Кивнув дежурному, Сагателян провел меня через турникет.
– Разве мне не нужно выписывать пропуск? – поинтересовалась я.
– Ведь вы со мной, значит, можете ходить по заводу столько, сколько вам заблагорассудится, – заявил Сагателян. – А я готов сопровождать вас всю жизнь. Уверен, вы произведете фурор в скромном обиталище черствых сухарей-ученых. Ваша стройная фигура будет вдохновлять на новые открытия всех без исключения работников лаборатории.
– Благодарю, но, боюсь, подобное внимание к моей персоне помешает мне достигнуть цели визита, – заметила я.
– Вам нечего бояться. Я буду оберегать вас от назойливости ученых, как особу королевских кровей, – высокопарно заявил Сагателян.
– Скажите, вы всегда так изъясняетесь? – не удержалась я от того, чтобы не съязвить.
– Только в присутствии красивой девушки, – не смутившись, ответил Сагателян.
Мы пересекли широкий двор и вошли в небольшое двухэтажное здание. Тут и располагалась лаборатория завода. Несмотря на внешнюю дурашливость, Сагателян оказался толковым гидом. Он провел меня по всем помещениям лаборатории, поясняя на ходу, чем конкретно в каждом из них занимаются ученые. За какой-то час я успела уяснить примерную структуру сложного процесса работы лаборатории от возникновения новых идей до внедрения их в производство. Наконец мы оказались в лабораторном кабинете самого Захарова. Здесь Сагателян вел себя по-хозяйски. Устроив меня в удобном кресле босса, Араик принялся рассказывать, над какими научными вопросами сейчас трудится Захаров, а вместе с ним и он. Закончив вводную лекцию, Сагателян остановил поток информации и спросил:
– Может быть, у вас есть конкретные вопросы?
– Я так понимаю, господин Захаров не сообщил вам о цели моего визита, – догадалась я.
– А она существует? – удивленно спросил Сагателян. – Я думал, вы просто интересуетесь работой лаборатории.
– Существует, – заверила я его. – Мне бы хотелось услышать, как проходил процесс подготовки образцов продукта для конкурса.
Сагателян уставился на меня, как на ископаемое. Выражение его лица можно было бы описать фразой типа: «вроде бы все доказывает, что подобный образец существует, но разум отказывается в это поверить». Он таращился на меня так долго, что я не выдержала.
– У меня что, третий глаз вырос или нос искривился? – произнесла я.
– Нет. Конечно, нет. Просто я никак не ожидал подобного вопроса, – откровенно признался Сагателян. – Чего угодно ожидал, только не этого.
– Отчего же? – поинтересовалась я.
– Я думал, что этот вопрос закрыт раз и навсегда, – ответил Сагателян. – Вы разве не в курсе того, какова судьба того проекта?
– Почему же? Как раз в курсе, – заверила я. – Именно из-за происшествия на конкурсе я сюда и явилась.
– Вот как? Простите, но Вячеслав мне об этом не сказал, – принялся оправдываться Сагателян. – Выходит, я зря старался, описывая вам принцип работы лаборатории. Вас вовсе не это интересовало?
– Напротив. Ваши объяснения были весьма полезны, – успокоила я его. – А теперь мне бы хотелось, чтобы вы так же толково рассказали мне о разработке проекта.
– Даже не знаю, с чего начать. Работа проходила в обычном режиме. Расчеты, опыты, наблюдения. Снова расчеты и снова опыты. Ничего необычного, – сообщил Сагателян.
– Каким образом фиксировались результаты опытов? – начала я задавать вопросы.
– Как и всегда. Сначала Вячеслав экспериментировал с реактивами. Потом начинал отрабатывать пропорции. Затем изготавливался опытный образец. Результаты записывались в блокнот. Оттуда я переносил их в компьютер. Иногда Захаров сам вносил изменения в расчеты уже в электронном виде. Если результат ему не нравился, все расчеты стирались. И так до тех пор, пока не был подобран идеальный баланс химических веществ, – объяснил Сагателян.
