Да, евреи давно разобрались бы с палестинцами, и мы бы уже давно замирились с чеченцами – ну, купили бы их полевых командиров лицензиями на вывоз нефти в обмен на тишину и порядок в республике; если можно иметь олигарха Илюмжинова президентом в Калмыкии, то почему нельзя иметь олигарха Басаева или Кантемирова президентом в Чечне? То есть и в Палестине и в Чечне давно был бы мир, если бы не пришлые игроки. Но Палестина и Кавказ, Афганистан и республики Средней Азии – всюду, где только можно раздуть пожар, там и эмиссары арабских нефтяных Ротшильдов. Потому что война каждый день сжигает реки бензина и приносит реки валюты – любая война, где угодно! И ради этого они растят ваххабизм и талибанов, кормят Арафата в Палестине, бен Ладена в Афганистане и Хаттаба в Чечне. Этому волосатому саудовскому арабу мир в Чечне – просто кол в спину, банкротство его мультимиллионного бизнеса…
А Колян, мой дружок, погиб в этой мясорубке. Я сам составлял представление на него в правительство и сделал все, что мог, чтобы это представление выглядело максимально объемным и убедительным:
«…С 15 июня по 5 августа в Чеченской республике под руководством майора ФСБ Святогорова Николая Семеновича в ходе спецопераций было обнаружено и уничтожено 17 подпольных нефтеперерабатывающих заводов, обеспечивающих топливом сепаратистов, задержано более 20 вооруженных людей арабской национальности, изъято два ретранслятора радиосвязи и более трех тысяч различных боеприпасов.
6 августа в Грозном чеченскими и арабскими боевиками был заблокирован Координационный центр (КЦ) МВД России. Находящийся в Ханкале отряд Святогорова получил задание разблокировать КЦ.
С риском для жизни руководя маневром и огнем прикрытия на протяжении всего 20 километрового пути, Святогоров трижды провел свои бронетранспортные колонны к КЦ и под интенсивным обстрелом в течение двух суток эвакуировал с территории Координационного центра более 300 раненых и убитых сотрудников федеральных органов.
13 августа отряд Святогорова в составе сводного отряда милиции и ФСБ осуществлял зачистки прилегающих к Координационному центру кварталов и вступил в огневой контакт с боевиками. Оценив обстановку, Святогоров, рискуя жизнью, под непрерывным огнем противника пробрался на крышу соседнего дома и по рации связался с минометной батареей. В дальнейшем, координируя по рации огонь батареи и действия своего отряда, Святогоров добился того, что боевики были отбиты с занимаемых позиций и был захвачен их автоматический гранатомет „АГС-17“ „Пламя“.
14 августа из радиоперехвата стало известно, что боевики собираются осуществить ночной штурм здания МВД Чеченской республики. Это ставило под угрозу само существование Координационного центра. Отряд Святогорова был направлен на усиление обороны здания. В течение всей ночи Святогоров со своими бойцами неоднократно отбивал попытки боевиков приблизиться к зданию, что в немалой степени способствовало срыву готовящегося штурма.
15 августа руководством КЦ перед Святогоровым была поставлена задача пробиться в окруженное сепаратистами высотное здание, которое из последних сил обороняли солдаты внутренних войск. Одно крыло этого здания уже было захвачено боевиками элитного отряда Хаттаба, состоявшего в основном из арабов и иорданцев. 17 бойцов ФСБ противостояли 60 боевикам. Сознавая важность полученного задания, Святогоров разработал операцию, рассчитанную на неожиданность и стремительность появления своего отряда в двенадцатиэтажном доме. Факт внезапности сработал, и, завладев инициативой, бойцы под командованием Святогорова закрепились на первых этажах высотного здания. В дальнейшем, в ходе пятичасового боя, важный стратегический объект был полностью очищен от боевиков, остатки которых, во главе со своим командиром, спешно покинули здание по крыше соседнего дома.
