— Простите, мне показалось, вы нуждаетесь в помощи, – прошептал я. – Что с вами?
— А? – отозвалась она, словно очнувшись ото сна. – Меня, кажется, бросили… У меня нет денег даже оплатить заказ.
Я открыл кожаную папочку со счетом, лежавшую у тонкой загорелой руки, вложил туда деньги.
— Ну вот, часть проблемы решена. А сейчас, наверное, вас нужно отвезти домой?
— В том‑то и дело, что у меня теперь и дома нет. – Голова девушки снова медленно опустилась. – Как брошенная хозяином кошка, – выдохнула она.
— У меня есть свободная комната с диваном. Можете занять её на пару дней. …Пока не найдётесь.
— Я вам очень благодарна, – едва слышно произнесла она, с трудом выплывая из омута бессилия.
Предоставив девушке предплечье, на котором она повисла, как усталый ребенок, я с некоторым сожалением покинул уютное старое кафе с недопитым кофе на брошенном столике. На мокрой, по–прежнему шумной улице поймал такси, усадил попутчицу рядом с собой на заднем сиденье. Она прижалась ко мне и положила невесомую головку на моё плечо. Пока мы ехали, она, кажется, дремала.
Дома я показал девушке комнату с диваном. Пока она принимала душ, я пожарил яичницу и заварил чай. Девушка вышла из ванной посвежевшей, без грима, утопая в мужском махровом халате, села за стол и подняла на меня глаза. У меня появилась возможность впервые рассмотреть её. Моя прекрасная незнакомка обладала не просто гармоничными чертами лица, но еще и обаянием, грацией и добротой. Это была женщина до мозга костей. Хоть с опозданием, но мы всё же познакомились. Имя её оказалось вполне соответствующим: Яна, в самом звучании которого слышались вопрос, просьба и предложение.
Она рассказала о своей несчастной любви, о том, как ее постоянно «забывают», бросают, не обращают на нее внимания. Избранник Яне достался очень занятой, рассеянный человек. Нет, он вообще‑то добрый, любит ее и подарки дарит, только почему‑то иногда бросает. Нет, обычно он возвращается, просит прощения, что‑то опять дарит и опять бросает. Такой вот он, рассеянный деловой человек. Делал ли он предложение? Дважды, только на следующий день все забывал. Родители? Они далеко, в другом городе. Да и не хочется их расстраивать, они с самого начала были против этого парня, он им не понравился. У них на примете есть свой кандидат в женихи, да только Яне тот не нравится, скучный какой‑то, скупой и… ее не любит, просто «запал» на ее красоту. Что делать, Арсений?
— Для начала, успокойся, поешь, отдохни. От меня тут недавно жена сбежала. Тоже, наверное, я ей показался слишком занятым и не очень романтичным. Так что комната свободна. Живи пока, а потом все само собой исправится.
— Спасибо большое. Только мне так стыдно вас обременять. Вам и самому нелегко.
— А может, это и к лучшему. Как там в песне «Цветочной» поется: «вдвоем вдвойне веселей». Ты, Яночка, самое главное, не переживай, все будет хорошо. Просто живи и радуйся.
Далеко заполночь, пожелав девушке спокойной ночи, я встал на молитву и долго взывал к Господу о помиловании и вразумлении Яны, жениха её, моей Надежды и всех–всех… Как всегда после хорошей молитвы, почувствовал усталость и тихую радость – такой сложносплетенный знак свыше – дополз до кровати и сразу отключился. Во сне мне явилась Маша и погрозила пальчиком, потом Надя – в слезах, а напоследок Яна в платье невесты протягивала ко мне руки и звала к себе.
Утром я проснулся… в объятиях Яны. Она обнимала меня загорелыми руками и прижималась всем телом. Я резко поднялся и удивленно спросил:
— Яна, что ты тут делаешь?
— Мне ночью не спалось, и я пришла к тебе. Ты же сам сказал, что вдвоем веселей.
