Из воспоминаний Иванова:
«Командующий 5-й ударной армии генерал-полковник Берзарин во время нашего пребывания в Польше поставил передо мной задачу не допустить ни одного случая измены при подготовке войск к наступлению на Варшавско-Берлинском направлении. В декабре 1944 года я находился в боевых частях армии и организовывал работу по недопущению измены. В результате нашей работы ни одного случая измены на участке 5-й ударной армии допущено не было. Не была сорвана внезапность нашего наступления на немцев, в чем я вижу вклад сотрудников Смерш в достижение боевого успеха на названном направлении.
За эту конкретную работу по борьбе с изменой Родине, а также за разоблачение целого ряда немецких агентов Николай Эрастович Берзарин наградил меня орденом Красного Знамени. Причем он лично приехал в отдел, вручил орден, поздравил, расцеловал и, выпив 100 граммов, отправился по своим делам…»
Должен заметить, генерал Иванов никогда не говорил о другом феномене его награждения. Оказалось, что только за один год командующий армии, а потом комендант оккупированного Берлина генерал-полковник Берзарин награждал его четырьмя боевыми орденами.
Большую работу вели сотрудники Смерш с дезертирством и членовредительством. И на этом участке контрразведывательной деятельности у Леонида Георгиевича тоже был пример.
Из воспоминаний Иванова:
«Вспоминается такой случай. Перед атакой один из «бойцов» заявил сержанту, что он немедленно сбежит к немцам, если тот не прострелит ему руку со сравнительно большого расстояния. Сержант согласился стрелять, но выстрелил ему не в руну, а в голову, и тот был убит. После этого сержант явился к командованию и заявил о случившемся. По-моему, под трибунал его не отдали, считая, что с учетом сложившейся обстановки он поступил правильно…»
Молдавское лето
Лето 1944 года Леонид Георгиевич встретил в Молдавии.
После очистки от немецких захватчиков украинской части территории СССР войска 5-й ударной армии, в которой теперь пришлось служить капитану Леониду Иванову и дойти с нею до Берлина, сосредоточились на некоторое время вдоль Днестра, готовясь к предстоящей Ясско-Кишиневской операции.
В 1944 году армия входила в состав 3-го Украинского фронта. Начальником управления контрразведки Смерш фронта в это время был генерал-майор Петр Иванович Ива-шутин, будущий генерал армии, Герой Советского Союза, заместитель начальника Генштаба ВС СССР – начальник Главного разведывательного управления (ГРУ) ГШ ВС СССР. С ним приходилось встречаться и герою настоящего повествования – два десятка лет посвятил оперативному обслуживанию ГРУ Генштаба ВС СССР. Леонид Георгиевич Иванов высоко ценил профессионализм, неторопливость, благородство и личные качества своего высокого начальника. О нем он всегда, до последних дней, отзывался исключительно с теплотой. Отдел контрразведки Смерш 5-й ударной армии перед проведением Ясско-Кишиневской операции находился в крупном селе, претендующем даже на поселок – Глинное, расположенном недалеко от Днестра.
Из воспоминаний Иванова:
«Противник, понимая, что советское командование готовит на этом направлении крупное наступление, вел активную разведку. Он часто засылал свою агентуру через линию фронта, но чаще на парашютах забрасывал в тыл своих агентов. Выброска агентов, как правило, совершалась в ночное время или под раннее утро, когда парашютистов труднее обнаружить…
Где-то в июле 1944 года от одного пастуха был получен сигнал, что в прифронтовой полосе поселка Фрунзенское, он в ночное время услышал гул самолетов и наблюдал, как приземлилось несколько парашютистов. Сигнал был серьезный. Войска готовились к Ясско-Кишиневской операции, и заброска группы парашютистов в наш ближний тыл вызвала у командования серьезную тревогу. Мне по линии ОКР Смерш армии было поручено обеспечить необходимую работу по их поиску и задержанию.
