Ответ пришел мне в голову мгновенно.
— У нее был ключ. Не от наружной двери, а от той, что ведет в комнату миссис Кэрью. Если бы даже медсестра заметила, что она выходит оттуда, то ничего бы не заподозрила.
Холмс остановился на лестничной площадке:
— К сожалению, Ватсон, ее все-таки заподозрили бы. Мисс Джейкоб могла открыть дверь между комнатами, а затем снова запереть ее. Но ни один преступник еще не изобрел способа, с помощью которого можно задвинуть засовы с другой стороны двери. Девушке не удалось бы незаметно выскользнуть из комнаты миссис Кэрью и быстро оказаться в детской. Это невероятно, мой дорогой друг. Надо обследовать комнату, вдруг там нас озарит догадка.
У меня пробежал по спине холодок, когда мы вошли в спальню, где метался в бреду мистер Кэрью в последние дни своей жизни. Я внимательно осмотрел кровать, казалось до сих пор примятую, стол возле нее, гардеробную, которая некогда была балконом, и роковой аптечный шкафчик с зеркалом наверху. Едва взглянув на огромное оконное стекло с маленькой фрамугой, я сразу понял, что Мэри Джейкоб не могла ни проникнуть в комнату таким путем, ни выбраться наружу. Даже профессиональный преступник отказался бы от этой идеи.
Холмс тщательно исследовал окно и аптечный шкаф, осторожно снял с него и повертел в руках тройное зеркало в деревянной оправе. Я же занялся дверью в стене между спальнями. Она была по-прежнему заперта и закрыта на засов. Дверную раму давно не красили, но я нигде не заметил трещин, сколов или других признаков, указывающих на попытку взлома.
Холмс, судя по всему, остался доволен результатами осмотра.
— Будьте добры, Ватсон, выйдите на лестничную площадку и заприте дверь. Когда раздастся стук в окно, наклонитесь и загляните в замочную скважину. Только ни в коем случае не открывайте дверь снова.
— А вы, Холмс? Что будете делать вы?
— Я спущусь во внутренний двор и раскурю трубку.
— А если я ничего не услышу?
— Могу вам пообещать, что услышите, — с улыбкой ответил сыщик.
Прежде чем я успел что-либо возразить, он спустился по лестнице и пропал из виду. В доме стояла тишина и царила почти полная темнота, наружные фонари тоже не горели. Мне показалось, что я ждал целую вечность, но на самом деле вряд ли прошло более пяти минут. Я уже решил бросить все и присоединиться к Холмсу, как вдруг в спальне что-то зашуршало и послышался стук по стеклу. Спутать его с другим звуком было невозможно. Он застал меня врасплох. Я подскочил от испуга, на мгновение замешкался, а затем присел на колено и заглянул сквозь замочную скважину в комнату Кэрью. У аптечного шкафчика перед зеркалом стоял Холмс и курил свою трубку.
VIЯ вертел головой и так и этак, всматриваясь в узкое отверстие и пытаясь сообразить, откуда здесь мог взяться Холмс. Но в поле зрения была лишь небольшая часть комнаты. Тут мой друг сделал шаг в сторону, и я перестал его видеть, потом он снова ненадолго показался и пропал. Несколько минут я продолжал стоять на коленях, дожидаясь, когда он снова появится. И вдруг, так внезапно, что у меня сердце екнуло, позади раздался знакомый голос:
— Прошу прощения, Ватсон, что заставил вас поволноваться. Однако я не предполагал, что вы никогда прежде не сталкивались с призраком профессора Пеппера. Льщу себя надеждой, что проделал этот трюк не хуже фокусников из Египетского зала.
Холмс, который только что мелькал перед замочной скважиной в спальне Кэрью, теперь стоял у меня за спиной. Я поднялся на ноги и повернулся к нему:
— Что еще за профессор Пеппер?
