Путин еще раз стал не просто объектом политического внимания страны, а его «эмоциональным центром».
По поводу национализации история была не столь ясна. Планы силовархов в отношении первичного размещения акций пришлось отложить. В то же время падение цен на акции спровоцировало интерес для рейдерства. Чемезов из компании «Ростехнологии», казалось, стремился извлечь выгоду. Когда производитель реактивных двигателей НПО «Сатурн» обратился в государственный «Внешэкономбанк» за кредитом, банк потребовал, чтобы в обмен «Сатурн» продал 13 % акций компании Чемезова. Первоначально, по крайней мере, объем таких государственных поглощений был сравнительно небольшим и был направлен на предприятия, которые по существу обанкротились (такие как Амурский судостроительный завод, повторно национализированный в мае 2009). Но время шло – аппетиты росли. К июлю 2009 года руководитель железных дорог России Владимир Якунин сгорал от нетерпения: «Мы видим, что антикризисные меры других стран совсем не игрушечные, – пожаловался он. – Если им нужно сохранить частные банки, они национализируют их. Если они вынуждены поддерживать какой-нибудь промышленный сектор, они не просто выбрасывают деньги на это, они национализируют его».
Между тем кризис побудил Путина к действию. Не желая оставлять дела на рынках, он лично бился головой о стену и запугивал предпринимателей, чтобы они производили больше продукции и снижали на нее цены. Комментаторы окрестили новый стиль ручным управлением. После того как рабочим не выплатили зарплату, они заблокировали дороги в город Пикалево неподалеку от Санкт-Петербурга. В июне 2009 года Путин вызвал на перекрестный допрос олигарха Олега Дерипаску, которому принадлежал один из главных заводов города, и приказал подписать новый производственный контракт ручкой, властно брошенной Путиным через стол. Позднее выяснилось, что документ фактически не требовал подписи Дерипаски, на самом деле мероприятие было инсценировано. Кроме того выяснилось, что государственный банк ВТБ кредитовал Дерипаске дополнительные 8,1 миллиона долларов, а завод, поставляющий сырье, убедил установить для Дерипаски хорошую цену. Но зрелище для телезрителей было впечатляющим. Сообщения о событиях в Пикалево эхом прокатились по всей стране. Рабочие узнали, что, если они заблокируют дороги, премьер-министр прилетит к ним на помощь. Предприниматели увидели, что, отказавшись от инвестиций в проблемные предприятия, их могут публично унизить, а также будут издеваться над их нерентабельным производством.
Путин также разработал индивидуальный подход к борьбе с инфляцией. 24 июня он выскочил из-за стола во время встречи с руководителями основных сетей розничной торговли страны и, чтобы обсудить непомерные наценки, доставил их в ближайший супермаркет. Опрос общественного мнения недавно показал, что 75 % россиян выражают свою озабоченность по поводу высоких цен на продукты.
«Почему у вас сосиски стоят 240 рублей? – отругал Путин начальника сети корпоративных предприятий. – Это нормально?!» «А это, видимо, сосиски повышенного качества, – защищался загнанный в угол администратор, пытаясь заинтересовать премьер-министра более доступными сосисками. – Вот, есть же и по 49 рублей».
Его противник пришел подготовленным. Достав распечатку из кармана и размахивая ею перед телевизионными камерами, Путин прочитал наценки магазина на деликатесы с выражением сдержанного триумфа. «Мы завтра же их снизим», – пообещал удрученный администратор.
Путина начинали рассматривать как тормоз для восстановления экономики.
Было что-то странно знакомое в этом представлении. Это был классический Ельцин образца 1992 года. В том же году Борис Немцов, тогда еще губернатор Нижнего Новгорода, пытался объяснить первому президенту России, что в системе свободного рынка он не может просто так приказать главам местных частных молочных ферм снизить цены на молоко. Оказалось, что Путин мог. Такие вмешательства, поднимавшие рейтинг премьер-министра или нет, казалось, ускорят рост банкротств. Сеть торговых предприятий «Седьмой континент» – главный соперник супермаркета «Перекресток», контролируемый Путиным, ушла только что в технический дефолт после того, как держатели облигаций отказались реструктурировать свои долги.