Естественно, сразу возник вопрос: а правду ли говорит пастух? Не приснилась ли ему вся эта высадка? Или он говорит неправду с умыслом, чтобы отвлечь от работы квалифицированных контрразведчиков. Несколько раз говорили с пастухом, и он твердо стоял на своем, клялся и божился, что видел самолет и парашютистов. Тогда мы выехали к месту предполагаемой высадки, чтобы искать парашюты. Из опыта мы знали, что после высадки парашютисты обычно закапывали свои парашюты на склоне оврагов, в кустарниках, болотах и т. д. Мы стали тщательно осматривать местность. Особое внимание обращали на склоны оврагов, на разные земляные бугорки, взрыхленную почву и т. д. Вскоре на одном из склонов оврага нам удалось найти пять закопанных парашютов. Теперь сомнений не было, что высадка действительно состоялась.
Но что делать, как искать высаженный десант, ведь никаких примет, тем более фамилий, известно не было. Мы пошли по единственно возможному, на наш взгляд, пути. Были созданы четыре оперативные поисковые подгруппы с оперативным работником Смерш во главе. Подгруппы были соответственно направлены от места высадки в северном, южном, западном и восточном направлениях. Перед ними была поставлена одна-единственная задача: опрашивать местных жителей – не видели ли они каких-либо посторонних лиц, которые своим поведением вызвали какое-то подозрение. Такой способ наших действий вскоре оправдал себя.
Через день-два одной из подгрупп удалось получить данные от косаря о подозрительном поведении двух человек в красноармейской форме. На вопрос «откуда они идут» они ответили, указав направление, что из Глинного, хотя Глинное было в противоположной стороне. Военнослужащие предложили косарю закурить и дали ему сигарету, что в условиях военного времени было большой роскошью: наши военнослужащие курили махорку. При появлении на горизонте военной машины они засуетились, заспешили и быстро ушли, непрерывно оглядываясь по сторонам.
По показаниям косаря, на солдатском мешке у одного из красноармейцев было написано чернильным карандашом число 23. Указанное поведение этих «красноармейцев» вызвало серьезные основания подозревать их в возможной причастности к разыскиваемым парашютистам. Важной уликой для их поиска явилась цифра 23 на вещевом мешке. Эта улика стала основной в дальнейших поисках.
Для ясности следует сказать, что на фронте каждый красноармеец, имея вещмешок, надписывал на нем свою фамилию или ставил какую-либо цифру. Это делалось для того, чтобы не перепутать одинаковые внешне вещмешки. Особое внимание было обращено на поиск красноармейца с таким вещмешком в 194-м армейском запасном полку. Такие полки были при каждой армии. Через них проходили тысячи солдат. Одни поступали из тыла по мобилизации, другие из госпиталей после ранения и т. д. Их некоторое время обучали военному делу и потом маршевыми ротами отправляли на передовую, в полни и дивизии.
Так вот, в 194-м запасном полку, входившем в состав 5-й ударной армии, проводилась особо тщательная работа по поиску красноармейца с мешком, на котором было написано число 23. Вскоре в этом полку был обнаружен солдат, на вещмешке которого была указанная цифра. При проверке его красноармейской книжки было установлено, что скрепки сделаны из блестящей нержавеющей стали, на листах нет следов ржавчины. Стали его допрашивать. Он заявил, что находился в военном госпитале в Тамбове, откуда прибыл после осколочного ранения в ногу. Попросили показать следы раны на ноге. Следы от ран действительно были. Задали вопросы: что из себя представляет здание госпиталя в Тамбове, на каком этаже он лежал, номер палаты, имена медсестер и тому подобное. На все вопросы он дал ответы. Запросили Тамбов. Как и ожидалось, данные не подтвердились. Но и после этого «красноармеец» стоял на своем и не признавался, что является агентом-парашютистом.
И только после того как был привезен косарь и проведено опознание, он признался, что является агентом гитлеровской разведки, и дал подробные показания на остальных четырех шпионов. В течение нескольких дней все агенты были задержаны и разоблачены. Один из них, «капитан», успел получить направление в отделе кадров армии в оперативный отдел штаба 32-го стрелкового корпуса. По пути в штаб он был «снят» с кузова грузовой машины. Двое оказались диверсантами и имели задание взорвать важный железнодорожный мост в районе Балты. Они попали в засаду, устроенную возле моста. У агентов были изъяты магнитные мины, оружие, радиопередатчики, большое количество советских денег. Таким образом, за одну неделю была изъята опасная подготовленная группа агентов и диверсантов».
