– Ты помнишь, как распинал меня? – глухо спросила она.
– Нет, – ответил он. Должно быть, это воспоминание было слишком ужасным, и подсознание все еще пыталось скрыть хотя бы его. – Неужели это я… хотя, конечно, кто же еще… зачем?
– Я сама упросила тебя. Подвергнуть меня максимально долгой и мучительной пытке. У меня самой это не получилось бы, я уже пробовала… Я надеялась, что сойду с ума. Что такая боль разрушит мой рассудок и я больше не воскресну.
– И я согласился, хотя понимал, что уже некому будет оказать ту же услугу мне… Но все равно не вышло. А потом мы пытались добиться того же, уничтожая собственный мозг. Но и это не помогло. Лишь амнезия после воскрешения оказалась более глубокой. Может быть, дело в том, что нервная ткань мозга сама по себе не испытывает боли.
– Зачем мы крушили всю технику? Просто от отчаяния?
– Не только. Приборы быстро бы раскрыли нам истину. Мы пытались продлить блаженство неведения после следующего воскрешения. Ведь для того, чтобы ощутить всю силу отчаяния, надо в полной мере осознать его…
– А сейчас? Мы осознаем? Мне очень плохо и страшно, но я бы не решилась снова на то, о чем просила тебя тогда…
– Пока еще в полной мере не осознаем. Нужно какое-то время… Это как автоматическая настройка. Но позже даже та боль покажется тебе меньшим злом, чем отчаяние! Мы уже избавлялись от инструментов из страха перед болью, которую причиним с их помощью себе потом, – а когда приходило «потом», проклинали себя за то, что сделали это…
– Говорила же тебе, не надо это читать!
– Рано или поздно отчаяние все равно накрыло бы нас. Даже без подсказок. Так уже бывало. Начиная с самого первого раза, когда мы еще не знали, что к чему… И более того – с каждой новой смертью и воскрешением этот срок сокращается.
– Значит, у нас мало времени, – Линда поднялась на ноги. – Мы должны что-то сделать!
– Мы ничего не можем сделать, – покачал головой Виктор. – Ни мы и никто во Вселенной. Отчаяние – это не бог, не какая-то разумная сущность, с которой можно было бы договориться. Самого жестокого бога можно задобрить молитвами и жертвами. Но мы имеем дело с абсолютно тупой природной силой. С фундаментальным законом, определяющим направление процессов во Вселенной. Против него все бесполезно…
– В прошлый раз мы заклинили двери нескольких кают, где я обычно воскресала, – вспомнила Линда, – но я все равно появилась в одной из них. Как оно это делает?
– Думаю, тут проявляются свойства темной материи. Вспомни, что наши координаты фактически размазаны по Вселенной…
– Так мы что, все-таки можем проходить сквозь стены?
– Сознательным образом – нет, – Виктор стукнул кулаком в стену для убедительности. – Но смерть, видимо, аналогична переходу в квантовое состояние, а воскрешение – схлопыванию волновой функции. Только не в пределах Вселенной, а в пределах корабля.
– Наши души могут существовать без тел?
– Насколько я понимаю, нет – во всяком случае, такое состояние неустойчиво. Поэтому всякий раз образуются новые тела.
– Но это происходит только на корабле, введенном в темное состояние генератором Калкрина. Покинуть корабль мы ведь не можем?
– Нет. С нашей точки зрения, пространство замкнуто в пределах поля, созданного генератором.
– А если мы взорвем корабль?
– Не думаю, что это разрушит поле. Я же говорю, его уже давно стабилизирует не генератор, а мы сами.
– Но при взрыве мы погибнем одновременно! До сих пор нам не удавалось это сделать, даже когда мы пытались. Возможно, в таком случае поле ослабнет? И, главное, будет уничтожен биосинтезатор с его протоплазмой! Новым телам просто неоткуда будет возникнуть!
– Что ж, – медленно произнес Виктор, – может, у нас и есть еще надежда умереть. Теоретически. Ибо на практике мы не сможем уничтожить корабль. Это только в идиотской старой фантастике звездолеты оборудовались системами самоликвидации. Хотелось бы мне спросить у авторов этой чуши, снабжались ли такими системами их собственные автомобили, поезда, самолеты. И если нет, то ради какого дьявола конструкторы космических кораблей, по их мнению, должны были поступать иначе?
– Топлива у нас нет, – рассуждала Линда, – но это если говорить о реакторе, питавшем генератор. А у нас на борту еще должны быть посадочные модули для доставки биороботов на планеты и обратно. И у них свои двигатели… я правильно помню, на химическом горючем?
– Да, – кивнул он. – Мы же не хотели нанести ущерб биосферам планет, поэтому – никакой радиации… но для хорошего взрыва и химических компонентов должно хватить. Не знаю только, сумеем ли мы… Ладно, терять все равно нечего, идем. Ангарная палуба на третьем уровне.
