— Здравствуйте, — сказала, бесшумно подойдя, Лами.
Она села неподалеку от меня на другой камень. На ней были широкие черные брюки и белая блузка. Она показалась мне давнишней хорошей знакомой, будто мы с ней познакомились в Ташкенте и теперь вот встретились на курорте. И мне было приятно, что она не стесняется…
— Вы зачем рассказали старому монаху, что мы ищем золото? — укорил я ее.
Потом мы с ней обулись и пошли гулять в сад. Она рассказывала о своем отце, я тоже ей что-то рассказывал. Мы не все понимали, но нам было интересно. И когда мы увидели, как к монастырю едет наш джип, я даже огорчился.
Мы попрощались с Лами в роще, нам обоим не хотелось, чтобы нас видели вместе, — это наше личное дело и никого не касается. Я узнал, что Лами несколько ближайших дней будет жить здесь, у дедушки Махакассапы, и обещал приехать. На берегу установлены наши датчики.
* * *Джонсону, портье в гостинице «Эксельсиор»
Займись наблюдениями за русскими. Ни в коем случае не мешай их работе. Сообщи, как только у них будут новости. Пускай работают спокойно. Скажи Ахмеду, чтобы установил микрофон в их номере. Обрати внимание на их встречи с майором. Держи меня в курсе дела. Записку сожги.
Князь Урао КаоОбед с князьями и вождями был длинным и утомительным. Я знал, что в конце концов уговорю их воздержаться от активных действий, но это далось нелегко. Хорошо еще, что я успел перехватить связного с юга. Его призывы могли оказать плохое влияние на горячую голову вождя Па Кратенга, который вооружил сотню молодцов и полагал, что с их помощью навсегда освободится от опеки Лигона.
Меня беспокоило отсутствие сведений из столицы. Сун молчал. Я знал, что по расписанию груз должен уйти на гонконгском пароходе 15-го числа, для этого ему нужно было покинуть пещеру еще сегодня утром.
После совещания меня позвала к себе мать, но я вынужден был сначала встретиться с человеком, которому я передал часть долларов, привезенных Матуром и чудом спасенных от моих же собственных недостойных бандитов. Оружие доставит делец из Сингапура, которому выгоднее быть честным. Мне надоело иметь дело с первобытными людьми, с первобытными инстинктами, первобытными страстями и современной ненадежностью. Как-то отец Фредерик доказывал мне, что беда моих соотечественников не столько в их отсталости, сколько в том, что они эмоционально разодраны между законами прошлых веков и современностью. В первую очередь это относится к тем воинственным молодцам, которых двадцатый век лишил естественных для них набегов, схваток и заставил искать другие занятия. Бывшие воины пополняют городское дно, поставляют кадры в преступный мир и готовы наняться к кому угодно, лишь бы взять в руки винтовку и броситься за добычей… Отца Фредерика отличает определенный цинизм, прикрытый, я бы сказал, язычески понимаемой христианской моралью. Странно, что моя мать не раскусила этого разуверившегося во всем человека, который не нашел себе места в Европе и вернулся, чтобы убедиться, что и здесь его услуги никому не нужны…
От Матура тоже никаких вестей. Мне донесли с почты, что он обменялся несколькими телеграммами с Лигоном — решил в этой суматохе урвать кусок и для себя, а именно спичечную фабрику. Я на него не в обиде. Все-таки он прибежал ко мне и рассказал о землетрясении.
МеморандумМы, наследственные князья и вожди округа Танги, пограничных трактов и верховьев Кангема, торжественно объявляем о своей полной и безоговорочной поддержке Временного революционного комитета Республики Лигон и выражаем глубокую уверенность в том, что новое прогрессивное руководство страны будет действовать в соответствии с интересами всех племен и народов, ее населяющих, уважая традиции и обычаи всех без исключения граждан нашей многонациональной родины. Мы выражаем надежду на то, что трения и взаимонепонимание, существовавшие между горными народами и правительством Лигона, вытекавшие из вопиющих случаев нарушения внутреннего суверенитета этнических меньшинств, будут пресечены и новые пути к взаимопониманию и общему благосостоянию будут открыты перед нашими согражданами…
Князь Урао КаоМне потребовалось два часа отчаянных уговоров, прежде чем они согласились подписать эту ничего не стоящую бумагу, дающую нам нужную отсрочку.
