Конечно, я не забывал поглядывать на компас, а также оборачиваться назад. Мой спутник ровно шел за мной. Он плыл, изгибаясь, как синусоида, вытянув вперед руки. Мне же больше нравился подводный брасс. Когда я чувствовал, что отрывался от Хонга, то незаметно оглядывался (увы, не было зеркала заднего вида, который, кстати, необходим в районе, кишащем акулами), мой соперник тоже переходил на лягушачий брасс. Как бы странно мы ни смотрелись, в океанских водах не обитает ни одной, даже самой пакостной, в гнойных бородавках, лягушки. Возможно, потому, что кваканье несовместимо с гордым шумом морского прибоя. Вдумайтесь внимательно в это наблюдение, читатель.
Когда мне наскучили эти мысли, на смену им пришли другие. Например, что делать, если кислород на исходе, а до берега еще ой-е-ей… Сбрасывать баллоны или переть их на себе? Я так и не пришел к рациональному ответу, потому что Хонг нагнал меня и стал отчаянно жестикулировать. Сначала я подумал, что он сошел с ума от кислородного голодания: он настойчиво пихал меня в глубину. Наконец я понял: по нормативам положено занимать определенную глубину погружения. Пришлось подчиниться и плыть на семи метрах от уровня океана. Вода здесь была гораздо холодней, не то чтобы я мерз, но бодрость ощущалась сразу. Я энергично заработал конечностями, ощущая, как медленно подползала усталость. Мы уже плыли сорок пять минут, мои подводные часы аккуратно и точно показывали время, я был благодарен им за то, что они не лопнули от гордости при большом давлении. Если бы я сбился с пути, мы могли плыть по прямой, пока не уткнулись в Антарктиду. Но, к счастью, я увидел дно. Сначала оно вырисовалось, как блеклое марево, потом я стал различать камни, прибрежных рыбешек, маленьких и теплолюбивых, причудливые кораллы в виде огромных, до метра в диаметре, шаров с круглыми, как кратеры, узорами, другие напоминали колонии грибов с зонтиками, вывернутыми наружу, заиндевелые кустарники с массой отростков-веточек, да и просто причудливые лишайники. Многие из них жили и на ощупь были скользкими, как сало, мертвые же окаменевали, их мумии столетиями наслаивались друг на друга, образуя для двуногих новые территории для проживания и развлечений. Все это коралловое великолепие проплывало под моим брюхом, пока я чуть не наткнулся на морского ежа. Черный шар с длинными иголками подпрыгнул и проколол мне палец, когда я попытался выяснить, что за сувенир лежит, как бы брошенный. Пять белых точек-глаз по пяти углам и с ярко-синей светящейся меткой в центре следили за мной, готовые вонзить в меня еще девяносто девять иголок. Оказалось, этих ежей здесь целая плантация. Среди камней я еще заметил длинные черные колбасины, к которым уже не рискнул приближаться.
Кромка воды над головой уже позволяла стать на ноги, но я не торопился, дождался, пока это сделает мой инструктор. Берег был безлюдным. Мы почапали по песочку в обратном направлении. Кажется, был отлив, нам пришлось идти метров пятьдесят, прежде чем мы добрались до катера. Райт скучал, покуривал и стряхивал пепел за борт. Он помог нам забраться, мы с удовольствием сняли почти опустошенные баллоны, маски и ласты.
– Ты еще не все вылакал? – устало поинтересовался Хонг.
– Повода не было! – ответил тот и достал из ящика слегка початую бутылку виски.
– Ты, конечно, хотел выпить за упокой нашей души? – спросил я.
– Как тебе сказать… Насчет Хонга я всегда уверен. Но раз ты выплыл, парень, значит, повод выпить у нас оптимистичный!
И мы оптимистично выпили, закусив морской травой, причем Хонг только делал вид, что пьет. Метис же прикладывался к бутыли жадно и некрасиво. Я тоже не усердствовал: на такой жаре могут пить или отчаянные, или просто алкоголики, надеющиеся, что на хорошей скорости все выветрится…
Вечером Хонг и Райт захотели прошвырнуться, но я их поймал буквально за фалды. Они думали, мне будет особенно радостно коротать время в обществе пожилого плосколицего тайца, который все время дремал у ворот.
– Стоп, господа! – закричал я. – С какой стати я должен торчать здесь в столь прекрасный вечер?
– Тут все вечера прекрасные, – нагло ответил Райт.
– Не было такого уговору. А если вы думаете, что я удеру, так это могу сделать в любой момент.
– Ну что ж, погуляй пару часиков. Только не заблудись… – милостиво разрешил Хонг.
– Спасибо. Только прошу выделить мне на бутылку виски и пару пива в счет будущего аванса. На девочек уж не прошу.
