— Кто твои родители?
Он все-таки не удержался. Тимор-Алк сидел, догрызая подгоревшую корку гриба, и больше на поляне никого не было — оставшиеся в лагере переместились на берег, и оттуда слышались голоса и заливистый смех. А Проба тянулась, не собираясь заканчиваться, и перспективы Крокодила, хоть и не такие отчаянные, как прежде, оставались туманными. Он задал вопрос, увидел тень, пробежавшую по лицу мальчишки, и заговорил, не давая ему опомниться:
— Хочешь, я расскажу тебя про себя? Как я родился на Земле, как ходил в школу? Мои родители были разведены… В смысле они расстались, когда мне было четыре года. Отец уехал в Америку… В смысле на другой континент. Мать вышла замуж, а потом опять развелась. Она меня вырастила… Тебе все это интересно? Рассказывать?
— Почему ты оставил свою планету? — спросил Тимор-Алк.
Этого вопроса Крокодил боялся больше всего.
— Не знаю, — сказал он чистую правду, звучащую как издевательство. — В обращении к себе я сказал, что на Земле у меня нет будущего. Но не объяснил почему… Кто твои родители, Тимор-Алк?
Мальчишка провел ладонью по коротким зеленоватым волосам. Еще вчера они опали с его головы, как листва, а теперь отросли заново. Инициация, подумал Крокодил, — это смерть и воскресение.
— Мою мать звали Альба.
— Звали? Она…
— Ну да, она умерла. Роды… короче… Я ее почти не помню.
— Почти?
— Я родился поздно. Биологический возраст не совпадает со временем, прошедшим от рождения. Я кое-что помню, ну, урывками, конечно. Помню, как был внутри матери, в темноте, и слышал голоса снаружи. Она не хотела меня рожать.
— Почему?!
— Я ведь не такой, как все, — сказал Тимор-Алк с едва заметной укоризной. — Я наполовину Тень.
— Наполовину что?!
— Наполовину Тень, — повторил Тимор-Алк, сдвинув брови. — Когда я родился, меня исследовали и пришли к выводу, что фактически я — человек. То есть я появился в результате слияния двух половых клеток, соединения двух генетических наборов…
— Кто твой отец? — в ужасе спросил Крокодил.
— Тень, — глухо повторил Алк. — Это значит, что он — порождение сознания моей матери. Он явился ей, она увидела и поверила. А потом было поздно, потому что уже появился я. Она не хотела меня рожать, я сидел внутри два года.
«Он меня разыгрывает, — догадался Крокодил. — Как это мило с его стороны — посмеяться над глупым мигрантом».
— Ха-ха, — сказал он вслух.
Тимор-Алк посмотрел на него так, что Крокодил осекся.
— Извини, — пробормотал он, совсем уже ничего не понимая. — Ты не шутишь?
— Шучу, — сказал Тимор-Алк, и щека у него дернулась от обиды.
— Прости, — Крокодил занервничал. — Просто, с моей точки зрения, это ни в какие ворота…
— Ты сам спросил.
— Ну да…
— Нас зовут полукровками. Я не один такой. Только на Пробу ездят не все. У нас очень низкий болевой порог. У меня ноль четыре.
— И это значит…
— Это значит, — сказал Аира, появляясь у сидящих за спинами, — что его можно жестоко пытать, царапая ногтем. Тимор-Алк, мы закончили с первой группой, позови, будь добр, тех, что на берегу, как только они будут готовы — мы отправимся.
Мальчишка, заметно побледнев, молча встал и зашагал сквозь помятые с утра кусты.
— Разговоры по душам? — сквозь зубы спросил Аира.
— Это что, все правда? — спросил шокированный Крокодил. — Про Тень, воображаемых мужей и все такое прочее?
— Закрой рот, — сказал Аира с такой яростью, что Крокодил отпрянул.
