Рив оглядел крохотную гостиную, выцветшие драные обои, проступающие на них желтые пятна и не мог скрыть удивления:
— Это здесь жил Райдерхуд?
— Да.
— Роуз говорит, что теперь здесь живешь ты.
— Да, живу.
— Печальная история.
— Да. Печальная.
Рив, прислонясь к небольшой каминной полке, взял серый с пурпурными полосками камешек, который Роуз когда-то давно подарила Дженкину.
— Готов побиться об заклад, что этот камень из Йоркшира.
— О да… да! — воскликнула Роуз. — Он с побережья…
— Я знаю, откуда.
Они улыбнулись друг другу. Рив продолжал держать в руке камешек.
— Как хозяйство? — поинтересовался Джерард.
— Ужасно.
— Я слышал, фермеры всегда так отвечают.
— Роуз говорит, что Кэмбесы ищут дом во Франции. Такое впечатление, что все снялись с места.
— Рив присматривает дом в Лондоне, — пояснила Роуз.
— Действительно? — с приятной улыбкой спросил Джерард.
— Ну да, или квартиру, — сказал Рив. — Дети давно хотят.
Они с Роуз переглянулись.
Раздался звонок в дверь.
Джерард спустился открыть. В лицо ему ударил восточный ветер с дождем, далекие желтые фонари отражались в мокром асфальте тротуара. В свете из открытой двери блестел «роллс-ройс» Рива. Рядом стоял паренек с пакетом.
— Мистер Херншоу? Пакет для вас из издательства.
— А, благодарю… не зайдешь? Это твой мотоцикл? Ехал в такую погоду?..
— О, все в порядке… спасибо. Сейчас повешу замок на мотоцикл, поставлю его к стене вот здесь.
Джерард взял пакет: объемистый и тяжелый. Положил его на стул в прихожей. Вошедший паренек выскользнул из плаща, снял шлем, обнажив копну белокурых волос.
— Заходи… хочешь выпить? Познакомься: Роуз Кертленд, Рив Кертленд. Не знаю твоего имени.
— Дерек Уоллес. Нет, никакого шерри, спасибо. Что-нибудь безалкогольное, если есть.
— Он ехал на мотоцикле из Оксфорда под дождем, — объявил Джерард.
— Да нет, дождь только что начался.
— Все равно, ветер в лицо всю дорогу, — сказал Рив, представив себе эту картину.
— Перекусишь что-нибудь? — спросила Роуз. — А не то горячего супу?
— Нет, правда… просто лимонад или колу, или что-нибудь вроде. Я не могу долго задерживаться, мне еще возвращаться.
— Учишься в Оксфорде?
— Да.
— В каком колледже? Что читаешь?
Роуз на кухне достала апельсиновый сок, хлеб, масло, сыр, разогрела банку супа. Она заметила в прихожей пакет на стуле и поняла, что в нем, поскольку Джерард сказал ей, что ждет гранки. Ей стало не по себе, все было каким-то нереальным. Высокий светловолосый паренек напоминал Синклера. То Регент скребется в дверь, подумала она, а теперь вот это. Господи Боже! Но с Синклером это никак не связано. Нас окружают бесы.
— Этот парень никого тебе не напоминает? — спросил Рив, ведя свой «роллс» в плотном потоке машин вечернего Лондона.
— Напоминает, — ответила Роуз.
— Правда, Невилл не такой худой, нос и рот… нет, не совсем похожи…
— Не совсем.
