В конце тупиковой площадки, где к трамвайному кольцу сходились улицы Пестеля и Старовокзальная, за цепочкой брошенных торговых палаток серел двухэтажный вестибюль. Но подходы к нему были наглухо перекрыты черной полосой омоновцев с отблескивающими на солнце пластиковыми щитами — ловить здесь явно было нечего. Фишман завернул за угол, чтобы вернуться по Старовокзальной на прежний маршрут, и тут ему стало по-настоящему страшно: людской поток, выливающийся из двух улиц, прямо на глазах сливался в плотную черную массу, напоминающую какое-то многоглавое и многоногое чудовище. Толпа начала напирать, выдавливая его к трамвайному кольцу.
Пять лет назад, когда он еще был ведущим рубрики катастроф и происшествий и подписывал свои статьи как Михаил Рыбак, Фишман готовил серьезный аналитический материал по минской трагедии на Немиге. Майское гулянье на Троицу с праздником пива было прервано тогда неожиданно налетевшей грозой с крупным градом. Единственным укрытием для нескольких тысяч собравшихся оказался подземный переход станции метро «Немига». Люди внутри этого подземного перехода оказались в ловушке, а те, кто находился снаружи, спасаясь от града, напирали, не зная, что происходит впереди, и не отдавая себя отчета в том, что они делают и чем это может кончиться.
Фишман отлично помнил статистику тех трагических событий. Толпа насчитывала примерно две с половиной тысячи человек, а погибло в давке пятьдесят три — из них сорок две девушки и два милиционера. И еще Моисей вспомнил о том, что не вошло в статью, — данные из секретного аналитического отчета, сделанного психологами КГБ, которые в конце шестидесятых, по личному распоряжению Брежнева, обработали все доступные материалы по всем подобным событиям, начиная с приснопамятной Ходынки. Когда задние напирают, а передние либо останавливаются, либо поворачивают назад, уплотнившаяся толпа входит в резонансные колебания, которые возбуждают в подсознании первобытный страх, напрочь отключая разум и свободу воли. Малейшее препятствие приводит к падениям, и упавшим почти никогда не удается снова встать на ноги.
Он отбросил чемодан с отчаянием ящерицы, отбрасывающей хвост, но было уже поздно. Две узкие улицы закупорили прибывающие люди, а путь к платформам загородил милицейский заслон. Но даже если бы щиты и резиновые дубинки не преграждали путь к спасительным дверям, эти двери все равно не смогли бы впустить внутрь всех желающих.
Из-за высокого бетонного забора, ограждающего железнодорожные пути, донесся длинный протяжный гудок. Через несколько секунд ему начал вторить еще один, тоном пониже.
— Последний отходит!!! — раздался откуда-то справа истошный вопль.
Толпа выдохнула в едином порыве, над площадью взметнулся тысячеголосый рев, и людская масса, сокрушая препятствия, рванулась вперед.
Рядом страшно, до рези в ушах, закричал ребенок, и крик его сменился мяукающим жалобным визгом раздавленного котенка. Фишман шарахнулся в сторону и споткнулся о высокий бордюр. Его сильно толкнули в спину; он упал на колени, с отчаянием утопающего вцепившись в край чьей-то куртки. Затрещала ткань, а затем на голову редактора обрушился жестокий слепящий удар. Фишман распластался на земле и завопил от боли — люди пошли прямо по нему, не разбирая дороги и топча упавших. Он несколько раз ощутил, как в спину впиваются острые женские каблуки, но вскоре многочисленные удары слились в единую, всепоглощающую боль, в которой тонуло и растворялось сознание…
…С высоты птичьего полета — оттуда, откуда смотрел на происходящее Щербицкий-наблюдатель, — все пространство вокруг вокзала напоминало растревоженный муравейник. Когда обезумевшая толпа наконец-то выдохлась, схлынула и рассеялась, все прилегающие улицы были покрыты несколькими слоями упавших и раздавленных людей. Мертвые и еще живые, они лежали вперемешку, и никто не спешил прийти к ним на помощь. И постепенно живых в этой жуткой каше становилось все меньше, а мертвых — все больше…
А вечером похолодавший воздух опустил на город тяжелое облако радиоактивной пыли.
Часть вторая Витязь
Глава 9 Волки гибнут в одиночку
— Господин генерал, почему карта заражения Киева напоминает шкуру леопарда?
— В тот день, когда выброс радиоактивного горючего достиг Киева, в городе не было дождя и дул очень слабый ветер, поэтому контуры оседания пылевых облаков выделяются очень четко. Встречаются даже дома, зараженные частично.
— Наши зрители постоянно интересуются, почему до сих пор не предпринимаются активные меры по обеззараживанию города?