– Окончательный вариант разработки в компьютер тоже вы вносили? – спросила я.
– Частично. Когда наступает последний этап в расчетах, Вячеслав предпочитает делать это сам. Я остаюсь только на подхвате. Ну и опытный образец продукта тоже готовит сам Захаров, – ответил Сагателян.
– Значит, вы итоговую формулу не видели? – уточнила я.
– Конечно, видел. Если я говорю, что Захаров делал что-то сам, это не значит, что от меня он результат скрывал, – в голосе Сагателяна послышался металл.
Видимо, до него дошел наконец смысл моих вопросов. Он понял, что подозревается в присвоении результатов труда своего босса.
– Значит, вы имели полный доступ ко всем его разработкам? – снова спросила я.
– Имел. Будете продолжать? – оскорбленным тоном спросил Сагателян.
– Что именно продолжать? – переспросила я.
– Допрос, что же еще? – Сагателян смотрел на меня укоризненно.
– Это не допрос. Это просто беседа, – ответила я. – И «да», продолжать я буду.
– Что ж, прекрасно. Продолжайте. Вот уж не думал, что заслужу подобное отношение со стороны господина Захарова, – не сдержался Сагателян.
– Захаров тут ни при чем. Я приехала сюда по собственной инициативе, – возразила я.
– Возможно, но ведь он не возражал, не так ли? – полувопросительно, полуутвердительно произнес Сагателян.
– Не возражал. Но по иной причине, нежели кажется вам. Он надеялся, что с вашей помощью мне удастся вычислить настоящего воришку, – подольстилась я. – Вячеслав сказал, что вы знаете лабораторию, как никто другой, поэтому знания ваши так ценны. Вы поможете мне решить, мог ли кто-то посторонний проникнуть в лабораторию и похитить проект.
– Что я должен делать? – отбрасывая детские обиды, спросил Сагателян.
– Думать, анализировать, делать выводы и предположения. И высказывать все это вслух, – пояснила я. – Вот, к примеру, как вы считаете, может ли в лаборатории оказаться человек со стороны? С улицы, так сказать?
– Проблематично, конечно, но возможно. Для этого ему нужно придумать правдоподобный повод для посещения завода, выписать пропуск и зарегистрироваться на проходной. Дальше он может перемещаться по территории завода, как ему заблагорассудится, контролировать его передвижения никто не будет. Что касается лабораторного бокса Вячеслава Захарова, то должен отметить, что это самое посещаемое место в лаборатории. Кто только не приходит сюда в течение дня! И коллеги-ученые, и ассистенты, и из маркетингового отдела, и мастера линии готовой продукции. Одним словом, в нашей части лаборатории всегда многолюдно. Но если говорить о возможности покопаться в личных вещах ученого, то тут нужно постараться. Видите вон ту дверь? – Сагателян ткнул пальцем куда-то в угол.
Я посмотрела, куда указывал Сагателян. Двери я не заметила, поэтому отрицательно покачала головой. Ассистент химика удовлетворенно кивнул:
– А между тем там находится помещение, в котором хранится самое дорогостоящее оборудование, персональный компьютер Захарова и все его личные записи. Как считаете, легко завладеть всем этим человеку непосвященному? Да во всей лаборатории едва ли наберется пара-тройка человек, исключая меня и маэстро, владеющих секретом двери. А без этого, как вы понимаете, воспользоваться ресурсами кабинета невозможно.
– Допустим, кто-то все же узнал, как открывается ваша потайная дверь. Насколько сложно остаться в кабинете в одиночестве?
– После пяти вечера это возможно, а раньше – категорически нет, – ответил Сагателян. – Да и в то время, которое я указал, чтобы остаться в нашем боксе одному, нужно, чтобы кто-то выманил меня из помещения. Причем на длительное время.
– Теперь подумайте хорошенько, прежде чем ответить. За последний месяц хоть один раз ситуация, которую вы только что описали, возникала? – задала я вопрос.