Оставив мой вопрос без ответа, он взял у меня ключ, открыл дверь и рассмеялся:
— Откровенно говоря, я заподозрил что-то подобное еще на Бейкер-стрит, когда доктор Джейкоб рассказывал нам эту историю. Я решил, что здесь не проводили следственного эксперимента. А когда услышал про стук в окно и неизвестный предмет, упавший в траву, окончательно понял, что моя догадка верна.
Мы вошли в комнату, и на этот раз Холмс зажег лампу.
— Представьте себе, Ватсон, что вы сидите на той садовой скамейке. У вас над головой стучат по стеклу и что-то швыряют вниз. Как бы вы на это отреагировали?
— Я бы удивился: что там, черт возьми, происходит?
— Будьте добры, ответьте точнее.
— Хорошо, — сказал я, подозревая подвох. — Я посмотрел бы наверх, чтобы узнать, кто там шумит. Потом постарался бы найти упавшую вещь.
— Превосходно, — произнес Холмс, потирая руки. — Так поступил бы любой разумный человек. И сколько времени вы потратили бы на поиски?
— Пару минут.
— А если бы ничего не нашли?
— Я вернулся бы к прежнему занятию, если бы больше не услышал странных звуков.
— Точно так же сделала и Мэри Джейкоб. Теперь представьте, что вы охраняете комнату с запертой дверью. В комнате находится только больной, он без сознания, и есть опасения, что его хотят убить. Медсестра вышла из спальни, и в этот момент кто-то постучал в окно. Как бы вы поступили?
— Я попытался бы узнать, что случилось.
— Но как? Вы не можете открыть дверь или посмотреть в окно.
— Я, конечно, заглянул бы в замочную скважину.
— Именно так.
— А если бы я сразу побежал за помощью?
— Может быть, Ватсон. Но дежурных было двое. Следовательно, вероятность того, что кто-нибудь из них посмотрит в скважину, удваивается. Она почти стопроцентная. Разве это не столь же инстинктивная реакция, как взгляд наверх, когда над головой что-то стучит?
Все было бы замечательно, если бы розыгрыш Холмса не вывел меня из равновесия. К тому же я ничего не знал ни о профессоре Пеппере, ни о его призраке. Мой друг вытащил из кармана книгу, которую, вероятно, позаимствовал из библиотеки Йокогамского клуба: «Секреты сценической магии» Ж. Э. Робер-Удена, изданную в 1881 году в Лондоне Джорджем Рутледжем. Он указал номер страницы, на которой были начертаны некие геометрические фигуры, а также выражалась признательность профессору Пепперу из лондонского Королевского политехнического института.
Принцип фокуса оказался довольно простым. Артист стоял ниже уровня сцены, в оркестровой яме, и смотрел вверх. Там же, невидимый для зрителей, находился мощный фонарь, освещавший человека. Его лицо отражалось в стекле, поставленном под углом, — в нашем случае так же была повернута фрамуга. В результате во мраке зала перед зрителями возникало человеческое лицо. И чем темнее было вокруг, тем отчетливее получалось изображение.
— Трюк несложен, Ватсон, но требуется большое искусство, чтобы сделать иллюзию абсолютно достоверной. Например, вы можете увидеть свой собственный призрак, посмотрев ночью в окно железнодорожного вагона.
Он снова открыл учебник по магии Робер-Удена. Между страницами лежал листок с записью о том, что 8 сентября книгу брала в библиотеке клуба Эдит Мэри Кэрью.
— Я немного удивлен, что ей понадобилось это издание, — признался Холмс. — Оказывается, Эдит Мэри Порч давно интересовалась престидижитацией. Свидетельницей на ее свадьбе была мисс Джулия Феррет из весьма известного в Англии магического театра «Японские развлечения». Она ассистировала выступавшему в Йокогаме Йозефу Ванеку, профессору физики из Будапешта, оставившему науку ради фокусов.
