– Спроси у нее, где находятся боливари, мне нужно ткань забрать, – прошептала Нина.
И тут у Шушаны случился нервный срыв – она начала хохотать так, что досмеялась до икоты.
– Боливари, она спрашивает, где боливари, – кричала Шушана в трубку. – Ирма, ты там тоже смеешься, как я?
Отхохотавшись, Шушана сказала:
– «Бульвар», ателье так называется, потому что находится на бульваре.
– Она специально мне так сказала! – ахнула Нина. – Вот ведь… а я еще переживала. У соседок спрашивала! Я не знаю, что ей скажу! Я все ей скажу! Знаешь, вот я клянусь: если она еще раз ко мне придерется – уйду. Я лучше с Гоги буду жить, чем с ней! И меня все поймут! Никто не осудит!
Надо ли говорить, что, когда Нина вернулась домой, Манана уже все знала.
– А мне нравится, – сообщила она ласково, – можешь меня так называть. И почему ты говоришь, что я тебя к плите не подпускаю! Пожалуйста, подходи сколько хочешь! Зачем ты всем говоришь, что ты от меня сбежать готова? Не надо бежать. Делай что хочешь, я тебе слова не скажу!
Получив от Шушаны банку авиационного керосина, Нина решила отмыть окна так, чтобы ни одна соседка не придралась, и нашла в этом занятии отдушину. Она и предположить не могла, что полюбит мыть окна. Раз в неделю она забиралась на широкий подоконник и драила стекла керосиновой водой. Чтобы успокоить нервы, она скребла, чистила, развинчивала рамы, которые до нее не развинчивались годами, добралась до духовки, которую, к ужасу свекрови, тоже развинтила, чтобы промыть стекло изнутри. Нине не мешали ни дождь, ни ветер – она терла стекла, которые сверкали радужными разводами, и в доме пахло авиационным керосином, который забивал даже духи Мананы. Соседки в один голос говорили, что Манана стала хорошей свекровью – разрешила невестке привести дом в порядок. Только хозяйка была не рада переменам. Они с Ниной оказались очень разными в быту.
– Зачем так часто мыть? – недоумевала свекровь. – Из-за твоих развинчиваний ставни разболтаются и будут давать сквозняк! Я уже его чувствую! До твоего появления с этой стороны сквозняка не было! Я так переживаю, так переживаю! Мераби в уши надует! Ты же знаешь, что у него слабые уши! Зачем ты по дому ходишь с отверткой? Ты меня пугаешь! Скоро развинтишь мой дом!
– Зато он будет чистый, – отвечала Нина и продолжала намывать и развинчивать все, что попадалось под руку.
Манана же на волне трудового энтузиазма сама принялась ежедневно тщательно вытирать пыль, не разрешая ни на миллиметр передвинуть пластинки и книги.
– Надо бы с полом что-то сделать, – сказала однажды Нина, глядя под ноги. Квартира уже сияла – ни пылинки, ни одного пятнышка. – Я его не могу отмыть. Никакие средства не берут.
– Его нельзя мыть! – воскликнула Манана.
– Не волнуйтесь, я его средством для паркета мыла.
– Этот пол знает только одно средство – мастика! И больше не трогай мой пол, я вызову специалиста!
Специалист – девушка, которая, с точки зрения Нины, работала спустя рукава, – натерла пол мастикой.
– Ну и куда это годится? – Нина с ужасом смотрела на паркет, который после мастики стал скользким, липким и почти черным.
– Ты ничего не понимаешь! Этот паркет натирала мать этой девушки, а до нее – ее мать. Что хочешь со мной делай, но я доверяю только этой семье!
В этом случае – Нина уже знала – спорить было бесполезно. Как и Шушана, Манана считала, что навык натирания паркета, владение музыкальными инструментами и профессия врача передаются по наследству вместе с генами.
– Давайте ремонт сделаем, – предложила Нина. – Потолки побелим, обои новые поклеим, паркет положим новый. Все же в подтеках и трещинах. Вы же тут лет пятьдесят ничего не делали!