Небо окончательно прояснилось. Солнце стояло в зените, но влажная дымка никуда не девалась. Плетеные сараи, хранилища инструментов и амуниции, топливо, сложенное пирамидками у костра, бочка с деревянным ковшом, бак с мусором, навесы над гамаками — все утопало в горячем банном тумане.
— Все здесь? — Аира окинул взглядом запыхавшихся мальчишек, бегом вернувшихся от реки. — Первая группа прошла испытание, надеюсь, вам повезет не меньше. За мной — не отставать — побежали!
И он сорвался с места, легко и буднично, как обычно.
Навстречу, сторонясь на узкой тропинке, брели счастливцы из первой группы: у Полос-Нада подбородок был в блевотине, Данин-Рам, бледный до синевы, надсадно кашлял, держась за горло. Прочие выглядели не лучше; Крокодил почувствовал холодок между лопатками.
Что теперь?
* * *В этой части леса было темно даже в полдень. По тропинке недавно ходили: рассеченные лианы свисали, как рваные кабели, мятые листья и цветы валялись под ногами. Верхушки кустарника колебались на уровне глаз, кроны смыкались высоко над головой, жесткая трава поднималась дыбом, как ее ни топтали. Вслед за остальными Крокодил прошел в широкую древесную арку, похожую на ворота, и остановился, в очередной раз пораженный.
Растения, заселившие эту поляну, язык не поворачивался назвать деревьями. Это были скульптуры безумного ваятеля, похожие одновременно на людей и животных, на танцующих шутов, на молящихся уродов, на языки пламени и струи воды. Зеленые, желтые, красно-коричневые, они были покрыты чешуей и мхом, корой и гладкой блестящей пленкой и располагались почти идеальным кольцом. В центре зияло пустое пространство, истоптанное множеством ног. На нем, как битая посуда, валялись в беспорядке осколки не то хитиновых панцирей, не то пестрой яичной скорлупы. А выше, там, куда растения-скульптуры тянули руки, щупальца, лапы и языки, в сетке сплетенных лиан покоились бурые, покрытые грязными перьями шары, и оттуда доносилось низкое воркование, похожее на гудение трансформатора.
Аира стукнул ножнами тесака по дереву-скульптуре, удивительно похожему на танцовщицу с тремя ногами. Дерево задрожало, дрожь прокатилась по поляне, сетка лиан над головой завибрировала, как струны, воркование сделалось громче. На стволе растения открылось дупло; Аира сунул в него руку по локоть и с явным усилием вытащил длинный мясистый побег, похожий на гигантского дохлого червяка или на мягкий шланг.
— Подходим по очереди, — объявил Аира. — Пьем и садимся, где кому удобно, но не слишком близко друг к другу. Никаких разговоров, пожалуйста.
В руках у него оказалась половинка яичной скорлупы размером со средних размеров чашку. Сдавив в кулаке растение-шланг, он мгновенно наполнил ее прозрачной жидкостью и протянул первому, кто рискнул подойти, — парню по имени Дорин-Гай.
Мальчишка выпил, видимо через силу, отошел и сел на голую землю. Был он бледен и явно напуган.
Аира, не торопясь и не медля, наполнил скорлупу снова. Мальчишки подходили один за другим, сдерживали дрожь в руках, пили, кашляли, вытирали губы и подбородки; видно было, как им хочется поговорить хоть с кем-нибудь, перекинуться словом с товарищами. Но сказано было — «никаких разговоров», и они ограничивались красноречивыми взглядами. «Мне не по себе, — говорили взгляды, — но я не боюсь, конечно. А ты не боишься?»
— Андрей, — Аира прервал традиционный ход испытания, согласно которому Крокодил исполнял все задания последним. — Иди сюда.
Крокодил подошел, опередив Тимор-Алка и еще пятерых мальчишек. Аира наполнил для него скорлупу — по самый венчик.
— Мне больше других, — сказал Крокодил.