Сагателян задумался надолго. Он морщил лоб, листал календарь, просматривал записную книжку в телефоне, делал какие-то пометки на пустом листе. Я не мешала ему. Наконец он протянул мне листок со словами:
– Вот. Крестиком отмечены дни, когда ни меня, ни Захарова не было в боксе. Галочкой я отметил дни, когда в лаборатории оставался один Захаров, а те дни, когда в помещении был только я, обведены кружочком. Видите, дней, когда лаборатория пустовала, не так уж много. А случаев, когда меня выманивали из помещения, и вовсе не припоминаю.
– Плохо, – произнесла я. – Очень плохо.
– Не понимаю, что же тут плохого? – удивился Сагателян. – Наоборот, я считаю, что безопасность в лаборатории на высоком уровне.
– А то и плохо, что возможных кандидатов на роль воришки-плагиатора почти не остается. И, тем не менее, кто-то трюк с похищением формул и опытного образца провернул-таки, – проговорила я. – А с ваших слов получается, что сделать это могли либо вы, либо сам Захаров.
– Ну, вы скажете тоже, сам Захаров! Ему-то это зачем? Между прочим, мы оба серьезно пострадали от этой ситуации. Перед нами открывались совсем другие горизонты. Ведь сотрудничество с зарубежной компанией – это вам не отраву крысиную для дяди Гриши в домашних условиях производить. Тут и уровень другой, и возможности. Это был такой шанс, такой шанс! Подобные лотерейные билеты раз в жизни выпадают. А теперь из-за этого негодного воришки мы с Захаровым свой шанс упустили. А самое обидное, что плагиатор и сам не сможет воспользоваться этой возможностью, и у нас ее украл.
– Ну, вы скажете тоже, сам Захаров! Ему-то это зачем? Между прочим, мы оба серьезно пострадали от этой ситуации. Перед нами открывались совсем другие горизонты. Ведь сотрудничество с зарубежной компанией – это вам не отраву крысиную для дяди Гриши в домашних условиях производить. Тут и уровень другой, и возможности. Это был такой шанс, такой шанс! Подобные лотерейные билеты раз в жизни выпадают. А теперь из-за этого негодного воришки мы с Захаровым свой шанс упустили. А самое обидное, что плагиатор и сам не сможет воспользоваться этой возможностью, и у нас ее украл.
– А что насчет денег? – поинтересовалась я.
– Деньги, многоуважаемая Татьяна, это мусор. Сегодня они есть, завтра их нет. Утром ты думаешь, что жить без них не сможешь, а к вечеру не знаешь, куда бы еще их потратить, чтобы карман не так сильно оттягивали. И уже сомневаешься, а так ли сложно прожить без денег или на малую сумму, – снова принялся рассуждать Сагателян. – И потом, лично я зарабатываю неплохо. По тарасовским меркам, конечно. Да и маэстро в этом вопросе не обижаю. Если бы не моя предприимчивость, супруга Вячеслава давным-давно выгнала бы его из дому.
– Это еще почему? – спросила я.
– Да потому что он совершенно не приспособлен к жизни. А я, между прочим, для двоих стараюсь. Кручусь, как могу. Заказчиков на небольшие халтурки нахожу, финансовые вопросы с ними решаю. Организацией встреч тоже, кстати, я заведую. Одним словом, вся рутинная работа на мне.
– За что же в таком случае отвечает Захаров? Деньги он за какие заслуги получает? – спросила я.
– Он является поставщиком идей и формул, – ответил Сагателян. – По поводу конкурса это тоже я его уговорил. Правда, в этом вопросе у меня был не финансовый интерес. Я ведь понимаю, что ученый из меня, как из гиппопотама – балерина, и добиться определенного статуса самостоятельно мне не светит. А с помощью маэстро, рано или поздно, я смогу получить все, о чем мечтаю.
– Поясните, – попросила я.