– Ты с ума сошла? – Свекровь чуть в обморок не упала. – В этом паркете – исторические трещины! Какие каблуки и шпильки застревали в щелях этого паркета, по которому ты тряпкой елозишь! Какие люди оставляли здесь следы!
– Да, уж немало, – буркнула Нина.
– Что ты говоришь? Ремонт! Спроси Маечку или Лялю – они только удивляются, как я все сохранила. Как было пятьдесят лет назад, так и осталось. Да они ко мне как в музей ходят! И ты опять забыла закрыть дверь! – укорила ее свекровь.
У Мананы были сложные представления о воздухоциркуляции в квартире. Кладовую, в которой были сложены тряпки, пустые банки и прочий хлам, нужно было непременно закрывать плотно – Манана считала, что там создается самый главный сквозняк. Дверь в гостиную всегда должна была оставаться открытой. Дверь в спальню, которая считалась комнатой Нины, – приоткрытой. Дверь в библиотеку – плотно закрытой, чтобы сохранять тепло. И если Нина прикрывала дверь в кладовую и закрывала дверь в свою спальню, Манана подскакивала и наводила дверной порядок.
– Нино, закрой немедленно окна! – кричала Манана. – Мераби вышел из ванной мокрый! Ему надует! Нино, ты опять устроила сквозняк! Ты хочешь, чтобы вентилятор убил Мераби? Зачем ты так делаешь? Зачем специально включаешь? Чтобы он Мераби в ухо дул? И совсем не жарко! Где ты взяла, что душно? Если тебе душно – выйди на балкон!
Несмотря на торжественное обещание молчать и не критиковать Нину, Манана не могла сдержаться. Даже фрукты Нина подавала неправильно. Она мыла яблоки, виноград, персики и выкладывала на блюдо. Манана аж заходилась от возмущения. Она брала маленький ножик, специальную тарелочку и тщательно очищала фрукты от кожуры и нарезала кусочками.
– Мераби привык маленькими кусочками есть, – объясняла она.
– У него уже выросли коренные зубы, вы помните, что он не младенец? – не понимала Нина.
– А орехи ты поставила нечищеные, чтобы он зубы сломал?
Манана с остервенением начинала колоть орехи и выкладывать горкой на тарелку.
– Он сам может расколоть орехи! – почти кричала от отчаяния Нина.
– Это потому, что ты о нем совсем не думаешь! – не отступалась свекровь. – Только о себе думаешь! А женщина сначала о мужчине должна думать, а потом о себе. Тебе что, жалко фрукты почистить? – выдавала Манана свой коронный аргумент, и Нина покорно чистила фрукты.
Если Нине понравилось мыть стекла, то свекровь, разлюбив вытирать пыль, с энтузиазмом занялась стиркой. Это ее успокаивало. Она стирала на руках, в трех тазиках – в одном замачивала белье, в другом стирала и терла, в третьем полоскала. Постирать в одном тазике было никак нельзя.
– У меня своя система! Ты хочешь мне и систему развинтить? – кричала Манана.
И тогда Нина купила стиральную машину. Удивительно, как Манане и Мераби раньше не приходило это в голову.
– Что это? – У Мананы, кажется, впервые приподнялась бровь от изумления.
– Стиральная машина, – ответила Нина, – я вам ее подарила.
– Она здесь будет стоять? – уточнила Манана, брезгливо осматривая агрегат, который Нина втиснула на кухню. И очень удачно втиснула – место как раз было для стиральной машины.
– Да, здесь, – решительно ответила Нина.
Испуг свекрови прошел быстро – стиральную машину она полюбила всем сердцем и не давала ей остыть – та работала все время, на всех режимах, безостановочно.
– Ты знаешь, я почти счастлива, – призналась Манана Нине, с любовью и восторгом глядя на стиральную машинку. – Даже не думала, что ты можешь меня порадовать.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Нина.
