Нина подняла взгляд от книги и тут же снова уставилась в текст.
— А ты разве не знаешь? — спросила она сухо.
«Ах да, мы же вчера вроде как поссорились, вот она на меня до сих пор и дуется!» — догадалась девушка.
— Конечно, не знаю. Я только что пришла, — произнесла она вслух. — А что вообще у нас по расписанию.
— Культурология, — отозвалась Нина тоном, от которого могла бы замерзнуть даже ртуть.
— Да? И что же?.. — Алиса никак не могла понять, что все-таки происходит.
— Ничего, — Нина перелистнула две страницы разом, но даже не заметила этого. — Светланку уволили — только и всего.
— То есть как? — опешила Алиса. Мысли ворочались в ее голове словно тяжелые камни. — И ты что, считаешь, будто я…
— Простое совпадение. Как и с Наташкой, — едва слышно сказала Нина, одергивая на плечах джинсовую курточку. — Ты очень изменилась. Прости, но в последнее время с тобой как-то неуютно… Холодно, что ли… — она зябко поежилась.
Не говоря ни слова, Алиса развернулась и пошла прочь. Настроение было испорчено.
Вернувшись домой, девушка включила телевизор. Показывали какой-то приключенческий фильм, и она уставилась в экран — просто так, не следя за сюжетом. На моменте погони за героем, выкравшим из какой-то древней гробницы могущественный артефакт, призывно зазвонил городской телефон.
— Ребенок, почему ты дома? — поинтересовался папа, как будто звонил специально для того, чтобы убедиться, что ему никто не ответит.
— У нас пару отменили, — ответила Алиса, радуясь, что почти не приходится лгать.
— Ты смотри там, не прогуливай, — наставительно велел папа. — Знания — это… Ну же?..
— Сила, — без малейшего энтузиазма подхватила девушка.
— Ну как там у тебя? Все в порядке?
Родительская забота начинала надоедать Алисе. Она уже давным-давно выросла. Более того, ей доверено вершить людские судьбы. И только родители могут быть так слепы, что до сих пор видят в ней пятилетнюю девочку. И эти бесконечные прибаутки, и обращение «ребенок» смертельно ей надоели.
— Пап, ну о чем ты спрашиваешь?! Все нормально, — с долей раздражения ответила она.
— Ну-ка дай мне трубку! — послышался на заднем фоне требовательный мамин голос.
— Алиса, что случилось? — мама, перехватив инициативу, тут же пошла в атаку.
— Ну ничего, мам, я же сказала!.. — Алиса скользнула спиной по стенке и, опустившись прямо на пол, в отчаянии сжала голову руками.
— Я чувствую, что-то случилось! — настаивала мама. — Хочешь, я сегодня же возьму билет в Москву?
Но Алиса, конечно, не хотела.
— Мам, ну хватит меня опекать! Мне, слава богу, восемнадцать лет, некоторые в этом возрасте уже свою семью заводят.
— Алиса, девочка, ты же не хочешь сказать… — она запнулась.
И Алиса вдруг поняла, о чем подумала мама. Ей стало смешно.
— Об этом не волнуйся! — заверила она, отсмеявшись, — мы с Дэном и целовались-то только один раз.
Мама с заметным облегчением перевела дух.
— И все-таки ты меня настораживаешь, — сказала она напоследок Алисе. — Ты всегда была мечтательной и очень впечатлительной девочкой, и мне не хотелось бы, чтобы ты попала под дурное влияние.
Попрощавшись с мамой, Алиса поставила трубку на базу и, не став возвращаться в комнату, где работал телевизор и слышались звуки перестрелки между героем и злодеями, осталась в своем углу. Воображение рисовало прекрасные картины безоблачного будущего. Девушка представлялась себе кем-то вроде супергероя. Вот они вместе с Кассиэлем плечом к плечу борются против зла, сверкающими мечами отражая атаки темных орд, и длинные волосы Алисы красиво летят по ветру. Возможно, ее опасно ранят в этой неравной борьбе, и Кассиэль будет плакать над ней, а потом коснется губами ее холодеющих губ… Нет, пусть это лучше будет не Кассиэль, а Миша.
Пораженная этой мыслью, Алиса даже села. Как вообще можно сравнить ангела и… обычного человека? Как можно предпочесть последнего? Но сейчас, сидя на полу в сумраке коридора, она вдруг поняла, что в присутствии Кассиэля всегда испытывала преклонение, восторг и… ничего больше. Ни следа того тепла и радости, что ощущала когда-то в детстве, ни следа того волнения и неясного, но жгуче-приятного чувства, что охватывало ее в присутствии Миши. Но как же так?..
Серия резких нетерпеливых звонков в дверь заставили Алису подскочить. Ну вот, только бабушки здесь не хватало!