Конечно, думала Роуз, они не помнят Синклера, не вспоминают, какой он был. Смотрят они когда-нибудь его фотографии? Нет, наверняка нет. Отмахнулись от него. Так оно и должно было произойти. А теперь просто его забыли. Они беспокоились по поводу такой наследственности, не то чтобы чувствовали свою вину, но все же что-то опасное могло передаться, от чего они хотели оградить себя, думать, что они сами по себе, а мы сами по себе. Они не плакали на похоронах Синклера, при виде его изуродованного тела. Они никогда не знали Синклера и никогда по-настоящему не любили его. Может, это было не так уж неоправданно. Он вечно обходился с ними, как с деревенскими родственниками. Они и не ждали, что титул перейдет к ним, но отец слишком скоро последовал за сыном. Вторично повезло. Они не могли не испытывать удовлетворения, когда это случилось. На похоронах им пришлось скрывать радость от столь невероятного и неожиданного поворота событий. Печального, конечно, но для них… удачного, великолепного, для них и их детей и детей их детей.
Рив, который не привык ездить по Лондону, молчал, сосредоточившись на круге у Шепердс-Буш, где невнимательный водитель мог случайно выехать на автостраду, а Роуз одолевали ужасные новые страхи. Тот парнишка, тот призрак, что он делает сейчас, оставшись один на один с Джерардом, что у них там происходит? Заметил ли Джерард это сверхъестественное сходство, да как он мог не заметить? Допустим, Джерард влюбился в этого мальчишку, этого незваного зловещего гостя, явившегося из тьмы с дождем и принесшего роковой пакет? Люди, которые так невероятно похожи на умерших, наверное, демоны. Что, если мальчишка-демон собирается убить Джерарда, что, если Джерарда найдут убитым загадочным образом, как Дженкина? Может быть, тайна смерти Дженкина была предвестием, прелюдией к смерти Джерарда? Потом ей пришла отвратительная мысль, что эта роковая фигура — Синклер собственной персоной, Синклер, вернувшийся в должное время как завистливый призрак или дух мщения, чтобы убийством Джерарда отомстить всем им. Ведь разве не все они виноваты в его смерти, поскольку не воспрепятствовали ему заниматься тем опасным спортом или не увлекли его в тот день чем-то другим? Разве не они, говорила себе Роуз, они, которые так его любили, способствовали его смерти своим невниманием, своей беззаботностью — и те, другие, победители, может, своими подсознательными молитвами? Роуз понимала, что эти ее ужасные и греховные предположения вызваны всякими теперешними несчастьями, самим горем, давним, давним горем и пытками, которым подвергала ее судьба. И все же не могла остановить мечущиеся болезненные мысли, бешено работающее воображение. Мальчишка принес ту книгу, которая даже сейчас у Джерарда, ему опасно просто держать ее в руках, эту вибрирующую тикающую адскую машину. Может, Джерарда, севшего читать ее этой ночью, постигнет загадочная смерть?
Рив, благополучно выехав на Бейсуотер-роуд (следующее неприятное место было у Марбл-Арч, триумфальной арки), продолжил прерванный разговор:
— Конечно, никто не может заменить им мать, но они всегда были так привязаны к тебе, с тех пор как малышами звали тебя тетушкой Роуз. И, знаешь, эта перемена так ужасно сказалась на всех нас… для нас это было как новая эпоха, пришлось начинать все заново. Менять образ жизни… хотя, конечно, все равно пришлось бы, поскольку дети почти взрослые… ну, думаю, кто-то скажет, что они взрослые, но во многих отношениях они еще дети, они в том чувствительном опасном возрасте, когда им нужны любовь и забота, нужен настоящий дом, очаг, как говорится. И это имеет отношение к тебе. Нам необходимо видеть тебя чаще… и вот моя идея, и, надеюсь, ты подумаешь над ней: тебе следует переехать жить к нам в Феттистон. Миссис Кейтли может вести хозяйство, она практически этим сейчас и занимается, и мы нанимаем еще женщину из деревни, сильную, крепкую женщину. Так что тебе не нужно быть домоправительницей. Что мы хотим, это чтобы ты просто была с нами и вроде как пеклась о нас. Ты знаешь, как мы тебя ценим. И конечно, мы в свою очередь будем печься о тебе. Пока слишком рано говорить о счастье, дети не могут думать, что снова будут счастливы, но они, конечно, будут… да и я оживу, должен ожить, и мои люди воспрянут. Роуз, дорогая, мне видится, что с тобой все мы будем счастливы и благополучны. У нас будет местечко и в Лондоне, большая квартира или дом, и мы надеемся, что ты и там будешь жить с нами, а не то оставь и свою теперешнюю квартиру, мы не собираемся монополизировать тебя! Но меня не покидает ощущение, что, если мы станем ближе, это будет хорошо и для тебя. Мы часто думали… гм… сколько еще тебе оставаться одной. Знаю, у тебя есть старые друзья, вроде Джерарда и Патрисии, но у них, как ни крути, свои интересы, а ничто не сравнится с семьей. В любом случае, подумай над этим. Извини, я, наверное, удивил тебя своей сумбурной речью, не собирался говорить об этом в машине! Дети все последнее время пристают: скажи да скажи! Уверен, мы уговорим тебя… когда поймешь, как ты нам нужна, ты захочешь переехать!