При этом Манана терпеть не могла гладить. Пока не было Нины, глажку брала на себя та же девушка, что натирала паркет. Гладила она еще хуже, чем натирала пол, – оставляла стрелки на рукавах рубашек, постельное белье гладила только с одной стороны, забывая про мятые края, полотенца вообще складывала стопкой и сверху для виду прижимала утюгом. Нина попросила девушку больше не приходить и стала гладить сама. Она тоже не очень-то это любила, но послушно утюжила рубашки, полотенца, постельное белье. Все с двух сторон, тщательно. Впрочем, Манана этих усилий не оценила – она считала, что белье само появляется на полках в шкафу. Иногда свекровь подходила к гладильной доске, на которой было свалено белье для глажки, и вытаскивала из кучи полотенца или рубашки – они казались ей запыленными, впитавшими влагу и недостаточно свежими. И снова включала стиральную машинку.
Про новую машинку, естественно, узнали все соседи. И Римма стала приносить Манане белье на стирку.
– Я прачечная? – возмущалась Манана, поскольку не хотела делить свою машинку с соседкой. Но приличия требовали быть приветливой и не отказывать в помощи. – Римма опять принесла стирку! Ей, видишь ли, больше моя машинка нравится, чем своя. Говорит, пятна лучше отстирывает.
– Так скажите ей, что не хотите стирать ее белье, – посоветовала Нина.
– Прямо так и сказать? – уточнила свекровь.
– Ну да, а что такого?
Когда Римма пришла в следующий раз, Манана, не дрогнув ни одной лицевой мышцей, сказала, что ей неудобно стирать соседкино белье.
– Я не хочу больше стирать твое белье, – объявила Манана.
– Я не хочу больше стирать твое белье, – объявила Манана.
– Тебе что, жалко? – удивилась Римма. – Не ты же стираешь, а машинка!
Манана кивнула, решив не ссориться с соседкой из-за такой мелочи.
Но места себе не находила.
– Как мне ей сказать, чтобы принесла стиральный порошок? Это же дорого! Ты сказала, что лучше жидкий лить, а он столько стоит! Мне на неделю не хватает! Ты знаешь, я налила ополаскиватель, как будто духами белье побрызгала! И мне что – на Риммину стирку тоже ополаскиватель лить?
Манана стала придирчива к моющим средствам, заставив целый шкаф порошками для деликатной стирки, для темного белья, с отбеливателем, без отбеливателя. И порошков для Риммы ей было еще больше жаль, чем машинки.
– Так прямо и скажите, – посоветовала Нина. – Пусть с бельем принесет порошок.
– А ты не можешь?
– Нет, не могу. Это ваша стиральная машинка и ваша соседка.
В следующий раз Манана, со своей фирменной улыбкой, объявила соседке, что та должна принести порошок. Мол, у них закончился и стирать нечем.
Римма, поджала губы, обиделась и рассказала всем соседкам, что Манана стала жадной, но все же принесла пачку самого дешевого порошка, который только нашелся в ближайшем магазине.
– Давайте его выбросим, он ужасно пахнет, – предложила Нина.
– Ты что? Заверни его в целлофан и поставь в ванную, на полку под раковиной! – велела Манана.
Нина завязала порошок в две пакета и поставила. Перед приходом Риммы Манана торжественно выставляла порошок на стиральную машинку.
– Что, так долго не кончается? – удивлялась Римма.
– Он очень экономичный! – восторженно отвечала Манана. – Даже не думала, что его так мало нужно.
– Зачем вы все это придумали? – не понимала Нина.
– Как зачем? Римма обидится. Зачем нужно ее обижать просто так, лучше повода дождаться, тогда и обидеть!
Когда появлялся свободный час, Нина забегала к Шушане на кофе – пожаловаться на Манану. Подруга немедленно вызывала Ирму.
– Приходи, Нина сплетничать про Манану пришла! – звонила она соседке.