Пользоваться вновь заработавшим лифтом они все же не рискнули, помня, чем это закончилось в прошлый раз. Подгоняемые надеждой и страхом – надеждой умереть и страхом не успеть сделать это до того, как отчаяние вновь обрушится на них в полную силу, – они побежали вниз по лестнице. Когда они наконец выскочили на ангарную палубу, после этого бега по спирали у них слегка кружилась голова – хотя в прежние времена тренированные астронавты даже не заметили бы столь легкого испытания. Видимо, все пережитое все же высосало у них немало сил.
Здесь тоже была сенсорная панель идентификации, и Виктора уже не удивило, что она опознала его. Зажегся зеленый индикатор, подтверждая, что люк в открытый космос закрыт и доступ на ангарную палубу разрешен, а затем дверь отъехала в сторону.
Конусовидные спускаемые аппараты стояли на разграфленном полу, удерживаемые дырчатыми кронштейнами. В высоту каждый аппарат не достигал и метра. Двух не хватало.
– Проклятье, – обреченно произнес Виктор.
– Мы не смогли бы улететь на них, даже если бы нам было куда, – уныло согласилась Линда. – Теперь я вспомнила. Биоинженерия – это как раз моя специальность. Биороботы, которых мы собирались синтезировать, размерами где-то от жука до большого краба. Для сбора образцов и съемки больше и не надо, а каждый лишний грамм при доставке на орбиту… особенно учитывая повышенную гравитацию…
– Это неважно, все равно нам не вырваться за пределы поля, – перебил Адамсон. – Главное, что мы уже пробовали использовать зонды, – он указал на пустые места. – И у нас, очевидно, ничего не вышло.
– Мы все еще помним не все, – поняла Линда. – А что, если мы попадаем в ловушку собственных представлений? Приходим, видим, что уже пробовали… и уходим, не пытаясь снова. Раз за разом. А этих зондов, может, вообще не было. Сократили, как и численность экипажа.
– Нет, вот как раз зонды сократить не могли, – возразил Виктор. – Без них вся экспедиция теряла смысл. Мы пытались использовать их для взрыва… но не здесь. Здесь у них только маломощные движки, позволяющие плавно залететь в ангар и вылететь из него. А вот снаружи находятся ракетные ступени с топливом и настоящими двигателями, с которыми аппараты стыкуются при отправке…
– Мы можем до них добраться? Снаружи ведь вакуум? Хотя должны же где-то быть скафандры. Программа полета не предусматривала наш выход из корабля, но на аварийный случай…
– Я не удивлюсь, если в нашем нынешнем состоянии мы можем выжить даже в вакууме, – мрачно изрек Виктор. – Но в любом случае это позволит нам разве что постучать кулаком в стенку ракеты. И даже если бы мы взорвали ее там – ущерба звездолету это не нанесло бы. В вакууме нет взрывной волны. Поэтому ракетные ступени и вынесены наружу… Может быть, в прошлые разы мы забыли как раз об этом! Но если нам удастся протаранить ракетой корабль, особенно в районе биосинтезатора… может, и получится.
– Как мы сможем управлять ракетой?
– Напрямую – никак. Только запрограммировать компьютер спускаемого аппарата.
Линда подошла к ближайшему посадочному модулю и поскребла ногтями по его гладкой поверхности. Тонкие, как волос, щели обрисовывали очертания нескольких лючков, но они, конечно, и не подумали открыться.
– И как мы доберемся до компьютера?
– Без инструментов внутрь не влезть, – мотнул головой Виктор. – Но это необязательно. Помимо рубки есть еще резервный пост дистанционного управления, прямо в этом отсеке… – Он замолчал на несколько секунд, вспоминая, а затем решительно повернулся и указал на дверь в дальнем углу: – Вон там.
– Если он тоже не разбит… – пробормотала Линда, шагая вслед за Адамсоном.
Ее подозрения оправдались. Громоздкий пульт был взломан, а из стены справа от него торчал оборванный провод.
– Не думала, что у нас тут есть такие старинные кабели, – сказала Линда; эта часть ее памяти тоже еще оставалась во тьме. – Вроде же сейчас везде используют проводящие наноканалы прямо в стенах?
– Это же резервная система, – пояснил Виктор. – Здесь все специально сделано на примитивной, зато надежной элементной базе. Сломать труднее, починить легче…
– Думаешь, мы еще сможем это починить?
– Попробую. Я, кажется, уже вспомнил достаточно.
Он с усилием снял погнутую крышку пульта и полез в электрические внутренности. Линда ходила взад-вперед по тесному помещению поста, не в силах оставаться на одном месте. Ей казалось, что она физически чувствует, как отчаяние, подобно черному яду, расползается по ее телу, разъедает ее изнутри.