— Масса тела плюс возраст, — отозвался Аира невозмутимо. — Постарайся не пролить.
Крокодил поднес импровизированную чашу ко рту. Заколебался на долю секунды. Сделал первый глоток; напиток был соленый, с неприятным привкусом, но не такой уж противный, чтобы совсем караул.
Чем дольше Крокодил пил, тем более вязкой казалась жидкость. Последние капли он едва влил в судорожно сжавшуюся глотку. Губы онемели, язык лежал бревном, дышать было трудно.
— Садись, — сказал Аира. — Подходим, будущие граждане, не теряем времени; мы все здесь хозяева себе. Мы владеем собой, и нами никто не владеет.
Крокодил не припоминал, чтобы прежде Аира считал нужным подбадривать претендентов во время испытания. Осторожно ступая, он отошел подальше и сел на землю, скрестив ноги; он видел, как оставшиеся ребята по очереди принимали питье, как Тимор-Алк, последним взяв в руки скорлупу, поперхнулся от первого глотка, но перевел дыхание — и выпил все до капли.
Губам сделалось легче. Жжение в глотке прошло. Крокодил осторожно провел языком по небу: вроде бы ничего страшного. Наоборот, стало лучше.
— Все мы хозяева себе, — Аира выпустил древесный побег, тот моментально уполз в дупло, и дупло захлопнулось, будто жадный рот. — Все мы знаем себя снаружи и изнутри, — он аккуратно пристроил половинку скорлупы в развилке ствола. — Возьмите ножи и каждый начертите круг прямо на земле. Так, чтобы вы оказались в центре круга.
«Неужели явится нечистая сила», — грустно подумал Крокодил.
Мальчишки исполняли приказ. Десять с лишним ножей воткнулись в землю. Крокодил вытащил свой тесак и, чувствуя себя идиотом, нарисовал на земле неровную окружность.
— А теперь, — мягко сказал Аира, — условия, соблюдение которых будет означать вашу победу. В следующие полчаса вы ни при каких обстоятельствах не должны будете выходить из круга. Зрение у вас нормальное, границы круга всем видны. Кто переступит линию хоть ногой, хоть рукой — провалил Пробу. Всем ясно?
Все кивнули, и даже Крокодил. Заговорить вслух не решился никто.
— Испытание заканчивается по моей команде и ни секундой раньше. Кто уйдет со своего места до сигнала — провалил Пробу. Ясно?
Новое движение головами.
— Технический совет: не смотрите друг на друга. Не любопытствуйте. Повернитесь лицом к лесу. Но если кто-то попадет в поле зрения — ничего ужасного не случится.
Мальчишки задвигались. Выбирая себе место, они инстинктивно расположились по кругу и теперь разворачивались спиной к товарищам. Крокодил, помедлив, сделал то же самое.
— Испытание начнется через несколько минут. Просто ждите.
Воркование, похожее на трансформаторный гул, сделалось тише. Крокодил облизнул пересохшие губы и почувствовал, что они покрыты вроде бы сахарной коркой.
Прямо перед ним был ствол, похожий на гигантского комара, облитого мазутом. Крокодил видел крылья, облепленные черной кашей, маленькую голову и длинный хоботок. Четыре ноги уходили в землю, четыре корня питали, по-видимому, это чудовищное растение, а перламутровые глаза — по-видимому, цветы. Над ними кружатся насекомые, похожие на серебряную пыль; каждого в отдельности рассмотреть невозможно, это облако, мерцающая сфера, энтомологическая модель электрона…
Крокодил подул, желая потоком воздуха потревожить летучее серебро. В этот момент из-за стволов, похожих на тонкие комариные ноги, вышел мальчик в джинсах и футболке, в китайских кроссовках, с цветным ранцем на плече.