Холмс рассчитал все с геометрической точностью, достойной Эвклида или Пифагора, повторив тот фокус, из-за которого Мэри Джейкоб оказалась в безвыходном положении. Брошенный в стекло камень или какой-либо другой предмет заставил девушку поднять голову и посмотреть наверх, на окно с открытой под нужным углом фрамугой. Разве могло в такой ситуации показаться неестественным, что Эдит Кэрью зажгла лампу? Свет упал на лицо гувернантки, сидевшей на узкой лужайке как раз напротив детской.
Мэри Джейкоб пыталась разглядеть, что происходит в комнате ее бывшего любовника. В темноте ее лицо на стекле фрамуги было видно отчетливо, как ясным днем. Оно отразилось в зеркале на аптечном шкафчике, развернутом так, чтобы попасть в поле зрения человека, смотрящего в замочную скважину. Миссис Кэрью «поправила» зеркало, когда навещала днем больного мужа, не вызвав у медсестры никаких подозрений.
— Подождите, Холмс, — настойчиво произнес я. — Я признаю, что фокус профессора Пеппера великолепен, поскольку сам только что наблюдал эффект. Готов предположить, что Эдит Кэрью достаточно умелый иллюзионист, чтобы повторить необходимые манипуляции. Но ведь это не цирковое шоу. Она не могла быть уверена, что Мэри Джейкоб будет сидеть на этой скамейке и поднимет голову, когда послышится стук в окно. И откуда миссис Кэрью знала, что медсестра выйдет из комнаты, а служанки посмотрят в замочную скважину?
Боюсь, что мой друг посмотрел на меня несколько разочарованно.
— Мой дорогой Ватсон, похоже, вам неясен масштаб этого ужасного замысла. Успех представления зависел не столько от талантливой постановки фокуса, сколько от поэтапной подготовки преступления. Эдит Кэрью — хладнокровная убийца, я с самого начала был в этом уверен. Она действовала не под влиянием порыва, а рассчитала все заранее с предельной жестокостью. Мышьяк она припасла загодя, послав за ним ничего не подозревавшую Мэри Джейкоб. Что было бы, если бы фокус с призраком не удался? Вероятно, леди Кэрью заготовила еще с десяток уловок. Может быть, некоторые из них уже окончились безрезультатно. Не получилось бы в этот раз — в ход пошли бы другие. Рано или поздно она избавилась бы от мужа, мешавшего ее незаконной связи с молодым любовником, Гарри Ванситартом Диккинсоном. Ей не нужен был супруг, который не только тратил ее деньги на свои порочные удовольствия, но и, возможно, заразил ее отвратительной неизлечимой болезнью.
Боюсь, что мой друг посмотрел на меня несколько разочарованно.
— Мой дорогой Ватсон, похоже, вам неясен масштаб этого ужасного замысла. Успех представления зависел не столько от талантливой постановки фокуса, сколько от поэтапной подготовки преступления. Эдит Кэрью — хладнокровная убийца, я с самого начала был в этом уверен. Она действовала не под влиянием порыва, а рассчитала все заранее с предельной жестокостью. Мышьяк она припасла загодя, послав за ним ничего не подозревавшую Мэри Джейкоб. Что было бы, если бы фокус с призраком не удался? Вероятно, леди Кэрью заготовила еще с десяток уловок. Может быть, некоторые из них уже окончились безрезультатно. Не получилось бы в этот раз — в ход пошли бы другие. Рано или поздно она избавилась бы от мужа, мешавшего ее незаконной связи с молодым любовником, Гарри Ванситартом Диккинсоном. Ей не нужен был супруг, который не только тратил ее деньги на свои порочные удовольствия, но и, возможно, заразил ее отвратительной неизлечимой болезнью.
До этого момента я готов был согласиться с Холмсом. Но его последние выводы показались мне лишенными оснований.