– Какая наглость! – картинно возмутился Райт. – Ты что – алкоголик?
– Не более, чем ты! – Краснорожий Райт начал действовать на нервы. Несмотря на свою красноречивую фамилию, он был не прав.
А Хонг – молодчина, тут же связался по радиотелефону с китайцем и получил добро на мое увольнение в город. Последний раз такое счастье я испытывал на четвертом курсе военного училища. Тогда с деньгами тоже было трудно, мы зарабатывали, разгружая по ночам вагоны, сдавая кровь, а днем тратя эти скудные рубли со студентками-подружками или в дешевых пивных.
Хонг выдал мне из своего бумажника двести пятьдесят батов – по курсу аж целых десять долларов. Кажется, совсем недавно я держал в своих руках такую, точнее, эквивалентную бумажку, но сколько событий с тех пор прошло!
Итак, меня купили, черт-те где и черт-те кто… Вполне исчерпывающая информация для соответственного настроя души: как раз пойти и нажраться ровно на десять долларов по курсу.
Мои «коллеги» укатили на своем «L.Rower’e», я пошел пешком.
Для краткого мига счастья человеку нужно сиюминутное ощущение свободы, небольшая сумма денег для бутылки холодного пива, легкой закуски и немножко уличной музыки, создающей впечатление всеобщего праздника.
Для более продолжительного ощущения счастливой жизни нужно пропорционально большее количество свободы, денег. Музыка не обязательна, впрочем, будем подразумевать, что она должна звучать в душе: то ли от пылкой любви, то ли от сознания своего величия или неповторимости.
Я старался не думать о плохом, хотя глупые мысли нет-нет и посещали мою забубенную голову: после выполнения преступного задания они разделаются со мной… Пропавшего человека здесь не ищут: на мафию работает весь рыбий мир во главе с акулами. Веселенькие мысли, ничего не скажешь…
Воздух здесь струился, точнее, он пьянил, как теплое, жаркое дыхание возлюбленной. Вскоре я вышел на одну из центральных авеню, чередой здесь тянулись открытые бары, кафе, мелькали огни рекламы, горячий красный свет заливал все вокруг, разжигая, подстегивая чувства. И я воображал себе, что город с чудным женским именем Паттайя – это незримая дива с пылкими черными глазами, которая незаметно завладела тобой, да и каждым прогуливающимся мужичонкой, заключила в объятия, а ты одуревший, ослепший от блеска ее обнаженного тела и вздымающейся груди…
Девушки за стойками баров тонкими голосками кричали мне «хэллоу», другие, сидя на высоких стульчиках на тротуаре, неторопливо оценивали и еле заметным движением глаз приглашали разделить любовное ложе.
Но я в полном равнодушии скользил среди этого бесстыдства и разврата и, как и положено russo touristo, незаметно оглядывался, опасаясь провокаций, то есть хвоста, а кроме того, искал телефон для срочной связи с Москвой. Там еще продолжался рабочий день.
Но Сидоренко не отвечал. Молчал и второй телефон редакции. 20 февраля… Ни выходных, ни праздников сегодня в России-матушке не было. Однокурсники, друзья, однополчане разбрелись по белу свету, адресов не знаешь, не то что телефонов. Да кто спустя десять-пятнадцать лет найдет мужество отправить к чертовой бабушке даже всего полтысячи долларов? Да и сам я смогу ли дать в долг тому же однокашнику Пете Мякишеву, которого разжаловали и вытурили из погранвойск на первом году офицерской службы? Я продержался четыре года, пока меня не попросили уважно за отказ принять присягу.
Оставался один человек на белом свете – моя мамочка. Она, конечно, все продаст, заложит квартиру, чтобы вызволить своего бестолкового сыночка. И я мог бы тут же набрать владивостокский телефон, услышать родной голос и торопливо проплакаться, сообщив нужную мне невероятную сумму и еще более фантастический адрес: посольство России в Королевстве Таиланд.
Конечно, моя рука не поднялась совершить это безумство.
Неожиданно для себя я решил позвонить Пат. Она тут же ответила:
– Чаи?
– Пат, здравствуй! – ответил я на более удобном для меня английском. – Это Володя.
Она обрадовалась, я понял это по голосу. Первая реакция на нежданный звонок – самая истинная и верная, какие бы потом слова ни звучали…
– О, Володя, я так рада слышать тебя! Как твои дела? Хочешь встретиться?
– Я в Паттайе! Занимаюсь подводной охотой…
– О, это очень интересно! – щебетала она. – Значит, у тебя все хорошо?
Я хотел сказать – «относительно», но она могла не понять смысловую неопределенность, а тем более я не знал, как сие слово звучит по-английски, и выразился кратко:
– Хорошо.
