Потом чья-то тень на мгновение заслонила огоньки в лесу. Неслышно ступая, вошел человек: его глаза мутновато светились в темноте. От этого зрелища у Крокодила мурашки побежали по окровавленной коже.
— Суки, сволочи! — выкрикнул он, срываясь на визг.
Вошедший огляделся. Поймал чью-то руку, свесившуюся с гамака.
— Как мы умело выравниваем пульс, — тихонько сказал голос Аиры. — Зачет, несомненный зачет…
Он остановился над Крокодилом, разглядывая его, но не спеша освобождать. Крокодил перестал вырываться; трудно сохранять достоинство, когда сам себе кажешься букашкой на предметном стекле.
— Отвяжите его, — негромко сказал Аира и вышел.
* * *«Это умение быть больше, чем ты есть. Делать невозможное. Человек — свой хозяин, это первый шаг. Человек — хозяин мира, это второй шаг. Кто не хозяин себе — не хозяин ничему».
«Подготовка к Пробе задает систему мотиваций. Человек знает, что преодолевать страх и лень — почетно. Что быть воином — необходимо».
«Если я хозяин мира, — думал Крокодил, — то почему женился на Светке? С самого начала, с пьянки на свадьбе — да ладно, еще когда она сказала, что ждет ребенка… Нет, еще раньше: с того самого момента, как мы в первый раз проснулись вместе… С того пыльного утра, где лежала на пыльном паркете полоска света и горбился пыльный кактус на подоконнике, — было ясно, ясно, что все это временно. Мы временные, наша связь — дань сиюминутной прихоти; никто не собирался жить долго и счастливо и умирать в один день. Человек на земле — понятие непостоянное, и сама Земля, похоже, закончилась раньше, чем мы ожидали. Где сейчас Светка? Где мой сын?
Нигде, — поправил он себя. — Земля принадлежит ящерам. Впереди кайнозой. Давайте жить сегодняшним днем…»
Он сидел на мягчайшей траве, на берегу чистейшей речки, среди ночных огоньков, светивших тепло и ярко, под небом, полным крупных подвижных звезд. Он жевал листья травянистого растения, похожего на полумесяц, и получившейся кашицей заклеивал порезы. Высыхая, кашица стягивала кожу, будто медицинский клей; у нее было слабое анестетическое действие. Два самых крупных пореза, на животе и плече, никак не желали закрываться; Крокодил шевелил онемевшими челюстями, выплевывал лекарство на ладонь и слой за слоем выкладывал на пострадавшие части: будто цементируя растрескавшуюся кладку. Будто заклеивая прохудившуюся покрышку.
«Допустим, я сейчас проснусь, и все останется как раньше: работа, компьютер, коллекция DVD на пыльном стеллаже. День за днем, и неплохо, и временами почти счастье. И нет необходимости преодолевать страх и лень. Порочен мир, где обыватель должен быть воином. Хочу спокойно исчезнуть вместе с моей планетой… если ей суждено пропасть.
Но за те дни, что я здесь живу, я успел уже привыкнуть к мысли, что просыпаться мне некуда. Вот он, Раа, мой мир. Далекое побережье усыпано черным жемчугом, надо бы съездить и посмотреть.
А полукровка-то каков. Зелененький Тимор-Алк. Вот плата за хорошее отношение. Заслужил, наверное, похвалу от своих, хотя издеваться над ним все равно не перестанут…
Мальчишки отплатили за Камор-Бала. Рискуя, между прочим, и самим по ходу дела вылететь с испытания. Издеваться над связанным — это как, достойно полноправного гражданина Раа? Ах нет, пардон, речь идет о бескорыстной помощи отстающему товарищу…
Наивные. Был ли у Аиры формальный повод выгнать особо ретивых, того же Бинор-Дана? Нашел бы, если бы захотел. Но теперь, после Камор-Бала, он осторожничает. А ведь еще и властная старуха в пальмовой юбочке грозит ему служебным разбирательством. И назойливый мигрант путается под ногами. Нелегко быть инструктором в этом лагере, поневоле станешь осторожным…
Интересно, а смертные случаи бывают во время Пробы? И если да, то каков процент? И кто несет за них ответственность: никто? Сам погибший? Или все-таки инструктор?»
