— Но признать, что хочешь ее стереть, а потом воплотить замысел и «родиться заново» очень сложно. Разве непонятно?
— Понятно. Только читать о таком подвиге скучно.
— Неправда! Это смотря как написать!
— Как ни пиши, все псу под хвост.
— Ты опять про жопу? Пошли хотя бы для разнообразия на…
— Вся жизнь на хуй… кстати, неплохое название.
— Отличное. Только тогда уже «Жизнь после хуя».
— Тогда уже «Хуевая жизнь, или Пиздатое существование».
— «Банани и персики» — репортаж с петлей на хуе…
— Я не поняла, ты серьезную книгу собираешься писать?
— Конечно, кто же шутит с такими вещами? Только писать мы будем вдвоем, и, по-моему, мы уже начали.
— Правы были большевики, что нельзя отдавать искусство в руки евреев: они все доведут до абсурда…
Мата Хари
…Я становлюсь внимательным и подозрительным.
Превращаюсь в хитреца-изобретателя.
Я мог бы давать советы Штирлицу, сериал про которого смотрит вся страна.
У меня улучшился слух: сидя в квартире на нашем пятом этаже, слышу, как внизу открывается дверь подъезда.
В женских штучках становлюсь более изощренным, чем сами женщины. Вчера смастерил искусственные ресницы из старого мутонового воротника. Отрезал две узкие полоски, пощипал их, завил на карандаш и накрасил тушью. Приклеить решил на клей для дерева, найденный в отцовском ящике для инструментов… И приклеил бы, даже не задумавшись о том, что глаза могут НАВСЕГДА остаться склеенными… Помешало возвращение отца из рейса.
…Он, как обычно, привез кучу подарков мне и маме. Свои, мальчишечьи, я даже не хотел распаковывать, а вот у мамы… изумительные красные туфли. У меня даже сердце стало стучать медленнее.
«Мы должны их получить», — шепнула ОНА мне в ухо, и я вдруг осознал, что живу ЕЕ интересами. Моя жизнь растворялась, как в кислоте. То есть внешне я абсолютно нормальный мальчик, и каждый день, видя себя в зеркале, конечно же, не мог забыть об этом. Но ничего кроме апатии на этот счет не испытывал. С ЕЁ появлением исчезали старые желания и появлялись новые, совершенно неожиданные, а порой и опасные. Как, например, эти чертовы туфли. Я так сильно хочу их, что готов продать душу дьяволу…
Пока я как загипнотизированный смотрел на недоступные сокровища, мама их мерила. Туфли оказались немного маловаты. Точнее, требовали времени, чтобы быть по ноге.
— А на тебя налезут? Может, разносишь? — со смехом спросила она.
— Конечно, — на полном серьезе, скрывая радость согласился я.
Иногда я разнашивал ее обувь. Первый раз вызвался сам, а она не поинтересовалась, чего ради помогаю… Мне показалось, туфли на мне сидят идеально, и я цокал каблуками по полу, пытаясь подражать женской походке.
— Что ты делаешь?! — Голос отца, вернувшегося улицы, заставил подпрыгнуть.
— Мама попросила разносить. Ей малы, — в ужас пробормотал я, в мозгу проносилось: «Поймали! Мне конец!!!»
Отец в гневе страшен, а уж узнав про такое…
— А-а, понятно, — как ни в чем не бывало, бросил он и прошел на кухню.
Сердце успокоилось не сразу. Хотелось срочно вылезти из туфель, но вдруг слишком быстрое отступление вызовет подозрения (хотя отец, скорее всего, уже забыл обо мне), и я продолжал цокать с трясущимися коленями, а липкий холодный пот выступал на спине.
Наконец, решив, что достаточно походил в туфлях, вернулся к себе в комнату. Там осмотрел все, что могло вызвать отцовские подозрения, но ничего не обнаружил. Я всегда был аккуратен. Нашел только искусственные ресницы. А их нельзя положить ни в одну из шкатулочек мамы. Ресницы принадлежали ТОЙ, чьих вещей не было и не могло быть в этом доме, как и ЕЁ самой. Пришлось спрятать их в карман школьной формы и постараться забыть о них на все время папиного отпуска.
И действительно… полностью про них забыл.
…Через пару дней вместе с приятелем Димкой пошли после школы в кино. Набрали мороженого, потом подошли к кассе. В одной руке я держал деньги, в другой пломбир, а он считал мелочь.
— Не хватает, у тебя еще есть?
— Не знаю. Может, в кармане.
Не раздумывая ни секунды, Димка запустил руку ко мне в карман и выгреб оттуда все. На ладони среди мелочи лежали… искусственные ресницы.
— Что это?
Мороженое застряло у меня в горле.
