Короче говоря, волна миниатюрного национализма, охватившая Россию в начале 1990-х годов, была связана не столько с отличительными культурами и исторически сложившимися особенностями, сколько с ведением переговоров по поводу ресурсов. То есть нельзя сказать, что местные националисты были неискренними; многие были достаточно откровенными. Но опытные бюрократы, которые обычно достигали определенных вершин, знали, как использовать искренность националистов для достижения практического результата.
Эти специалисты хорошо понимали, каким образом можно было использовать маленькие вспышки – уличные демонстрации, недельную забастовку, чтобы испугать московских политиков и вынудить их пойти на уступки. Этнические недовольства были мощным стимулом для предстоящих конфликтов. Такой активист, как Шаймиев, мог полететь в Москву с фотографиями татарской националистической демонстрации в Казани и предупредить, что ситуация выскользнет из-под контроля, если ему не дадут большую свободу действий и средства для субсидирования убыточных предприятий. Те регионы, в которых не было националистов, стремились их придумать. Заместитель губернатора Тамбовской области – массивного сельскохозяйственного региона России, в 1996 году шутил, что самый ценный товар, который он может импортировать для улучшения экономического развития области, – это несколько тысяч татар.
Ситуация многих регионов, объявивших суверенитет и одолевающих Москву своими требованиями, была до боли знакома тем, кто только что наблюдал развал Советского Союза. Многие политики в правительстве и в оппозиции начали предупреждать, что Россию, возможно, ожидает та же участь. России, как заявил председатель Верховного Совета Хасбулатов, «угрожает балканизация». Страна вот-вот раздробится, сказал вице-президент Руцкой, на «более чем 100 банановых республик». Ельцин сам позже согласился, что в 1992 году опасность распада была достаточно серьезной. Многие ученые были согласны. Один западный аналитик в 1994 году написал, что Российская Федерация «не может быть самодостаточной как государство». Другие описывали сценарии интеграции и дезинтеграции. Российская общественность тоже, казалось, считала Россию недолговечной. В ноябре 1991 года 53 % согласились, что была «большая вероятность того, что РСФСР распадется на несколько независимых государств в самое ближайшее время».
Пессимисты могли бы провести недавние параллели и указать на исторические прецеденты. К 1993 году Россия была последней оставшейся посткоммунистической федерацией; другие три – Югославия, Чехословакия и Советский Союз – исчезли с карты. Значительно раньше благодаря послереволюционной Гражданской войне на территории России возникло несколько мелких малых государств.
Кроме того, появилась Кавказская Горная республика, Дальневосточная республика была сформирована к востоку от озера Байкал в 1920 году, с выборным парламентом, правительством и даже своими собственными почтовыми марками и валютой. В 1918 году несколько групп пытались создать Сибирскую республику, хотя это не увенчалось успехом.
Сепаратизм по сути не представлял величайшей опасности. В нескольких регионах действительно серьезная фракция настоятельно требовала полной независимости. Опасность состояла в том, что экономически мотивированные трудности отдельных регионов могли в совокупности лишить центральное государство всех ресурсов, сделав его беспомощным. К сентябрю 1993 года одна треть регионов удерживала некоторую часть или даже все свои начисленные налоги, угрожая правительству тем, что министр финансов Борис Фёдоров назвал финансовым удушьем. Такое движение за снижение налогового бремени повлекло за собой закономерные последствия – ни один регион не хотел платить налоги, в то время как соседи их не платили. В конце концов, когда центральное государство атрофируется, региональные объединения и местные органы вынуждены брать на себя функции, которые ранее выполнялись центральными органами, в процессе сформировав основу новых, более мелких государств.
И тем не менее Российская Федерация выжила. То, что большая часть населения была этнически русской, несомненно, помогло. Небольшие площади большинства регионов, многие из которых находились далеко от границы, также должны были заставить призадуматься сепаратистов, хотя большие объединения сибирских, дальневосточных, северокавказских и даже поволжских регионов могли быть вполне жизнеспособными. Большая заслуга для изменения направления центробежных тенденций должна, тем не менее, относиться к определенной стратегии, используемой администрацией Ельцина. Объединение регионов в середине 1990-х годов, несмотря на безнадежное отсутствие ресурсов у правительства, было одним из величайших достижений Ельцина.
