– А если ей никто не нравится и она не вступит в брак?
– Тогда она обязана воспользоваться услугами Лебенсборна – специального дома для незамужних матерей, где ей подберут прошедшего расовый контроль офицера СС… для случки.
Последние слова она словно выплюнула. Ее губы искривились в гримасе отвращения.
– Лебенсборн. «Источник жизни»… – задумчиво пробормотал Виктор. – Логично предположить, что рядом с таким «источником жизни» имеется неслабый источник смерти. Замешанный на газе «Циклон В» и «Программе Т-4».
– Т4?
– Ага. Так называемая «Акция Тиргартенштрассе 4». Программа тотального уничтожения душевнобольных, инвалидов и нетрудоспособных, разработанная гитлеровцами в тридцать девятом году.
«Ничего себе познания», – уже практически без удивления отметил Виктор. А еще он отметил, как вздрогнула от отвращения недавно приобретенная часть его души. Похоже, что, работая на нацистов, отец сихана знал о них достаточно много и потому не питал к ним особо теплых чувств.
– У нас это давно стало нормой и просто называется эвтаназией, – прошептала девушка. – Многие считают, что без этих мер невозможно сохранить чистоту расы…
– Попробуй объяснить это тем, кого ведут в газовую камеру, – криво усмехнулся Виктор. – Кстати, почему-то я не видел их наверху, в городе.
– Считается, что Высшему Отцу не пристало смотреть на такие вещи, – ответила девушка. – Поэтому и концлагерь, и газовые камеры расположены под землей.
Теперь настала очередь Виктора удивляться.
– А что это еще за «Высший Отец»? Что-то типа бога?
Девушка кивнула.
– Он создал Новую Швабию. Это бессмертный, которого никто никогда не видел. Когда-то он поставил нашим вождям условие, что он поможет им лишь в том случае, если его изобретения не повредят остальным людям земли. Поэтому ему не нужно видеть лишнего. Говорят, что он живет в Черном Донжоне и с ним общаются только верховные члены Черного Ордена. Но, возможно, это только легенда. Хоть я и медиум, но, как только мой разум касается этой области, в голове возникает страшная боль. На пути к полю этой информации кем-то поставлен мощный ментальный блок, сквозь который я не могу пробиться.
– А ты пробовала?
– Однажды, – вздохнула девушка. – Женщины любопытны. Но второй раз я не рискну.
– Все понятно, – кивнул Виктор. – За исключением одного момента…
– Почему я все-таки выбрала тебя.
Виктор молчал.
– Все очень просто, – холодно усмехнулась она. – Я не могла найти мужчину, равного мне по ментальной мощи. Сейчас в обществе «Врил» осталось слишком мало магов. И я – самая способная из них.
– Это оттуда? – кивнул Виктор на татуировку, выколотую на ладони девушки и изображающую глаз.
– Да. Знак верховной жрицы общества. Только звания и магические способности эзотериков мало помогают. Несмотря на усилия ученых, нация вырождается. Вырождаются и маги. В конечном итоге мне бы все равно пришлось идти в Лебенсборн – но тут появился ты. Мурёку-синоби. Воин ночи, потерявший силу. Как говорят у вас в России, на безрыбье и рак рыба.
– Наименьшее из зол? – с ноткой горечи в голосе сказал Виктор.
– Можно и так сказать, – сказала она, поднимаясь с жесткого деревянного ложа. – Черт, всю спину отдавил, – скривилась она. – Кстати, спину тебе я намазала анестезирующей мазью, заодно отлично заживляющей ожоги. Но твою татуировку полицейские сожгли полностью. Так что ты больше не якудза. И не маг. Очень надеюсь, что хоть ребенок от тебя будет нести способности, не реализованные отцом. Прощай.
Она набросила на плечи плащ и шагнула к выходу.
– А ты жестокая, – задумчиво бросил ей в спину Виктор. – Хотя и безумно красивая.
– Спасибо за комплимент, – отразилось эхом от закрытой двери. – Открывай!
– Есть, штандартенфюрер!!!
Дверь немедленно распахнулась.
Но на пороге она все-таки обернулась.
– Воин теряет силу, когда теряет свой Путь. Подумай об этом, пока есть время.
– Обязательно, – ответил Виктор. – Кстати, как тебя зовут?
Ответа не последовало.
Полог черного плаща в последний раз колыхнулся в полоске тусклого света, льющегося из коридора. Потом был лязг замка и удаляющийся вдаль по коридору шелест легких шагов – звук, который, скорее всего, существовал лишь в воображении Виктора. Но он слышал его и почти видел, как движется вдоль холодных каменных стен хрупкий силуэт в черном плаще. Его невероятное, невозможное видение, которое завтра покажется сном.