— Это?..
Спас меня висящий на стене прямо за его спиной плакат фильма «Спартак», вечно популярного среди советского народа.
— Я хотел… хотел сделать маленькие фигурки спартанцев, а мех прикрепить на шлемы. У них такие шлемы странные, мне кажется, вполне подойдет.
— Да? — Он заинтересованно уставился на ресницы. — А из чего ты будешь делать фигурки?
— Из пластилина. — Я уже пришел в себя и сейчас удивлялся только собственной способности к молниеносной импровизации. — Потом покрою лаком, и они будут смотреться просто изумительно, как настоящие! — Я поймал себя на том, что использовал какое-то девчоночье слово.
— Покажешь? Почему ты мне раньше не говорил? А кого из них ты хочешь сделать? — Он сыпал вопросами, но я отвечал без запинки. Мы даже забыли о том, что опаздываем на сеанс, так гениально я врал! Наверное, из меня вышел бы неплохой писатель. Может, не гений, но автор приключенческих бестселлеров — точно.
Сразу после кино помчался в магазин, слава богу, пластилин там был, и вечером уселся за работу. Ресницы безумно жалко, но лучше все-таки сделать фигурки и показать Димке. Может, он и забыл, но так будет спокойнее.
…Он остался в восторге, да и мне спартанцы в итоге понравились, только ОНА осталась недовольна.
…Началось лето, отец снова отбыл в далекие края, а мы с мамой, бабушкой и овчаркой Магдой отправились на дачу. Тут я мало что могу позволить ЕЙ. Мама не берет на дачу ни косметику, ни туфли на шпильках, ни одежду на выход. Ведь у нас маленький летний домик. Зато участок большой, тридцать соток. Магда носится по нему целый день, бабушка занимается хозяйством, а мама ездит на рыбалку. Непонятно, то ли отец научил ее любить рыбную ловлю, но она может пропадать там целый день. Возвращается в обед, привозит улов, ест и снова в лодку. А я слоняюсь вдоль забора и не знаю чем заняться, как вдруг… обнаруживаю мешок со старыми материнскими вещами. В такой обстановке — это практически клад! Старые колготки сарафаны, белье, чулки и комбинации… Именно и чулок я и решил сделать новую кожу, точнее, имитацию кожи. Сшить их как комбинезон и надевать так, чтобы не выступала… ненужная часть тела…. Было еще очень далеко до выхода на экраны знаменитого фильма «Молчание ягнят», но ведь желание иметь другое тело так схоже у всех… транссексуалов…
Бабушка нашла мое творение, когда ей понадобились кухонные тряпки. Она распотрошила мешок и с удивлением стала вертеть в руках мою «вторую кожу».
— Что за ерундовину твоя мать тут соорудила?
— Это? Ничего… У нас в школе трудовик болел, мы ходили на уроки к девчонкам. А там всех шить учили, я просто использовал ненужные тряпки.
Бабушка поверила, так как других версий у нее просто не нашлось.
Загрузили? Разгружай!
…Вопрос с клубом все никак не решается: то ли работаем, то ли нет.
Зато появилось время изучить дневник — вот ведь всего-то неделю как нет работы, а я уже весь извелся, а ведь кто-то сорок лет не мог определиться с полом…
Сегодня совершенно неожиданно выяснилось, что мы можем работать еще неделю. Я решил этим воспользоваться, чтобы закрыть дыры в клубном бюджете… Что непросто, публику еще надо собрать. Дело в том, что мы уже успели убрать рекламу из всех журналов и интернета, и народ мог просто-напросто забыть о нашем существовании. Вы думаете, легко в таком городе, как Москва, открываться-закрываться? Народ хочет точно знать, не зря ли он потратит время, доехав до твоего заведения. Так что для ночного клуба жить под знаком вопроса — все равно что умереть. Тем не менее пусть и без рекламы, но открыться надо!… И вот опять мы вдвоем с водителем принялись загружать клубные пожитки теперь уже на прежнее место «Картины, костюмы, картонки и маленькие книжонки…» — все, что под присмотром бдительных старушек на лавочках мы не так давно затаскивали в подъезд, теперь вытаскивали обратно к чертовой матери, то есть в кафе.
Работаем.
…Сегодня на программу пришел очередной заместитель одного из моих великих начальников. Видимо, из опасения, что заведение закроют, а он его так и не посетил. Причем говорил, что придет с другом, а сам явился с женой, о чем мне сообщить не успели — перед шоу была настоящая «запара», — и я лихо прошелся по всем телкам в зале. Обычно супруги, зачем-то пришедшие в клуб с мужьями, реагируют лошадиным фырканьем, но мне все равно. Ведь не они мои главные зрители. Хотя умным женщинам у меня нравится, но такие — редкость. В основном, они все что-то строят из себя.
