Прогулки по умным местам - Анатолий Вассерман 15 стр.


После таких сложных историй нужно немного отдохнуть. Для этого неспешно идём по улице Дворянской (она же Немецкая, Лютеранская, Витте, Петра Великого, Коминтерна, снова – Петра Великого, и снова – Дворянская) в сторону второго куста одесских ВУЗов. По дороге имеет смысл пообедать, т. к. следующая часть нашей экскурсии не менее насыщенная – и, мы надеемся, не менее увлекательная.

Персоналии

Ф.П. Де Волан


В. П. Филатов


И. П. Павлов


Диплом Вассермана


Диплом Кизер-Вассермана


Д. К. Заболотный


М. М. Толстой мл.


Я. Ю. Бардах


Ж. Ф. Тома Де Томон


Н. Ф. Гамалея


Г. Г. Маразли


А. С. Попов


П. В. Катаев с сыновьями Валентином и Евгением


В. П. Катаев


А. О. Бернардацци


Наши бабушка и дедушка А. Д. Баум (Ошерович) и И. В. Баум


И.Е. Тамм


M.Г. Крейн


С. П. Королев


Е. П. Петров


Д. И. Менделеев


Е. Н. Щепкин


Фридрих Вольф


В. А. Преснов


Адам Мицкевич


В. И. Липский


Л. С. Ценковский


В. А. Хавкин


Г. А. Гамов


Е. С. Бурксер


Ф. Η. Шведов


A.B. Богатский


H.A. Умов


Л. П. Симиренко


М. Б. Греков


Л. Г. Авербух


А. Н. Фрумкин


И. Э. Бабель, 1908


Н. Н. Волков ст.


Н. Н. Волков мл.


A.A. Нилус


Я. И. Осипов


Б. С. Житков


В. Е. Жаботинский


Наш дедушка И. В. Баум -фото с диплома


Я. В. Зильберберг


М. Ф. Фрейденберг


И. А. Тимченко


Ю. П. Олеша


О. В. Шор


Информация об С. И. Мартыновском в тюрьме


С. И. Мартыновский


В. С. Мартыновский


А. С. Мартыновский (Тарас Костров)


Р. М. Волков


С. Ю. Витте


Профессор Я. З. Казавчинский


Ф. А. Кобле


В. О. Малишевский


В.Г. Бакаев


Т. Д. Рихтер


М. А. Романова


С. Т. Рихтер


Л. Д. Троцкий


К. Ф. Данькевич


H.A. Гефт


Профессор С. Д. Левенсон


Фон Штиглиц Л. И.


А. Ф. Романова


Α. Γ Третьяк


Α. Ε. Данченко


Т. Б. Гуженко


К. Ф. Ольшанский


Ф.К. Боффо


Наш отец A.A. Вассерман


Часть вторая

14. Профессоры и музыканты

Когда-то улица Дворянская начиналась от Софиевской и заканчивалась, упираясь в Старопортофранковскую. Удивительно, но это длинное название легко прижилось после возвращения улицам их старых названий. Во-первых, оно сменило тоже не короткое название – Комсомольская. Во-вторых, одесситы продолжают ценить всё связанное с «золотым Веком» Одессы, когда она была почти «вольным городом».

Отметим: теперь Дворянская существенно короче. Она начинается от корпусов университета и холодильного и закачивается, упираясь в немецкую евангелически-лютеранскую церковь – говоря по-одесски, в Кирху. При этом на первом квартале движение автомобилей закрыто, так что проехать предстоит всего четыре квартала. Улица очень тихая, что необычно для центра Одессы, деревья местами высажены в два ряда, а брусчатка на квартале между Коблевской и Нежинской выложена в «ёлочку», как и на знаменитой Пушкинской.

Поскольку улица Нежинская названа в честь города Нежин, логично предположить, что параллельная ей улица Коблевская названа в честь посёлка Коблево на границе Одесской и Николаевской областей. Но, как говорится, «в действительности всё не так, как на самом деле». Улица Коблевская названа в честь коменданта Одессы Фомы Александровича (в русской транскрипции) Кобле. Поскольку Ф. А. Кобле был также предводителем дворянства в Одессе, то первое (и нынешнее) название улицы «Дворянская» дано не в честь всех одесских дворян, а в честь господина Кобле. Таким образом, перекрёсток Коблевской и Дворянской – почти «станция «Площадь Ленина» Ленинградского ордена Ленина метрополитена имени Ленина».

На углу Дворянской и Нежинской улиц предлагаем свернуть на Нежинскую и пройти налево полквартала до дома № 46. Его украшают две мемориальные доски в честь двух профессоров – университета и «Водного» института. Профессор Волков – первый советский ректор Одесского университета и даже первый профессор, кому это звание присвоено при советской власти. Однако, как мы уже рассказывали, Новороссийский университет не был просто переименован в Одесский. Это было бы логично, но несвойственно революционной эпохе. В 1920-м году на Украине были ликвидированы все университеты. Советская власть сочла их наиболее консервативной формой образования, хотя в царское время университеты были самыми главными очагами вольнодумства. Впрочем, возможно, по этой причине их и ликвидировали.