Крокодил лег на спину. Ночь была свежей, даже прохладной, но от воды исходило тепло. «Хочу домой, — исступленно подумал Крокодил. — В пыльную душную квартиру».
Чья-то тень заслонила свет звезд. Крокодил открыл глаза; Аира бесшумно сел рядом. От него не пахло ни потом, ни мочой, ни кровью: вообще ничем.
— У меня для тебя задание, Андрей. Завтра, на утреннем построении, отзови меня в сторону и скажи три слова, три имени: Бинор-Дан, Полос-Над и Данин-Рам. Тихо, на ухо, но повернувшись лицом к строю, чтобы губы были видны.
— Зачем? — Крокодил посмотрел на звезды.
— Затем, что мы заключили соглашение. Ты мне помогаешь — я оставляю тебя до конца Пробы.
— Ладно, — Крокодил закрыл глаза. — Дай мне отдохнуть, пожалуйста.
* * *— Сегодня у нас по плану ночное зрение и локация в экстремальных условиях. Кто не уверен в своих силах — пусть заявит сразу.
Молчание. Мальчишки таращились на Аиру невинными глазами энтузиастов. Даже зеленоволосый Тимор-Алк стал похож на прочих: во всяком случае, держался и смотрел как все. Только Крокодил, не принятый коллективом, стоял в стороне и выглядел так, будто им несколько раз разбивали витрину.
— Все уверены в своих силах, отлично, — Аира ничему не удивлялся. — Последний вопрос: никто ничего не хочет мне сказать?
Его взгляд как бы невзначай обратился к Крокодилу; за этим взглядом с беспокойством проследили участники ночной расправы. Зависла пауза; Крокодил смотрел вверх, где в кронах мелькали бабочки формата А4. Их крылья с верхней стороны повторяли рисунок листвы, а с нижней переливались оранжево-алым, поэтому бабочки казались дырами в пространстве, то открывавшимися, то снова исчезавшими.
— Значит, никто, — с некоторой грустью в голосе констатировал Аира, делая вид, что не замечает вздоха облегчения, прокатившегося по строю. — Так тому и быть… Побежали.
Строй босоногих, полуголых, порядком исхудавших мальчишек змеей потянулся в лес. Крокодил снова оказался в хвосте колонны. И сказал себе: «Как только станет невмоготу — брошу это дело, остановлюсь, уйду обратно в лагерь. Все равно теперь».
Он не то чтобы решил разорвать соглашение с Айрой. Просто исполнять его было так противно, что игра потеряла смысл. Регенерировать он не научится, идея Пробы все больше вызывает отвращение, так стоит ли унижаться ради сомнительного удовольствия остаться на острове подольше?
Травяная лечебная кашица оказалась полезной: ночные порезы склеились, подсохли и болели меньше, чем можно было ожидать. Штаны, оборванные и короткие, перепачкались кровью, заскорузли и натирали кожу. Крокодил представил, какое наслаждение испытает, переодеваясь обратно в свою одежду, и немного приободрился.
Ему показалось, что он видел тень досады на лице Аиры, когда тот понял, что сотрудничества не будет. Уж если отказываться от роли провокатора — то демонстративно… пусть даже твою демонстрацию увидит один человек.
К счастью, бежать пришлось недалеко. Короткий крутой подъем, потом длинный пологий спуск, и Аира остановился у отвесной стены с крохотным лазом внизу — крысиная нора, да и только.
— Итак, темнота. Внутри лабиринт и тайники с жетонами. Входим, расширяем зрачки, ждем команды. Дождавшись, начинаем движение под скалой. Восемь и больше жетонов — зачет. Семь и меньше — незачет. Контрольное время — час. Есть вопросы?