Действительно, Путина начинали рассматривать как тормоз для восстановления экономики. Почти все, что он предпринимал, ослабляло желание частных предпринимателей рисковать своими деньгами, инвестируемыми в России. Кого-то могли вынудить продать акции по цене ниже рыночной одному из друзей премьер-министра или, чтобы помочь парировать воздействие, назначить экс-офицера ФСБ в Совет директоров. Премьер-министр сам мог оказаться на пороге какого-нибудь предприятия, чтобы пожаловаться на наценки или настоять на перезагрузке убыточных линий производства. Такие неудобства, возможно, того стоили, если бы цены на минеральное сырье и потребительский спрос неуклонно росли. Но если бы нужно было конкурировать за счет повышения производительности труда, Россия выглядела бы менее привлекательно.
Путин мог быть весьма непредсказуемым. Нежданно-негаданно в июне 2009 года после многолетнего лоббирования вступления России во Всемирную торговую организацию (ВТО) правительство вдруг объявило, что оно больше в этом не заинтересовано и присоединится только к торговому блоку с Беларусью и Казахстаном. Существовали аргументы за и против вступления России в ВТО. Но неожиданный разворот напомнил инвесторам, насколько уязвимой была политика по отношению к прихотям премьер-министра (позже правительство отступило). Затем появилась инициатива по борьбе со злом: власти резко позакрывали все казино страны, разрешив азартные игры только в четырех отдаленных регионах. В разгар разрушительного экономического кризиса в результате этого мероприятия десятки тысяч людей оставались без работы.
К середине 2009 года ясно было одно – хорошо это или плохо, но Путин вернулся. Он не отошел на второй план, оставив своего младшего протеже во главе государства. Как раз совсем наоборот, он, видимо, подумывал о быстром возвращении на пост президента, если бы дела угрожали выскользнуть из-под контроля. После того как он предложил продлить президентский срок до шести лет, Медведев заявил, что считает эти изменения очень длительным сроком. Для его помощников это было как гром среди ясного неба. Эта идея неожиданно прозвучала в речи Медведева без их ведома на следующий день после долгой личной беседы Медведева с Путиным. Наиболее правдоподобным объяснением было то, что Путин планировал – в случае снижения его популярности, он отправит Медведева в отставку и проведет срочные выборы, пока он все еще сможет выиграть. Учитывая серьезность экономического кризиса, более длительный срок увеличит вероятность того, что он сможет благополучно выбраться из затруднительного положения.
Момент истиныХотя он так и не говорил, но политическая модель, которую предпочитал Путин, была образца послевоенной Италии. Там в течение 35 лет после Второй мировой войны Христианско-демократическая партия доминировала над всеми правящими коалициями и всегда назначала премьер-министра. Правительства могут приходить и уходить: на самом деле текучесть кадров выглядела шуткой – за 35 лет сменился 21 премьер-министр. Но знакомые лица, как правило, появляются снова, и один и тот же лидер может вернуться целых пять раз, чтобы возглавить заседания кабинета в Палаццо Киджи. Коммунистическая партия, постоянно находившаяся в оппозиции, сохранила значительную парламентскую фракцию и даже получила несколько больше исполнительной власти в городах и регионах. Но у нее никогда не было серьезной перспективы контроля правительства. Таким образом, эта модель, также применяемая и в Японии, стала известна как полуторная партийная система[62].
Если бы это был план Путина: длительный период доминирования «Единой России» и ее лидеров совместно с коммунистами – живописный, но безвластный, в оппозиции это была бы одна проблема. Обеим странам – послевоенной Италии и Японии – достаточно повезло: они в течение трех десятилетий, по мере того как занимались созданием своей полуторной партийной системы, наслаждались непрерывным экономическим ростом. Каждый год – с 1945 по 1975 год в Италии и с 1945 по 1974 год в Японии – ВВП на душу населения возрастал. Такое стабильное улучшение позволило правящей партии укрепиться, получив выгоду и от избирателей, благодарных за рост доходов, и от разработки покровительственных пирамид, которые построила партия. Только нефтяной шок 1973 года и спады, которые он породил, прервали экономический рост, в конечном счете подорвав контроль правящей партии.
Могла ли полуторная партийная система Путина пережить период застоя или снижения объемов производства? Или же эта модель, которую он построил с таким трудом и которая казалась такой стабильной, пока продолжался экономический рост, рухнула?
Могла ли полуторная партийная система Путина пережить период застоя или снижения объемов производства? Или же эта модель, которую он построил с таким трудом и которая казалась такой стабильной, пока продолжался экономический рост, рухнула?