Работаем.
…Сегодня на программу пришел очередной заместитель одного из моих великих начальников. Видимо, из опасения, что заведение закроют, а он его так и не посетил. Причем говорил, что придет с другом, а сам явился с женой, о чем мне сообщить не успели — перед шоу была настоящая «запара», — и я лихо прошелся по всем телкам в зале. Обычно супруги, зачем-то пришедшие в клуб с мужьями, реагируют лошадиным фырканьем, но мне все равно. Ведь не они мои главные зрители. Хотя умным женщинам у меня нравится, но такие — редкость. В основном, они все что-то строят из себя.
— Кем у тебя жена работает?
— Строителем.
— Что строит? Дома?
— Нет. Строит из себя приличную.
После шоу начальственный заместитель зашел ко мне в кабинет, в пьяных и счастливых соплях, радуясь жизни и хорошо проведенному вечеру. Как ни странно, его бабе шоу пришлось по вкусу.
— Мы тебе поможем! Поможем! — вопил он. — Все так охуенно! А это у тебя че? Ты здесь анекдоты записываешь? — Он уставился на Хельгин дневник с жадным любопытством. — Дай почитать.
— Нет. Анекдоты все здесь! — Я гордо показал на голову. — Это просто дневник, у меня трансуха одна работала и забыла.
— Транс? — Он сморщился, как если бы ему подложили дохлую крысу. — Ты чего, хочешь пригласить работать транса?
— Нет.
Я сказал «нет», хотя Хельга понемногу начинала мне нравиться, я пытался разыскать ее, но вдруг она попросит взять ее на работу? Что отвечу?
Ведь я никогда не хотел работать с транссексуалами, мне их просто навязывали. Уверен, что их искусство интересно только им подобным да еще некоторому количеству странноватых баб, а все остальные реагируют на них не очень адекватно, вернее, совершенно предсказуемо.
Помню, как-то в Питере проходила подготовка к новогодней вечеринке, вести которую пригласили меня и где среди прочих нанятых «скоморохов» выступал театр «ЛЭМ», «Лаборатория экспериментальной моды». Директор театра имел кличку «гинеколог» — не потому что работал врачом или на него учился, — а потому как «посмотреть очень любил».
И вот мы готовимся, и тут приходят два мужика и сообщают, что представляют программу «Женщины глазами мужчин».
— Это как? — не въехали мы.
— Ну, мы переодеваемся в женщин и изображаем их.
— Ага-а, — обрадовался «гинеколог» и подвел черту. — Значит, вы пидарасы!
— Нет. Мы не пидарасы. Мы артисты.
— Но вы же переодеваетесь в женщин!!!
— Да. Ради шоу.
— Значит, пидарасы.
— Нет!
— Но в баб переодеваетесь!
— И что?
В общем, их взяли, они в нашей программе появлялись раза три. У них оказалось довольно интересное шоу, но, тем не менее, каждый раз, когда они выходили на сцену, «гинеколог» — который был в подпитии — принимался вопить: «Пидарасы-ы! На-а хуй!»
И что думаете, в зале шептались: «Тише» или «Как вы можете?!» Ничего подобного.
…А как-то я вел день рождения Лады Дэнс. Эти ее дни рождения — вообще отдельная тема для разговора, как и шоу, которое она устраивает. Дэнс из тех баб, что любят пидарюг, им нравится видеть слабость мужчины и то, что он хочет быть женщиной. Таким же бабам нравятся и стриптизеры, которые пресмыкаются перед ними, и карлики с лилипутами, и тем более секс-меньшинства. Неудивительно, что она пригласила на праздник и шоу трансвеститов.
— А на хуй они тебе нужны-то? — искренне поинтересовался я.
— Да они же лучшие! — повизгивая от восторга, сообщила она.
— Лучшие среди кого?
Мой вопрос, разумеется, остался без ответа.
— Хорошо. Но это день рождения, люди должны успеть произнести тосты… Да и вообще, не всем же серьезным людям нравится гомосятина? Пусть это будет только один номер.
— О'к.
…И вот начался праздник, бесплатные никому не нужные артисты, затаптывая коллег, сменяют один другого (нужно успеть показаться, пока гости не нажрались), добрались и до гомосеков — «красавицы» выпорхнули на сцену… Народ посмотрел первый танец и приготовился говорить тосты. Но гомики-проблядушки решили не лишать достопочтенную публику великого удовольствия любоваться их творчеством и… Одних «красоток» сменили другие, а большинство гостей отправилось в холл покурить. Потом пошел третий номер, я уже нервно почесывался, а Лада восторженно глушила винище и стонала от восторга.