Девушка на цыпочках приблизилась к двери и заглянула в глазок, надеясь, что у нее случилась слуховая галлюцинация. Но, разумеется, совершенно напрасно.
— Да, это я. Открывай же, Алиса, я знаю, что ты дома!
Пришлось повернуть замок и открыть дверь.
— Ну, рассказывай, что у тебя стряслось! — велела старушка, ураганным вихрем влетая в квартиру.
Алиса вздохнула. Ну конечно, обеспокоенная после разговора мама позвонила бабушке — и вот нате вам. Вызвать отряд жандармерии или лучших сыщиков Скотленд-Ярда было бы, пожалуй, не так эффективно и уж точно не столь эффектно.
Отвертеться не удалось, и пока бабушка одной рукой ставила на плиту кастрюлю с кипящей водой, а другой шинковала капусту для борща, Алиса вкратце рассказала ей об отношениях с Дэном и о событиях в институте, пропустив только Кассиэля и то, какую роль она сама сыграла во всем этом.
Бабушка только качала головой.
— Погоди, вашего преподавателя зовут Светлана Васильевна Клеменкова? — вдруг поинтересовалась она.
— Ну да, а откуда ты ее знаешь? — удивилась Алиса.
— Ну Светлана Васильевна Клеменкова — моя соседка. Мы с ней сто лет на одной площадке живем, — бабушка отложила нож и села, поставив локти на стол. — Знаешь, это женщина очень сложной судьбы. Не буду рассказывать тебе о ее личной драме, но сложилось так, что она осталась одна и целиком посвятила себя науке. Да-да, можешь не улыбаться. Может, характер у нее был не сахар, но работа была для нее всем. Она даже про собственный день рождения забывала. Принесешь ей, бывало, пирог, она откроет дверь вся растрепанная, в старом халате, а в руке — книга. Каждый раз, бедняжка, так смущалась, бежала на кухню ставить чайник и рассказывала мне о всяких цивилизациях. Слушаешь ее — словно в волшебную сказку попадаешь!..
Алиса, как ни старалась, никак не могла представить себе Светланку — всегда застегнутую на все пуговицы, с застывшим на лице кислым выражением — в домашней обстановке, мирно пьющей чай, одетую в старый застиранный халат. Это было что-то запредельное, почти фантастическое.
— Разве она так любила свою работу? — Алиса задумчиво провела рукой по столу. — Я думала, что ей просто нравится унижать других.
— Да она без работы не могла!.. Эх, что уж там.
На плите выкипал суп, но бабушка не обращала на его сердитое шипение никакого внимания.
— А разве что-то случилось? — осторожно поинтересовалась девушка.
— Случилось.
Бабушка встала, уменьшила газ и принялась пересыпать в кастрюлю капусту.
— И что же? — Алиса уже не могла ждать.
— А ты разве не знаешь?
— То, что ее уволили? — Алиса встала рядом с бабушкой, глядя, как пляшут в кастрюле пластинки капусты и проплывают в водовороте, созданном большой ложкой, маленькие смешные помидорные кораблики.
— Уволили ее за какую-то глупость. Что-то у нее с бумагами не в порядке было. Я видела ее вчера вечером. На ней лица не было. И ведь я, старая дура, прошла мимо. Надо было уже тогда ее к стенке припереть!..
Бабушка снова вздохнула.
— Ну, рассказывай же! — потребовала Алиса.
— А что там рассказывать, — махнула рукой бабушка. — Некоторые до старости доживают, а ума так и не наживают. Наглоталась Светлана Васильевна снотворного. Хорошо, что у меня душа не на месте была: пошла-таки узнать, что с ней, и вовремя «Скорую» вызвала. Вроде откачали. Но что теперь будет, и сердце у нее и без того больное.
Алиса застыла. Такой справедливости она вовсе не ожидала.
— Это я! Это я во всем виновата! — пробормотала она, чувствуя, что все тело покрывается холодным липким потом. — Бабушка, это я!
— Глупости опять выдумываешь! Ну скажи, при чем здесь ты?! — бабушка отложила ложку и погладила внучку по голове. — Успокойся. Зря я, дура, тебе сказала!..
— Вовсе не зря! Ты ничего не знаешь!
Девушка вдруг расплакалась. Все напряжение последних дней, все сомнения и страхи превратились в целый водопад слез, которые катились и катились по щекам.
— Да что с тобой, Алиса? — не на шутку испугалась бабушка.
— Н-ничего, — бормотала та, рыдая все громче.
Бабушка усадила внучку на стол и прижала ее голову к своей груди, баюкая, словно младенца.
— Ну поплачь, поплачь, со слезами часть горя-то и вытечет, — ласково приговаривала она.
Алиса плакала долго. Но даже самые горькие слезы не бывают бесконечными и вдруг иссякают, оставляя после себя чувство пустоты и усталости.