— Я не имел в виду, вдвоем в одной постели.
— Я тебе не нравлюсь? – она выскользнула из постели и прошлась по комнате.
— Слушай, ты меня извини, – сказал я, закрываясь рукой от вида обнаженного красивого тела, – но только немедленно выйди из комнаты и оденься. И, прошу, больше так не делай.
Приняв душ и наскоро выпив чашку кофе, я выскочил из дома. Несколько раз звонил Яне, спрашивал: как там она? Девушка отвечала ровно, будто и не случилось чего‑то необычного: позавтракала, сейчас готовлю обед, когда тебя ждать после работы?.. Вечером я сидел за обеденным столом у себя дома и с аппетитом уплетал вкусный борщ, котлеты с жареной картошкой и салат. Яна вела себя так, будто жила здесь всю жизнь, и мы лет десять женаты.
— Послушай, Яночка, – произнес я после насыщения. – Большое тебе спасибо за такой вкусный обед. – Смущенно кашлянул. – Я насчет утреннего казуса…
— Ну прости меня, это больше не повторится, – протянула она, погладив мою руку мягкой ладошкой. – Я все поняла.
— Что ты поняла? – спросил я на всякий случай, выдернув руку из‑под ее руки.
— Что я тебе как девушка не нравлюсь. – Вздохнула он обреченно.
— Да нет, наоборот, ты очень красива – в том‑то и дело. Но я женат, понимаешь?
— А где она, твоя жена? И где мой жених? Что‑то их невидно.
— Это неважно. Главное то, что мы с тобой перед ними несем ответственность. Они – пусть как хотят, а мы обязаны сохранять им верность и терпеливо ждать возвращения.
— А что если так вся жизнь пройдет? – спросила Яна.
— Значит, пройдет, – выдохнул я. – Значит мы с тобой именно такую жизнь и заслужили.
— Я так не хочу. Мне счастья хочется, понимаешь. Обычного бабьего счастья. Чтобы вот так дожидаться мужа с работы, кормить его, гулять вместе, спать вместе, детишек рожать, воспитывать их… Что тут плохого?
— А то, что не бывает этого счастья, – сказал я, глядя ей в глаза, прекрасные блестящие глаза. – Покажи хоть одну семью, где есть это сказочное счастье. Я что‑то не встречал. По большей части, люди в браке тихо ненавидят друг друга, уже через год–другой романтика отношений улетучивается и наступает время обид, ссор, претензий. Я тебе отдала свою молодость, а ты только пиво сосешь у телевизора, да на соседку поглядываешь и так далее… Брак – это не сказочное киношное счастье, а терпение недостатков друг друга и прощение, бесконечное прощение друг друга.
— Ты мне настроение испортил, – сухо констатировала она.
— Ну, ты уж прости. Ладно, на сегодня диспут закончен. Мне поработать еще нужно, а ты… телевизор посмотри, что ли, или почитай – вон книг сколько.
— Хорошо, – прошептала она, низко опустив голову к столу, как тогда в кафе.
Я погладил ее по голове и ушел в кабинет. Не успел дописать доклад к завтрашнему совещанию до половины, как в дверь постучались:
— Арсений Станиславович, можно войти? – раздался голос Макарыча.
— Почему без звонка, полковник? – проворчал я.
— Простите, времени нет. Сейчас сюда вломятся три бандита, мне нужно быть рядом.
В передней раздался звонок. Я пошел открывать дверь. Макарыч закрыл Яну в комнате, велел не высовываться и с пистолетом в руке занял позицию за ближайшим к двери углом. На пороге стоял мужчина, лет тридцати с небольшим, в хорошем костюме. Он вежливо поинтересовался:
— Простите, Яна здесь?
— А вы кто?
— Я ее жених. Так где она? – грозно спросил он.