Новороссийский университет разделили на ряд вузов. Преемником самого университета считался институт народного образования, куда постепенно включили почти все неотраслевые ВУЗы Одессы[51]. Профессор Волков стал как раз ректором этого института. Спустя 10 лет и Одесский институт народного образования ликвидирован, а вместо него созданы три института: социального воспитания, профессионального образования и физико-химико-математический. Как говорится, «простейшее размножение – делением».

Наконец, в 1933-м году процесс деления заканчивается, и в Одессе начинают возрождать университет. В 1937-м профессор Волков становится организатором и деканом филологического факультета, в 1941-м вместе с университетом уезжает в эвакуацию. Кстати, одесский университет – единственный из университетов Украины, продолжавший работу и в эвакуации – в районном центре Байрам-Али в Туркменской ССР.

Ещё одна подробность: одновременно в Одессе, оккупированной румынами и даже бывшей формально столицей румынского губернаторства Транснистрия, с 1942-го года функционировал «альтернативный» одесский университет. Его ректором был выпускник медицинского факультета университета и даже заслуженный врач РСФСР Павел Георгиевич Часовников.

Наконец, в 1933-м году процесс деления заканчивается, и в Одессе начинают возрождать университет. В 1937-м профессор Волков становится организатором и деканом филологического факультета, в 1941-м вместе с университетом уезжает в эвакуацию. Кстати, одесский университет – единственный из университетов Украины, продолжавший работу и в эвакуации – в районном центре Байрам-Али в Туркменской ССР.

Ещё одна подробность: одновременно в Одессе, оккупированной румынами и даже бывшей формально столицей румынского губернаторства Транснистрия, с 1942-го года функционировал «альтернативный» одесский университет. Его ректором был выпускник медицинского факультета университета и даже заслуженный врач РСФСР Павел Георгиевич Часовников.

Сейчас ведутся сложные дискуссии по оценке деятельности лиц, работавших на оккупированных территориях. Понятно, что людям нужно было выживать. Понятно, что, например, поддержание городского хозяйства Одессы требовало усилий сотен людей. Теоретически в организации образования в этот период тоже нет, как говорится, криминала. Но профессор Часовников упростил задачу будущим следователям. В марте 1943-го года он возглавил Антикоммунистический институт при университете, за что в 1947-м – уже в Бухаресте – арестован советскими властями и умер в заключении.

Профессор Волков возвращается с настоящим университетом в Одессу, затем переходит во Львовский университет, оттуда в Черновицкий, но везде продолжает свои исследования сказок и баллад. Сейчас это может показаться удивительным, но за работы в этой области профессор Волков удостоен высшей награды СССР – ордена Ленина.

А профессор Яков Захарович Казавчинский от ордена отказался. Точнее, дело было так. В октябре 1964-го года Яков Захарович добился встречи с министром морского флота СССР Виктором Георгиевичем Бакаевым. Целью аудиенции было получение разрешения на организацию проблемной лаборатории при возглавляемой им кафедре термодинамики. Такая лаборатория могла стать (и стала) крупным советским центром исследования теплофизических свойств веществ. Яков Захарович продемонстрировал министру паспорт с датой рождения «8-е ноября 1904-го года» и сказал: «Ордена мне не надо, дайте мне проблемную лабораторию!». Виктора Георгиевича, конечно, поразило такое начало разговора, но вскоре представилась возможность взять реванш.

Яков Захарович сказал, что об одной из научных проблем упоминал Никита Сергеевич Хрущёв. Бакаев ответил: «Ни черта он не знает, Ваш Никита Сергеевич». Тут профессор Казавчинский и сопровождавший своего научного руководителя В. А. Рабинович (он и рассказал отцу эту историю) просто обомлели. Услышать такое от министра о председателе Совета Министров и Первом секретаре ЦК КПСС было просто страшно. Но на следующий день вышли газеты с информацией об итогах октябрьского (1964 г.) пленума ЦК, и всё стало на свои места. Как пелось в народной песне – «и тут узнали мы всю правду про него…»

Впрочем, визит был успешным, поскольку министр морского флота подписал приказ о создании лаборатории. Возможно, кроме аргументации Якова Захаровича повлиял и тот факт, что сам Виктор Георгиевич также был доктором технических наук и в 1938–1942-м годах преподавал в ВУЗах.

Основатель одесской научной теплофизической школы Яков Захарович Казавчинский – неординарный учёный. Родился он в крестьянской семье (были в районе Одессы и еврейские крестьянские семьи). До 18 лет он, как рассказывали, не умел ни читать, ни говорить по-русски. По направлению комитета «незаможных [то есть неимущих] селян» он попал на рабфак того самого института народного образования (ИНО), который пришёл на смену Новороссийскому университету.

Потом были два года учебы на математическом факультете ИНО и учёба на судостроительном факультете Политехнического института. Впрочем, заканчивает Казавчинский уже Одесский институт инженеров Водного транспорта, организованный в июне 1930-го года.