Который, во избежание лишней боли, лучше забыть как можно быстрее.
* * *Они пришли наутро. Если, конечно, можно назвать утром смену цвета фонаря над дверью с багрово-красного на ядовито-желтый.
Вместе с ними ввалился в камеру тяжелый запах пота, съеденной на завтрак консервированной тушенки и новой кирзы. Виктор понял – это люди. Гемоды запаха не имели.
«Интересно, почему? Сапоги у них, что ли, другой системы?»
– Кто расковал? – осведомился громила с погонами шарфюрера на необъятных плечах, деловито доставая из чехла на поясе крюк, сильно напоминающий жезл покойного Тутанхамона.
Виктор медленно поднялся со своего места, не сводя глаз со второго эсэсмана с гладкими черными погонами. У того в руках удобно пристроилась ультрасовременная машинка, совершенно не похожая на антикварные автоматы гемодов. Сверху компьютерный модуль управления огнем, снизу – скорее всего, гранатомет, посредине – короткий ствол. И все это спроектировано так, что является логическим продолжением руки.
«Еще одно отличие людей от гемодов…»
– Я спрашиваю – кто расковал?!
Шарфюрер замахнулся.
План сложился мгновенно. Нырнуть под руку, ткнуть пальцем в межключичную впадину, бросить бесчувственное тело на второго, с навороченным потомком MG-42[31] в руках…
– Не стоит, Герман.
Автоматчик, почуяв неладное, проворно отступил к стене, направляя на Виктора куцый ствол.
– Это тот парень, который в одиночку положил девять гемодов у Восточного входа. Так что расковаться ему, думаю, – пара пустяков.
Тот, кого назвали Германом, нехотя опустил руку и щелкнул жезлом. Кольцо распалось надвое, отчего жезл стал похож на сложенные ножницы.
– Я всегда говорил, что серия А4 годится только на то, чтобы подтирать зады рабам, – зло проворчал шарфюрер, протягивая вперед жезл. – Руки!
Куцый ствол красноречиво смотрел в живот Виктора.
– Ты лучше не дергайся, парень, – тихо посоветовал автоматчик. – Может, нас ты и сделаешь, но отсюда все равно бежать некуда.
«А ведь он прав, – мысленно усмехнулся Виктор. – Пока что некуда. Однако с внешним миром они же все равно как-то общаются. Стало быть, способ смыться отсюда есть. Остается только его найти».
Металлические браслеты защелкнулись на запястьях.
– Дернешься – кисти отрежу, – пообещал шарфюрер, для доходчивости дергая за рукоять жезла. – Тут всех трудов – на одну кнопку нажать. Понял, ниндзя?
Виктор не ответил. Ответа не требовалось.
Шарфюрер дернул сильнее. В лицо Виктора дохнуло смрадом полупереваренной тушенки и плохо чищенных зубов.
– Понял?!!!
«Один удар ногой. И рукоять его крутых наручников – в пасть по самые легкие, вместе с зубами. И попробовать дотянуться до того, который стоит у стены…»
– Эй, Герман, не зарывайся, – повысил голос автоматчик. – Нам приказали доставить его на место, а не калечить.
– Ты прав, этим будет кому заняться, – заржал шарфюрер. – Давай приступай. У меня он не раскуется.
Автоматчик с опаской приблизился и, достав из нагрудного кармана широкую черную ленту, завязал Виктору глаза…
Потом его вели по лабиринту коридоров. Эхо от звяканья подкованных сапог о каменный пол, перекатывающееся по стенам, напоминало приглушенный лязг множества цепей и наводило на определенные мысли.
«Крепко обосновались. Подземные концлагеря, тюрьмы, гемоды – и город наверху. Благопристойный, словно вылизанный. Будто два уровня: на одном – тишь да гладь, на другом – все прелести рабовладения. Странно. И все ради того, чтобы Высшему Отцу было приятно любоваться стрижеными газонами и не отвлекаться при этом на передвижные кухни. Помнится, во Вторую мировую фашисты были менее стеснительными».
Звяканье воображаемых цепей внезапно сошло на нет. В лицо дохнуло прохладным потоком фильтрованного воздуха.
«Открытое пространство…»
И еле слышное шуршание над головой. И почти сразу – чваканье воздушной подушки о камень.
«Автозак…»
И тычок коротким стволом в позвоночник.
– Полезай внутрь.
А потом случилось странное.
Виктор вдруг словно увидел все, что его окружало, – и летающий «автозак», и спину шарфюрера, и потолок пещеры, не подсвеченный искусственными «звездами» и теряющийся в темноте. И при этом его глаза под плотной тканью черной повязки оставались закрытыми.