– У Захарова светлая голова, полная идей и знаний, а у меня организаторские способности, желание стать знаменитым и умение находить общий язык с любыми людьми и на любые темы. Мне уже не раз удавалось продать идеи Захарова за хорошие деньги. Я серьезно рассчитывал на победу в этом конкурсе. Ведь это же такие возможности! Впоследствии, думаю, мы бы могли и в Канаду переехать.
– Так уж и в Канаду? – усмехнулась я.
– Напрасно вы, Татьяна, иронизируете, – не разделил моего сарказма Сагателян. – Захаров – гений в своем роде. И работает с бешеной скоростью. А в Европе и Америке такие качества ой как ценятся.
– Что же вы тогда так плохо секрет охраняли, если надеялись с его помощью высоко взлететь? – сердито буркнула я, понимая уже, что и Сагателяна из списка подозреваемых можно смело вычеркивать.
– Да потому что никак не мог предположить такого свинства! – кавказский темперамент Араика вырвался наружу. – Как можно так поступать? Кто мог совершить такое? И где, скажите, совесть устроителей конкурса? В горах заблудилась? Они же должны понимать, что просто-напросто прокатили достойного человека! Эх, говорил я ему, быстрее действовать нужно, пока кто-нибудь не влез и не предложил то, что устроит иностранных инвесторов. Но нет, он решил перед своей пассией повыделываться. Даже в лабораторию ее приводил, чтобы она могла воочию убедиться, насколько сложная у него профессия. Стареющий ловелас!
– Простите, это вы о ком? Что еще за пассия? – переспросила я.
– А? Что? Какая пассия? Я сказал пассия? Да нет, я просто оговорился. Я имел в виду супругу Захарова. Он иногда ее так называет. Знаете, это такое ласковое обращение. «Пассия моя», – говорит он, когда про жену разговор заходит, – принялся юлить Сагателян.
– Я почему-то сразу так и подумала, – произнесла я. – Так говорите, Захаров медлил с показом результатов работы только оттого, что хотел покрасоваться перед женщиной? Других причин откладывать дату презентации не было?
– Конечно, нет! Опытный образец был великолепен, к документации не подкопаешься. Победа на девяносто процентов была у нас в кармане. Если бы не задержка!.. – Сагателян снова начал горячиться.
– Что же вы не уговорили Захарова поспешить? Могли бы заручиться поддержкой Евгении, – произнесла я. – Наверняка она встала бы на вашу сторону и убедила мужа, что никакие роскошные презентации ей не нужны. Единственное, что ее интересует, это победа и вознаграждение.
– Если бы все было так просто, – начал Сагателян и осекся.
Потупив взгляд, он замолчал. Я соображала, как же вытянуть из благородного кавказского парня компромат на женатого мужчину, обойдя вопросы мужской солидарности. И тут меня осенило. Воспользуюсь-ка я женской хитростью. Притворюсь наивной дурочкой, желающей помочь бравому парню.
– Так вы думаете, что это Евгения украла разработку мужа? – переходя на шепот и «страшно» вытаращив глаза, предположила я.
– Что вы, что вы? Да никогда я такого не думал! – испуганно заявил Сагателян. – Даже в мыслях подобного не держал.
– Ну, как же? Вы сказали, что Евгения приходила в лабораторию. Муж показал ей свои разработки, а также место, где хранится опытный образец. Она же воспользовалась доверием мужа и прикарманила и проект, и образец! – победно заключила я.
– Да ничего такого я не говорил, – начал переубеждать меня Сагателян. – Зачем супруге Вячеслава делать что-то подобное? Он и без того отдал бы ей всю премию. Он сам об этом говорил.
– А что это вы ее так защищаете? Может быть, вы с ней заодно? – я подозрительно прищурилась. – Может, вы вместе с Евгенией придумали хитроумный план и завладели сразу и деньгами, и формулами?
– Послушайте, ну зачем вы все усложняете? – вскричал Сагателян. – Мы с Евгенией почти не общались.
– Интересное заявление, особенно если учесть, насколько часто вы бывали в доме Захарова. Взять хотя бы последний ваш визит. Что вы делали в кабинете Вячеслава десять дней назад?