– Кажется, шанс есть, – произнес вдруг Виктор. – Не помню, кто из нас ломал этот пульт, но он справился с задачей не слишком хорошо – возможно, из-за нехватки инструментов. В общем, учитывая повышенную прочность и неоднократное резервирование… контакты, конечно, получаются на соплях, но… хотя бы несколько минут, думаю, проработает. – Он еще некоторое время ковырялся внутри, затем развернулся к Линде: – Есть только одна проблема. Выдран слишком большой кусок кабеля. Может, ты помнишь, куда мы его дели?
– Нет, – покачала головой она.
– Тогда… Здесь нет ничего проводящего подходящей длины. Чтобы подать напряжение, нам нужен проводник длиной минимум в полметра…
– Я поняла. Я сделаю это. Возьмусь за концы провода.
– Вообще я хотел предложить жребий…
– К черту жребий! Я биоинженер. Я тоже проходила пилотскую подготовку, но первый пилот – ты. Борткомпьютеры – твоя епархия.
– Ладно. Но там высокое напряжение, я не гарантирую, что ты выдержишь.
– Виктор, это смешно. Ну, сдохну в очередной раз, какая разница? Цепь останется замкнутой. Давай скорее, я не могу больше это выносить!
– Хорошо. Тогда берись здесь и здесь.
Она встала на колени возле пульта. Отодрав изоляцию, обмотала оборванный конец провода вокруг пальца правой руки и стиснула ее в кулак, а левую руку сунула внутрь пульта. Адамсон помог ей всунуть палец в разъем, затем кое-как приладил крышку пульта – полностью она, конечно, на место не встала, но подключить экраны и клавиатуру удалось. Здесь даже клавиши были настоящие, как в старину, а не изображаемые на сенсорной поверхности экрана.
– Включаю, – предупредил Виктор и соединил ранее разомкнутые перемычки.
Тело Линды выгнулось дугой, и она попыталась закричать, но острая судорога, скрутившая все ее мышцы, не позволила ей открыть рот. Она могла лишь мычать через округлившиеся ноздри. С сухим треском зашевелились уцелевшие клочки волос на ее голове. Отвратительно запахло паленым.
Но Адамсон не мог отвлекаться на это, не мог даже позволить себе думать о ее страданиях. Экраны осветились, побежали надписи самодиагностики. Виктор торопливо прервал тест и отключил все предупреждения. Он и сам знал, что в таком режиме пульт проработает в лучшем случае несколько минут, пока не перегорит первый соединенный встык контакт или не загнется от нарушения номиналов еще какой-нибудь элемент. Человеческое тело – все же плохая замена сертифицированному кабелю.
Виктор попытался активировать компьютер первого зонда. «Связь не установлена», – зажглось на экране. Где проблема – в пульте, в самом зонде, где-то между ними? Нет ни времени, ни возможности разбираться! Второй зонд… «Связь не установлена». Третий… похоже, он все же поторопился, сочтя пульт полностью работающим! Тем более что… да, точно – к запаху сожженной человеческой кожи примешивался запашок горящих элементов плат. Все-таки запустить полную диагностику? Это минуты три в лучшем случае…
Линда продолжала мычать; ее тело выгнулось так, что, казалось, вот-вот хрустнут сломанные позвонки. Виктор бросил на нее мгновенный взгляд и вновь яростно защелкал кнопками. Пятый зонд… нет, все бесполезно… если только каким-то чудом не оживет шестой, последний… есть!!!
Пальцы Виктора заскользили по сенсорной панели. Несмотря на архаичный вид, пульт все же не был таким примитивным, как на заре космической эры. Для программирования полета не требовалось вводить десятки и сотни строк кода – достаточно было указать цели на поворачиваемой и масштабируемой схеме. Вылет из ангара и стыковка с ракетой – вообще базовые операции, не требующие отдельной программы… теперь разворот и…
– Сейчас, Линда, – сказал он, нажимая на кнопку подтверждения.
«Выбранный курс угрожает безопасности корабля. Программа отменена».
Тупая железяка! То есть, наоборот, слишком умная…
Линда все еще мычала и, значит, была жива. Лучше бы она умерла, подумал Виктор. Умерла и опять возродилась в блаженном неведении в своей каюте…
– Потерпи еще немного, – беспомощно пробормотал он, вызывая на экран настройки. Изменить уровень безопасности…
«Введите пароль».
Пароль! Проклятье! Ну конечно же, он знал пароль… когда-то… много смертей назад…
Жуткое мычание оборвалось, сменившись захлебывающимся хрипом. Пахло горелым мясом. Но она все еще была жива.