В течение трех суток, благодаря грамотной расстановке сил, отряд под руководством Святогорова героически удерживал здание, сумев успешно и без потерь отразить два мощных штурма сепаратистов. В ходе этих боев Святогоров лично уничтожил снайпера-араба и прикрывающего его автоматчика. Отрядом было уничтожено около 20 боевиков, подавлено два пулеметных гнезда, уничтожено четыре снайпера, выведено из строя 7 единиц автотранспорта боевиков, захвачено более 12 тысяч различных боеприпасов, комплекс приемно-передающей радиоаппаратуры спутниковой связи и эвакуировано около 100 человек гражданского населения, находившихся заложниками у боевиков. Благодаря умелому командованию Святогорова отряд ФСБ потерь убитыми не понес.
21 августа в Грозном майор Святогоров и группа оперативных сотрудников – офицеров ФСБ, следуя на БТР-80 в а/п Северный, попали в засаду. На проспекте Орджоникидзе, в 400 метрах от блокпоста, БТР был подорван и подвергся ожесточенному обстрелу из автоматического оружия с нескольких сторон. В результате подрыва в БТР начался пожар, а все находившиеся в нем офицеры и бойцы получили ранения, контузии и ожоги. При этом эвакуационные люки заклинило… Реально сознавая смертельную опасность и несмотря на полученное ранение, майор Святогоров, во имя спасения жизни своих товарищей, сумел открыть один из люков, занял в нем боевую позицию и в течение нескольких минут огнем из автомата подавлял огневые точки противника, прикрывая своих боевых товарищей и дав им возможность покинуть горящую машину. Благодаря героическим действиям майора Святогорова Н.С. сотрудники ФСБ остались живы, в том числе был спасен тяжело раненный капитан ФСБ Ф.Б. Синюхин. Во время боя майор Святогоров Н.С. получил смертельное ранение.
За героизм, самоотверженность и решительность, проявленные в боевых условиях при выполнении задач по восстановлению законности и правопорядка в Чеченской республике, майор ФСБ Святогоров Николай Сергеевич представляется к званию ГЕРОЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ – посмертно».
Назавтра, прямо с утра я взял в магазине литровую бутыль «Абсолюта» и, одевшись попроще, поехал к Феде Синюхину. Мобильник я выключил и оставил дома – чтобы Инна не смогла вернуть меня и снова трахать и в постели, и в бизнесе. В конце концов, в жизни каждого мужчины, особенно русского, наступает период, когда ему нужно вырваться из беличьего колеса городской жизни и оттянуться на природе.
Сначала электричкой до Бронниц, а оттуда на частнике я добрался до поселка Волжанка, но Федино логово нашел с трудом. Весь берег Москвы-реки, еще пару лет назад пустой и дикий, был разбит на крошечные, как у японцев, участки, разгороженные дешевыми проволочными заборчиками, и на этих клочках дачники настроили какие-то времянки, скворечники, халупы – ну, настоящий «Шанхай». А Федина «дача» была неказистее всех – в заросшем бурьяном дворике стоял кирпичный сарай с окном и брезентовым навесом над самодельным, на козлах, столом и деревянной лавкой. Правда, что-то росло на двух грядках, у щербатых и покосившихся ворот горбилась горчичная инвалидная «Ока» (по которой я и опознал Федин участок), а на воде у сходни тихо покачивалась моторная лодка.
Моему появлению Федор нисколько не удивился – жилистый, загорелый, небритый, в линялой майке, он, сидя на каком-то пне и выставив вперед деревянный протез правой ноги, колол березовые и дубовые чурки, сваленные тут высокой грудой. Костыли его лежали рядом, на земле, и ему, чтобы не вставать, приходилось неловко тянуться за новым чурбаном. Конечно, после того боя, когда мы благодаря Святогорову чудом остались живы, я и на Федора составил представление к Герою, но начальство и его жена не усмотрели героизма в потере ноги, и Федор получил только орден Славы, пенсию по инвалидности и развод.