* * *ТЕЛЕГРАММА
МЕЖДУНАРОДНАЯ. ИЗ МОСКВЫ 12 МАРТА 13 ЧАС 40 МИН МОЛНИЯ ЛИГОНСКАЯ РЕСПУБЛИКА ГОРОД ТАНГИ ПРОФЕССОРУ КОТРИКАДЗЕ /ЧЕРЕЗ МИНИСТЕРСТВО ПРОМЫШЛЕННОСТИ И ШАХТ/ (ПО-РУССКИ ЛАТИНСКИМИ БУКВАМИ)
ДАЛЬНЕЙШИЕ ЗАМЕРЫ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ КРИТИЧЕСКИЕ НАПРЯЖЕНИЯ ЭПИЦЕНТРОМ ТАНГИ СИДОРОВ ПОЛАГАЕТ ОЧАГ ГЛУБИНЕ СОРОК ПЯТЬ КИЛОМЕТРОВ ОПРЕДЕЛЯЙТЕ ИЗОСЕЙТЫ ИСХОДЯ ЭТОГО ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ ЖЕЛАЕМ УСПЕХА ВСТРЕВОЖЕНЫ ОТСУТСТВИЕМ ВЕСТЕЙ
КОЛОГРИВОВ * * *С телеграфа
Князю Урао Као
Из Лигона на имя профессора Котрикадзе пришла шифрованная телеграмма. Так как отправлена она через Министерство шахт, ее получил и повез русским майор Тильви.
ЕВРАЗИЙСКИЙ ПОЯС
«…Третья ветвь не входит в тихоокеанский пояс. С нее начинается другой большой сейсмический пояс земного шара, а именно евразийский, или альпийский… От Зондских островов евразийский пояс проходит вдоль западного побережья Бирмы, достигает Гималаев и твердо поворачивает на запад вперед…Страдающие от землетрясений острова Ява и Суматра отвесно поднимаются над глубочайшими подводными впадинами. В том же районе находится одна из самых изученных геосинклиналий. Образовавшиеся в ней складки и разрывы лучше всего объясняют частые землетрясения…»
Пьер Руссо. Землетрясения. Париж, 1961. * * *Директору Матуру
Не пытайся скрыть от меня свои дела со спичечной фабрикой. Я недоволен очередным предательством. Постарайся поменьше думать о своей выгоде. Господин Сун зол на твое поведение в день переворота. Тебе придется всерьез подумать о ценности собственной жизни. Не могу же я вечно отводить от твоей головы опасность. Ближайшие дни полностью посвяти русским геологам. Дружи с ними, будь им полезен, если нужно, перейди в коммунизм и ходи по улицам с красным флагом. Мне нужно (и тебе тоже) знать как можно скорее и точнее:
1. Действительно ли русские намерены предсказать землетрясение или они занимаются военной разведкой?
2. Если они те, за кого себя выдают, насколько им можно верить? Как известно, человек не может угадать день своей смерти и час землетрясения.
3. Когда начнется землетрясение? Сильное оно или слабое?
Внимательно следи, где они будут устанавливать свои приборы. Ты должен точно знать их расположение.
Ни в коем случае не появляйся больше в моем доме. Сведения передавай ночному портье в гостинице Джонсону. В крайнем случае обращайся к коменданту капитану Боро. Однако, если его провалишь, лишишься головы. Несмотря на нашу старую дружбу, должен тебя предупредить, что государственные соображения заставляют меня значительно выше ценить помощь капитана, чем твою, дорогой Матур.