— Это невозможно ни технически, ни организационно. По самым приблизительным оценкам, внутри санитарного кордона находятся сотни миллионов тонн зараженной почвы и зданий. Дезактивировать их на месте — нереально. Вывозить? А куда? В другой регион, чтобы создать еще одну, не менее обширную, радиоактивно опасную область? Учитывая это, я могу сказать, что, вероятно, в ближайшие пятьдесят или даже сто лет территория города будет непригодна для жизни.
— Вы имеете в виду, для нормальной жизни? Ведь там до сих пор остаются люди.
— К сожалению, это так, — на лицо генерала набежала тень деланой скорби. — Даже через два месяца, прошедшие после катастрофы, выжившие в панике, давке и последовавшей жестокой борьбе за существование все еще выходят к блокпостам.
— И сколько же, по вашим оценкам, людей находится сейчас внутри периметра, блокируемого вашим гуманитарным контингентом?
— В Киеве до Судного дня — по приблизительным оценкам — находилось около четырех миллионов человек. Более двух миллионов так или иначе покинули город. Не менее двухсот тысяч, по подсчетам с воздуха и по другим данным, в том числе косвенным, погибло на улицах во время паники. Исходя из плотности заселения районов и интенсивности выпадения пятен радиации, еще миллион-полтора людей умерло от лучевой болезни.
— Апокалипсис… Итак, простая арифметика говорит, что сейчас в городе находится не меньше полумилиона человек?
— Со всеми допусками и погрешностями — от двухсот до трехсот тысяч.
— Около трехсот человек на квадратный километр. Это много или мало?
— Для нормального функционирования такого большого города — ничтожно мало. Для внешнего контроля — слишком много.
— Приходится признать, что к цивилизационной катастрофе такого масштаба никто не был готов. Все мы представляли себе сталкеров либо малахольными проводниками, как в фильме Тарковского, либо бравыми суперменами из ремейка Питера Джексона. Однако все оказалось совсем не так. Закрытой зоной стала не заброшенная полупустая территория, как в повести Стругацких, а агонизирующий огромный город. Кстати, что вы можете сказать о тех, кто добровольно отказывается покидать Киев? Есть ведь и такие, верно? Так кто же они, эти новые сталкеры?
— Мы предпочитаем термин «looters», — генерал брезгливо поморщился, — мародеры. Прежде всего это дезертиры. Почти девяносто процентов рядовых, сержантов и офицеров различных военизированных структур, от армии до налоговой полиции, находившихся в городе в дни катастрофы, получив приказ выступить на ликвидацию заражения, предпочли самовольно оставить свои подразделения и теперь не рискуют покидать город, даже несмотря на обещанную амнистию. Вы знаете, мода на постапокалиптические игры, книги и фильмы сыграла с человечеством злую шутку. Многие люди просто не хотят покидать эту «зону» с ее дикими законами. Тех, кто попал в беду и просит нас о помощи, мы, безусловно, спасаем. Но ради вооруженных бандитов, добровольно оставшихся в этом аду, командование не желает рисковать жизнями солдат.
— Каким образом вы контролируете территорию города?
— В основном контроль осуществляется с помощью воздушных средств наблюдения. Мы начали проводить спасательные рейды на бронетехнике, но эти операции неожиданно встретили активное вооруженное сопротивление. Беспилотные разведчики барражируют круглые сутки. Правда, с недавних пор их начали сбивать переносными противовоздушными системами.
— Даже так? И кто же оказался настолько хорошо вооружен, сталкеры? Простите, лутеры.
— Мародеры разобщены и вооружены только легким стрелковым оружием — это явно не их работа. Мы опасаемся, что в закрытую зону стали проникать извне представители международных террористических группировок.
— Зачем им это нужно? Неужели зараженная радиацией территория может привлечь внимание международных террористов?
— Может. Для них это в первую очередь база, труднодоступная для воздействия наших антитеррористических сил.
— И как вы с ними справляетесь?
— Пока с переменным успехом, — в голосе генерала скользнула тень раздражения. — Наши силы ограничены как мандатом ООН, так и финансированием. Пока на этой территории есть продовольствие, потребительские товары и оружие, мы в состоянии контролировать лишь несколько объектов внутри городской черты.
— И как вы с ними справляетесь?
— Пока с переменным успехом, — в голосе генерала скользнула тень раздражения. — Наши силы ограничены как мандатом ООН, так и финансированием. Пока на этой территории есть продовольствие, потребительские товары и оружие, мы в состоянии контролировать лишь несколько объектов внутри городской черты.
— Что вы контролируете реально?
— Крупнейшие энергетические и коммуникационные центры, а также все главные правительственные здания.
— А как же музеи, памятники культуры?
— К сожалению, наш ресурс этого не позволяет.
