— Это компьютерный вариант? — спросил я. И подумал: «Прекрасная идея! Просто и удобно. Не то что в скафандрах живьём бродить…»
— Он самый, — согласился Фёдор. — Один из восьми. Тебе нравится?
— Очень.
— А мне — не очень, — хмуро произнёс Женька. — Рай, в который загоняют страхом или силой, всегда становится адом.
— Никто и не считает раем для урумту жизнь в деревянных домах, — раздумчиво заметил Бруно. — Поначалу им, понятно, покажется хуже. Без тёплой водички… Зато станет лучше всем окружающим. А потом и самим урумту. Когда поймут, что жизнь удлинилась…
— Главное — снять у них агрессивность, — вставил Тушин. — В домах они будут чувствовать себя более уязвимыми, чем в пещерах. Придётся стать более осторожными… Я читал английскую поговорку: тому, кто живёт в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями… Надеюсь, и до них это дойдёт.
— Женщины в домах станут жить намного дольше, — добавил я. — Это тоже снизит агрессивность племени. Случайно выяснилось, что они вообще не выпускают женщин из пещер. Боятся массового бегства.
— Как это выяснилось? — Мария Челидзе вскинула на меня пронзительный взгляд своих больших голубых глаз. После гибели её мужа, киберремонтника Вано, я никак не мог долго выдерживать её взгляд. Становилось стыдно за то, что я тогда остался жив. Хотя был рядом…
— Рассказал охотник Сар, — ответил я. — Он бродил возле этих пещер. Хотел вызволить сестру.
— А я-то гадала, — потрясённо произнесла Мария, — почему женщины у них живут меньше мужчин. Ведь должно быть наоборот! Оказывается, эти рабыни вообще света белого не видят! Свежим воздухом не дышат! Какое-то кошмарное племя!
— Плохих народов нет! — глядя в потолок пробасил Джим. — Но есть рабовладельцы…
«Молодец Джим! — подумал я. — Рискнёт теперь Женька вспомнить о правах их личностей?»
Женька не рискнул. Трезво оценил обстановку. Один против всех он никогда не шёл. С детства. Только поинтересовался:
— Имя их вождя так и осталось неизвестным?
— Даже Тор его не знает, — ответил я. — Хотя с другими соседними вождями знаком.
— А вообще, что такое Тор? — спросил Бруно. — Как личность. Он тебе ясен?
— Пока ясен, — признался я. — Он считает себя только военным вождём. Не вмешивается в мирный быт. Ищет колдуна. То есть, готов поделиться властью. Справедлив в оценке охотников. Не корыстен. Предусмотрителен в военных решениях. Уважает разведку. А чего ещё надо от власти? Если она дальновидна, справедлива и бескорыстна — это идеальная власть! Тор всё это сочетает. Потому купы и производят впечатление счастливого племени. Если, конечно, не считать налёты урумту…
— То есть, не считать главного! — Фёдор Красный слегка хохотнул и опять пожевал «запорожские» усы. — А как купы относятся к тебе?
— Я у них ничего не прошу.
— И?..
— И не пытаюсь изменить их поведение.
— То есть, не даёшь оснований для плохого отношения?
— Стараюсь.
— Тогда объясни мне вот что… Компьютер сообщил, что ты запросил крупнокалиберный карабин. Зачем?
— Для охоты на ломов. Какие-то громадные мохнатые животные. Племена охотятся на них сообща, допускаю, пистолет их не возьмёт. А увиливать от охоты мне будет неудобно. Я уж вот Бруно по дороге объяснял…
— Ну, карабин тебе не Бруно будет выдавать… — Фёдор усмехнулся. — Зайдёшь перед вылетом. Я пока живу на корабле. А какой-нибудь работе ты своих купов уже учил?
— Меньше, чем хотелось бы, — признался я. И перечислил то немногое в строительстве, что успелось. — Приходится прежде всего заниматься обороной.
— Хотя надо бы — экономикой, — вставил Женька. — А не в войну играть.
— Без обороны там станет не до экономики, — возразил я. — Если бы урумту сожгли хижины, угнали женщин — кому нужны были бы мои экономические советы? И с какими глазами я бы их давал? Странно даже, что приходится это объяснять…
— И вообще… — Фёдор тяжело вздохнул. — Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны… Это ещё великий Руставели подметил.
Женька покосился на командира нашего корабля и умолк. Ни слова больше не произнёс.
Зато, наконец, раскрыл рот Теодор Вебер, молчавший до сих пор.
— Ты упомянул хижины, — произнёс он. — Был ты внутри их? Осматривал?
— Внутрь не был зван. — Я усмехнулся. — Видно, пока не заслужил… Снаружи, понятно, осматривал. Раз уж помогал строить… Так что представление есть.