– А я уже не работаю в салоне, рассчиталась с хозяином, он дал мне выходное пособие, и самое важное, я завтра еду в Паттайю. Моя тетя берет меня в дело, у нее свой магазин. Мы будем компаньонами…
Кажется, моя тайская подружка была счастлива. Я не стал спрашивать, какими деньгами осчастливил ее мой соотечественник Вилкин-Wilkyns, вероятно, ошеломляющими.
Она еще рассказала про отца, который вновь сошелся со своей первой женой, и только потому Пат решилась его оставить, но все равно будет помогать и ему, и брату-наркоману. Меня слеза прошибла от ее добросердечия.
И еще она сказала, что никогда в жизни не вернется к прежней работе.
«Не зарекайся, девочка! – искушенно подумал я. – Перешагнуть грань трудно в первый раз. Во второй это делается как привычка…»
Это все равно как впервые убивать: сначала кого-то, а потом что-то в себе…
Она назвала свой новый телефон в Паттайе. И я, запоминая шестизначный номер, вдруг почувствовал взгляд. Положив трубку, обернулся. На меня в упор, через стеклянную дверь отеля, в который зашел позвонить, смотрели Хонг и Райт.
– И кому же ты звонил? – жестко спросил Райт, когда я вышел к ним. – Почему это ты скрыл свое намерение? Для этой цели ты выпрашивал деньги?
Пока он сыпал вопросами, я сочинил ответ:
– Звонил маме, она не знает, где я, подумает, что я погиб, и сойдет с ума…
Бедная мама, твой непутевый сын практично использовал тебя, чтобы выкрутиться из нехорошей ситуации. Который раз…
– Ты должен был поставить нас в известность! – грубо заявил Райт. – Если ты не хочешь иметь неприятности, должен выполнять все наши инструкции и ничего не предпринимать без нашего разрешения… Надеюсь, это понятно?
– Yes, sir! Так точно! – ответил я по-военному и вытянулся.
Здоровый верзила (это я) и краснорожий коротышка перед ним выглядели комично. Прохожие оборачивались и смеялись.
– Иди в машину! – злобно процедил Райт.
– Но я еще не выпил ледяного пива и не съел вареного краба!
– Что?!
Молчавший Хонг подал голос:
– Хорошо, выпей свое пиво, но чтобы через час, – он красноречиво глянул на циферблат, – был на базе. Завтра трудный день. Надеюсь, тебе все ясно?
…Я взял истекающую каплями бутылку пива, огромную креветку и уселся, чтобы понаблюдать за бойцами. Передо мной был ринг, на котором два мускулистых мальчика под жесткий рок колотили друг друга всеми четырьмя конечностями – это называлось тайским боксом. Зрелище увлекало, хотя с первого взгляда становилось ясно, что все это заранее спланированное и разыгранное шоу.
Потом, когда я возвращался на базу, меня чуть не сбила машина – я опять забыл, что здесь левостороннее движение. Переходя дорогу, я привычно повернул нос влево, справа же огромным бумерангом несся джип. Я еле успел выпрыгнуть из-под колес… На этом мои злоключения не кончились. Я заблудился, перепутав две параллельные дороги, – хотел сократить путь… В результате пришлось возвращаться на старое место и идти ускоренным шагом. Все это время я думал о том, что каждый мой шаг на пути к базе – ошибка, которая приведет к чему-то весьма гнусному, ужасному и непоправимому… И все равно шел, удивляясь самому себе, а может, продолжая верить, что все обойдется, и люди, которые меня отпускают и практически не ограничивают свободу, могут помочь мне заработать на дорогу…
А еще мне пришла в голову странная идея забрать с собой Пат в Москву. Да и что тут такого? Тем более она ушла из салона Уилкинса.
А каждый ли из нас может поручиться в добропорядочности и скромности добрачной жизни своей благоверной супруги? Ведь понятие «клеймо ставить негде» как раз и предполагает то, что оно есть, но его, в общем-то, не видно…
Охранник, уже другой, сказал, что господин Хонг ждет меня.
Я постучал и вошел в указанную комнату на втором этаже. Никто не ответил. Я толкнул дверь, преодолевая сопротивление пружины, вошел в коридорчик, постаравшись не хлопать. Но дверь все равно закрылась с шумом.
– Хонг, вы здесь? – спросил я.
Никто не ответил. Я хотел повернуть обратно, но чертова дверь захлопнулась. Она даже не имела внутренней ручки, что я не сразу и заметил. Я осторожно заглянул в комнату, страшно не люблю подобные неловкие ситуации: вроде как без спросу залез в чужую квартиру. То, что я увидел, оказалось для меня гораздо более худшим, чем неловкость.
Я похолодел от ужаса.