– Я складываю мусор в разные пакеты – бутылки отдельно, остальное отдельно, а она ждет, когда я из кухни выйду, и снова все в один перекладывает, – рассказывала Нина.
– Куда ты складываешь, я не поняла? – удивилась Шушана.
– В пакет, – тоже удивилась Нина. – А куда надо?
– В целлофан она складывает. Она целлофан пакетом называет, – объясняла Ирма Шушане.
– Вот! И Манана тоже не понимает! Спасибо, Ирма, я буду говорить «целлофан». Но она специально прячется, ждет, когда я уйду, и давай в мусоре ковыряться! Смотрит, что я выбросила. Каждую бумажку разглядывает. Я уже свой пакет для мусора завела, на помойку его выношу. У меня уже болезнь началась. Зачем она в моем мусоре копается? Если ей не нравится, то пусть скажет! – возмущалась Нина.
– А ты тоже спрячься! – посоветовала Шушана.
– Ты с ума сошла? Это же неприлично!
– Тебе что важнее – приличия или знать, что про тебя Манана говорит? – не выдержала Ирма. – Если ты нам все рассказываешь про нее, она про тебя тоже все рассказывает – Ляле и Маечке. Разве тебе не интересно, что она про тебя думает?
– Я и так знаю, что она думает! – отмахнулась Нина.
Но вечером все же спряталась на балконе. Свекровь побродила по квартире и, решив, что Нина ушла, немедленно позвонила Маечке.
– Ты знаешь, что она делает? – начала возмущаться Манана. – Она сразу постель заправляет! Кто сразу постель заправляет, ты мне скажи! Где она выросла? Ее мама не научила, что постель сначала проветриться должна? Только потом заправлять можно! Двери не закрывает, мусор по целлофанам разбрасывает. И ей, видишь ли, спираль от комаров не нравится. Она ее чувствует! Никто не чувствует, только она чувствует! И все время на голову жалуется! Болит, говорит. Вот встанет утром и сразу жаловаться начинает. Как ты думаешь, что это за болезнь такая? Может, зря я ее в дом пустила? Может, болезнь эта заразная – я Мераби тоже не узнаю. Он совсем дикий стал. Уходит, и не знаю, когда вернется. Даже звонить перестал. Может, у него тоже с головой плохо?
На этих словах Нина чуть с балкона не выпала. Да она вообще еле живая ходила по утрам. А все потому, что свекровь по-прежнему зажигала антикомариную спираль. Никаких комаров уже и в помине не было, но Манана упрямо жгла спирали. Поскольку она не разрешала закрывать на ночь дверь в спальню, а требовала держать ее приоткрытой, Нина начинала задыхаться и умирать. К себе в спальню Манана дверь закрывала плотно. У Нины действительно были такие головные боли, что хоть кричи. Она просила Манану: «Не ставьте спирали. Это же вредно. Давайте поставим пластины в розетки, если вам так хочется». – «Ты с ума сошла? Хочешь, чтобы розетки на меня выпали? Если туда-сюда вставлять твои штуки, то стена рухнет».
Манана была права – розетки держались на честном слове. Нина даже феном перестала пользоваться – розетка искрила, фен дымился. «Давайте хотя бы розетки поменяем, раз вы не хотите ремонт!» – уговаривала свекровь Нина. «Тебе лишь бы все поменять, – брюзжала Манана. – Может, ты и меня, как розетку, поменяешь?»
– Она такая странная! – продолжала жаловаться свекровь подруге Маечке. – Я ей одеяло подарила. Ты помнишь, бордовое такое. Моя мама еще его покупала. И знаешь, что она сделала? Она его в пододеяльник засунула! Такую красоту – и спрятала! Говорит, не привыкла без пододеяльника спать! Говорит, какая разница, какого цвета одеяло, если его все равно заправлять нужно. Я ей говорю, что это одеяло никогда никто не заправлял – оно же бордовое, а она не понимает! Я ей говорю – лежи так, очень красиво. Мераби увидит, ему понравится. А она все равно заправила! Еще она готовить хочет! Как ты думаешь, разрешить? А если она меня отравит или Мераби? Что ты говоришь? Если отравит, то ты будешь знать, что она отравила? Хорошо. Пусть готовит. Все равно Мераби не будет ее харчо есть.