— Можешь ты это своё представление изложить на бумаге? И лучше с чертёжиком. Чтоб у нас тоже было представление.
— Когда нужно?
— Ну, не горит… — Вебер пожал плечами. — Но рано или поздно придётся заниматься их жильём. Вот жильём для урумту уже пришлось заняться! Так что твоя информация не будет преждевременной.
Никаких особых решений Совет так и не принял. Все согласились с тем, что надо продолжать выполнение отобранного компьютерного варианта. Ни у кого он не вызывал сомнений.
И, наверное, это было самое печальное.
35. Братское кладбище на Рите
После Совета я зашёл за мамой — чтобы вместе отправиться на кладбище. А там уже была полна коробушка: Розита, Светлана — дочь Тушина, медик в Заводском районе, Райко Станев — муж Светланы, начальник завода железобетона. Это из его цехов шли кубики-комнаты по всему материку. Шапочно мы были знакомы — ещё с тех пор, когда я создавал в Заводском районе киберлабораторию. Но в семейном доме встретились впервые. Теперь мы были одной семьёй.
При своём русском имени Светлана выглядела типичной женщиной из Индии: громадные миндалевидные карие глаза, густые чёрные незатейливо причёсанные волосы, смуглый цвет кожи, плавные неторопливые движения полных рук. Горячая южная кровь матери явно забила в ней спокойную русскую кровь Тушина. Казалось, ничего русского нет в этой женщине. Но по-русски говорила она прекрасно.
Райко, напротив, выглядел быстрым, стремительным. Движения его были резки, порывисты, порой суетливы. Чёрный чубчик то и дело метался по лбу. Женщины готовили стол, а Райко всё порывался помочь им, и не всегда удачно.
Я молча понаблюдал это несколько минут, мама заметила мою неподвижность и предложила:
— Пойдёмте вниз. Потом тут закончим. Миша обещал прийти прямо на кладбище.
По пути я забежал в оранжерею, и мне подали готовые букеты.
— Верхова заказала, — объяснил садовод. — Ещё вчера.
Могилы Бируты и Ольги были чистенькие, ухоженные, красивые. Собственно, все могилы на нашем кладбище чисты, все памятники одинаковы — из белого мрамора, привезённого с Плато Ветров, — и только цветы на могилах разнились, и свежие букеты все на особицу.
Когда-то страшно давно, ещё в первой своей жизни, на Земле, перед отправкой в космос, провёл я три недели у Бируты дома, в Меллужи, на Рижском взморье. Бирута тогда возила меня в Ригу, показывала красивейший город, в который я попал впервые, и однажды мы забрели на воинское братское кладбище. Оно поразило меня прежде всего полной одинаковостью строгих скромных могил. Я удивился этому, а Бирута прочитала мне старинные стихи, из которых запомнились несколько строчек:
— Кто писал это? — спросил я тогда.
— Наум Коржавин, — ответила Бирута. — Лучше него никто не написал об этом кладбище.
— Латыш?
— Нет. Русский поэт. Москвич.
И вот теперь перед моими глазами другое братское кладбище, на другой планете, и сама Бирута под стандартной могильной плитой.
Напишет ли кто-нибудь стихи об этом?
Подошёл Тушин — сразу с тремя букетами. Два тихо положил на могилы Бируты и Ольги, постоял возле них и понёс третий букет к могиле Чанды — в самом центре небольшого кладбища. С этих центральных могил оно и начиналось.
Мы молча двинулись за ним — большая для земной общины семья. И только Розита, по крайней мере, официально, ещё не была её членом.
Позже, когда я вышел на кухню сполоснуть руки, мама шепнула мне:
— Как я была бы рада, если бы вы поженились!
А когда мы мчались в биолёте на космодром, уже в темноте, Розита призналась, что то же самое мама шепнула и ей. И, может, именно поэтому не настаивала, чтобы я остался ночевать в её квартире.
Тушин весь вечер называл меня только «Аликом» и ни словом не обмолвился о том, что говорилось на Совете. Как будто подчёркивал, что здесь он всего лишь отчим — и никто больше.
А я с детства бесконечно уважал его как астронавта, исследователя, бесстрашного и непреклонно последовательного человека — и в то же время инстинктивно страшился принять его как члена семьи. Ничего не мог с собой сделать — избегал этого. Тут действовало что-то сильнее меня.
А когда мы мчались в биолёте на космодром, уже в темноте, Розита призналась, что то же самое мама шепнула и ей. И, может, именно поэтому не настаивала, чтобы я остался ночевать в её квартире.
Тушин весь вечер называл меня только «Аликом» и ни словом не обмолвился о том, что говорилось на Совете. Как будто подчёркивал, что здесь он всего лишь отчим — и никто больше.