— Тот самый жених, который оставил ее в кафе без денег с неоплаченным счетом? Тот самый растяпа, который забывает ее чуть не каждый день?
— Короче, мужик, скажи, чтобы она вышла. Я ее забираю.
— А вот это будет решать она, уходить с вами или остаться здесь.
— Слышь ты, тебе сказали, тащи девку сюда, – прохрипели еще двое парней, вышедших из дверного простенка.
— Девку?!. – возмутился я. – Простите, господа, у нас тут девок нет.
Изрыгая ругательства, все трое вломились в прихожую – и напоролись на пистолет Макарыча. Гости сразу притихли.
— Пройдемте, господа, на кухню, поговорим, – сказал полковник. Когда гости расселись, Макарыч сказал: – Арсений Станиславович, прошу вас, говорите.
— Как вас зовут? – спросил я жениха.
— Дима, – сказал тот.
— Объясните, пожалуйста, Дима, почему вы так небрежно относитесь в Яне? Почему оставляете без денег в кафе?
— Это наше дело, – прорычал тот, сжав кулаки.
— Если разговор о судьбе девушки происходит в моём доме, значит, уже не только ваше дело. Вы обидели девушку, хоть на мой взгляд, вы и мизинца ее не стоите. Яна красива, умна, добра, прекрасно готовит. Вам привалило счастье, о котором мечтает любой нормальный мужик, а вы относитесь к ней, как к человеку второго сорта. Вам это кажется нормальным?
— Ну ладно, хватит проповеди читать, – вскинулся Дима. – Где она? Пусть идет сюда.
— Слушай, сынок, – сказал Макарыч скучным голосом, после чего обычно начинает стрелять. – Ты веди себя прилично, а то я могу тремя выстрелами тебя и твоих приятелей навсегда лишить способности интересоваться девушками. Ты зачем этих недоумков сюда притащил? Напугать хотел? Или чтобы силой девушку утащить?
— Простите, я не хотел, – едва ли не шепотом произнес жених.
— Чего не хотел? – сонно протянул полковник.
— Обидеть вас…
— И все‑таки обидел… девушку, а нас с шефом так просто рассердил. Ты прощения просить намерен?
— Обидеть вас…
— И все‑таки обидел… девушку, а нас с шефом так просто рассердил. Ты прощения просить намерен?
— Да, конечно, простите.
— Яна, дочка, выйди к нам, не бойся, – сказал Макарыч чуть громче.
На кухне появилась Яна. Она закуталась в мамину шаль, будто замерзла, и выглядела великолепно. Никто из троих незваных гостей на нее глаз не поднял.
— Яна, ты хочешь с Димой уйти или хочешь остаться?
— Я не знаю, – пролепетала она.
— А если все трое сейчас очень вежливо попросят у тебя прощения, – продолжил Макарыч, – а потом я дам тебе телефон, по которому ты в любое время дня и ночи сможет позвонить мне и пожаловаться на плохое поведение Димы или его друзей – тогда ты пойдешь с Димой?
— Наверное да, – сказала девушка.
— Слышали, мальчики? – Макарыч повернулся всем корпусом к гостям. – Быстро, на колени – просите у Яны прощения.
Сверкая глазами, гости сползли со стульев на пол и что‑то промычали.
— Яна решай, – сказал я. – Если есть сомнение, можешь остаться.
Девушка протяжно вздохнула и сказала:
— Я иду с ними. Спасибо вам за все.
— Тогда, юноши, на выход. Будете ожидать девушку на улице.
Когда гости удалились, я еще раз спросил:
— Ты по своей воле уходишь?
— Да, по своей, – кивнула она. – Сам же сказал, что брак – это прощение и терпение.
— Возьми мой телефон. – Протянул Макарыч бумажку с номером. – Чуть что не так – звони. Будем надеяться, урок пойдет им на пользу. Удачи тебе, дочка!
— Арсений, а можно я с тобой в церковь схожу? – спросила меня девушка.