Ирония заключается в том, что в то время большинство наблюдателей, в том числе и помощники Ельцина, думали, что его подход ошибочный. Даже сам Ельцин часто казался озадаченным. В сущности, он потихоньку сдавался. Он успокаивал те регионы, где в силу исторических, культурных или любых других причин общественность была наиболее предрасположена бросить вызов Москве. Регионы, продемонстрировавшие свое недовольство объявлением суверенитета, организовывали забастовки или, если они голосовали за кандидатов от оппозиции, получали огромные субсидии и налоговые льготы. С 1994 года Ельцин начал переговоры по поводу соглашений о разделе власти с отдельными регионами, условившись предоставить им некоторые из требуемых прав. Сначала он начал переговоры с Татарстаном в феврале 1994 года, предоставил ему больше контроля над своими природными ресурсами и дал большую свободу для занятия внешней торговлей; он уполномочил татарское правительство создать национальный банк и освободить своих молодых людей от призыва в армию. Соглашение с Башкортостаном, заключенное несколькими месяцами позже, уполномочило власти республики контролировать бюджет, прокурора и суд. К началу 1996 года Ельцин подписал аналогичные соглашения с несколькими другими российскими регионами.
К тому времени стратегия получилась блестящей. Парадоксально, но ранние сторонники Ельцина, когда он баллотировался на пост президента в 1996 году, были явными ярыми националистами, которые бросили вызов центру несколько лет назад. Татарский президент Шаймиев поддержал его в феврале, потому что, по его словам, Ельцин «придерживается демократии больше, чем другие, и ручается за нынешние отношения между Татарстаном и центром». Башкирский президент Рахимов последовали его примеру. Даже Эдуард Россель – основатель знаменитой Уральской республики, которого Ельцин уволил, но которого избиратели затем переизбрали, не выразив своей обиды, заявил: «Я как губернатор его родного края сделаю все возможное, чтобы обеспечить Борису Николаевичу победу».
Смазывать скрипучее колесо опасно, если колеса предпочитают поскрипывать. Поощрение открытого неповиновения могло подтолкнуть другие регионы к тому, чтобы тоже бросить вызов правительству. Эту политику заставило работать то, что потворство властей изменило регионы, для которых было сделано немало поблажек. Там, где правительства были в состоянии поддерживать или даже увеличивать государственные расходы в начале 1990-х годов, отношение к Ельцину и его реформаторам оставалось более позитивным и там меньше поддерживали антимосковскую конфронтацию. Зная это, губернаторы таких регионов решили не заходить слишком далеко. Если бы они это сделали, Ельцин мог бы уволить их, не вызвав местных протестов. И Ельцин действительно время от времени увольнял непокорных губернаторов, например Росселя. При снижении политической напряжённости в ранее мятежных регионах избирательная политика умиротворения Ельцина могла помешать победившей стороне как следует сформироваться, чтобы даже спокойные регионы могли к ней присоединиться.
Для Ельцина все это было больше импровизацией, чем сознательным планом, интуитивным методом кнута и пряника. Он вылетал в проблемные регионы, выслушивал жалобы и оперативно подписывал указы, приказывал своим министрам находить деньги. Его советники рассматривали его уступки как дурную привычку, недостаток характера, отсутствие личной дисциплины. Ельцин был очень чувствителен к такой критике:
Я неоднократно слышал упреки такого рода – президент в свои поездки берет с собой мешок с деньгами и некоторые предприятия, которым повезло больше, получают поддержку. Я признаю, что мне эта идея совершенно не нравится. Президент – не скорая помощь. Вы не можете спасти ситуацию или вылечить страну таким образом. Вы не можете посетить каждого, кто находится в затруднительной ситуации.
Тем не менее он продолжал выступать в роли скорой помощи. Правительственные эксперты разработали сложные формулы для оценки потребностей регионов в получении финансовой помощи. Тогда Ельцин или его министерства будут затыкать дыры при помощи бюджета. Советник Ельцина по общественной географии сказал, что, когда президент путешествовал, его помощникам не разрешалось никогда оставлять его один на один с местными чиновниками. Один губернатор, как сообщалось, высадил влюбленную парочку, пригласив Ельцина поплавать в двухместной лодке по озеру. Когда они вернулись, у губернатора в кармане уже был только что подписанный указ.
Я неоднократно слышал упреки такого рода – президент в свои поездки берет с собой мешок с деньгами и некоторые предприятия, которым повезло больше, получают поддержку. Я признаю, что мне эта идея совершенно не нравится. Президент – не скорая помощь. Вы не можете спасти ситуацию или вылечить страну таким образом. Вы не можете посетить каждого, кто находится в затруднительной ситуации.