— А куда прятать жетоны? — деловито спросил коренастый парень по имени Данин-Рам. — Карманов-то нет…
— За щеками у тебя карманы! — Аира так глянул на парня, что тот пожалел о своем любопытстве. — Еще вопросы?
Стянувшиеся порезы чесались, но Крокодил боялся их тронуть, чтобы заново не разбередить. Мальчишки осторожно молчали, переглядываясь.
— Нет вопросов, — Аира кивнул. — Отлично. Итак, простое задание, прогулка, можно сказать… Вперед!
И он отступил в сторону, предоставляя Полос-Наду возможность первому нырнуть в крысиный лаз. Мальчишка ввинтился в дыру моментально и изящно, как опытный червяк. За ним полезли остальные — быстрее или медленнее, смелее или осторожнее, но все хотели влезть красиво: Полос-Над, склонный к демонстрациям, по обыкновению, задал моду.
Последним нырнул зеленоволосый, ни разу не оглянувшись.
— Ты сам не знаешь, чего хочешь, — сообщил Аира. — А я свое слово держу: сегодня едешь домой, вечером, после ужина.
— Мой дом далеко, — сказал Крокодил. — Его больше нет… или еще нет.
— На том и порешили, — согласился Аира. — Лезешь — или пойдешь гулять до вечера?
— Если ты отправишь меня домой без формальных оснований, я подам апелляцию, — сказал Крокодил.
— Браво! — Аира закатил глаза. — Ты что, видишь в темноте? Или можешь ориентироваться по отражению звука?
Крокодил заколебался. Уйти сейчас означало по крайней мере сохранить лицо. Аира верно истолковал его молчание:
— Вот и славно.
И Аира нырнул в лаз. Он скрылся там быстрее, чем ловкий Полос-Над, но без намека на зрелищность: только что был здесь — и вдруг исчез. Крокодил остался один между стеной леса и каменной стеной.
— Вот и славно.
И Аира нырнул в лаз. Он скрылся там быстрее, чем ловкий Полос-Над, но без намека на зрелищность: только что был здесь — и вдруг исчез. Крокодил остался один между стеной леса и каменной стеной.
Он поднял голову. Посреди зеленоватой полоски неба, открывавшейся между листьями и камнем, искоркой поблескивал спутник, заметный даже днем. Искорка была блестящей точкой, окончательным итогом: с этого момента больше некуда стремиться. Нечего желать. Придется остыть, расслабиться и навсегда признать, что ты мигрант, что Земли нет и ничего изменить нельзя; погоня за полноправным гражданством была протезом деятельности. Теперь и она закончилась, причем бесславно…
Крокодил опустился на четвереньки и заглянул в нору. Изнутри тянуло прохладой и влагой, смутно слышались голоса, кто-то вполголоса смеялся; Крокодил сплюнул, еще раз посмотрел на спутник и, морщась от боли, полез в темноту под скалой.
* * *Здесь можно было подняться во весь рост. Плотная штора, на ощупь кожаная, прикрывала вход в пещеру и отсекала даже тусклый свет, сочащийся из норы. Судя по тому, как звучали голоса, ходов и ответвлений тут было как в сыре.
— Расширяем зрачки, кто как умеет, и начинаем движение через пятнадцать секунд. Работаем молча. Никаких подсказок.
— А делиться жетонами можно? — вдруг спросил чей-то хрипловатый, совершенно детский голос.
Мальчишки засмеялись, будто услыхав хорошую шутку.
— Десять секунд, — Аира не ответил на вопрос. — Тайников достаточно, жетонов полно, но не забывайте постоянно двигаться по стрелкам к выходу, иначе не уложитесь во время. Пять секунд. Четыре, три, две, одна… Пошли.