– О, привет! – сказал Федор, не вставая. – Хорошо, что ты приехал. Что ты куришь?
Я протянул ему пачку «Мальборо».
– А у меня, понимаешь, эта сука не заводится. – Он кивнул на свою «Оку». – Не то трамблер нужно менять, не то карбюратор. Но пенсия только через неделю, вот и сижу без курева. Хорошо, из военкомата дров подкинули. Я, понимаешь, думаю тут печку к своей даче пристроить, а то по ночам спать холодно. – Он закурил. – Ты на сколько приехал?
Я поставил на стол свой портфель и достал из него бутылку «Абсолюта», три банки тушенки, буханку хлеба и яблоки, которые купил с рук на станции, когда сошел с электрички. Оглядев убогое хозяйство Федора, пожалел, что не купил в три раза больше – на станции местные продавали и грибы, и ягоды, и соленья. Впрочем, если покопаться в его «Оке»…
– Ого! – сказал Федор, подтягивая костыли. – Неужели поживешь?
И я впервые услышал радостные нотки в его голосе.
Я прожил у Федора четверо суток, не вспоминая об Инне и своем компьютере. Нам с Федей было о чем поговорить и о чем помолчать. Мы ходили на лодке, ловили пескарей и окуней и жарили их на костре или на керогазе. Мы промыли карбюратор, завели «Оку» и добрали на станции продукты и бензин для моторки. Мы выпили бутыль «Абсолюта» и еще дважды ездили в магазин за «Московской». Мы купили кирпич и цемент для будущей печи. Мы перекололи все дрова. Мы помянули Колю Святогорова и в который раз пьяно прослезились тому, как по-глупому он погиб, а Федор потерял ногу – после стольких боев и смертельных передряг мы поехали тогда на БТР за спиртом: в Северном, нам сказали по рации, менты тормознули цистерну спирта, которую грузины гнали в Россию. А наш разговор засекли боевики…
– А у меня, понимаешь, эта сука не заводится. – Он кивнул на свою «Оку». – Не то трамблер нужно менять, не то карбюратор. Но пенсия только через неделю, вот и сижу без курева. Хорошо, из военкомата дров подкинули. Я, понимаешь, думаю тут печку к своей даче пристроить, а то по ночам спать холодно. – Он закурил. – Ты на сколько приехал?
Я поставил на стол свой портфель и достал из него бутылку «Абсолюта», три банки тушенки, буханку хлеба и яблоки, которые купил с рук на станции, когда сошел с электрички. Оглядев убогое хозяйство Федора, пожалел, что не купил в три раза больше – на станции местные продавали и грибы, и ягоды, и соленья. Впрочем, если покопаться в его «Оке»…
– Ого! – сказал Федор, подтягивая костыли. – Неужели поживешь?
И я впервые услышал радостные нотки в его голосе.