Тем не менее он продолжал выступать в роли скорой помощи. Правительственные эксперты разработали сложные формулы для оценки потребностей регионов в получении финансовой помощи. Тогда Ельцин или его министерства будут затыкать дыры при помощи бюджета. Советник Ельцина по общественной географии сказал, что, когда президент путешествовал, его помощникам не разрешалось никогда оставлять его один на один с местными чиновниками. Один губернатор, как сообщалось, высадил влюбленную парочку, пригласив Ельцина поплавать в двухместной лодке по озеру. Когда они вернулись, у губернатора в кармане уже был только что подписанный указ.
Двусторонние соглашения оказались особенно спорными. Для националистического писателя Александра Солженицына они были «образцом прямой капитуляции центра перед автономиями и примером нарушения прав оставшихся областей России». Егор Строев, председатель Совета Федерации, сказал, что договоры «разрывают страну на части». На самом деле они, наоборот, помогли собрать ее воедино. К концу 1990-х годов совместно с сепаратистской победившей стороной федеральное правительство могло начать отбирать те привилегии, которые получили некоторые регионы.
На этом фоне выделяется Чечня. Вместо того чтобы успокоить националистов, Кремль сократил предоставление субсидий и попытался навязать экономическое эмбарго. Его переговорщики пытались выработать двустороннее соглашение, как те, что были подписаны позже с Татарстаном и Башкортостаном, но Дудаев был не согласен на меньшее – он рассчитывал получить полную независимость. В условиях непримиримого Грозного недисциплинированность Ельцина затем показалась менее благоприятной стороной, так как он позволил спровоцировать войну без ясного представления о том, что из этого всего выйдет. Через несколько страниц я вернусь к разговору о Чечне.
Первая войнаПосле поражения 26 ноября 1994 года события, казалось, ускорили свой темп. Когда 29 ноября советник Ельцина Юрий Батурин попытался отговорить его от применения силы, президент «окинул его пристальным, оценивающим взглядом» и отослал в Швецию заниматься решением незначительной морской проблемы. В тот же день по настоянию Ельцина Совет безопасности России утвердил полномасштабную военную операцию по свержению Дудаева. Министр юстиции Юрий Калмыков, этнический черкес, выразил свои сомнения и вскоре после этого ушел в отставку. Но голосование было единогласным. Почти сразу же российские самолеты начали бомбить аэропорт Грозного и другие объекты. Затем 11 декабря после несколько поспешного планирования, сделанного высшими военными чинами, армия в составе 38 000 человек пересекла границу Чечни.
В канун Нового года федеральные силы атаковали Грозный. Артиллерия бомбила столицу, бомбардировщики постоянно кружили над городом. В разгар сербского обстрела Сараево в городе гремело по 3500 взрывов ежедневно. В Грозном, по некоторым оценкам, – до 4000 взрывов в час. Плотная пелена дыма с горящего нефтеперерабатывающего завода окутывала город, когда стал моросить холодный дождь. Как написал один наблюдатель, «было такое ощущение, что находишься на дне серого, мутного моря и видишь, как огромные серые акулы описывают круги у вас над головой».
В первые несколько дней плохо обученные федеральные сухопутные войска были жестоко уничтожены. Генералы, видимо, знали совсем немного о ноябрьском бедствии. Танки были окружены на улицах города, их захватили и методично сожгли группы боевиков, которые управляли противотанковыми ракетами и гранатами, взрывавшимися в канализационных системах. Это внушало ужас 18– и 19-летним парням, входившим в состав экипажей, не имевшим никакой практики участия в уличных боях; они мчались в подвалы, квартиры, туалеты, стремясь найти убежище, чеченские боевики убивали их ножами, пистолетами и даже мечами. Два батальона 131-й бригады Майкопа были уничтожены в течение нескольких дней в окрестностях железнодорожного вокзала Грозного.
Только после более двух месяцев тяжелых боев гораздо больший по численности федеральный контингент смог заставить защитников Дудаева убраться из Грозного, заняв 7 марта оставшиеся районы города. Значительная часть города была стерта с лица земли – университет и нефтяной институт были полностью разрушены, музей и архив сильно повреждены. Чеченские боевики отступили в горы, откуда они спускались, чтобы атаковать российские войска, находящиеся в городах. На протяжении всей весны федеральные силы продвигались на юг. К маю дела чеченцев были не в лучшем состоянии – они были отброшены к селу Ведено и продолжали вести бой в условиях нехватки боеприпасов. «Российские бомбардировщики кружили над ними, как рой мух», – вспоминал позже Аслан Масхадов, чеченский военачальник.