Возбужденное сопение сделалось громче. Зашлепали по камню босые подошвы. Кто-то зацепился, судя по звуку, тесаком за камень и сквозь зубы ругнулся.
— Тихо, — повторил Аира.
Крокодил смотрел в темноту. Нет, нельзя сказать, чтобы он совсем уж ничего не видел; красные пятна, отпечатки дневного света, медленно таяли, уступая место бесформенным темным силуэтам. Прямо в лицо тянуло ветерком — впереди точно есть проход, причем довольно широкий; Крокодил шагнул — и треснулся лбом о сталактит, перегородивший путь в темноте. Искры, посыпавшиеся из глаз, нисколько не осветили путь: наоборот, стало еще темнее.
Мальчишки расползались по пещере. Дыхание, сопение, шелест, еле слышный скрежет. «Интересно, что они видят, — подумал Крокодил. — И почему этого не вижу я».
Он ждал, что Аира прокомментирует его появление. Но тот исчез: Крокодил не мог сказать, находится инструктор в двух шагах или у противоположного выхода из пещеры. Не может быть, чтобы Аира не заметил Крокодила, — но говорить ничего не стал. На том спасибо.
Крокодил вытащил тесак из ножен и протянул вперед, нащупывая дорогу. Сталь звякнула о камень раз и другой; Крокодил миновал еще пару сталактитов и уперся в стену. На камне, почти уткнувшись в него носом, различил стрелку, нанесенную белой краской. Стрелка указывала вверх.
Крокодил оглянулся. Теоретически он представлял себе, откуда пришел и где находится лаз. Но практически — практически вокруг стояла тьма, он начинал ощущать ее фактуру кожей. Дыхание и шорохи, производимые мальчишками, переместились куда-то и почти стихли. Крокодил убрал клинок в ножны и пошел вдоль стены, ощупывая ее, выискивая лестницу или уступ, должны же где-то быть…
Его рука натолкнулась на руку человека. Он не закричал только потому, что поперхнулся. Рядом, совершенно неподвижно, стоял еще кто-то: его рука не отдернулась. Она была холодная, жесткая и небольшая: подросток.
Крокодил промолчал, хотя глупый вопрос «это кто?» вертелся уже на кончике языка. Ему в ладонь скользнула круглая прохладная пластинка, похожая на медаль.
Чужая рука исчезла. В полной тишине прошло несколько секунд, потом справа — и вверху — кто-то глубоко вздохнул.
Сжимая в кулаке жетон, Крокодил пошел на вздох и моментально споткнулся об уступ, первый в череде многих уступов, ведущих вверх. Взбираться, зажав в кулаке пластинку, оказалось неудобно. Крокодил понюхал жетон, ощутил запах металла и сунул добычу за щеку.
Впереди снова глубоко вздохнули, как если бы кто-то был очень удручен и недоволен жизнью.
Что это — новая ловушка? Новое издевательство? Не имея возможности выбирать, Крокодил снова пошел на звук. Дорога не была прямой — коридоры петляли, как норы в термитнике, как полости в дрожжевом тесте. Крокодила снова поймали за руку, вытянутую вперед, и вложили в ладонь жетон.
Никто не произнес ни слова. Тишина, глубокий вздох впереди… чуть левее. Не пытаясь ничего разглядеть, а полагаясь только на осязание и слух, Крокодил пробирался вперед; где-то капала вода.
Воздух стал прохладнее. Несколько ледяных капель свалилось на плечи и голову. Пол под ногами сделался влажным и скользким.
