да я же и говорю, – снова завел свою песню Костя, мысленно проклиная себя и изумляясь, как это он и, главное, зачем ввязался в эту авантюру с поисками шалой писательницы. – Ночью я с работы возвращался и видел «жигуль» вашего постояльца. Вдруг он перед отъездом что-то гладил, а утюг выключить забыл?
Люська наморщила лоб, словно пыталась вникнуть в смысл его слов. Подумала-подумала, потом сообщила:
– А у него в комнате утюга нету. Так что гладить он никак не мог. У тебя глюки, парень. Иди, отдохни. Не хрен тебе тут делать, понял? Мотай, говорю! – вдруг закричала она с пьяной злобой.
– Как же у него глюки?! – заблажил стоящий на коленях Леха, очевидно, сообразивший своим куцым умишком, что если Костя сейчас обидится и уйдет, то заветная мечта о портвейне «Массандра» никогда не станет явью. – И у меня, скажешь, глюки? Это ты ни черта не чувствуешь, не видишь! Гарью весь дом провоняло, а из-под двери дымок уже ползет! Синий такой!
В голосе его звучал неподдельный ужас, и даже Люську проняло: она нагнулась, выставив обтянутый рваными лыжными штанами внушительный зад, и принялась всматриваться в щель под дверью, заодно поводя носом, как собака-ищейка. Однако напрасно Костя надеялся, что удастся так же легко, как Лехе, заморочить мозги и Люське.
– Нету там ничего, ни дыма, ни запаха, – наконец-то разогнувшись, сказала она, уставившись на Костю такими трезвыми, без малейших признаков хмеля глазами, что тот оторопел. – Что-то ты темнишь, друг хороший...
И тут же, заметив его изумление таким превращением, пьяно улыбнулась, неуверенно поводила перед собой чумазым пальцем с обломанным ногтем:
– Вре-ешь, у тебя глю-юки!
– Ну, глюки так глюки, – пробормотал он, все еще не придя в себя от этих мгновенных трансформаций. – Извините за вторжение. Я тогда и правда пойду. До свиданья!
Он рванул к выходу, но уже на пороге оглянулся. Люська, привалившись к стенке, словно ноги не держали, распяливала рот в дурацкой ухмылке, но из-под набухших век снова посверкивали трезвые, острые глаза, в которых не было ни грамма сонной мути.
– Эй, погоди! – жалобно воззвал Леха. – А портвейн? Ты ж обещал!
Костя уже хотел было пояснить, что он конкретно намерен сделать со своим обещанием, но что-то его остановило.
– Сказал – значит, сделаю, – бросил он и вышел, слегка прикрыв за собой дверь. Тотчас начали защелкиваться один за другим замки, и он даже головой покачал: неужто Люська, только что бессильно переминавшаяся с ноги на ногу в другом конце коридора, тигриным прыжком оказалась у двери и теперь спешит запереть ее? Что-то здесь явно не то... По-прежнему нет никаких признаков, что пропавшая писательница находится в комнате мента. А все-таки Люська ведет себя подозрительно!
Вопрос такой: говорить об этом психологу или нет? Ему сейчас всякое лыко в строку, услышит о Люськиных странностях – и вообще на стенку полезет! А может, и не полезет. Может, пока Костя из себя тут сыщика Ивана Путятина изображал, писательница притащилась домой с затянувшейся гулянки и уже выяснила отношения со своим душевным обожателем?
Нет, конечно, позвонить все равно надо, но не сразу. Сначала следует выполнить долг перед Лехой. И не только потому, что Костя был такой уж человек слова. Он рассчитывал: явление с бутылкой снова раскроет перед ним двери Люськиной квартиры и, может, сделает хозяйку полюбезней. Поэтому он на минуточку заглянул домой за деньгами, набросил дубленку и рванул к ближнему продуктовому магазину, на Ошарскую, к трамвайной остановке.
Некогда это был весьма зачуханный «Гастроном», но, попав в частные руки, магазин расцвел. Количество и качество товара в нем заставляли вытаращить глаза. Стоимость этого товара вызывала желание зажмуриться и убраться отсюда подальше. Портвейн, как и следовало ожидать, стоил здесь на двадцатку дороже, чем в любом другом магазине, однако Костя плюнул на это дело, заплатил – и со всех ног ринулся обратно.