Алиса плакала долго. Но даже самые горькие слезы не бывают бесконечными и вдруг иссякают, оставляя после себя чувство пустоты и усталости.
— Бабушка, а что делать, если запутался и не знаешь, как поступить? — спросила, наконец, Алиса, шмыгая носом.
— Это сложный вопрос, — покачала головой бабушка. — Всякие философы небось уйму книг про это написали…
— Психологи, ба, — машинально поправила девушка.
— Так кто их разберет, мудрецов всяких. Но вот моя мама всегда попросту говорила: «Что бы ни случилось, слушайся своего сердца. Оно одно правду знает». Вот и вся наука.
Алиса попыталась прислушаться к себе. Пустота. Бескрайняя пустота, словно выжженная солнцем равнина.
— Не получается, — она подняла на бабушку покрасневшие от слез глаза.
— Конечно, не получится! Ты сейчас умом думать пытаешься, а я же говорю: сердцем. Оно мудрее тебя. Когда придет время, все само подскажет. Только не прослушай. Поняла?
Алиса кивнула.
— Вот же дура я старая! — вдруг подскочила с места бабушка. — Про борщ-то совсем забыла. Хорошо, хоть отключила вовремя, а то всю кастрюлю бы сожгли!.. Вот уж бестолочь тебе в бабки досталась!..
9. Сожженные крылья
Вместе со слезами ушла и нерешительность. Теперь Алиса знала, что ей делать.
Закрыв за бабушкой дверь, она нашла в мобильнике номер Миши, который тот дал ей еще в первый день знакомства, и, уже не сомневаясь, набрала его.
Миша откликнулся тут же, однако голос его звучал странно, будто очень издалека.
— Привет, Алиса, — сказал он тихо и немного грустно.
— Привет! Я хотела бы встретиться с тобой сегодня, если ты, конечно, не против… — немного смущенно произнесла она. Ей еще никогда в жизни не приходилось звать парня на свидание.
— Конечно, не против.
По его голосу нельзя было понять, рад он или не очень. Но терять Алисе было уже нечего, и они договорились о встрече.
Вытащив из косметички тональный крем, Алиса долго втирала его в кожу под глазами, стараясь замаскировать покраснение и припухлость, но, в конце концов, махнула на это рукой. То, как она выглядит, было не самым главным. Самым главным было сказать Мише, что она его любит. Да, это не имело никакого отношения к истории с Дэном или со Светланкой. Но это было единственным, что подсказывало ей сердце. Теперь, когда Алиса услышала его, ей вдруг стало необыкновенно легко.
Она не загадывала далеко вперед, не выстраивала в воображении сцену разговора, не придумывала за Мишу его реплики. Она просто знала, что прямо скажет ему о том, что его любит, а дальше — не важно. На душе стало так спокойно, словно она все делала правильно.
Алиса даже не стала переодеваться и вышла из дома точно так же, как ходила в институт: в старых джинсах и короткой курточке.
Ее путь лежал к пруду. Это место она особенно любила в детстве. Здесь, на высоком извилистом берегу, они с девчонками играли в первооткрывателей, отправляясь в опасные экспедиции.
Алиса поспешила. До условленного часа оставалось еще пятнадцать минут. Но Миша уже был на месте. Девушка заметила его издали. Он стоял на краю обрыва и смотрел вниз. В своей вечной черной кожаной куртке, с капюшоном на голове.
Теперь их разделяли считаные секунды, и Алиса ускорила шаг. Парень, будто услышав ее торопливые шаги, обернулся, одновременно снимая с головы капюшон. И солнце тысячью ярких искорок вспыхнуло на его золотых волосах.
Не дойдя всего-то пару метров, девушка остановилась.
— Ну здравствуй, Алиса, — сказал Кассиэль.
Лицо его было, как прежде, прекрасно и безоблачно.
— Здравствуй… — ее снова ослепил исходящий от него свет, однако сейчас в груди не поднималось ни восторга, ни благоговения. — Я хотела увидеть не тебя.
— Неужели? — тонкие красивые брови едва заметно приподнялись. — Но отчего же? Разве не я возвысил тебя над другими людьми? Разве не я наделил тебя великим даром?..
Девушка поморщилась. Пронзительно-ярко блестела вода, отражая в себе небо. И никого не было — только они двое. Она и ангел, у ног которого послушно лежала тень с нелепо растопыренными крыльями.
— Мне не нужен твой дар! Забирай его обратно! — сказала Алиса, делая шаг навстречу ангелу. — От него одно только горе!
Кассиэль пронзительно расхохотался, запрокинув лицо к небу.
— Глупые люди! Они всегда ищут причины во всем вокруг, только не в себе! — произнес он, отсмеявшись. — Разве я велел тебе поступать так, как ты поступила? Разве мой дар изменил тебя? Нет! Он только открыл то, что было в тебе, то, что ты прятала до поры. Ты все сделала сама. Благодаря вашей хваленой свободе воли! Разве тебе не было приятно чувствовать себя избранной, вершительницей судеб?