Затем аспирантура в родном ОИИВТ, защита кандидатской в 1935-м году, драматические коллизии при защите первой (Киев, 1951) и – фактически дважды – второй докторской диссертации (Москва, 1955), уход из родного института к другу В. С. Мартыновскому в «холодильный» в 1968-м году, и прочие неизбежные превратности долгой, активной и бескомпромиссной научной жизни.

Осталась от Якова Захаровича, конечно, не только мемориальная доска, но и могучая теплофизическая школа. Из 25 кандидатов наук, подготовленных профессором Казавчинским, 11 стали докторами – поразительно высокой процент. А ведь эта научная школа формировалась в ВУЗе, где наука по определению – приложение к учебному процессу. И формировалась она не в Москве, а на периферии, что тоже было непросто.

Основными принципами Якова Захаровича были умелый подбор сотрудников, напряжённая повседневная работа (основные расчёты первоначально выполнялись на арифмометрах!) и сочетание свободы творчества учеников с высокой требовательностью к ним. При этом – редкое дело – Яков Захарович не стремился записаться в публикации к своим ученикам.

Поскольку ученики профессора Казавчинского имеют своих учеников, общее число учёных школы ЯЗ давно превысило 100 человек, а число публикаций, вероятно, превзошло 5000. Владимир может рассматриваться на генеалогическом древе одесской теплофизической школы как внук ЯЗ, поскольку его научный руководитель профессор Альфред Леонидович Цыкало был аспирантом Якова Захаровича. К тому же после перехода в «холодильный» институт профессор Казавчинский ещё прочёл курс термодинамики сначала Анатолию, потом Владимиру (а Анатолий даже был корректором при подготовке переиздания прочитанного Яковом Захаровичем ещё в Водном институте курса лекций по термодинамике – одного из популярнейших учебников не только в холодильном). Немногое, увы, из этого курса помнится, но выражение «градусы тепла» в сводках погоды по-прежнему вызывает у нас гримасу неодобрения.

Заметим, что под руководством Якова Захаровича выполнили свою первую студенческую исследовательскую работу Владимир и его друг Юрий Славинский. Результаты расчётов на ЭЦВМ (программа была введена в машину на перфорированной ленте!) они с гордостью продемонстрировали профессору дома – он уже часто болел и пропускал лекции, но продолжал живо интересоваться первыми научными шагами своих студентов. Потом стало понятно, что выполнялась достаточно простая задача (сейчас на персональном компьютере в Excel на неё ушло бы минут десять). Маститый учёный, желая поощрить Юрия и Владимира, внимательно рассматривал очевидные для него результаты расчётов и слушал сбивчивый и восторженный рассказ второкурсников. Он как будто предвидел, что Юрий будет заниматься научной работой в самом почётном для теплофизиков месте – в Институте высоких температур АН СССР.

А славные традиции одесской теплофизической школы продолжаются. Научные дети, внуки и правнуки профессора продолжают в разных городах и странах плодотворную исследовательскую деятельность, ибо принадлежат к знаменитой школе, чей основатель жил на Нежинской, № 46 в двух комнатах большой коммунальной квартиры.

Про Кирху, около которой заканчивается Дворянская улица, мы рассказывали в нашей первой одесской книге. Добавим только: органные концерты, регулярно проводимые в здании Кирхи в выходные дни, очень логичны для этого микрорайона города.

Во-первых, это самое высокое место в городе. Невольно вспомнишь слова Сальери из пушкинской «Маленькой трагедии»:

Во-вторых, в двух последних зданиях Дворянской, образующих с Кирхой равносторонний треугольник, размещаются Одесское училище искусств и культуры имени Константина Фёдоровича Данькевича и Одесская национальная музыкальная академия имени Антонины Васильевны Неждановой – попросту говоря, музучилище и консерватория.

Поскольку Северное Причерноморье населяли ещё древние греки и на одесском Приморском бульваре под стеклянным куполом можно разглядеть остатки греческого поселения VI–V века до нашей эры, историю музучилища и консерватории мы можем достаточно строго начать от Орфея. Ещё строже – от Орфея II: он согласно Геродоту был аргонавтом и, следовательно, плавая по Чёрному морю, мог высадиться и на одесский берег.

Будучи же материалистами, мы начинаем эту историю с Одесского отделения Императорского русского музыкального общества (ИРМО). В его организации принимал активное участие Антон Григорьевич Рубинштейн. Общество открылось в Петербурге в 1859-м году, московский филиал – в 1860-м, а одесский (куда без Одессы!) – в 1884-м. Через два года при ИРМО открываются музыкальные классы. Ещё через два года классы возглавляет профессор Петербургской консерватории Дмитрий Дмитриевич Климов. Он действует по принципу «Запад нам поможет» и приглашает для преподавания музыкантов из Вены, Берлина, Лейпцига и Дрездена. Уровень преподавания позволяет обоснованно реорганизовать классы в музыкальное училище. Оно открывается 1-го сентября 1897-го года.

Назад Дальше