— Правда ли, что банды, сформировавшиеся в охраняемой зоне, имеют сношения с внешним миром?
— Периметр блокируется войсками миротворческих сил, — уклончиво ответил генерал.
— Вы не ответили на мой вопрос, — заметил ведущий. — На черных рынках начинают всплывать картины из киевских музеев, произведения искусства. Говорят даже, что золото скифов…
— Это неподтвержденные домыслы, — оборвал его ооновец. — Что касается золота скифов, то, по данным Интерпола, его вывез из города как собственную частную коллекцию некий олигарх, входивший в ближайшее окружение бывшего премьер-министра.
— Значит, в самом центре Европы, безо всякого вмешательства инопланетян, появилось парадоксальное общество, которое обладает современными технологиями, но живет по диким первобытным законам?
— Вначале, вероятно, все было именно так, однако теперь мы наблюдаем некоторую самоорганизацию. В каждом районе сформировались свои банды с жесткой иерархической структурой. Подчеркиваю — банды, не более того, даже если некоторые из них и претендуют на нечто большее.
Заметно было, что генералу неприятна эта скользкая тема, и ведущий поспешил от нее уйти.
— Что же происходит с теми, кто выходит из Зоны? — спросил он.
— Организация Объединенных Наций признала Украинскую Народную Республику правопреемницей бывшей Украины, поэтому всех беженцев — как из Киева, так и из других мест — мы передаем службе специального миграционного контроля.
— И какова же их дальнейшая судьба? Говорят, что новое украинское правительство жестко преследует своих граждан по языковому принципу?
— По законам Украины, для подтверждения гражданства беженцам требуется сдать экзамен на знание украинского языка. Но точно так же делается и в странах Балтии, которые сегодня являются полноправными членами НАТО и ЕС.
— А те, кто не сдаст экзамен?
— Удерживаются в фильтрационном лагере, — генерал пожал плечами, — до тех пор, пока не овладеют государственным языком.
— По нашим сведениям, всех, кто выходит из Зоны, проверяют по базам данных спецслужб. Затем их берут в оборот государственные коллекторы. В УНР ввели уголовную ответственность за двойное гражданство и невозврат кредитов, так что теперь чуть ли не каждый второй беженец из тех, у кого имеется задолженность перед банком, предстает перед ускоренным судом и направляется на принудительные работы. Вы не считаете, что это жестоко и недемократично — банки наживаются на горе граждан, а правительство принимает сторону крупного финансового капитала?
— Извините, — генерал посуровел, — но я не могу комментировать внутренние дела суверенного государства. Мы сотрудничаем только с официальным Тернополем, и сеть фильтрационных лагерей для беженцев — это их внутреннее дело.
— Хорошо, давайте вернемся к сталкерам, то есть, простите, к мародерам. Ведь если продажа всего, что осталось в городе, приносит доход, — вкрадчиво заметил корреспондент, — значит, имеется способ пронести этот, как выражаются они, «хабар» через ваши кордоны?
— Вопросы соблюдения законности, — индифферентно ответил генерал, — находятся вне моей компетенции. Борьбой с преступностью и контрабандой занимаются Интерпол и специальное оперативное бюро УНР.
— А что вы можете сказать о Чернобыльской зоне, смыкающейся с Киевской зоной и образующей вместе с ней подобие гигантской восьмерки? Там творится что-то совершенно фантастическое — невиданные твари, аномальные явления, загадочные находки…
— Без комментариев. Я занимаюсь конкретными делами, а насчет легенд Зоны, находящейся на подмандатной территории России, — это не ко мне.
— К величайшему сожалению, — ведущий улыбнулся в объектив профессиональной синтетической улыбкой, — наше время в эфире подходит к концу. Напоминаю, что с вами был Элтон Паркер и его ежедневное телерадиошоу «Честный разговор», а сегодняшний специальный гость нашей программы — глава временного Контингента гуманитарных частей ООН в районе бедствия, генерал Петерс. После рекламного блока вам предстоит встреча с создателями фильма «Сталкер-3», мировая премьера которого состоится двадцать шестого октября, ровно через шесть месяцев после Чернобыльской катастрофы. Компьютерную игру «Сталкер-2» производства студии «Лукасартс» вы можете заказать в нашем интернет-магазине…
* * *Улица Ветрова шла вдоль забора, ограждавшего с тыла центральный ботанический сад. Наверху она выводила к университетскому скверу, а внизу упиралась в улицу Коминтерна. Когда незлой городской ветер задувал с той стороны, то воздух, и без того напитанный ароматами гниющей мусорной кучи, густел смрадом от многих тысяч все еще разлагающихся тел. Там, внизу, — царство крыс, ворон и собак, которое оставшиеся в городе люди обходят десятой дорогой.