По расчетам Крокодила, прошло уже немало времени. Его спутник то исчезал на несколько минут, тогда Крокодил начинал кружить в поисках выхода и всякий раз осознавал, что заперт в каменном мешке; то появлялся, глубоко дышал, подзывая Крокодила, иногда подносил его руку к расщелине, за которой был выход, иногда терпеливо ждал, пока Крокодил нащупает дорогу. Щеки у Крокодила раздулись: его добрый гений подарил ему уже шесть жетонов, оставалось два до полного зачета, и Крокодил был внутренне готов к тому, что, подарив седьмой, его спутник растворится в темноте и оставит мигранта, беспомощного, бродить под землей в тщетных поисках выхода…
Получив седьмой жетон, Крокодил преодолел соблазн схватить спутника за руку и не отпускать. Мальчишка был вооружен, а сражаться слепому со зрячим — сомнительное удовольствие. К тому же вокруг могут прятаться его товарищи в изрядном количестве; Крокодил сунул жетон за щеку, готовую уже треснуть.
Мальчишка снова исчез в темноте. Вглядываясь, Крокодил начинал таращиться, как лягушка, выпячивал глаза из орбит, но все равно ничего не видел. Расширяй зрачки, не расширяй — здесь не было света, даже самого рассеянного. Слепота пугала. С закрытыми глазами комфортнее.
Впереди и справа кто-то глубоко вздохнул.
Крокодил, приободрившись, пошел на звук, спустился по пологому склону и стукнулся лбом о нависающий потолок. Его взяли за руку — за запястье — и сильно потянули вниз; скрытый в расщелине, здесь обнаружился еще один низкий лаз, похожий на крысиную нору.
Крокодил нащупал его края — стертые, надо полагать, плечами и боками многих соискателей, уже прошедших это испытание. В подсказке не было нужды; в этот момент холодная мальчишечья рука сунула ему в ладонь последний, восьмой жетон.
Ну ничего себе.
Щеки Крокодила приобрели симметрично раздутый вид. Зажмурившись, отчаянно борясь с клаустрофобией, он в полной темноте протиснулся в совершенно черный лаз; жетоны скрежетали за щеками, терлись, как жернова, и откуда-то доносился ровный гул, будто работала огромная машина. Лаз все сжимался, пока не сделался совсем непроходимым. Крокодил застрял в камнях и, извиваясь, понял все: мальчишки загнали его в каменную трубу, суживающийся подземный рог, а жетоны были приманкой. Он не сможет повернуть обратно; он похоронен под толщей скал, причем Аира, возможно, заметит его отсутствие только поздним вечером…
И когда Крокодил был готов обмочиться от звериного ужаса — на него повеяло воздухом, и выброшенная вперед рука нащупала пустое пространство. Забыв о порезах, он рванулся вперед: защитная корка из лекарственного растения лопнула на груди и на животе, но Крокодил не почувствовал боли. Он вырвался, вырвался на свободу — можно было дышать полной грудью, развести в стороны руки, встать в полный рост…
А еще через пару мгновений он понял, что видит свет.
Он выбрался из пещеры, кажется, последним. Выход вел к ущелью; здесь было серо и сумрачно, но мальчишки все равно болезненно жмурились, и Крокодил тоже прикрывал лицо рукой.
— Время еще есть, — Аира не выказал удивления, когда Крокодил, окровавленный, задыхающийся, выбрался из пещеры вслед за подростками. — Но, вижу, все вы отлично ориентируетесь в темноте и пришли раньше срока. Рад, что задание оказалось для вас пустяковым… Что же, давайте считать жетоны.
Глаза Крокодила понемногу привыкли к свету. Он огляделся: группа соискателей собралась на каменном карнизе, тянущемся вдоль стены ущелья, а рокот, который Крокодил услышал под землей, исходил от потока. По самому дну ущелья бежала река — белая и злая, она швыряла камни, огибала черные клыки, торчавшие со дна, и подернута была, будто флером, слоем тумана и брызг.
Полос-Над первым выложил на землю свои десять жетонов. Его приятель Бинор-Дан выложил одиннадцать; если Полос-Над был уязвлен, то постарался этого не показать. Остальные соискатели, не надрываясь, собрали по восемь-девять жетонов; на свету жетоны оказались цветными: серые, красноватые и желто-бежевые кругляшки с номерами и буквами, похожие на экзотические монеты.