Крокодил задержал дыхание. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он узнал эти сдвинутые брови, пухлые губы, мягкие щеки, настороженные карие глаза. Сколько ему, семь? Восемь? Как он изменился за последние несколько месяцев…
— Андрюша, — сказал он хрипло.
— Па, ты где? — спросил мальчик.
— Я здесь. Прямо перед тобой.
— Я тебя не вижу, — брови мальчика сошлись плотнее. — Где ты?
— Я здесь! Ты же на меня смотришь!
— Деревья, — сказал мальчик, подумав. — Много деревьев. Темно. Папа?
— Шагай вперед! — Крокодил протянул руку. — Несколько шагов, и ты на меня наткнешься!
Мальчик глубоко вздохнул, его плечи прыгнули. Он посмотрел на Крокодила; потом посмотрел вниз, себе под ноги. Он выглядел теперь не просто настороженным, не просто напряженным — напуганным, и страх его рос с каждой секундой.
— Я не вижу, куда идти.
— Иди, не бойся! Просто переставляй ноги!
— Папа, забери меня отсюда! — в голосе мальчика был теперь ужас.
— Да подойди же! Ты должен сам подойти, всего десять шагов! Давай считать вслух! Ну? Раз…
«Что я делаю, — подумал он, чувствуя сахар на губах. — Я на Раа, я в лесу, здесь не может быть Андрюшки. Его нет нигде, он еще не родился, и ему лучше без меня, у него новый богатый папа, мой сын живет теперь в Германии… или где?»
— Папа?
«Это обман, это галлюцинация, — в отчаянии подумал Крокодил. — Это испытание, и теперь понятен его принцип: мы не должны покупаться на обещания призраков, не спасать их, не спасаться… Это обычное дело, я даже читал о чем-то подобном, я выпил галлюциногена, и теперь мне видится сын…»
— Папочка, — сказал мальчишка, сжимая в руках свой рюкзак. — Я сейчас упаду… И у меня тройка по математике. В четверти.
— Иди ко мне, — прошептал Крокодил. Малыш переступил с ноги на ногу. Крокодил с ужасом увидел, как под китайскими кроссовками проседает мох, отвечая на перемещение центра тяжести, и как лиловый жучок ползет по локтю Андрюши, белому, не загорелому локтю. Мальчишка был реален; он был страшно реален, Крокодилу казалось, что он слышит запах детской кожи.
Запах! Как он любил тереться носом о сверток, который был его сыном, о смешного карапуза, который был его сыном, а потом навсегда забыл этот запах, остались лишь книжная пыль и влага, запах метро и офиса, запах чужих сигарет, запах сгоревшего автомобильного топлива…
— Папа, забери меня отсюда, пожалуйста! — в голосе ребенка слышалась теперь паника.
— Малыш, просто иди ко мне… Ты же взрослый, ты же мужчина… — лепетал Крокодил.
— Я не могу! Я не вижу тебя! Забери меня…
Крокодил подался вперед и увидел черту, проведенную на земле, у самых своих колен.
— Папа, где ты? Где ты?! — мальчишка сдерживал слезы, как мог. Наверное, он и в самом деле был большой; Крокодил зарычал и поднялся. Клал он на Пробу с большим прибором. Пытать человека, препарировать, используя запретное…
Неужели мальчик — галлюцинация? А если нет? Если каким-то образом здешним умельцам удалось заполучить его душу и теперь здесь хнычет не плод воображения, а настоящий живой ребенок?
— Андрей! Иди сюда! Живо! — он попытался изобразить приказ. Мальчишка вздрогнул; Крокодил узнал это движение. Именно так вздрагивал этот мальчик, когда раздраженный чем-то отец орал на него.
Неужели Светка на него никогда не орала?!
«Стоп, не надо истерики. Он не слышит моих слов. Он не отвечает, только выдает заготовки: иди ко мне, забери меня… Он машина, он программа». Крокодил обхватил себя за плечи. Его колотило ознобом, как горошину на барабане.