— Да, приходи в субботу к половине пятого. Вместе сходим. Телефон мой знаешь. Звони.
— Прощайте и огромное вам спасибо, – сказала она тихо и вышла из дома.
— Алексей Макарович, – спросил я, когда за девушкой закрылась дверь, – откуда ты узнал, что ко мне гости приедут?
— Работа у меня такая – знать, когда опасность на подходе. Называется – действовать на упреждение. Ну, я пошел. Прощайте.
Брутальная история
И ты, Брут?
(«Юлий Цезарь» У. Шекспир)
Поздним вечером в моем кабинете раздался звонок селектора. Скучный голос произнес:
— Нашел.
— Кого?
— Крысу.
— Тьфу, какая гадость! – Передернуло меня. Я представил себе огромную серую крысу, раздавленную металлической рамкой мышеловки.
— Эт точно. Можно зайти?
Алексей Макарович сел в гостевое кресло, положил затылок на подголовник и уныло сообщил подвесному потолку:
— Человек, который воровал бюджетные деньги, выделенные заводу на выполнение оборонного госзаказа, найден.
— «Революция, о необходимости которой говорили большевики, свершилась!» – съязвил я, пытаясь шуткой смягчить наносимый удар.
— Поверьте, мне очень тяжело вам говорить, но… – Полковник выдержал драматическую паузу. – Это ваш брат – Юрий Станиславович.
В старых романах писали: «с ним случился удар». Никто меня, конечно, не бил, но ощущения от услышанных слов оказались именно такими, будто по затылку прошелся пудовый молот бойца со скотобойни. Перед глазами поплыли красно–белые круги, горло сдавило, сердце остановилось, а потом вдруг припустило со скоростью спринтера. Я мысленно прочел «Отче наш»…
— На чем вы его поймали? – выдавил из одеревеневшей глотки чугунные слова.
— На сделке по закупке металла, – еще более скучно прогундостил полковник. Ох, не нравилась мне его манера сообщать негативную информацию. – Помните, в марте произошел скачок цен на тридцать процентов?
— Да, прежде, чем подписать удорожание сметы, я попросил секретаря обзвонить всех поставщиков. Удостоверился в заговоре монополистов и подписал превышение сметы из строки на форс–мажор.
— Всё верно! Обзванивали и мои люди, как вы понимаете. Но наш завод, оказывается, оплатил металл по старым ценам, а также стоимость ответственного хранения на складе поставщика – сущие копейки, но каков ход!.. А в накладных на получение уже фигурируют новые цены, на треть выше. С последующей доплатой.
— А кто подписывал документы с нашей стороны?
— В том‑то и дело, что не Юрий Станиславович, а начальник снабжения – человек очень осторожный и проверенный. Как видите, повышение цен произошло фактически, вот он и принял материалы по новым ценам с последующей доплатой. Когда я спросил, кто из его подчиненных занимался этой сделкой, Мироныч ответил: Шаповалов. Спросили у Шаповалова: кто руководил? Он ответил – Юрий Станиславович по телефонной договоренности с директором поставщика. Мой человек допросил поставщика в приватной обстановке, тот подтвердил факт обналичивания доплаты и вручения конверта с валютой нашему замдиректора.
— Прости, Макарыч, – встрял я со своим гуманизмом, – ты не мог бы уточнить степень «приватности обстановки»? Он что, недоумок, сознаваться в должностном преступлении, где ни подписей, ни актов передачи денег. Это же признание тянет на срок от трех лет и выше!
— Эк вас… Мы ограничились второй степенью приватности. – Макарыч криво усмехнулся. – Наш визави рассказывал историю своего падения на дальней гос–даче под надзором сорок пятого калибра. Да…
— А ты понимаешь, что он в присутствии грамотного адвоката откажется от своих показаний?