Слова Леонида Георгиевича всего только – «за одну неделю» – может оценить лишь тот, кто был связан с деятельностью военного контрразведчика на фронте. С позиций его коллеги – автора этих строк, моложе гуру на четверть века, операция была проведена блестяще и в короткие сроки.
Влияли на обстановку поиска парашютистов, конечно, и негативные факторы: время, пространство, постоянное перемещение армейских масс и транспортные издержки. Нужно было поверить и пастуху, и косарю, грамотно спланировать и выстроить векторы поиска парашютов, основываясь на оперативном опыте и знаниях действий противника в подобных ситуациях. Проводить операцию вдумчиво – «спешить не торопясь», или «торопиться не спеша». Что касается скрепок из нержавеющей стали в красноармейской книжке, то к этому времени ГУКР Смерш обобщил материалы подделок и откровенно липовых документов советских военнослужащих. Немцы массово наладили производство не только фальшивых английских фунтов, американских долларов, но в том числе и советских рублей.
Фашистские спецслужбы нередко проваливались «на мелочах», становясь жертвами своей немецкой пунктуальности, аккуратности и приверженности к шаблонам. Общеизвестно, что в разведке важную роль играет качественное изготовление документов прикрытия для агентов. Сотни фашистских лазутчиков разоблачались нашими контрразведчиками и даже армейскими патрулями по причине неправильного изготовления фальшивых советских паспортов и красноармейских книжек, медалей и орденов, командировочных удостоверений, вещевых и продовольственных аттестатов.
Попадались агенты и потому, что часто менялись красители, шрифты и форматы командировочных предписаний – немцы не успевали отслеживать заградительные меры со стороны противника в этом вопросе. Они охотились за нашими орденами и медалями, но засылка агентуры в наш тыл приобрела такие масштабы, что «пленных» советских правительственных наград у них не хватало. Пришлось штамповать, красить и шлифовать подобные знаки отличия на своих «производственных» базах абвера и СД РСХА. Но и здесь подводила немцев их бережливость: они использовали при их изготовлении дешевые металлы и сплавы.
Гитлеровские стратеги из разведки считали, что чем больше на груди у агента будет наград, тем к нему будет соответственно больше доверия у проверяющих. В такой ситуации могла пригодиться медаль «За отвагу», а еще лучше орден Красной Звезды. И щедро «награждали» своих агентов многим своим наградным хламом. Так на ордене Красной Звезды красноармеец изображался не в сапогах, а в ботинках с обмотками. Это уже был признак фальшака. Ценной агентуре давались настоящие советские ордена и медали. Неправильное расположение орденов при ношении тоже иногда привлекало внимание патрулей, а тем более военных контрразведчиков.
Так, агент «Цеппелина-Норд» «майор» Петр Таврин, он же Шило, направленный в Москву для осуществления теракта против Сталина и задержанный в Подмосковье вместе с напарницей Лидией Шиловой, имел подлинные ордена Ленина, Красного Знамени, Александра Невского и Красной Звезды. Кроме этого две медали «За отвагу» и знак «Гвардия».
В целях укрепления личной безопасности «майора» Тав-рина оснастили настоящими советскими правительственными наградами. Из Берлина были доставлены орден Ленина и «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Как впоследствии выяснилось, они принадлежали генерал-майору Ивану Михайловичу Шепетову – бывшему командиру 14-й гвардейской стрелковой дивизии. В мае 1942 года во время Харьковской операции дивизия попала в окружение в районе города Изюма. Комдив Шепетов был ранен и контужен. В таком состоянии он попал в плен. В мае 1943 года при попытке бежать из концлагеря Флюссенбюрга он был задержан и расстрелян.
Прокололся агент на неправильном расположении ордена Александра Невского, который носился на противоположной от медалей стороне кителя. Некомпетентностью «цепелинцев» было и то, что орден Александра Невского был редким орденом и им в основном награждались крупные военачальники. А в данном случае им был награжден майор?!
Ордена и медали у него блестели, как только что выпущенные, вывезенные из Монетного двора и врученные все вместе. И это несмотря на то, что предатель-«фронтовик» ехал на мотоцикле в дождливую и слякотную погоду.