— То, что вы сейчас рассказали, Холмс, поможет оправдать Мэри Джейкоб. Но Эдит Кэрью не могла быть отравительницей. Убедившись, что мисс Джейкоб попалась в ловушку, она должна была действовать незамедлительно. Но ей не удалось бы оказаться в этот момент рядом с мистером Кэрью. Вечером она ушла в свою спальню. Медсестра всю ночь оставалась с больным, отлучаясь лишь на несколько минут. Рэйчел Грир и Хануи Аса дежурили на лестничной площадке и непременно увидели бы хозяйку. На двери между комнатами висел засов со стороны спальни мистера Кэрью. Как она исхитрилась подлить три грана мышьяка в бренди с содовой или в другой напиток, который выпил Кэрью?
— Полагаю, Ватсон, что миссис Кэрью добавила мышьяк во все напитки, которые он мог выпить — и в бренди с содовой, и в обычную воду, и в лекарство. И у нее хватило времени, чтобы вымыть стаканы и бутылки на следующий день, когда мужа увезли в больницу, но никто еще не подозревал, что он был отравлен.
— Как она это сделала, если не могла проникнуть в комнату ни через дверь, ни через окно?
Холмс посмотрел на стену, разделявшую комнаты:
— Она повторила тот фокус, который профессор Ванек продемонстрировал сотням зрителей. В доме, построенном так хаотично, с этим справился бы даже ребенок.
VIIЯ до сих пор могу в подробностях представить себе ту стену и дверь в ней. Паркет в обеих комнатах настелили в продольном направлении, параллельно окнам. Такие же полы, но защищенные от зимней сырости и холода толстым слоем прорезиненного войлока, были уложены в переоборудованных из балкона гардеробных над верандой первого этажа. Поперек от стены к окну рабочие положили тяжелую балку и на нее водрузили деревянную перегородку. Никто не стал бы строить подобным образом в Лондоне, но по здешним понятиям такая конструкция считалась достаточно надежной.
Эдит Кэрью или ее сообщник, конечно же, не сумели бы пройти сквозь стену или через внутреннюю дверь. Не было возможности проникнуть в комнату и сверху, не разрушив потолок. Однако между опорной балкой и половицами с изолирующим покрытием оставался крохотный промежуток, не более полудюйма. Таким образом, можно было снять доски в одной гардеробной, спуститься через отверстие на веранду, а затем подняться в соседнее помещение. Для этого пришлось бы разрезать войлок, проложенный под балкой цельным листом.
— Пусть меня самого повесят, — мрачно заявил я, — если я понимаю, как они могли это проделать, ни оставив никаких следов и разрушений. Ни единой отметины.
— Это все потому, мой дорогой друг, — сказал Холмс, — что вы не физик, в отличие от профессора Ванека. Когда Эдит Кэрью убедилась, что Мэри Джейкоб угодила в расставленную ловушку, она той же ночью осуществила свой план.
— Но как?
Холмс поманил меня за собой, мы вышли из комнаты и спустились по лестнице. Он взял лампу в прихожей и зажег ее. Под гардеробными обеих спален вдоль лужайки протянулась веранда. Ее потолок был лишен отделки и представлял собой те же самые половицы второго этажа, укрепленные снизу несколькими балками. Они, как и все помещение, были выкрашены в белый цвет.
Холмс встал на скамейку, на которой любила сидеть Мэри Джейкоб, вытянул руки вверх и доски под его нажимом чуть приподнялись.
— Полагаю, так все и произошло, — заключил он, подняв голову и внимательно осмотрев их. — Эдит Кэрью не могла допустить, чтобы ее заметили и помешали задуманному. Невозможно было и попросить кого-либо выполнить эту работу за нее. Половицы она вырвала из балок при помощи фомки. Посмотрите, гвозди их совсем не держат.
Он сделал пару резких толчков, и сверху посыпались щепки. Дерево заскрежетало, и через мгновение Холмс опустил вниз одну из половиц.
— Будьте добры, Ватсон, подержите лампу.
Затем он передал мне доску длиной около четырех футов и толщиной в несколько дюймов. За ней последовало еще пять. Я поднял голову и увидел, что теперь нас отделяет от верхней комнаты только войлочное покрытие и балка, на которой крепилась новая стена.