— Но мы же не пойдем с этим в суд, верно? Нам нужна правда и больше ничего. Вот мы ее и получили. Потом мои орлы проверили перерасход по другим позициям снабжения, по услугам технологов, по транспорту и представительским расходам – всюду на телефоне висел ваш брат, а ответственность несли другие. По большому счету, это даже воровством назвать нельзя… По нынешним временам – это удачная брокерская сделка. Только вот, когда сложишь эффект от такого рода сделок за период выполнения оборонного госзаказа, получится внушительная цифра в два миллиона долларов. И, заметьте, нигде ни одной подписи Юрия Станиславовича, всюду он действовал как разумный советчик, используя расхожий приём «телефонного права» с откатом черным налом в конверте. Его даже привлечь к уголовной ответственности невозможно.
— Кто об этом знает?
— Из администрации пока только вы. Разумеется, моя следственная группа – четыре человека, но у них подписка о неразглашении.
— Когда у вас ближайший сеанс связи с Виктором?
— Ежедневный доклад Виктору состоится завтра, в семь утра. В Буэнос–Айресе в это время как раз полночь.
— Мне нужно поговорить с Юрой. Дайте мне часа полтора.
— Понимаю. – Он тяжело встал и положил передо мной на стол лист бумаги. – Это результаты следствия – самая суть. Целиком материалы составляют двенадцать томов. Пошёл… Звоните на сотовый, ежели что.
Оставшись один, я пробежался по бумаге, выпил чашку кофе и вызвал Юру. Он вошел, улыбаясь, как старый мудрый боевой товарищ молодому неопытному сослуживцу – снисходительно и доброжелательно.
— Чего изволите, гражданин начальник? – очень смешно пошутил он.
— Изволю… правду, и ничего кроме правды…
– …Но никогда и никому – всей правды, – завершил он оглашение принципа японских бизнесменов.
— Юра, ты украл у родного завода два миллиона долларов. Ты признаешь это?
— Да что ты себе позволяешь, мальчишка?
— Я тебе задал вопрос и прошу на него ответить.
— Да я тебе сейчас подзатыльников надаю, салага!
— Тебе не трудно посмотреть мне в глаза?
— Да кто ты такой, чтобы в глаза?.. – Его взгляд так и не оторвался от собственных рук, сведенных в замок.
— Я же знаю, что ты не себе в карман доллары складывал.
— Да, Арсюш, это всё людям, живущим в бараках. – Закивал он подобострастно.
— Юра, почему ты не обратился ко мне? Почему отказал заводу взять бараки на баланс? Ты знаешь, мы бы всё своими силами отремонтировали и привели жилье в надлежащий вид.
— Ой, знаю, в какой вид вы бы привели…
— Почему не позволяешь жителям бараков работать на заводе? Среди них есть классные специалисты, мы бы их с удовольствием взяли.
— Да знаю, только они и сами… – прошептал он растерянно и осекся.
— Причина в том, что ты не захотел расставаться с короной авторитета, не так ли? Ведь ты для них сейчас – бог. А кем бы стал, если завод взял бы на себя твои заботы? Никем…
— Это ты зря!.. Я же бескорыстно!
— Как ты намерен возместит убыток в два миллиона?
— Никак. Все раздал людям.
— Тогда тебе придется позагорать лет пять–семь на мордовском курорте общего режима.
— Но ты же не позволишь посадить брата родного?
— Конечно, не позволю. Просто отдам тебя Макарычу, и он разберется с тобой по–своему. Знаешь, он Фрезера в решето превратил. Тот тоже не хотел в тюрьму. Он выбрал мужскую смерть в бою.
— Я найду деньги.
— Ты не забыл еще о драгоценных камнях нашего отца? Он говорил, что их стоимость не меньше двух миллионов долларов. А сейчас, наверное, и подороже.
— Ты прости, Арсюш… Но их уже нет. Я их продал. За полмиллиона.
— Отец мне дал телефоны своих ювелиров. Они бы дали настоящую цену.