Экономический спад в 2008 году вызвал шквал недовольства. Отряды ОМОНа были отправлены в город Владивосток в декабре того же года, чтобы разогнать и арестовать десятки протестующих – недовольных тем, что Путин поднял тарифы на импортируемые автомобили. Владивосток был основными входными воротами для подержанных японских автомобилей, торговля этими машинами очень важна для местной экономики. Год спустя на подобную демонстрацию в Калининграде вышло 10 000 демонстрантов, которые размахивали плакатами с требованием отставки Путина. Некоторые губернаторы, казалось, забеспокоились. В жестком интервью давний президент Башкортостана Муртаза Рахимов резко раскритиковал чрезмерно централизованное решение, принятое внутри партии «Единая Россия». Партией сейчас управляют, как он жаловался, «люди… и тремя курицами не командовали». Он вспылил насчет Думы: «Возьмем Госдуму. Разве это парламент? Стыдно смотреть! Население же смеется!» Учитывая, какой авторитарный стиль правления Рахимов установил в Башкортостане, было любопытно послушать, как он защищает демократию, но его решимость выступать говорила о важности политического момента. Когда в том году психически больной милиционер устроил стрельбу в московском супермаркете, убив двух и ранив семерых человек, общественный резонанс был бешеным, этого было достаточно, чтобы повлечь за собой серьезную реформу в МВД.
Тем не менее, когда различные очаги недовольства угрожали превратиться в нечто более общее, экономика восстановилась. В 2009 году цена за баррель нефти с 35 долларов в начале января подскочила до 72 долларов в декабре. К весне 2010 года цены на акции упали более чем вдвое. Несмотря на снижение ВВП, правительству удалось успокоить население, повысив пенсии на 11 % в 2009 году и еще на 13 % в январе 2010 года. Реальные располагаемые доходы населения выросли, пусть и ненамного – на 2,3 %. Уровень поддержки тандема стабилизировался на отметке более 70 %.
Различные недовольные меньшинства и разочарованную элиту внезапный поворот событий привел в бешенство. Они чувствовали мгновенное замешательство Кремля, готовились к трудностям, только чтобы иметь возможность избежать всего этого. Предприниматели устали выплачивать долги начальникам и региональной элите, они были раздражены диктатом Москвы; работникам СМИ надоело прикусывать языки; либералы возмущались; водители преследовались со стороны ГИБДД; даже честные милиционеры испытывали отвращение от окружающей их коррупции – все вокруг возмущались больше и больше. Если бы общественная поддержка Кремля пошатнулась, они были готовы ее усилить.
Руководство страны, казалось, признавало, насколько зависимым оно стало от экономического роста. Медведев, намеренный повторно запустить двигатели и продемонстрировать свою полезность, бросился в почти смешное неистовство технократических инициатив. Чтобы повысить производительность, он сократил 11 часовых поясов страны до 9, приказал чиновникам установить энергосберегающие лампочки, основал инновационный город на окраине Москвы, где ведущие российские ученые и предприниматели обсуждали проекты будущих открытий. Со своим видеоблогом, микроблогом в Twitter, iPhone и личной страницей в Facebook Медведев, казалось, был полон решимости превратить Россию в пристанище для высоких технологий силой личного примера.
Руководство страны, казалось, признавало, насколько зависимым оно стало от экономического роста.
Если восстановление 2010 года набирало скорость, казалось маловероятным, что Медведев будет возиться со средствами управления, как он это делал во время своих первых двух лет правления. Будучи высококвалифицированным профессионалом, он выполнит свою роль как по сценарию, сопротивляясь соблазну играть на публику или действовать экспромтом. Он подписывал указы, сдавал свою ежегодную налоговую декларацию о доходах, закрывал глаза на иностранных гостей, зачитывал хорошо продуманную речь, все время намекая, не вдаваясь в подробности, что он немного более либеральный, чем те, кто его окружает. Через несколько лет он покинет Кремль с золотыми часами и благодарностью силовиков; ему предложат вернуться к ежегодным встречам, где положено пить шампанское, чокаться с Сурковыми, Марковыми и Зубковыми[63], а может быть, когда придет его очередь, он поднимет еще один тост за возрождение частного права в России.