Он и сам не знал, почему так спешит, однако вышло как в известной опере: предчувствия его не обманули! Подбегая к дому, Костя нос к носу столкнулся с Лехой. Уж, казалось бы, не столь давно они расстались, однако на опухшей Лехиной физиономии успели за это время прибавиться две кровавых борозды. А полуседых волосиков на непокрытой голове значительно поубавилось.
– Держи, – сочувственно сказал Костя, протягивая страдальцу честно заработанный гонорар и не задавая глупых вопросов.
– Она меня выгнала, – сообщил Леха, жалобно кривя подбитые губешки. – Нет, не выгнала – я сам ушел. Надоело с ней бомжаться! Правда что, ну чего я туда лезу? Неужто негде выпить, кроме как у Люськи? Есть где. Не подруга, не любовница... что я от нее видел? Кругом бабы сплошь такие сексуальные, сексуальные, а ей уже под сорок, но она даже не знает, что такое миньет ! Купается в своей нищете, как в парной бане, а деньги у нее есть, есть! – Он погрозил Косте пальцем: – Я тебе говорю, что есть! Люська – она очень хитрая. И постоялец ее хитрый. Точно, я теперь вспомнил: приезжал он ночью. Шуршал, шуршал... Врет он, будто у него в комнате вещи лежат. Он туда девок возит. Видел я одну ночью... зеленую. Небось патрулировал на своей машине, снял какую-нибудь таксу бродячую, привез, поимел... ее аж ноги не держали, бедную, так он ее уделал. Вот это, я понимаю, мужик умеет себя поставить. А я, конечно, тряпка... поэтому Люська мне не подруга, не любовница... я пришел к тебе домой... нет, я ушел к себе домой!
И он двинулся дальше на заплетающихся ногах.
Честно сказать, у Кости ноги тоже были как чужие, когда он тащился к себе. И в голове, точно, царила такая же каша, как у Лехи. Только по другой причине...
Первое, что услышал, войдя в квартиру, – звон мобильника. И только тут вспомнил, что обещал с самого утра позвонить в агентство.
– Алло! – отозвался суматошно.
– Костя, ну куда ты пропал! – сердито выкрикнула Анна.
– Погоди! – рявкнул он. – Погоди! Скажи сначала, та писательница в каком платье была вчера?
Но, честно говоря, Костя и без Аньки это знал. Конечно, в зеленом!
***Он так до конца и не поверил в то, что рассказал Костя. Слишком фантастичной казалась вся эта история! Фантастичной, невероятной – несмотря на то, что именно ему самому же и пришла в голову бредовая мысль о том, что Алена может находиться в квартире какой-то там Люськи. И вот Костя клянется, что все именно так, более того – уверяет, что ее держат там в плену. А для ее спасения предлагает такой план, что у Александра начинают волосы на голове шевелиться. После вчерашнего посещения парикмахерской и стрижки «Магдебург» их осталось несколько меньше, чем раньше, – вот все они и шевелились. Но стоило только вообразить себе, что это все-таки правда...
Первое, что услышал, войдя в квартиру, – звон мобильника. И только тут вспомнил, что обещал с самого утра позвонить в агентство.
– Алло! – отозвался суматошно.
– Костя, ну куда ты пропал! – сердито выкрикнула Анна.
– Погоди! – рявкнул он. – Погоди! Скажи сначала, та писательница в каком платье была вчера?
Но, честно говоря, Костя и без Аньки это знал. Конечно, в зеленом!
***Он так до конца и не поверил в то, что рассказал Костя. Слишком фантастичной казалась вся эта история! Фантастичной, невероятной – несмотря на то, что именно ему самому же и пришла в голову бредовая мысль о том, что Алена может находиться в квартире какой-то там Люськи. И вот Костя клянется, что все именно так, более того – уверяет, что ее держат там в плену. А для ее спасения предлагает такой план, что у Александра начинают волосы на голове шевелиться. После вчерашнего посещения парикмахерской и стрижки «Магдебург» их осталось несколько меньше, чем раньше, – вот все они и шевелились. Но стоило только вообразить себе, что это все-таки правда...