Чеченские боевики отступили в горы, откуда они спускались, чтобы атаковать российские войска в городах.
Чтобы вернуть себе инициативу, защитники обратились к террору. Шамиль Басаев, 11 родственников которого были убиты российскими бомбами, в июне 1995 года возглавил банду боевиков в Ставрополе. Они выступали под видом российских наемников, одетых в армейский камуфляж и черные платки, их сопровождал автомобиль с боевиками в милицейской форме. На контрольно-пропускных пунктах они кричали на солдат, которые хотели проверить их грузовики, говорили, что они везут груз 200, и таким образом проезжали дальше. Их истинная цель была неизвестна, но, проехав около 200 километров по территории самой России, они были остановлены несколькими милицейскими машинами. Басаев вместе со 148 своими бойцами отстреливались по пути в соседний город Будённовск, где подняли флаг над чеченской телефонной станцией и захватили около 1200 заложников, собрав их в здании больницы.
В течение нескольких дней чиновники пытались вести переговоры, в то время как правоохранительные органы окружили здание. Басаев, требуя немедленного вывода российских войск из Чечни, убил 12 заложников. На четвертый день власти попытались штурмовать больницу и им удалось спасти часть заложников, но многие были убиты. В конце концов премьер-министр Черномырдин, проводя переговоры с Басаевым по телефону, заключил сделку, по которой правительство согласилось возобновить мирные переговоры и призывало к прекращению огня, террористам было разрешено вернуться на автобусах в Чечню, где были освобождены оставшиеся заложники.
Шесть месяцев спустя другой полевой командир Салман Радуев, надеясь не уступить подвигу Басаева, захватил более 2000 заложников в дагестанском Кизляре. Террористы стали увозить пленных в Чечню на автобусах, но были остановлены боевым вертолетом в селе Первомайское, где они укрылись вместе с заложниками в пустых домах, обстреливая из автоматов российские войска, пытавшиеся взять деревню штурмом. В итоге чеченцы отважились покинуть село, переходя ночью минное поле и используя заложников в качестве миноискателей. Многим, включая Радуева, удалось сбежать. 69 человек, из них 28 гражданских лиц, как сообщалось, погибли.
Хотя российские войска и убили Дудаева, они не достигли ни одной из своих целей.
В апреле 1996 года Дудаев, скрываясь в чеченских лесах, слишком долго разговаривал по спутниковому телефону. Российская управляемая ракета, наведенная на сигнал, убила его. К этому моменту Ельцин, проводящий кампании за свое переизбрание, начал мирные переговоры, которые продолжались после смерти Дудаева. 27 мая Ельцин встретился с исполняющим обязанности президента Чечни Яндарбиевым в Кремле и договорился о прекращении огня и обмене заложниками.
Затем 10 июня Ельцин пообещал вывести российские войска к концу августа. Мир восторжествовал только после переизбрания Ельцина. Но 9 июля, когда Ельцин оправился от сердечного приступа, российские самолеты разбомбили горное село, где встречались чеченские лидеры, заставив их спасаться бегством через ущелья. Несмотря на возобновление боевых действий, россияне оказались неготовыми, когда в августе чеченцы во главе с Басаевым пошли в наступление, отбросили российские войска назад и вернули себе Грозный. 31 августа Масхадов и генерал Александр Лебедь, которого Ельцин назначил секретарем Совета безопасности, подписали Хасавюртовское соглашение, которое предусматривало немедленное перемирие и откладывало рассмотрение окончательного статуса Чечни до 2001 года. Все федеральные войска были выведены с территории Чечни.
Хотя российские войска убили Дудаева, они не достигли ни одной из своих целей. Чечня не отказалась от своих претензий на независимость. Угроза безопасности на юге России была даже хуже, чем раньше. Чеченцы, как считали многие, выиграли (хоть и далось им это такой страшной ценой), победив врага, который намного превосходил их по численности и был гораздо сильнее. В военных кругах России многие думали, что Лебедь, который вел переговоры с Масхадовым, был предателем, нанесшим российской армии удар в спину.