Не до конца додумали фрицы и такой момент – кто из наших солдат и офицеров в период военного лихолетья мог принять решение «надраить» до блеска асидолом свои награды, идя в бой? Таких «хвастунов» не было, потому что не было для этого ни времени, ни настроения…
* * *В 1943 году органами Смерш был разоблачен в одной из воинских частей в Воронеже немецкий агент-радист Григорьев. Но он мог быть задержан еще месяц назад, если бы начальник продовольственной службы гарнизона, расположенного в поселке Сомово, оказался более наблюдательным, а скорее бдительным и обратил внимание на наличие у солдата продовольственного аттестата отмененного образца. Григорьев на допросе признался, что тогда он уже стоял на грани провала, потому что понял, что немцы его «подвели под монастырь» недоброкачественными документами.
Кстати, предложение периодически менять ходовые документы военнослужащим исходило от сотрудников Смерш, с чем командование было полностью согласно. Именно по этим приметам имело место разоблачение сотен агентов немецких спецслужб. С другой стороны, на необходимость изготовления разного рода фальшивок повлияло, особенно в начальный период войны, когда целыми армиями и дивизиями наши войска попадали в окружение и плен, количество подлинных советских орденов, медалей и ведомственных знаков, которое было невелико. Мало награжденных советских солдат и офицеров попадалось в руки неприятеля.
За постоянные отходы и отступления начальство больше журило, а то и расстреливало через военные трибуналы командиров, чем награждало.
В начале сентября 5-я ударная армия была выведена в резерв Ставки ВГК, передислоцирована в район города Ковеля, что на Волыни, и 30 октября включена в состав 1-го Украинского фронта.
Из воспоминаний Иванова:
«Другой пример… Через зафронтовую агентуру и по другим нашим каналам поступили сведения о том, что в 49-й гвардейской стрелковой дивизии, ведущей бои на плацдарме Днестра, действует опасный агент абвера. Были получены его фамилия, имя и отчество, а также информация, что перед войной он работал поваром в ресторане «Метрополь».
Данных было вполне достаточно для розыска и задержания. Как обычно в таких ситуациях, дали шифрограмму в отдел контрразведки дивизии о задержании этого агента для дальнейшего его этапирования в отдел КР Смерш армии. По истечении пяти дней получили ответ, что такого человека в дивизии нет. Мы забеспокоились…
По указанию начальника отдела кадров армии я выехал в отдел дивизии. С большими трудностями на рассвете мне удалось переправиться на плацдарм и явиться в отдел КР Смерш 49-й гвардейской стрелковой дивизии, начальником которого был подполковник Васильев. Чтобы найти разыскиваемого шпиона, я дал команду собрать списки всех военнослужащих, которые есть в наличии, а также список убитых, раненых, убывших в командировку. На это ушло два-три дня. После этого я лично перепроверил все списки. Разыскиваемого агента среди личного состава дивизии не было. Делать больше нечего, на рассвете решил уехать. Перед отъездом мы сели позавтракать в землянке начальника отдела Васильева. Я обратил внимание на удивительное для боевых условий высокое качество завтрака. Поинтересовался: кто готовил. Васильев ответил, что недавно у него во взводе охраны отдела КР Смерш появился новый солдат, работавший поваром до войны. У меня сразу возник вопрос:
– Слушай, Васильев, а список твоего взвода мы проверяли?
Васильев при этих словах словно окаменел, пораженный догадкой. Так это он и есть! Тот, кого мы разыскиваем. Солдат-повар, который подает нам завтрак.
Я говорю:
– Спокойно, никаких эмоций, доедим, как обычно, свой завтрак до конца.
После завтрака взял список взвода охраны отдела Смерш дивизии и убедился, что солдат-повар действительно является разыскиваемым шпионом. Но как доставить его через переправу с маленького плацдарма, находящегося под огнем немцев, чтобы не вспугнуть его и исключить попытку к бегству?
Вызываю его на беседу и говорю, что, мол, ты здорово готовишь, а в штабе армии есть один важный генерал с больным желудком, ему нужно соблюдать диету. Не согласишься ли перейти к генералу? Тот согласился.
Чтобы не вызвать никаких подозрений, сразу же оформили все документы на убытие (вещевой, продовольственный аттестаты и др.). Когда прибыли в отдел армии, он тут же «раскололся». Взяли его своевременно. Он уже собирался переходить к немцам с данными о нашем крупном наступлении на Кишинев и, что особенно опасно, намеревался перед своим уходом похитить некоторые оперативные документы в отделе контрразведки.