Он вспоминал глаза Алены с их затаенным, особенным выражением. Очень красивые глаза, ну очень. И покорность в них, и насмешка, и нежность – такая нежность, что у него просто-таки сердце заходилось, когда смотрел в ее глаза и размышлял: неужели у них так все поцелуями и закончится? С другой стороны, в первый же вечер – и уже такие поцелуи... И если бы она не пропала, наверняка они уже оказались бы в постели. В ее постели, конечно, у нее дома, потому что он снимал комнату, и хозяйка не разрешала ему никого приводить. У него, честно говоря, и необходимости такой не было. А сейчас необходимость вдруг возникла.
Если Алена вернется... в смысле, если удастся ее вернуть, если безумный план Кости окажется не голливудским боевиком, то Александр не отстанет от этой женщины до тех пор, пока не окажется в ее постели. Да и потом не отстанет. Может, в первый раз встретилась ему женщина, с которой хотелось не просто одноразово переспать, но от которой хотелось не отставать .
Да плевать, что она старше! Да плевать, что как бы замужем! Да плевать вообще на все!
Но сейчас еще рано мечтать о будущем и плевать на настоящее. Сейчас надо Алену спасать!
С Костей они договорились встретиться в четыре на углу улиц Ошарской и сестер Невзоровых. У Александра как раз в три часа кончалось дежурство. Счастье, что сегодня, накануне Рождества, предпраздничные хлопоты со страшной силой отвлекали народ от всяческой душевной патологии. С девяти утра было два-три звонка, причем никакой попытки суицида. Впрочем, может быть, люди просто не могли дозвониться: ведь Александр почти непрерывно занимал телефон и набирал номер Алены в отчаянной надежде, что вот-вот она возьмет трубку – и все это мучительное ожидание развеется, как с белых яблонь дым. Но – не сбылось. Все, что он мог, это в очередной раз позвонить ей перед уходом – безрезультатно, конечно, а потом, выйдя из троллейбуса на остановке «Оперный театр», повернуть не налево, на Ошарскую, где его должен был ждать Костя, а пройти два квартала в другом направлении и войти во двор, куда два дня назад провожал Алену. Там все было совершенно так же заметено снегом, уютно, тихо, и та же толстая соседка в черном пальто гуляла с тем же толстым черным ротвейлером. Соседка посмотрела на Александра точно так же подозрительно, как и в прошлый раз, когда они стояли с Аленой около заснеженного крыльца и она показывала ему свой балкон и окна.
Александр задрал голову. Темно... однако вдруг она именно сейчас, вот сию минуту вернулась домой и еще не успела включить свет? Эх, войти бы в подъезд, да беда, он не знал кода замка.
Он постоял, ожидая, не выйдет ли кто, не войдет ли, но так никто и не появился. Женщина в черном пальто смотрела все более неприветливо; пес, доселе сонно-добродушный, похоже, заразился подозрительностью хозяйки и начал потявкивать – правда, не на Александра, а, как пишут в пьесах, в сторону, но всяко пора было уходить. Окна так и не осветились...
С тягостным чувством Александр вышел из двора и дворами промчался – время уже поджимало – на Ошарскую. Вот и угол, вот и стройный парень в дубленке, без шапки. Костя!
Да, мама его правильно говорила – по виду совсем мальчишка. Но голова у этого мальчишки работает как надо, вон какой планчик измыслил!
– Привет, – сказал Костя. – Ты, что ли, психолог? А имя у тебя есть?
Александр вспомнил, что так и не представился, не до того было.
– Александр. Можно просто Алекс.
– А это Влад, – сказал Костя, махнув в сторону стоявшего рядом автомобиля с фургончиком – «Соболя». – Загляни, только не падай сразу.
Александр заглянул – и не упал только потому, что вовремя получил предупреждение. Посреди фургончика, полуприсев в боевом выпаде и сжимая в руках меч, замер голый по пояс парень в мохнатых штанах шерстью наружу. Мускулатура у него была такая, о какой любое существо мужского пола могло только мечтать. На голове – что-то вроде шлема, а может, медвежьей оскаленной морды. Лицо покрыто боевой раскраской.