Записку сжечь в присутствии моего посланца.
Урао Као. * * *РАСПИСКА
Дана мною, капитаном Боро, князю Урао Као в получении от него десяти тысяч ватов для помощи бездомным детям и других благотворительных целей.
Капитан Боро, 12 марта 1976 г. * * *Дорогая Лами!
Моя мама вне себя от горя, что ты не нанесла нам визита и так неожиданно убежала из Танги. Только сейчас мне стало известно, что отец отправил тебя в монастырь Пяти золотых будд. Могу только приветствовать его мудрое решение — в такие тревожные времена лучше быть в стороне от событий. Зная недостаточно теплое (незаслуженное) отношение ко мне твоего отца, не смею предложить тебе гостеприимство нашего дома, однако будь уверена, что в любой момент двери его для тебя открыты. Как жаль, что ты лишилась верного теннисного партнера!
Прими, пожалуйста, вместе с этим письмом небольшой букет роз из нашего сада. Считай его совместным подарком от меня и моей матери.
Вечно твой Урао Као. Отар Давидович КотрикадзеМы вернулись вечером, выбрав точки для установки датчиков и определив на глазок сейсмически наиболее интересные места. Володя сразу уехал в мастерские. Меня ждал майор Тильви. Он принес телеграмму из Москвы. Я перевел ему телеграмму на английский, и это встревожило его. Я полагаю, что на него жмут из Лигона. Я чувствую себя в положении недоброго вестника. Когда-то таких гонцов немедленно убивали, как бы отождествляя их с самим бедствием. Я никак не хотел умалять интеллекта майора Тильви, но в его глазах явно горел зловещий огонек.
— Кто-то распустил новый слух по городу, — сказал он.
— Я знаю. Мы ищем золото, чтобы увезти его домой.
— Нет, хитрее. Вы собираетесь устроить здесь землетрясение.
— Устроить?
— Да. Будто бы землетрясение должно быть в России, но если вы его выпустите здесь, то тогда избавитесь от беды у себя дома.
— Остроумно, — сказал я.
Майор подошел к окну и посмотрел на грозовые тучи, висящие над горами.
— Не сегодня-завтра начнутся дожди. Здесь они начинаются раньше, чем в долине. Горы как бы стена, о которую ударяются тучи. А где господин Ли?
— Он в механических мастерских.
— Нужна помощь?
— Капитан Боро все обеспечил.
Майор Тильви подошел к двери и потрогал пальцем шнур, ведущий к выключателю.
— Я хочу знать, где будут стоять ваши приборы. Человек, распускающий слухи о том, что вы хотите сделать землетрясение, знает, чего добивается. Если темные люди послушают его, они могут причинить вам вред. Так я и знал…
Майор подковырнул ногтем тонкий проводок, бегущий параллельно основному проводу, и дернул за него. Клочок обоев отлетел, и в кулаке майора оказался черный жук. Он раскрыл ладонь и показал мне жука. Это был микрофон.
— Так что, я думаю, у нас нет от них тайн, — сказал он буднично. — Кто заходил в эту комнату?
— Кто угодно, — сказал я. — Нас не было весь день.
— Я разберусь, — сказал майор. — Итак, где вы будете устанавливать свои приборы?
Мы с Володей договорились в принципе о распределении нашей поредевшей техники. «Искру-12-бис», один ультрасейсмоскоп и прочую вычислительную технику мы оставляем в Танги. Второй сейсмоскоп желательно установить на островке на озере Линили, там же — два или три датчика. Последний датчик мы установили на берегу за монастырем.
— Очень далеко вы все раскидали. — Майор был недоволен.
— Это минимальное расстояние. Без трех точек нам не обойтись. Один из нас останется в Танги, наверно, я. Володя отправится на озеро.
— Очень далеко, — повторил майор. Он не спорил, он был озабочен. Майор крутил в пальцах микрофон, думал… Потом сказал: — Наверно, в гостинице неудобно ставить приборы. Тесно и слишком много ушей…
Я молчал.