На полу лежал мертвый Райт. В горле у него прочно торчал нож, по рукоятку воткнули, наверное, броском… Рядом – два стакана, ополовиненная бутылка виски, раскрытая шкатулка с долларами… Я лихорадочно огляделся. Теперь меня подставили крупно, это не пакетик с «кокой». Двери заперты, на окнах решетки. Все продумано… Дешево и сердито. Московский мечтатель, изуродованный интернациональными иллюзиями о всемирной любви народов к советскому прогрессивному человеку.
Мне очень хотели помочь, о местные веселые комрады! Мне осталось лишь вытащить из глотки нож и попытаться открыть дверь – и не столь ради освобождения, сколь ради отпечатков на окровавленной ручке, разумеется сейчас без единого «пальчика»…
Дверь тихо открылась. Вместо лица я увидел видеокамеру, за ней – пистолет.
– Мистер Володя! – сказал незнакомый человек, по виду – таец. Он снимал и одновременно задавал вопросы. – Зачем вы убили мистера Райта?
– Вы знаете, что я не убивал! – тусклым, как моя жизнь, голосом отозвался я. – Говорите, что вам надо от меня?
– Сейчас мы проведем осмотр места преступления.
Они стали возиться у трупа, цокая языками. Страшно переживали. Здесь же были Хонг и Лао, оба держали пистолеты, предупредив, что, если взбрыкнусь, стрелять будут без предупреждения.
И ведь выстрелят.
Охранник надел на меня наручники. Потом они положили стаканы и бутылку в разные пакеты, отметив, что на них – хорошо видимые отпечатки пальцев. Я вспомнил, что точно такие же стаканы были у меня в номере.
– Кончайте комедию! – не выдержал я. – Говорите, что хотите от меня! Неужели только лишь сплавить на меня убийство этого болвана?
– Как фамилия? – спросил меня оператор.
– Моя?
– Разумеется!
У него был отвратительный акцент. Он не говорил – чирикал. Щегол…
Мне не хотелось оскорблять свою героическую фамилию в стойле этих негодяев, и я назвался Сигизмундовским. Впрочем, им было все равно.
– Господин Сиги…мун… – Лао так и не смог произнести фамилию, зато он взял на себя функцию прокурора. Вот уж где пошел крутой сюрреализм! – Вы совершили убийство гражданина Райта по корыстным мотивам, хотели завладеть его деньгами, чтобы оплатить поездку в Россию. Для этого вы ловко втесались в наше доверие… До прибытия полиции я прошу вас подписать вот этот документ.
– Что это?
– Протокол осмотра места происшествия!
– Быстро состряпали! В общем так: сообщайте российскому послу – и по полной схеме, полиция, адвокат и прочая fignyа, – добавил я по-русски.
Они поинтересовались, что такое fignya. Я популярно объяснил, стараясь не глядеть на труп. За что же они его ухайдакали? Неужели за длинный язык? Виной всему – пьянство и самонадеянность.
– В полиции – свои люди. Они приедут, не беспокойся. Считай, что эта видеопленка уже у них… – сказал Лао.
– Как вы могли! – вздохнул неподдельно оператор. – Поднять руку на такого прекрасного человека. Вы жестокий человек. Вы опозорили свою страну…
Он опустил камеру, и я смог рассмотреть его лицо. Ничего особенного, если не считать непривычно длинного для тайца носа. Наверное, слывет среди своих юмористом. Пока самого не зарежут, как барана, а другой баран будет так же потешаться. Круговорот мертвецов в природе. Всегда и везде, при любой погоде…
Потом он исчез, а вместо него появился смолянисто-курчавый человек, похожий на араба, иудея, болгарина, итальянца и одновременно на нашего соотечественника – дитя кавказских гор. При его появлении все умолкли, а охранник почтительно вскочил. Остальные после мучительного раздумья остались сидеть.
Курчавый мельком глянул на мертвого Райта, будто на разбитую бутылку кефира: на плоских губах едва проскользнула брезгливость.
– Ну, как наш киллер, потрясен содеянным? – спросил он у Лао, даже не посмотрев на меня.
– Потрясен! – подтвердил тот. – Да так, что себе не верит…
– Это бывает… – Курчавый добавил теплую нотку в голосе. – Но мы поможем ему адаптироваться. Пошли вниз… А для него, – он кивнул в сторону мертвеца, – надо найти прохладное местечко.
– Это мы сразу, шеф! – заверил охранник.
С меня сняли наручники. Курчавый глянул на меня, белки глаз его были красными, как переспелая хурма.
– Друзья меня называют просто Кинг, – сказал он. – Ты тоже можешь меня так называть. Потому как, я надеюсь, нас свяжут общие благие дела… Тебя мы проверяли по многим параметрам, и я скажу тебе, что многие люди твоего склада и образа жизни многое бы отдали, чтобы оказаться сейчас на твоем месте.