— Возможно, она забиралась и не отсюда, — сказал Холмс. — Не видно ни одного разреза. Думаю, нам лучше вернуться в дом.
В гардеробной спальни миссис Кэрью мы нашли достаточно улик, чтобы предъявить ей обвинение. В центре помещения, там, где мы вынули половицы, толстый и прочный войлок заметно просел. Просвет между ним и опорной балкой увеличился с половины дюйма до половины фута. Если мебель, удерживающую покрытие на месте своей тяжестью, передвинуть из гардеробной в спальню, зазор станет еще больше.
— Поначалу я предполагал, — подвел итог Холмс, — что у миссис Кэрью должен быть сообщник. К примеру, ее любовник Гарри Диккинсон. Но она могла и сама справиться. В это отверстие пролез бы даже я.
Он снял пиджак, пригнулся и, перевернувшись на спину, головой вперед протиснулся в паз между балкой и покрытием. Костяшки пальцев, крепко вцепившихся в брус, побелели от напряжения. Затем в щели исчезли и его длинные ноги, а через несколько мгновений Холмс оказался в гардеробной мистера Кэрью по другую сторону стены.
— Без напарника, безусловно, не обошлось, — заметил я, когда мы покидали дом полчаса спустя. — Кто-то должен был, когда медсестра вышла из комнаты, по сигналу Эдит Кэрью вытащить половицы, чтобы расширить щель, а потом, по второму знаку, поставить на место.
— Может быть, — задумчиво отозвался Холмс. — Но на самом деле ей требовалось лишь закрепить край покрытия, чтобы провисание не было так заметно. По всей вероятности, она вытащила половицы заранее, еще до того, как ушла вечером в свою спальню. Осмелюсь предположить, что мы этого никогда не узнаем.
— Неужели женщине по плечу такая тяжелая работа? — удивился я.
В темноте аллеи, по которой мы шли к освещенным улицам Блаффа, раздался смех.
— Мой дорогой друг, — отсмеявшись, проговорил Холмс, — ваши сомнения в возможностях прекрасного пола не перестают поражать меня! Миссис Эдит Кэрью собиралась отравить мужа мышьяком и рисковала в случае неудачи оказаться на виселице. Если она хотела отправить на эшафот вместо себя Мэри Джейкоб, то должна была осуществить задуманное в одну ночь. Не сомневаюсь, что, затеяв столь опасную игру, она не испытывала ни малейших колебаний, когда понадобилось снять несколько половиц и проскользнуть под балкой.
Мне оставалось, как всегда, согласиться с его выводами.
С виллы Кэрью мы отправились прямиком в тюрьму британской военно-морской базы, где Холмс потребовал — именно потребовал, а не попросил — повторного свидания с Мэри Джейкоб. Бедняжка побледнела еще сильнее, чем прежде. Готов поклясться, что Холмса она боялась больше, чем своих палачей.
— Очень хорошо, — сказал он, когда мы снова уселись за пустым столом. — Вижу, вы исполнили мою просьбу, и место вашего заключения сохранило прежний вид. Прежде чем мы продолжим, будьте любезны показать мне подарок, который преподнесла вам в сентябре на день рождения миссис Кэрью.
Мэри Джейкоб изумленно посмотрела на него:
— Как вы узнали про мой день рождения и ее подарок?
— Не беспокойтесь по пустякам, мисс Джейкоб, — мягко посоветовал он. — Лучше принесите эту вещь.
Мэри Джейкоб встала и подошла к тумбе возле кровати.
— Бога ради, Холмс! — прошептал я. — Откуда вы узнали о подарке на день рождения?
— Видите ли, мой дорогой Ватсон, Эдит Кэрью слишком ненавидела ее, чтобы сделать подарок по какому-либо другому случаю. А день рождения она пропустить не могла. Тем более в такое удачное время, в сентябре. В архивах Сомерсет-хауса указана дата рождения Мэри Джейкоб. Надеюсь, вы позволите мне иногда ходить проторенной дорогой.