А я с детства бесконечно уважал его как астронавта, исследователя, бесстрашного и непреклонно последовательного человека — и в то же время инстинктивно страшился принять его как члена семьи. Ничего не мог с собой сделать — избегал этого. Тут действовало что-то сильнее меня.
Может, если бы я не помнил отца, было бы легче?
Умница Розита всё поняла. Потом в биолёте она спросила:
— Почему ты отталкиваешь его?
— Я не отталкиваю.
— У тебя не видно сыновних чувств. По-моему, ты относишься к нему как к вождю Тору.
— Может, эти чувства ещё не сложились? Тут ведь нужную кнопочку не нажмёшь…
— Как хорошо, что мы с тобой обошлись безо всяких кнопочек! Сразу полыхнуло! Ну, ладно, потом обо этом! А сейчас…
— Остановить биолёт?
— Останови!
36. «Когда-нибудь ты на ней женишься!»
Зайти за карабинам я решил вечером. Чтоб не сковывать утром ни Фёдора, ни себя. Вдруг ему понадобится пораньше уехать в Город, а мне — попозже поспать?
Фёдор вынес мне в рубку два ящика с цифровыми замками и уточнил:
— Ты первый на этой планете, кому вручается такое оружие, не подведи! И пристреляй его вначале, до охоты. А то опозоришься. Наставление внутри.
— Спасибо. Кое-что я помню с «Малахита».
— Когда то было! — Фёдор махнул рукой. — Жена моя любит говорить: «Я не забыла, просто у меня память плохая».
Прелестная парижанка Катрин, жена Фёдора, руководила детским интернатом, десятки малышек знала по имени и никогда их не путала. Так рассказывала Бирута… В голову мне не могло прийти, что на вооружении у этой женщины может быть такой безжалостный афоризм.
Пластмассовые ящики я рассовал в каюте под койки и неслышно запер дверь. Розита молча наблюдала за мной, сидя у стола и покачивая ножкой. Потом тихо спросила:
— Я вижу, ты привёз микрофиши. Всё прочитал?
— Половину.
— Зачем же привёз?
— Вдруг тебе нужно?
— Дочитай! Там ещё немало интересного.
— Кажется, главное я уже понял.
— Ты имеешь в виду город на костях?
— Разве не это главное?
— В общем-то, ты прав. Земля привыкла строить на костях крепости, города, дороги… Особенно у вас, в России… Что новая петровская столица на Балтике, что железная дорога к ней от старой Москвы…
— Что египетские пирамиды, — в тон Розите продолжил я, — что ступенчатые храмы майя и римские колоннады… Традиция богатая!
— Но в книге же не только это! — Розита усмехнулась, — Там ещё и депортация народов… Тоже может оказаться актуальным…
— Ты намекаешь на урумту? По-моему, тут будет не наказание, а спасение.
— Всё зависит от точки зрения. Почитай!
— Спасибо. Почитаю.
— Но потом, ладно? А сейчас…
* * *— Ты решил что-нибудь с нами?
— Попрошу у Совета пустой домик из Нефти. Если ты согласишься в нём жить… Авось бывшие каннибалы и не заметят потери…
— Всё балагуришь… А серьёзно?
— Так это серьёзно! Представляешь, крепкий хвойный дух в доме… Залог здоровья! Ты жила когда-нибудь в доме из сосновых брёвен?
— Нет. И не хочу. В крайнем случае соглашусь временно побыть в таком доме, если он останется в Нефти.
— Почему именно там?
— Ну, если ты стыдишься вернуться в Город… Поработай в Нефти. Дел там для тебя полно. И для меня есть. Студия потихоньку действует. Я подкинула мысль вывести её на всеобщую трансляцию. Могу взять это на себя.
— Не устаю тобою восхищаться.
— Мне не это нужно. Нужен ты — каждый день.
— Натан Ренцел собирается ко мне в гости, за комарами. Может, прилетишь с ним, поглядишь? Или со мною — прямо сегодня. Там не так уж страшно. Никаких хуров я к тебе не допущу. На это меня хватит.
— Меня и самой на это хватит! Но я не могу опуститься до уровня жизни первобытных людей. Почему ты не хочешь это понять?
— Мне жутко это понять. Тебе когда-нибудь хотелось поскорее понять безысходность?
— Опять мы с тобой забрели в тупик. А времени осталось — всего ничего. Разберёмся потом, ладно? А сейчас…
* * *— Когда ты сегодня поедешь на работу?
— Когда провожу тебя. Уже из Заводского района. Сегодня опять Аня в студии вместо меня. Потихоньку я её готовлю. Если ты решишься жить в Нефти…
— Она ушла из школы?