«Автозак…»
И тычок коротким стволом в позвоночник.
– Полезай внутрь.
А потом случилось странное.
Виктор вдруг словно увидел все, что его окружало, – и летающий «автозак», и спину шарфюрера, и потолок пещеры, не подсвеченный искусственными «звездами» и теряющийся в темноте. И при этом его глаза под плотной тканью черной повязки оставались закрытыми.
Но удивляться времени не было. Удивился лишь автоматчик, когда Виктор не спотыкаясь поднялся по приставной лесенке. Уже внутри автозака эсэсман подошел, проверил, на месте ли повязка, пожал плечами и уселся напротив, на всякий случай направив свое оружие точно в середину живота Виктора.
Но этот малоприятный факт пленника волновал не особенно сильно.
«Это что-то новое – видеть без помощи глаз. Получается, что сила возвращается?»
Он попытался вырастить из своей груди невидимую руку и дотянуться до автоматчика…
Бесполезно.
С таким же успехом можно было попытаться пробить головой бронированную стену «автозака». Который, кстати, судя по легкому покачиванию, уже минут десять как летел куда-то…
Толчок был неожиданным. Пассажиров изрядно тряхнуло.
– Черт, поосторожнее, не дрова везешь! – заорал шарфюрер.
– Это еще с какой стороны посмотреть, – раздался голос из динамика над головой, видимо принадлежащий пилоту.
– Вот ведь тупой ублюдок, – прошипел шарфюрер, потирая колено, которым он в силу своих габаритов протаранил сиденье напротив.
– Я все слышал, Генрих, – металлически провибрировал динамик. – Не забывай – обратно ты тоже летишь со мной.
– Хватит вам, – прервал дискуссию автоматчик. – Пора. Они уже ждут.
Щелчок наручников совпал с еле слышным шорохом открываемой двери.
– Встать! Пошел!
Повязку с его лица снять никто не удосужился. А онемевшие руки не успели сдернуть ее с лица, когда ствол автомата уперся ему меж лопаток и слегка подтолкнул вперед.
«А ведь машина не садилась. Она просто зависла в воздухе…»
Он успел сгруппироваться, поэтому падение с высоты трех метров на посыпанную песком площадку прошло относительно безболезненно. Только в ладонь впилось множество мелких осколков.
«Не песок. Дробленный в крошку камень. Откуда здесь песку взяться…»
Повязка все еще сдавливала голову. Виктор поднял было руку, чтобы освободиться от нее, но внезапно краем своего нового зрения увидел, как слева к нему стремительно приближается тёмное пятно, контурами отдаленно напоминающее человека.
И тут его тело инстинктивно рванулось в сторону. Виктор даже не успел удивиться, с чего бы это у него столько прыти обнаружилось.
Броски оказались одновременными. Темное пятно с невероятной для живого существа скоростью пронеслось сквозь то место, где долю секунды назад стоял Виктор. До него донесся резкий запах зверинца, шлейфом тянущийся за темным пятном.
Он сорвал повязку с лица, но это мало помогло. Яркий свет резанул по глазам, и он вынужден был зажмуриться. Для того чтобы увидеть сквозь кожаную пленку век, как в нескольких метрах от него разворачивается для новой атаки темное пятно…
На этот раз Виктору не хватило нескольких сантиметров. Или сотой доли мгновения…
Тварь прыгнула с места. И хотя рывок Виктора в сторону был не менее стремительным, уйти от атаки ему не удалось. Передние лапы твари были длиннее человеческих, и одной из них ей удалось зацепить намеченную жертву.
Острые когти проехались по груди, вспоров кожу. Потом был удар, падение, навалившаяся сверху темная масса и смрадное дыхание в лицо, перемешанное с брызгами жгучей слюны.
Раскрытой пасти твари Виктор не видел. Откуда-то он знал, что именно сейчас открывать глаза не стоит. Лишняя информация об увиденном может лишь повредить, вызвав поток ненужных эмоций.
А времени для эмоций не было.
Сейчас было время только для животных инстинктов, которые, как известно, не имеют ничего общего с человеческими мыслями…
Виктор «видел» лишь темный контур, смутно напоминающий человеческий, – и зарождающийся в нем на уровне «головы» ядовито-желтый огонек.
И этого было достаточно для того, чтобы выбросить вперед руку, сжать в ладони этот огонек и резко рвануть на себя.
Кожа ладони, коснувшаяся «огонька», взорвалась жидким огнем, словно Виктор погрузил руку в расплавленную лаву. Он поспешно отбросил от себя комок вязкого огня – и в следующее мгновение оглох от ужасного рева, раздавшегося над головой.