Фантастическое создание пребывало в такой окаменелой неподвижности, что Александр на какое-то мгновение купился – решил, что перед ним статуя, муляж, кукла, манекен, но не живой человек. В это время подкрашенное густой темно-синей краской веко моргнуло, на Александра взглянул острый серый глаз. Взглянул и заговорщически подмигнул...
– Не пугайся, мне потом на выступление ехать, – пояснил Влад. – Ну вот я и загримировался, чтобы, так сказать, приятное с полезным... Понимаешь?
Александр задумчиво кивнул.
Так вот он какой, Северный Варвар, о котором упоминал Костя, когда по телефону рассказывал свой план! Да, такую боевую единицу надо использовать весьма рационально.
Александр посмотрел на меч, потом оглянулся на Костика:
– Слушай... а ты знаешь, где окно этой комнаты?
– Конечно. Вон там. Второе от угла. Темной шторкой завешенное. А что?
– Ты предложил, чтобы Влад сыграл роль этакого ряженого, который начал бы ломиться в дверь, якобы перепутав адрес, и вынудил бы Люську открыть, впустить вас в квартиру, а уж там вы будете действовать по обстоятельствам. Но вообрази, что она просто не впустит. Что тогда?
– Мой меч – твоя голова с плеч, – загадочно выразился Влад, и острие меча описало в его руке короткий, но выразительный круг. – Я видел их дверь – три-четыре моих удара, больше не продержится.
– А что в это время будет с Аленой, вы подумали? – негромко, но очень серьезно спросил Александр. – Если ее в самом деле держат в квартире, очевидно, связанной, может быть, одурманенной, – они это ведь не из озорства делают, не шутки ради, верно? Вдруг они решат ее убить? Мало ли, мы ведь ничего не знаем – вдруг она стала свидетельницей преступления, и им надо будет любой ценой заставить ее замолчать. Пока ты будешь наносить свои три-четыре удара, с беспомощным человеком очень многое можно сделать.
– Ну, предположим, работаю я быстро... – протянул Влад не без обиды, но все-таки не стал заводиться и перешел к делу: – Ладно. А ты что предлагаешь? Есть варианты?
– Есть. Я предлагаю, чтобы к двери пошел Костя. Будешь стучать, звонить, говорить, что в голову взбредет. Главное – подманить Люську к замку. А в это время Влад рубанет по переплету, разнесет окно той комнаты. Вот и вход открыт. Мы врываемся внутрь, хватаем Алену – и в машину. И все!
– Толково, – кивнул Влад, немного поразмыслив. – Толково, а?
Костя посмотрел на Александра с уважением:
– И правда толково! Тогда так и поступим. Ну, пошел я? А как я вам дам знать, что Люська подошла к двери?
Влад пожал плечами:
– Ну, тут, наверное, придется положиться на случай. Примерно прикинем время...
– Никаких прикидок и никаких случаев, – перебил Александр. – У вас есть сотовые?
Влад и Костя посмотрели на него как на ненормального:
– Само собой. А у кого их теперь нет?
«У меня, к примеру, неделю назад еще не было», – подумал Александр, но, конечно, не стал в этом признаваться. Сказал другое:
– Ты, Костя, как только Люська подойдет к дверям, наберешь номер мобильника Влада. Только зашифруй на одно нажатие, чтобы с цифирками не возиться. А ты, Влад, заблокируй все входящие вызовы, кроме того, который поступит с Костиного номера. А потом, если что не так пойдет, ты, Костя, опять позвонишь. И мы будем знать, что надо быть готовыми к любым неожиданностям. Поняли?
Оба одинаково хлопнули глазами. Потом Влад почтительно сказал:
– Фельдмаршал, а?
– Фельдмаршал, однозначно фельдмаршал! – согласился Костя.
Влад, сунув меч в ножны, достал из кармана своих немыслимых, доисторических штанов последнюю модель «Erikson» – крошечную и изящную, более уместную в дамской сумочке, чем в мозолистой от меча лапище Северного Варвара. Костя вынул из куртки более мужественную «Nokia», и приятели принялись нажимать кнопки.