И вдруг, словно вынырнув из самых черных глубин отчаяния, буквы и цифры пароля встали у Виктора перед глазами. Он начал вводить их так поспешно, что сбился. Еще раз, не торопись, не обращай внимания на звуки и запахи… Есть! Проверка не предельную перегрузку – отмена, проверка на остаток топлива – отмена… отменить, все отменить…
Проверки на столкновение со звездолетом в настройках не было. Ее нельзя было отменить. Как совершенно справедливо заметил Адамсон ранее, никакому нормальному конструктору не могла прийти в голову ситуация, когда экипажу понадобится разрушить собственный звездолет. Рисковать зондом – да, даже уничтожить зонд… но не сам корабль!
Виктор протянул руку, чтобы выключить питание. Ничего не выйдет. Они обречены. Обречены снова и снова принимать на себя вселенскую тяжесть космического отчаяния, искать облегчения в физических муках, умирать и возрождаться для нового страдания, навечно запертые в этом проклятом корабле…
Стоп! Он отдернул руку. Пространство, замкнутое в коконе поля… компьютер зонда ничего не знает об этом! Он не рассчитан на запуск из темного состояния – разумеется, ведь такой запуск лишен смысла. Он считает, что за пределами ангара обычный континуум, где разгоняться, развернувшись кормой к кораблю, значит удаляться от него…
Пальцы Адамсона вновь скользили по панели и тыкались в кнопки. Только бы успеть! Запах паленых деталей становился все сильнее, пульт мог вырубиться в любой миг. Так, максимальное ускорение на старте – правильно отменил все ограничения по перегрузкам и топливу, – тогда, когда звездолет внезапно окажется перед носом ракеты, маневровые двигатели не успеют развернуть ее и избежать столкновения.
«Программа подтверждена. Стартовая последовательность инициирована».
Зажегся красный транспарант, показывающий, что выход в ангар блокирован, и включился еще один экран, отображающий вид с камеры зонда. В нормальных условиях на откачку воздуха из ангара ушло бы несколько минут, но из-за отмененных настроек безопасности широкие двери разошлись сразу, выпуская воздух в космическое пространство. Впрочем, снаружи была не обычная чернота космоса, а какой-то тошнотный серо-бурый полумрак, разумеется лишенный всяких звезд. Посадочный модуль, развернутый при помощи подвижного кронштейна носом к выходу, включил свои двигатели.
Виктор предпочел бы проследить процесс стыковки с ракетой и дальнейший ее путь до самого конца, но Линда была все еще жива, и он не мог мучить ее дальше. Компьютер должен справиться с задачей. Адамсон вновь протянул руку, чтобы отключить пульт. В этот миг, как полагалось при любых операциях в околокорабельном пространстве, снаружи включились бортовые огни, и в их свете сквозь приближающийся к модулю дверной проем Виктор увидел россыпь каких-то мелких предметов, летевших за бортом. Он понял, что это такое, – выброшенные ими инструменты (поле сконфигурировано так, чтобы создавать силу тяжести внутри корабля, но не за его пределами, вспомнилось пилоту). Если зонд столкнется с ними, не повлияет ли это на его курс? Вроде не должно, слишком мелкие…
– Все, Линда, – выдохнул он, когда зонд оказался за бортом, но прежде, чем он успел разорвать цепь, в недрах пульта раздался короткий треск электрического пробоя. Успевшие зарядиться конденсаторы удерживали изображение на экране еще пару секунд. И за эти секунды в поле зрения камеры модуля попал еще один предмет, дрейфовавший в облаке мусора, но заметно более крупный. Тело, раскинувшее руки и ноги. И Виктор даже успел разглядеть, чье именно. Экран погас, а перед его глазами еще стояла оскаленная гримаса его собственного трупа…
Линда рухнула навзничь, деревянно ударившись затылком об пол. Почерневшие пальцы дымились. Из носа текла кровавая слизь. Виктор нагнулся над женщиной. Признаков жизни она не подавала. Все-таки умерла? Но даже если так, это не тот случай, когда о мертвой можно сказать «отмучилась»… во всяком случае, пока ракета не выполнит свою задачу.
Но если она сейчас возродилась в носовой части корабля, то погибнет ли она, когда ракета врежется здесь, в районе кормы? Возможно, что и нет. Но если будет уничтожен биосинтезатор со всей протоплазмой, череда перерождений закончится и на полуразрушенном корабле ей в любом случае останется недолго. Как он только что убедился, в вакууме они все-таки не выживают. Хотя… уверен ли он, что тогда его убил именно вакуум? Может быть, он долго не мог покончить с собой, пока не поймал один из летевших рядом предметов? По тому, как нехорошо стало Виктору от этой мысли, он понял, что скорее всего угадал.