На следующий день Манана вызвала Нину «к себе», то есть в свою спальню, и слабым голосом сообщила:
– Нино, я плохо себя чувствую, ты приготовь сегодня Мераби ужин. Купи мясо. Только не бери у Гии, я ему не доверяю, возьми лучше у Дадо, он меня знает и не обманет.
Нина поехала к Дадо, для чего ей пришлось сделать огромный крюк по городу. Правда, она заскочила к Шушане, чтобы сообщить новость – Манана подпустила ее к плите, не может простить ей подаренное одеяло и считает, что Нина желает свекрови и Мераби скорой смерти.
– Не обращай внимания! – отмахнулась Шушана. – Если бы я каждый раз нервничала, когда про меня золовки говорят, я бы уже совсем нервная стала, – они тоже считают, что я Ику отравить хочу. Лучше скажи, что ты будешь готовить?
– Не знаю. А что, это важно? Харчо сварю, мясо приготовлю.
– Конечно, важно! Надо, чтобы ты Манану так поразила, чтобы она не знала, что соседкам рассказать. Надо ее так накормить, чтобы она язык проглотила хотя бы на время. Надо ей такой ужин сделать, чтобы ее на место поставить! Сейчас я Ирме позвоню.
Ирма, иди скорей, – прокричала Шушана в телефон. – Нине нужно ужин приготовить. Надо узнать, что Манана любит. Что? Нет, какая разница, что Мераби любит? Надо Манану накормить. Хорошо, позвони Римме. Только не говори, что для Нины. Так, между прочим спроси. И знаешь, позвони Ляле, ее подруге, нет, лучше ее сестре позвони. Да, которая по дяде. Пусть узнает, что Нина должна готовить. И знаешь, куда ее Манана отправила? К Дадо! Это же на другой конец ехать! Говорит, у Гии плохое мясо! Нет, это меня там не было, я бы сказала ей, какое мясо у Гии! Теперь ты понимаешь, что Нина должна ее так накормить, чтобы Манана больше вообще к плите не подходила, чтобы ей так стыдно стало, чтобы она кастрюлю в руки не могла взять!
Ирма прибежала через пять минут.
– Сестра Ляли сказала, что Манана очень любит оджахури и шу. Только домашнее шу, не из кондитерской. А Мераби любит харчо. И чтобы соленый был.
– Купи телятину, – посоветовала Шушана. – Если делать оджахури, то лучше из телятины, а то к свинине Манана точно придерется.
Нина съездила за мясом и встала к плите.
– Ты где брала это мясо? – спросила свекровь, принюхиваясь к куску.
– Как где? У Дадо, как вы и просили, – пожала плечами Нина.
– Нет, я по лицу этого мяса вижу, что ты брала его у Гии!
– Да нет же, сами спросите у Дадо, если мне не верите.
– Спрошу, – хмыкнула Манана. – Наверное, ты просто не можешь выбрать хороший кусок.
– Могу я выбрать. И я Дадо сказала, что для вас беру.
Манана вынуждена была промолчать.
Нина приготовила харчо, оджахури и напекла шу. Подала так, как любила свекровь, – в гостиной, на парадном сервизе. Сама стояла, подкладывала, бегала туда-сюда, приносила, уносила. Еще и Мераби неожиданно вернулся раньше и был приятно удивлен, что в доме непривычно пахнет и Нина стоит в любимом фартуке Мананы.
– Спасибо, очень вкусно, – сказала Манана, проглотив ложку харчо, кусочек мяса и откусив пирожное. Мераби, правда, съел все и попросил добавки. Манана гневно зыркнула на сына, но ничего не сказала. Несколько пирожных Нина отнесла Римме – это ей Шушана с Ирмой подсказали.