Но если экономический кризис возобновится, положив начало буре, которую технократы не смогут сдержать, если сценарий Путина не произведет ожидаемого результата, то все будет происходить по усмотрению дублера, ему придется импровизировать с новой концовкой этого представления, так как аудитория поднимется со своих мест и забросает помидорами. Окажется ли он на высоте в этой ситуации, воспользуется ли моментом, чтобы стать объектом всеобщего внимания? Завоюет ли он симпатии зрителей, построив мостик от Кремля до самого сердца страны – от внезапно дискредитированных агентов безопасности до демократов и народников, объединив вместе недовольные регионы, отбросив знакомое лицемерие, как потрепанный пиджак от Армани, борясь с коррупцией и некомпетентностью вокруг себя, а не перетасовывая абстракции? Начнет ли он, в конце концов, реформы, в которые верили горячо любимые им либералы? Предаст ли он своего наставника и окажется ли в центре внимания?
Трудно себе это представить. Но в российской политике все возможно.
Глава 5 Развал
Почти через два десятка лет удивительно не то, что Советский Союз развалился, а то, как это все произошло. Многие многонациональные государства и империи распались. Их заключительные соглашения, как правило, носили примитивный характер, разобщая ранее мирные общины самым неожиданным образом. Привязанность Габсбургской империи к ее Балканским провинциям ввергли Европу в войну, которая стоила 15 миллионов жизней. Распад османской Турции породил массовые убийства армян и курдов. Европейские колонисты оставляли кровавые следы, отступая из Африки и Азии – более 300 000 человек погибло во французском Индокитае и Алжире, сотни тысяч были убиты в ходе беспорядков, разделивших британскую Индию. Совсем недавно распад Югославии спровоцировал вспышки жестокости. В одной только Боснии и Герцеговине[64] было убито от 97 000 до 250 000 человек, по разным оценкам – это 2–6 % населения.
Распад Советского Союза не обошелся без жертв. Однако по сравнению с предыдущим опытом он был удивительно спокойным. Этнограф Валерий Тишков указывает общее количество жертв от 63 000 до 98 000, если не считать первую чеченскую войну, которая началась через три года после распада СССР и, возможно, имела мало общего с ним. Около 24 000 человек погибли в боях между армянами и азербайджанцами в Нагорном Карабахе и еще 24 000 погибли в гражданской войне в Таджикистане. В Грузии сепаратистская провинция Абхазии стала местом гибели 12 000 людей; в других горячих точках обошлось меньшими потерями.
Распад Советского Союза не обошелся без жертв.
Существует некоторое замешательство, в действительности оно шокирующее, когда говорят об убийстве всего 63 000 человек, в то время как в стране «удивительно мирно». Тем не менее, принимая каждую мелочь во внимание, ясно, что результат мог бы быть гораздо хуже. По состоянию на 1991 год территория Советского Союза стала минным полем потенциальных конфликтов. Сотни этнических групп были перемешаны между собой из-за прихотей Сталина и превратностей судьбы. Эти народы разбросало по всей стране так же неравномерно, как нефть, газ, золото и алмазы в ее недрах. А на фоне всего этого крупнейшая в мире армия разваливалась. Около десяти тысяч стратегических ядерных вооружений размещались в 4 из 15 союзных республик, а также тысячи единиц тактического ядерного оружия были разбросаны по многим другим республикам. Неопытные главнокомандующие тщательно обменивались опытом друг с другом через свои спорные районы границ.
25 миллионов этнических русских плюс еще 11 миллионов русскоговорящих вдруг оказались по ту сторону колючей проволоки, отступающая волна российской экспансии оставила изолированную диаспору одну-одинешеньку. В Казахстане, Латвии и Эстонии этнические русские составляли большую часть населения, это больше чем судетских немцев в Чехословакии в 1930 годах. Русские в Прибалтике чувствовали себя, по выражению Дэвида Лейтина, как жители Нью-Йорка, которым вдруг пришлось бы выбирать между «обучением ирокезов[65] или депортацией в Англию».
Тем не менее даже российские патриоты – от этнонационалиста Александра Солженицына до шовинистического империалиста Владимира Жириновского – потребовали создания великого государства российского, присоединившего большие прилегающие территориию Новая диаспора оставалась спокойной. Только в Молдове на небольшой территории между рекой Днестр и украинской границей местные русские действительно взялись за оружие. В знак своей зрелости три государства-преемника отказались от ядерного оружия в пользу страны, которую некоторые рассматривали как бывшего колонизатора. Вторая советская гражданская война могла быть самой кровавой войной конца XX столетия.