Путь наверх тоже был закрыт, но по другой причине. На Красный корпус Универа и окружающие его строения легло радиоактивное пятно, и они заражены так, что чуть ли не светятся в темноте. Этот участок можно было бы обойти по противоположной стороне улицы, но в чудом уцелевшем сквере «гуманисты» установили блокпост, в котором сидят по-крестьянски пугливые словаки, сразу стреляющие на поражение. Через проходные дворы и внутри незнакомых зданий никто из выживших не ходил: углубившись в застройку, можно было нарваться на радиоактивное пятно, попасть в мародерскую засаду или встретить стаю распробовавших человечинку одичалых собак.
За высоким забором виднелись часто растущие деревья и торчали стеклянные крыши оранжерей. Алексей поправил сползший от пота респиратор, поелозил плечами, проверяя, как держится купленный вчера у «диких барыг» за две банки мясных консервов плащ ОЗК, выскочил из укрытия и, преодолев по кратчайшему расстоянию проезжую часть, двинулся к ближайшей дыре.
Перед тем как углубиться в зеленую зону, он обернулся и бросил взгляд наверх, где в пентхаусе жилой высотки располагалось его нынешнее убежище. На первый взгляд мысль устроиться на крыше оставленного жильцами высотного дома могла показаться глупой, но именно нелепость такого выбора в городе, чьи немногочисленные обитатели предпочитали забираться в кротовые норы подвалов, и обеспечивала его надежность. Двадцатичетырехэтажная свечка, точнее, расположенная на самом ее верху многоярусная квартира представляла собой неприступную крепость с отличным обзором, которую можно было удерживать, по крайней мере, несколько дней — были бы патроны. А в мире, где мало кто загадывал будущее больше чем на неделю, этого было более чем достаточно.
Путь через сад лежал вдоль служебных построек и дальше, через рощу по заросшему деревьями склону круто наверх, к корпусам больницы. Дело шло к полудню. Над кронами, шевеля ветки, погуливал легкий августовский ветерок. Здесь, в ботаническом саду, не нужен был никакой прибор: пожухлые листья и выгоревшая трава четко обозначали границы пятен. Но береженого бог бережет: перед тем как углубиться в кленовую рощу, Алексей привычно ткнул пальцем в кнопку включения радиометра и покосился на экран. Уровень на лужайке был в норме — во всяком случае, испокон веку живущие здесь белки чувствовали себя вполне комфортно. Они деловито метались по деревьям и смешно прыгали по траве, не обращая ни малейшего внимания на одинокого человека. А вот птиц в городе почему-то почти не осталось.
Плечо оттягивала трех с половиной килограммовая «Сайга». По уму, этот охотничий карабин давно пора было сменить на настоящее оружие, однако для этого нужен был стоящий хабар. Но, чтобы его добыть, требовалась фантастическая удача — по незараженным домам третий месяц рыскали такие же, как он, искатели того, что плохо лежит, и ценностей там почти не осталось. Можно, конечно, попробовать проникнуть в богатую квартиру или какой-нибудь музей, однако такие места контролировались серьезными лутерскими бандами — схлопотать там пулю было легче легкого.
Алексей пересек рощу и затаился у кучи мусора, за которой вздымалась заросшая деревьями стена оврага. Дорога наверх тут была не особо опасной, но требовала знания особенностей и определенной аккуратности. А здешняя особенность заключалась в том, что в вестибюле станции метро «Университет», с верхнего яруса которого большая часть сада просматривалась как на ладони, почти сразу после бедствия прочно обосновалась небольшая и довольно странная группа. В первые дни после грандиозной кровавой давки, когда выяснилось, что власти в Киеве больше нет и каждый теперь предоставлен самому себе, сотни, если не тысячи молодых людей, начитавшихся широко разрекламированной фантастики, ринулась осваивать станции и тоннели метро. Идея из модной книжки оказалась заведомой глупостью — без электроэнергии, вентиляции, водопровода и прочих незаметных и зачастую непонятных обывателю вещей, о которых автор бестселлера, по всей видимости, не имел даже самого общего представления, безжизненные эскалаторы и мрачные станции с туннелями стали настоящей ловушкой для тех, кто, упрямо отбрасывая здравый смысл, пытался там обосноваться. Вернуться наверх, из тьмы к свету, смогли единицы, а больше желающих испытать судьбу, бродя безо всякого смысла в темных холодных подземельях, не нашлось. Такие вот вышедшие снизу ребята, которых прозвали «морлоками», и оккупировали вестибюль. После блужданий в метро мозги у них явно были свернуты — они раздобыли оружие и, руководствуясь совершенно непонятными соображениями, определили для себя сектора обстрела и убивали всех, кто пытался пересечь невидимые границы. Так что путь отсюда был только один — наверх.