И опять сработали инстинкты.
Виктор со всей силы ударил обеими ногами вперед, после чего рывком перекатился вправо.
И вовремя.
Судя по звуку, в то место, где он только что лежал, пришелся страшный удар когтистой лапы. Вслед за ним – удар потише, который издает падающее тело весом около двухсот килограммов. И предсмертный хрип большого и сильного живого существа, который ни с чем не спутаешь.
Еще с полминуты тело билось в агонии, разбрасывая вокруг себя мелкие крошки дробленого камня. Одна из них неприятно кольнула щеку Виктора.
Он шагнул в сторону, повернулся – и понял, что перед ним стена. Гладкая, словно стекло. Из материала, чуждого природе. Такую стену могли изготовить только люди.
А еще он понял, что его глаза по-прежнему закрыты. Не сказать, что данный факт доставлял ему большие неудобства, но все-таки неплохо было бы узнать, куда же он попал.
Виктор открыл глаза.
И вновь сощурился от резкого света, бьющего сверху.
Это была арена. Площадью примерно с половину футбольного поля, словно накрытая гигантской чашкой, сработанной из толстенного прозрачного пластика. У перевернутой чашки имелось непрозрачное дно, утыканное мощными прожекторами. В стенке чашки, той, что была прямо напротив Виктора, метрах в трех над ареной имелось внушительных размеров круглое отверстие с подведенной к нему трубой, другой конец которой терялся в скальной породе.
«Оттуда мы и прилетели», – понял Виктор.
И опустил взгляд.
За прозрачной стеной имелись трибуны, расположенные по принципу стадиона. Или амфитеатра. Или эдакого современного Колизея – если судить по тому, что только что произошло на арене.
На трибунах сидели зрители. Их было немного. Люди в эсэсовской форме едва заполняли два первых ряда, и, судя по их кислым лицам, представление им не понравилось. Похоже, они ожидали иного исхода.
Только один человек с интересом смотрел на Виктора. Этот интерес Виктор почувствовал кожей сквозь двойную преграду из синтетического пуленепробиваемого материала. Второй преградой, помимо прозрачного колпака, накрывающего арену, была затонированная черным маска круглого сплошного шлема, защищающего голову человека.
Человек сидел в самом центре первого ряда, и – что удивительно – на его строгом черном кителе не было никаких знаков различия. Однако, судя по тому, с каким благоговением и страхом замерли те, кто сидел рядом с ним, этот человек был весьма влиятельным лицом в местной элите. Разглядеть лицо за тонировкой шлема не представлялось возможным, однако что-то изнутри подсказывало – было, встречались… Но когда? Где?
«Не самое подходящее место для того, чтобы мучиться воспоминаниями», – хмыкнул про себя Виктор – и отвернулся.
Для того чтобы посмотреть, с кем же или с чем ему только что пришлось драться.
Пожалуй, определение «с чем» больше подходило тому, что лежало в паре метров от него.
Тело твари отдаленно напоминало человеческое. Трехпалые конечности оканчивались мощными когтями. Развитая грудная клетка резко переходила в талию, узкую настолько, что в ней просто не могли поместиться внутренние органы. При этом тело чудовища было словно свито из стальных тросов. Ни капли жира, ничего лишнего. Виктор вспомнил, как двигалось пятно, с которым он бился при помощи своего нового зрения, – и внутренне поежился. Пожалуй, если б он обычным, человеческим зрением видел, с кем воюет, не исключено, что шок от увиденного помешал бы ему добиться столь впечатляющих результатов.
Единственный огромный фасеточный глаз трупа, полуприкрытый роговым веком, тупо смотрел в потолок арены. В нем яркими точками отражались многочисленные прожектора. Под глазом имелся сфинктер, вероятно выполняющий функцию единственной ноздри. А ниже, на том месте, где положено быть рту, был просто безгубый провал, из которого вывалился обрывок толстого, мясистого языка, сочащийся зеленовато-желтым гноем. На плече трупа, в том месте, куда стекал гной, уже образовалась черная, дымящаяся по краям воронка, заполненная полупереваренной плотью хозяина языка.
– Вот мы и выяснили слабое место циклопа, – произнес еле слышный голос.
Голос ли?
Виктор удивился. Толстая стена прозрачной чаши вряд ли могла передавать звуковые волны.
– Это была ваша идея, обергруппенфюрер, – сухо отчеканил другой голос. Виктор мог бы поклясться, что этот голос принадлежал человеку в кителе без знаков различия. – Внешнее пищеварение подвело под монастырь биоробота, над которым ваше управление возилось больше года.