— Давайте! Еще! А теперь мой любимый номер!!!
Пидарасы сменяли гомосеков, геи выплясывали после «петушков»… Короче, ее «любимые номера» длились сорок пять минут, но, когда стало понятно, что до финала еще далеко, люди потихоньку побрели к выходу. Не только я не являюсь фанатом сего действа.
И мне еще повезло, что я там только объявил их и имел право смыться. А однажды мне пришлось отработать мою собственную программу вместе с травести-шоу. Дело было в Одессе. По неизвестным причинам (как, впрочем, и всегда, — подвели идиоты-организаторы) там не нашлось стриптизерок, с которыми я обычно работаю, и мне предложили шоу местных трансух. «На безводье и хуй фонтан», — подумал я и с ходу поменял программу. Я решил больше уделить внимания теме голубизны.
— Как говорится, все мы в одной связке. Вот и на зонах запретили трахать петухов — ничего не поделаешь, птичий грипп!
Публика заржала. Я продолжил:
— На сцене вообще становится страшно работать — чуть зазевался, и ты уже ШурА.
А иллюстрацией ко всему было танцующее мужичье в платьях. Я ловил их злобные взгляды, бросаемые в мою сторону, но что они могли сделать? Их наняли как статистов, а не критиков моего искрометного шоу. Однако же в конце один из пидарюг не стерпел: самый длинный, на полутораметровой платформе 47-го размера, он, с резвой элегантностью выхватив у меня микрофон, стал нести в него какую-то пошлятину: «Это что, мужчинка? Маленький, рыжий, противный. Вот я настоящий мужчина!»
Публика его поддерживала, ведь он свой, местный, хоть и гомо, но одессит, голубой, но все родной. Я чувствовал себя совершенно погано и сказал, что больше с «секс-менами» работать не буду.
Они не могут быть лучшими ни в качестве мужчин, ни в качестве женщин. Они нечто странно-промежуточное, поэтому на них и обращают внимание. Фриков любили во все времена. Хельга отличалась от этой череды тем, что не имела хуя, но на сцене все получалось у нее менее смешно, чем у них, все-таки они больше профи. Правда, она не была похожа на женщину с ее фактурой и ростом, но, когда люди видели, что окаянного отростка нет, смотреть на сцену было больно и печально. Если на травести-шоу смотрят просто как на ебанутых, то на нее — как на больного человека.
К сожалению.
Один раз — не «адидас»
Сегодня в гости к нам с мамой пришел дядя Леша. Он работает вместе с отцом, но на сей раз они оказались в разных рейсах. Дядя Леша — ходячий праздник, он всегда заваливается с шампанским, фруктами, большим тортом и скабрезными историями, а сегодня еще и с молодой женой Наташей. Мама накрыла стол, меня позвали за компанию, все-таки скоро пятнадцать — почти взрослый, а дядя Леша сказал, что вообще пьет с тринадцати! При этом отодвинул фужер с шампанским и достал из внутреннего кармана пиджака бутылку водки.
…Вслед за первым пузырем пошел следующий, дядя Леша болтал без остановки. Чем больше алкоголя — тем похабнее анекдоты.
— Боцман приходит в публичный дом, снимает проститутку. Она у него два часа сосет и говорит: «Да у вас же не стоит!» А он ей: «Мне и не надо, чтобы стоял. Мне надо, чтобы блестел».
Жена его смотрит на меня как-то странно, отчего я нервничаю. Выбрал момент и вышел в ванную, проверить, все ли в порядке. Вроде все. Волосы причесаны, рубашка чистая, следов косметики на лице нет. Только собрался назад, как она сама появилась в дверном проеме. Проскользнула в ванную и защелкнула шпингалет. Не успел опомниться, как почувствовал ее губы на своих. Ничего себе! Она же старая, ей лет двадцать пять!.. А через минуту она выпустила меня и немного удивленно отпрянула.
— Ты чего такой? — шепотом спросила она.
— Какой такой?
— Ну… ты волнуешься, что ли? Ты первый раз, что ли?
— Я в девятом классе, — невпопад ответил ей. Выглядеть полным лохом не хотелось. Тем более что целоваться мне, кажется, даже понравилось.
А на кухне бас дяди Леши не замолкал.
— И вот познакомились мы с девчонками в Таиланде, — ну, неженатая часть нашего коллектива — выпили, поболтали. А они такие куколки, такие лапочки. Только Петрович зажал одну, а ЭТО — МУЖИК!
Слух мой улавливал обрывки странного разговора, идущего на кухне. О чем они говорят?! О чем?!!!! Рванув к двери, оказался в объятиях Наташи, решившей, что юноша проявил, наконец, нужный напор. Она вцепилась в меня с ответной страстью.