«Тетушка Роуз», думала Роуз, одинокая стареющая незамужняя тетка, такая нужная, чтобы пеклась о них, чтобы о ней пеклись. Возможно, они даже обсуждали, что с ней делать, когда она постареет. А почему бы и нет, да, почему бы нет? Это говорил в ней не здравый смысл, а любовь. Возможно, думала она, смерть Дженкина разрушила все старые связи. Пора прекращать горевать да тосковать. Она скучала по детским физиономиям Невилла и Джиллиан. А в недалеком будущем она могла бы нянчить их детей, воспитывать их, качать на коленях. (Но она же не любит детей!) В конце концов, новые обязанности — это новый стимул к жизни. Кто-то нуждается в ней по-настоящему. А Джерард… возможно, она даже сейчас уже потеряла его или, лучше будет сказать, лишилась иллюзий, что стоит ждать от него большего, большей близости, большей любви, чем видела до сих пор.
— А если говорить о вещах не столь важных, — продолжал Рив, — то на пасхальные каникулы мы планируем отправиться в круиз на полных четыре недели и хотим, чтобы ты была нашей гостьей — пожалуйста, пожалуйста! Маршрут волшебный: греческие острова, потом юг России. Всегда хотелось побывать на одесском пляже! Ты к нам присоединишься, Роуз, дорогая, правда же?
— Я уже договорилась на это время, — сказала Роуз, — моя давнишняя школьная подруга приезжает из Америки…
— Я пришлю тебе подробности, когда и куда мы отправляемся — постарайся подстроиться, с тобой путешествие будет прекрасным, и сообщи нам поскорей, поскольку надо заказывать билеты.
Роуз сама поразилась, как мгновенно она сообразила придумать старинную школьную приятельницу. Да, лгать она умеет. А все ее старые иллюзии, разве они не ложь тоже? Ей не хотелось принимать приглашение отправиться в круиз, и тем не менее она поняла, что и оставаться ей не хочется. Не хотелось ли ей наконец — все-таки — просто поехать туда, где она была так нужна?
Рив молчал, маневрируя возле триумфальной арки и ища поворот на нужную улицу; Роуз подсказывала ему направление. Затем возник вопрос парковки. Действует ли вечером правило желтой линии? Улица уже была забита припаркованными машинами. Может, лучше всего будет, если он высадит Роуз здесь, чтобы она заняла их столик? Он надеется, что вернется очень скоро! Роуз вышла из машины, помахала озабоченному кузену и смотрела, как «роллс» медленно и неуверенно удаляется. Дождь наконец прекратился. Она поспешила в отель, сняла пальто. После этого вместо того, чтобы направиться в обеденный зал, она нашла телефон и позвонила Джерарду. Слушая гудки, она представляла себя, с сердцем, замирающим от страха, мчащейся в такси обратно.
— Слушаю!
— Джерард… это я.