Я прожил у Федора четверо суток, не вспоминая об Инне и своем компьютере. Нам с Федей было о чем поговорить и о чем помолчать. Мы ходили на лодке, ловили пескарей и окуней и жарили их на костре или на керогазе. Мы промыли карбюратор, завели «Оку» и добрали на станции продукты и бензин для моторки. Мы выпили бутыль «Абсолюта» и еще дважды ездили в магазин за «Московской». Мы купили кирпич и цемент для будущей печи. Мы перекололи все дрова. Мы помянули Колю Святогорова и в который раз пьяно прослезились тому, как по-глупому он погиб, а Федор потерял ногу – после стольких боев и смертельных передряг мы поехали тогда на БТР за спиртом: в Северном, нам сказали по рации, менты тормознули цистерну спирта, которую грузины гнали в Россию. А наш разговор засекли боевики…
Конечно, отсюда, с гражданки, смерть из-за канистры спирта кажется бездарной. Потому что никому отсюда, из жизни, не представить этот ужас круглосуточного пребывания в шаге от смерти и в том аду, который и войной-то назвать невозможно, потому что там нет ни окопов, ни блиндажей, ни линии фронта. А есть только взаимное остервенение обеих сторон, когда в ответ на их диверсии и зверства с отрезанием голов у пленных и заложников наши мародерствуют и «зачищают» целые деревни, после чего они взрывают нас, где только могут, похищают солдат и офицеров, кастрируют и пытают, а мы за это утюжим бронетехникой их дома и взрываем их домашние, почти в каждом дворе «самовары» по перегонке нефти…
Пребывая в этой мясорубке по три, а то и по шесть месяцев кряду, ты ежеминутно, на каждом шагу ждешь взрыва или пули снайпера, и никакого мужества не хватает жить в таком напряжении, прекрасно к тому же понимая, что война эта никому не нужна, кроме тех, кто варит миллионы на местных нефтяных скважинах, ямах – ловушках нефти и «самоварах» перегонки этой нефти в бензин. Но именно потому эта война никогда не кончится, а ты – просто никчемная жертва чужой игры, подстава, фишка, которую могут в любой момент взорвать, расстрелять, сжечь или похитить и казнить. И нет из этой жути никакого выхода, кроме одного – напиться, напиться так, чтобы не знать, за что ты погибнешь, и не слышать свиста пуль и воя комаров, которые, ликуя, высосут у тебя, пьяного, всю кровь из лица…
Впрочем, стоп. Мне все равно не передать словами, что такое война в Чечне. Почитайте книги «Чеченское колесо», «Четвертый тост», очерки Политковской в «Новой газете», статьи «Кувейт нам только снится. Нелегальный нефтяной бизнес – главная пружина чеченской войны» в «Московских новостях» и «Батальоны просят нефти. Из-за нее российские военные в Чечне убивают друг друга» в «Общей газете», и вы примерно поймете, что это за война, А я могу дополнить эту картину лишь одним эпизодом: когда мы, еще при жизни Святогорова, проскочили тот чеченский базар, а потом каким-то чудом выскочили из Чечни в соседний Дагестан и напились там, под Махачкалой, в прибрежном ресторане, наш водитель, протрезвев ночью в гостинице, выскочил на балкон и стал, ликуя, орать во весь голос:
– Мама, я жив! Я живой, мама!!!
* * *…На четвертый день я рассказал Федору всю историю этого странного треугольника «Кожлаев – Полина – рыжий Банников» и про свое открытие в базе данных Повольского банка развития. Мы были практически трезвыми – от всех наших запасов у нас оставалось граммов триста на двоих, а денег у меня больше не было, и до пенсии Федора оставалось еще два дня.