– Как я могу помнить это? Захаров почти каждую неделю за чем-нибудь меня к себе домой посылает. Может быть, за бланками заезжал, Захаров их частенько дома оставляет. Может, реактивов каких-то не хватало, а Захарову они срочно понадобились, – начал перечислять Сагателян.
– И будучи столь частым гостем в доме, вы не успели познакомиться с его хозяйкой? – продолжала напирать я.
– Я не говорил, что не знаком с супругой Захарова. Я утверждал, что наше общение ограничено вежливыми «здравствуйте» и «до свидания».
– Что-то ваше заявление не кажется мне правдивым, – произнесла я. – Нужно бы задать госпоже Захаровой и этот вопрос. А то интересно получается: и в доме ученого вы встречаетесь, и в лаборатории, но до сих пор друг друга якобы не знаете. Я немедленно отправляюсь к госпоже Захаровой. Пора поставить все точки над «i». Какого числа, вы говорите, она в лаборатории была?
Я вскочила с кресла и помчалась к двери. Сагателян перехватил меня на полпути. Стараясь не смотреть мне в глаза, он произнес:
– Не нужно торопиться. Идти к супруге Вячеслава идея не самая лучшая. Зачем лишний раз напоминать человеку о его неудачах?
Я понимала, что он хватается за последнюю соломинку. Еще чуть-чуть, и он сдастся. Я оказалась права. Стоило мне сделать еще шаг, как он произнес:
– В лаборатории была не Евгения.
– Что? Что вы сказали? – сделав вид, что не поняла, переспросила я.
– В лабораторию приходила не Евгения. Захаров задерживал презентацию проекта вовсе не из-за жены. Он хотел произвести впечатление на совершенно другую женщину, – повторил Сагателян.
Он прислонился к стене, возле двери. Лицо его утратило былую веселость. Согнувшись под тяжестью вины за невольное нарушение мужской солидарности, он тяжело вздыхал и даже причитал что-то себе под нос.
– Значит, у Захарова есть другая женщина? – спросила я. – Кто она? Как выглядит? Знаете, где ее можно найти? Откуда она вообще взялась?
Я засыпала ассистента химика вопросами, надеясь получить ответ хотя бы на часть из них. Сагателян отвечал сквозь зубы. Его симпатия ко мне значительно поубавилась. Сообщил он следующее. Женщина появилась на горизонте несколько недель назад. Сагателян сразу понял, что Захаров, как говорится, «поплыл». В тот день, когда Захаров встретился с Верой, он прилетел в лабораторию, как на крыльях. Шутил, подтрунивал над коллегами. А вечером ушел с работы раньше обычного, отговорившись несуществующей встречей с другими учеными. Разговор, мол, пойдет о предстоящей работе над совместным проектом.
Так все и закрутилось. Захарова будто подменили. Однажды Сагателян наткнулся на своего босса в престижном, довольно дорогом ресторане. Он был в компании миловидной женщины. Захаров смутился, но вынужден был представить свою спутницу ассистенту. Так Сагателян узнал ее имя. Захаров упомянул о том, что они с Верой знакомы еще с той поры, как «грызли гранит науки». Где именно они вместе учились, в школе или в институте, Сагателян не понял. А через несколько дней после этого Сагателян застал Веру и Захарова в той части кабинета, которая находится за замаскированной дверью. Ситуация вышла щекотливая, и Сагателян скоренько ретировался. Захаров догнал его в коридоре, долго и нудно пытался оправдаться, а тот так же долго и нудно доказывал, что ничего дурного в поступке маэстро не видит. И личные отношения ученого с противоположным полом его никоим образом не касаются. И так далее и тому подобное. Пока мужчины восстанавливали статус-кво, Вера находилась в тайной комнате одна. Этот факт до Сагателяна дошел только тогда, когда он начал описывать мне всю ситуацию. У меня же подозрения возникли в тот самый момент, как только я услышала словосочетание «посещение» и «пассия» из уст ассистента ученого.