— О… да…
— Я в отеле. Рив паркует машину.
— Ну так что? — Голос звучал отчужденно.
— С тобой все в порядке?
— Да, конечно.
— Тот паренек все еще у тебя?
— Нет, он уехал.
— Ты читаешь книгу?
— Книгу Краймонда? Нет. Собираюсь выходить.
— Вот как… куда?
— Пойду поем где-нибудь.
— Будешь читать ее сегодня?
— Не думаю. Лягу спать.
— Джерард…
— Да?
— Мы скоро увидимся, правда?
— Конечно, конечно. Мне надо идти.
— Дождь прекратился.
— Хорошо. Слушай, мне надо идти.
— Доброй ночи, Джерард!
Он дал отбой. Конечно, телефон всегда его раздражал. Но если бы он сказал в ответ: «Доброй ночи, Роуз!» Какое-то время она могла бы с этим жить, как с прощальным поцелуем.
Джерард, уже в пальто, взглянул на большой пакет, так и лежавший там, куда он его положил: на стуле в прихожей. Разумеется, он заметил сходство, которое поразило Роуз до того, что ей стало страшно. Джерард тоже, хотя и по-другому, не мог не воспринять как зловещий тот факт, что именно этот посланник принес именно эту вещь. Когда он стоял близко к парнишке, наливая тому апельсиновый сок в стакан, что-то очень странное мелькнуло в его памяти, запах юных волос. Или то был просто их цвет, столь мучительно памятный, особый их оттенок, буйность и блеск, которые он ощутил и воспринял как запах.
Теперь, один на один с пакетом, он не мог не видеть в нем роковую вещь — роковую для него, роковую, может быть, для мира. Мелькнула мысль: если это единственный экземпляр, его долг уничтожить его.
«О, пусть это будет не ненависть, но любовь, не жалость, но любовь, не сила, о, не сила, не сила, за исключением духа Христова», — молился отец Макалистер, когда, подобрав полы сутаны, сдвинув плотно ноги и стиснув ладони, сидел и смотрел на схватку, происходящую с переменным успехом.
В квартиру Вайолет вторглись, и она отбивалась, как загнанный зверь. Тамар пригласила Гидеона, Патрисию и отца Макалистера на чай. Роуз и Джерарду ничего не сообщили. Все молчаливо решили не делать этого.
Пат убиралась на кухне. Она уже побывала в спальне Вайолет и собрала кучу траченных мышами пластиковых пакетов в мешок, чтобы выбросить в мусорный бак. Чаепитие происходило в спальне Тамар при включенном свете, поскольку день был пасмурный. Тамар застелила красивой скатертью складной стол, за которым обычно занималась. Со стола уже почти все было убрано и даже помыто той же Пат. Сэндвичи с ветчиной понравились священнику, к кексу никто не притронулся. Балом правил Гидеон.
— Вайолет, — говорил он, — вы должны согласиться и позволить нам позаботиться обо всем, позволить мне позаботиться обо всем. Мы очень давно обхаживаем вас, пора принимать решительные меры. Разве не видите, что все изменилось, эпоха другая. Можем ли мы стоять, сложа руки, и смотреть, как вы тонете?
— Я не тону, — ответила Вайолет, — спасибо за участие! И ничего не изменилось, кроме того, что Тамар стала груба и даже перестала пытаться быть вежливой со мной. Но это касается только нас. Ты, Патрисия и священник просто заявились…
— Тамар пригласила нас.
— Это моя квартира, не ее. Она мне ничего не говорила, со мной не советовалась…
— Ты была бы против! — возразила Тамар.
— Вижу, мое мнение уже ничего не значит. Я не желаю с вами разговаривать, я уже просила вас уйти — прошу еще раз, уходите, пожалуйста!