— Да, в архив, к Лиз Смит. Оттуда проще отрываться в студию. Всё-таки не дети, а лишь бумажки…
— Как чётко у тебя всё построено!
— Стараюсь избегать случайностей. Но в главном это не удалось.
— Ты имеешь в виду меня?
— Поздно я к тебе пришла. Вот если бы до твоего отлёта!.. Тогда не гуляли бы мы в безысходности… Но ведь в те дни это казалось совершенно немыслимым! Ты не понял бы меня. Оттолкнул бы! И тогда ничего у нас не получилось бы — никогда!
— Возможно.
— Вот я и помедлила. А ты поторопился. В итоге — опять слёзы. Что назад поглядишь, что вперёд…
— Живи настоящим! Оно не так уж плохо. Ведь мы любим друг друга.
— Если бы я могла жить только настоящим!.. Если бы у меня так были скроены мозги!.. Но, по-моему, подобных девиц не допускали до «Малахита». Много ты их там видел?
— Вроде ни одной. Но и не очень приглядывался.
— Некогда было! Куда спешил?.. Но хоть к дочке вождя пригляделся? Успел?
— По-моему, она славная девочка.
— И когда-нибудь ты на ней женишься.
— Только если ты меня бросишь… Что ещё останется?
— Но это будет потом, да? А сейчас….
37. Последняя остановка
Поздним утром вынесли мы с Розитой два ящика и мой ранец из корабля и остановились в раздумье. На космодроме стояли и свободные биолёты, и вертолёты. На соседних площадках замерли полосатый и пятнистый' вертолёты, голубой, зелёный и малиновый биолёты. Медленно плыли с запада на восток лёгкие небольшие облака. Выглядывало меж ними и снова исчезало ненадолго солнце. Самая разлюбезная погода! Выбирать транспорт можно, не оглядываясь на неё. Вертолётом, конечно, быстрее. Но… Куда нам сегодня-то спешить?
— Да и в пути не поцелуешься, — закончила Розита мою мысль. — А когда нам теперь удастся? Ты хоть смутно представляешь, когда?
— Ничего не видно! Чернота! Если только сама не прилетишь.
Розита недоумённо пожала плечами и решительно понесла мой ранец к ближайшему биолёту. Он был нежно-голубым. С двумя ящиками я последовал за нею.
Мы действительно немало целовались в пути. Управлению биолётом это не мешает. И что-то надрывное чудилось мне в жарких поцелуях Розиты. Словно прощалась она со мной не до следующей моей поездки на материк, а чуть ли не навсегда.
Перед самым выходом из корабля вспомнил я о вчерашней просьбе Вебера. Составить описание хижин и набросать чертёж было, наверное, делом десяти минут. И можно бы оставить всё здесь. Но это означало оставить всё Розите для того, чтобы она отнесла Веберу.
Зачем же мне её к нему посылать? Зачем давать ему ещё один шанс? Может, он на то и рассчитывал?
«Потом всё сделаю! — решил я. — И передам Омару».
Тогда, на корабле, это решение как-то успокоило. Теперь, в биолёте, я вдруг понял, что никакого значения оно не имеет. А имеет значение только то, как Розита меня целует — с надрывом или спокойно, в полной уверенности, что никуда я от неё не денусь, и ничто нашему счастью не угрожает.
Вот этой спокойной уверенности, которая, казалось, буквально переполняла Розиту в Нефти, сегодня я не чувствовал.
В Заводском районе я попросил диспетчера догрузить кое-что в приготовленный для меня вертолёт.
— Что именно? — спросил он.
— Прежде всего, два складных слесарных верстака полегче, дюралевых. Причём у одного надо подрубить «ноги», чтоб за ним можно было сидеть, а не стоять. Это для старика… И стульчик ему дюралевый… Кроме того — две пары тисов, два ручных наждака, две наковаленки, десяток струбцин, по два набора молотков, напильников, рашпилей, стамесок, долот, точильных брусков, детский набор гвоздей и стопку слесарной шкурки.
— Всё? — Диспетчер улыбнулся.
— Нет, не всё… — Я развёл руками. — Пожалуйста, нивелир и две пары шортов на меня. Начну работать с инструментом, могу брюки порвать.
— Открываешь слесарную мастерскую? — полюбопытствовал диспетчер.
Был он инженером со второго корабля, звали его Армен Оганесян, и просчитал он в этом районе все ступенечки, начиная с мастера цеха, который управлял слесарными роботами. Именно Армен не так давно обеспечивал верстаками, слесарными и электромеханическими наборами ту киберлабораторию, которую мне поручили организовать. А потом его «бросили» на управление вертолётами. Не знаю уж, почему…