Федор закурил свой «Беломор» (в местной лавке не было моего «Мальборо»), пошерудил палкой в костре, который мы развели на берегу, и сказал:
– Конечно, Кожлаев был бандит, это ясно. И первые серьезные деньги он сделал на чеченских и ингушских «самоварах»…
До увольнения Федор был капитаном оперативно-розыскного управления по Северному Кавказу и знал, что говорил. Кожлаев, дальний отпрыск дудаевского тейпа «Сули», в начале девяностых получив от своего родственника лицензию на вывоз бензина и солярки, одним из первых сумел объединить разрозненную сеть частных «самоваров» в единую корпорацию, и теперь каждое утро в Чечне и Ингушетии бензовозы и грузовики с цистернами объезжают дворы с этими «самоварами», скупая по дешевке самопальный бензин, а затем эти бензовозы катят – за взятки и через все блокпосты – в Туапсе, Новороссийск и даже на Украину и в Прибалтику. Если знать, что еще несколько лет назад стоимость одной тонны бензина в Чечне составляла один доллар, а в Литве его покупали за 150 долларов, то понятно, какой там был сумасшедший навар и сколько трупов полегло вокруг этого «бизнеса»…
– Но рассмотрим ситуацию с другой стороны, – сказал Федор. – Перед смертью Кожун вспомнил о сыне и призвал тебя найти его. Подожди, не перебивай!.. Если бы ты успел к нему с Полиной, то следующий его заказ был бы найти этого сына и позаботиться о нем и наследстве. По-моему, это ясно. А тебя он выбрал для этой миссии по двум причинам: ты Битюг и сможешь найти его деньги даже после его смерти – это раз. А второе и самое главное: ты единственный человек, которого он не смог купить, и, значит, на тебя можно положиться. То есть тебе – единственному – он мог доверить деньги своего сына. Я даже больше скажу: я думаю, он тоже подозревал Рыжего в том, что тот его заказал. И, если хочешь, тот факт, что Кожлаев умер до того, как ты привез ему Полину, только подтверждает эту версию. Таким образом, что мы имеем? Мы имеем не записанное нигде, но яеное для нас завещание Кожлаева тебе, Паша, отыскать его сына и стать опекуном этого мальчика. Станешь ты выполнять это завещание или нет – это уже другой вопрос. Если мальчик в Америке, то, надо думать, он там не голодает. А что касается миллионов Кожлаева, то что ж… Да, Повольский банк принадлежит чеченцам. Но на Кипре в их оффшорном банке вряд ли сидели чеченцы, я профессиональных чеченцев-банкиров вообще не знаю. Там сидели русские или евреи – два или три человека. А теперь прикинь: ты, уходя из конторы, унес домой копии своих файлов? Так почему ты думаешь, что эти трое или хотя бы один из них, закрывая оффшорный банчок, не утащили домой дискетки с данными финансовых проводок? Там же такие бабки крутились!..
Собственно говоря, Федор ничего нового мне не сказал, а только озвучил сумятицу моих мыслей. Но разве не за этим я к нему и приехал?
Полночи я не мог уснуть, лежал с открытыми глазами в спальном мешке у потухшего костра и смотрел в небо. Рядом тихо плескалась река, сыровато скрипя лодкой Федора по песочному берегу; слева, в стороне, на чьем-то участке пела Земфира, а справа, из окон соседней дачки, слышался частый женский стон, обрывающийся в истому. И по небу, то закрывая, то открывая звезды, медленно и равнодушно плыли темные облака. Земля грешно вращалась под этими облаками и звездами, и мы продолжали жить на ней, копошась в своих мелких страхах, потном сексе и борьбе за будничное выживание. А рядом с нами – ну, двести метров от меня – по стремнине реки плыли освещенные иллюминацией туристические теплоходы с такой притягательной, таинственной и проплывающей мимо красивой жизнью…
Но – нет! На фиг! Я не хочу рисковать тем, что у меня есть, и лезть бог знает куда – чеченская группировка! банковские аферы! 300 или даже 500 миллионов! Нет, нет, бросьте, поздно, я уже пенсионер. У меня есть заработок – не миллионы, но мне хватает. И у меня есть молодая любовница – не вся, конечно, моя, и не всегда, а только в дневное время, но…
Я закрыл глаза и уснул покойным, без всяких кошмаров, сном на чистом подмосковном воздухе.
А назавтра, едва я приехал домой, как с порога услышал телефонный звонок. Я взял трубку. Однако никто не стал со мной разговаривать, в трубке тут же прозвучали гудки отбоя. Зато ровно через двадцать минут в дверь позвонил «Карбышев» и, войдя, сказал:
– Инна Петровна приказала забрать у вас компьютер.
Это были первые (и последние) слова, которые я от него услышал.
Наверное, будь я моложе, я бы в тот же или на следующий день ринулся в эту авантюру как с головой в омут. Еще бы! Триста, а то и пятьсот миллионов! Красотка Полина! Америка! Чем не сюжет для крутого детектива?..