— Они мои гости, — сказана Тамар, — и они хотят предложить план, и это хороший план, так что, пожалуйста, выслушай… ты же согласилась, чтобы мы поехали на Рождество в Ноттинг-Хилл…
— Пришлось поехать, и я не получила никакого удовольствия.
— Пожалуйста, поймите, миссис Херншоу, — сказан священник, — что мы хотим добра, хотим сделать, как выразилась Тамар, что-то хорошее, мы пришли с миром…
— Как же все вы мне надоели, — продолжала упираться Вайолет, — еще и этого сентиментального пастора притащили. Нагло ворвались без всякого приглашения, воры, убийцы, грубо вторглись в мою частную жизнь…
Вайолет владела собой, за словом не стояла, только в ее голосе иногда слышались нотки истерики.
— По моему мнению, есть два главных момента, — сказал Гидеон. — Во-первых, Тамар должна вернуться в Оксфорд. Я был бы рад, если бы мы могли считать этот вопрос решенным.
— Ни за что не допущу, чтобы Тамар вернулась в Оксфорд.
— Ты не сможешь мне запретить, — сказала Тамар.
Она сидела на своем диване-кровати, остальные на стульях вокруг маленького столика, на котором осталась только тарелка с сахарными кексами. Отец Макалистер, который хотел полакомиться кексом, да не успел, поскольку комедия с «чаем» превратилась в ожесточенный спор, подумал было взять его сейчас, но решил не делать этого.
Тамар, в черной юбке, черных чулках и сером пуловере, была подчеркнуто спокойна. Гидеон с изумлением смотрел на нее. Тамар подтянула юбку выше колен и вытянула длинные стройные ноги движением, вряд ли, как ему показалось, неосознанным. Одета она была просто, как прежде, может, в то же самое, но выглядела иначе: невозмутимей, взрослее и даже в этой ситуации более свободной, явно погруженной в себя. Что-то произошло с ней, думал Гидеон, что-то она такое пережила. Стала сильной, думает: сейчас или никогда, и сметет всякого, кто станет у нее на пути. Она окончательно справилась с депрессией, или что там у нее было. Вряд ли дело в этом бесхитростном священнике. Возможно, у нее наконец-то появился действительно прекрасный любовник.
— Я объясняла тебе, — продолжала Вайолет, зло глядя на дочь, — что мы сидим без денег. Я еще не расплатилась с долгами. За квартиру нужно платить. Твоя стипендия никогда не покрывала и половину суммы, нужной для того, чтобы ты жила в этой роскоши. Мне нужно, чтобы ты зарабатывала, нам это нужно. Если Гидеон утверждает обратное, то он подлый лгун. Тебе недостает чувства реальности, ты позволила этим людям забить тебе голову разными фантастическими идеями…
— Осенью я возвращаюсь в Оксфорд, — сказала Тамар, поправляя волосы и глядя на Вайолет со спокойным и грустным выражением. — Я уже была в колледже…
— Будь уверена, я платить за тебя не стану!
— Гидеон будет платить, — сказала Тамар, — да, Гидеон?
— Мне милостыня не нужна…
— Разумеется, заплачу, — поддержал Гидеон Тамар, — и, пожалуйста, Вайолет, не кричи. В сущности, Тамар так экономна, что ей почти хватит ее стипендии, я оплачу остальное, а также твои долги. Я — подождите минутку, не перебивайте — хочу сделать еще одно предложение: продать квартиру…
— Эта квартира безнадежна, — сказала Роуз, появляясь в дверях. — Ее можно разве только сжечь.
— …а вам с Тамар переехать в наш дом, — сказал Гидеон, — в ту квартиру, которую мы обычно занимаем…
— Квартира прекрасная, — добавила Роуз.
— Нам все равно нужно, чтобы кто-то просто приглядывал за ней, когда мы уедем, от вас совершенно ничего не требуется — погодите, погодите, — можете, если хотите, переехать на время, пока мы все не решим, что делать дальше… но пока Тамар будет в Оксфорде…