Он снова засмеялся.
Алиса смотрела на него и не верила собственным глазам: он оказался не так красив, как ей всегда казалось. Его чертам недоставало тепла и жизни, они были словно вырезаны изо льда — безупречно-правильные, совершенные, неживые.
Она смотрела на его золотистые волосы, мягкими прядями спадавшие до плеч, и вдруг явственно вспомнила свой сон: знакомая с детства комната, теплый солнечный свет и темный силуэт ангела, держащего на ладони живую бабочку.
Озарение пришло сразу — яркой вспышкой приближающегося поезда:
— Ты не тот! Это не ты приходил ко мне в детстве!
Кассиэль равнодушно пожал плечами.
— Конечно, не тот. Я и не утверждал этого. Ты сама все выдумала за меня. Ты вообще способная девочка.
— Но ты… ты… — Алиса запнулась, не зная, что и сказать. Слова вдруг стали бесполезными и ненужными, как золотая фольга из-под конфет, зачем-то брошенная на дне пустой коробки.
— Я не подталкивал тебя ко злу. Я просто предоставил тебе возможность, и ты сама, по свободной воле избрала свой путь, — Кассиэль небрежным жестом отвел с белоснежного лба упавшую на него прядь волос. — Я победил, — добавил он и вовсе непонятно.
— Нет, ты проиграл. Проиграл и потерял все, что у тебя было, — послышался вдруг голос.
В пятно солнечного света, словно пародировавшего освещенную софитами сцену, вошел Миша. Только теперь он стал немного другим. Алиса узнавала его и не узнавала. Его короткие темные волосы были взлохмачены, серые, со стальным отливом глаза смотрели на ангела строго.
Она ничего не понимала. Неужели они знакомы?! А еще она вдруг узнала его. Это тот же незнакомец, что смотрел на нее на набережной Москвы-реки после их первой встречи с Кассиэлем, а затем она видела его во сне. Кассиэль дал понять, что это существо опасно… Но можно ли верить самому Кассиэлю?..
— Ты проиграл, — повторил темноволосый.
— Ты лжешь! — воскликнул Кассиэль гневно.
Миша покачал головой. В его глазах были теперь боль и сожаление.
— Ты пал, — тихо сказал он. — Еще в тот самый момент, когда позавидовал людям, в тот момент, когда в голову тебе пришел этот план.
— Ты лжешь! — повторил Кассиэль. — Ничего не изменилось! Я по-прежнему служу Ему и пасу доверенный мне скот. Ты говоришь о падении, но разве ты слышал негодующий звук труб, видел, как меня сбрасывают оттуда? — ангел пальцем ткнул в беззаботно синеющее небо.
— Это ты не услышал и не увидел всего этого, оглушенный и ослепленный собственной гордыней. Ты пал, Кассиэль, и, увы, это правда. И в конце концов трубы и прочая шумиха — это иносказание, фигуральное выражение. Ответь, нет не мне — себе, — как давно ты не слышишь Бога?
Ангел пошатнулся, и его безмятежное лицо вдруг исказилось гримасой гнева и боли.
— Я лишь хотел, чтобы люди знали свое место! Они слабы и уступчивы к искушениям зла! — крикнул он с негодованием.
— Так почему же ты стал злом, Кассиэль? Ангелы не искушают, — покачал головой Михаил.
— Ну что же… — Кассиэль обернулся к Алисе, и губы его искривила дикая ухмылка. — Он и вправду выиграл. Я проиграл. Но каково тебе быть игрушкой, которую мы перебрасываем друг другу? Неужели ты думала, что он — человек и случайно появился возле тебя? Неужели ты думала, что он сможет полюбить тебя и вы будете с ним вместе? Это смешно. Ты смертная, он — белокрылый ангел.
В последних словах Кассиэля звучала уже откровенная издевка, но Алиса и так поняла все. То новое и необычное чувство, которое пришло к ней сегодня, никому не нужно. Ее душа, ее сердце стали разменной монетой в борьбе высших сил. Смешно! Рассказать кому-нибудь в институте — обхохочутся. Или, что вернее, сочтут ее чокнутой.
— Да, я поняла, — тихо проговорила она, опустив голову. — Я поняла. Я пойду.
— Ты играл один, Кассиэль. С самого начала. Я лишь пытался не дать тебе заиграться.
Алиса отвернулась. Ей хотелось зажать руками уши и ничего больше не слышать. Все понятно. Миша — такой же, как Кассиэль. Только тот темный, а он светлый. Она думала, что он любит ее, а он… только спасал. Отчего-то от этой мысли стало больнее, чем от предательства Кассиэля. Именно теперь она почувствовала себя окончательно растоптанной.