— Я сосчитаю до десяти, — сказал он глухо, — и заберу тебя. Ладно?
— Только побыстрее считай, — прошептал ребенок.
Крокодил прокусил губу. Приподнялся, как спринтер на низком старте, и ладонями уперся в землю:
— Раз. Два. Три… Ты говоришь, у тебя тройка в четверти? Я ведь не буду тебя ругать… В будущей четверти исправишь… Четыре…
Сладкая корка трескалась на губах, по подбородку стекала патока.
— Пять… Шесть… Чего ты боишься? Я здесь, рядом… Семь…
— Папа? Где ты?! Я сейчас упаду! Я падаю!
— Ты не падаешь, ты стоишь на земле, прекрати истерику, ты…
Мальчик покачнулся и провалился в мох, как в облако. Руки дернулись, пытаясь зацепиться, и соскользнули. Заметалось серебряное облако невидимых глазу насекомых; Крокодил, вцепившись в землю, балансировал на самом краю черты…
А потом упал.
Прошла минута и другая, а возможно, и двадцать минут. Крокодил открыл глаза и увидел прямо под носом, в нескольких миллиметрах, проведенную ножом черту. На поляне кто-то кричал, кто-то резко смеялся, а кого-то, судя по звуку, рвало.
Он посмотрел туда, где был сын. Ему показалось, что мох примят. Он повернул голову, как поворачивают планеты; подростки сидели, и стояли, и прыгали, каждый в своем кругу: действие той дряни, что они приняли, понемногу заканчивалось, и кто-то открыто праздновал, кто-то потихоньку вытирал лицо, а кто-то выглядел удивленным: как, уже все?
Крокодил мигнул, фокусируя зрение, и увидел, что два нарисованных круга пусты.
* * *— С дистанции сошли Тимор-Алк и Дорин-Гай.
Мертвое молчание залегло над поляной, недавно столь шумной. Мальчишки избегали смотреть друг другу в глаза.
Дорин-Гая нашли в сотне шагов от поляны — он забился куда-то под мшистый корень и выбрался не сразу. Тимор-Алк вернулся из леса сам: судя по его лицу, он поверить не мог, что это случилось именно с ним.
— Вам очень повезло, что вас двое, — Аира кивнул неудачникам. — Существует негласное правило: если вышедших из круга больше одного, они получают вторую попытку… могут получить. На усмотрение инструктора.
Тимор-Алк резко поднял голову. Секунду они с Айрой смотрели друг на друга в упор.
— Второй раз, и без подготовки, — сухо сказал Аира. — Это сложнее, чем в первый раз. Но это честно.
Он огляделся, подошел на этот раз к другому дереву и несколько раз стукнул его ножнами, прежде чем дупло наконец открылось. Аира с натугой вытащил уродливый шланг; Крокодил глядел на него с ужасом.
— Группа, — сказал Аира, — вы свободны. — Идите в лагерь и отдыхайте. Дорин-Гай, принеси мне скорлупу, пожалуйста.
Мальчишки переглянулись. Кто-то повернулся и бегом направился прочь с поляны, кто-то медлил. Дорин-Гай на негнущихся ногах прошел к месту, где в развилке хранилась половинка скорлупы, взял ее в руки, чуть не раздавил; остановился перед Айрой, который потихоньку сцеживал на траву прозрачную жидкость.
Воркование над поляной то усиливалось, то затихало. Где-то вверху тяжело захлопали невидимые крылья. Аира наполнил половинку скорлупы и протянул ее Дорин-Гаю.
— Я не буду, — тихо сказал мальчик.
— Что?
— Я не буду, — повторил Дорин-Гай шепотом. — Я не могу. Я… себе не хозяин.
— Попробуй, — тихо сказал Аира. — Все остальное ты сдавал замечательно. Ты побежал по углям, помнишь?
— Тогда было не так.
— Но ведь и тогда было страшно?