— Я договорился об одном доме. Это дом начальника полиции. Он стоит на окраине города, совершенно изолирован, и мне легче его охранять.
— А как хозяин дома?
— Он порядочный человек, — сказал Тильви. — Он сейчас в госпитале. Он ранен контрабандистами.
— Хорошо, — сказал я.
Тильви повернулся, чтобы уходить, а потом вспомнил и от двери сказал:
— Этот полицейский начальник — отец Лами. Она везла ему лекарство.
— Она в монастыре, — сказал я.
— Васунчок говорил мне. Он считает, что у пандита ей безопаснее, чем одной в городе. Кстати, и я когда-то жил у него в монастыре…
— Он мне очень помог. У него отличная память. Он рассказал мне обо всех землетрясениях за пятьдесят лет и даже показал на карте наиболее сильные разрушения. Это очень помогло нам в выборе мест.
Майор попрощался, его башмаки застучали по коридору, и сквозь полуотворенную дверь я услышал высокий голос директора Матура:
— Добрый вечер, дорогой господин майор. Навещали наших общих друзей?
Я подумал, что придется провести ужин в компании Матура. Он наверняка подстережет нас, чтобы еще раз выразить свое восхищение успехами нашей великой страны.
Юрий Сидорович ВспольныйКак только я вошел в холл гостиницы, предупредительный портье господин Джонсон сообщил, что меня два раза вызывал Лигон, советское посольство, и будут снова звонить через полчаса. Я был весь в пыли и поту после утомительного путешествия, но не решился подняться к себе, чтобы не пропустить разговор с Лигоном.
Сидя у старого поцарапанного телефона в холле гостиницы, я обдумывал, что скажу Ивану Федоровичу.
Но, к моему разочарованию, я услышал в трубке голос Саши Громова.
— Как у вас дела, Пиквик? — спросил он. Слышно было хорошо. Я подумал, что наш разговор обязательно прослушивают и его неуважительное обращение может быть ложно понято местными директивными органами, как выражение непочтения ко мне со стороны посольства.
— Вы, Саша, в своем репертуаре, — сказал я резко.
— Извини, Юрий Сидорович. Я забыл, что ты у нас начальник. Слушай, Иван Федорович беспокоится, как вы там, обеспечены ли всем необходимым, как работается?
— Все в порядке, — сказал я сухо. В разговоре с самим Иваном Федоровичем я был бы более многословен.
— Страшно было гробануться с небес?
— Умеренно, — сказал я. — Я об этом уже забыл.
— Счастливец, — неуместно иронизировал Саша. — Другим только в самом конце жизни удается разбиться в самолете. Иван Федорович интересуется, не прислать ли тебе кого-нибудь на подмену? Вернулся из отпуска Ногтев….
— Спасибо, — сказал я. — Справлюсь.
— А что, скоро намечается… событие?
— Скоро.
— Что передать Ивану Федоровичу? Нас не тряханет?
— Передай, что мы выполняем свой долг, надеемся, что не подведем тех, кто доверил нам важную задачу.
— Господи, Юрий, ты опять читаешь мне передовицу?
— Что в СОДе? — спросил я.
— Хорошо. Твой шеф вышел на работу. Передает тебе привет. Деньги нужны? Мы перевели на твое имя тысячу ватов. Говорят, в Танги очень дешевое серебро. Тут вот Люся моя просит — поищи ей браслетик.
— У нас одно осложнение, — сказал я, сделав вид, что не расслышал нетактичного намека. — Группа завтра разделяется. Профессор Котрикадзе остается в Танги, а товарищ Ли уезжает в горы, в монастырь, с частью аппаратуры.
— А в чем осложнение?
— С одной стороны, мое присутствие в Танги и связь в нужный момент с посольством могут оказаться весьма важными, кроме того, может возникнуть нужда в переговорах с местными властями…
— Котрикадзе хорошо знает английский?
— Отлично.
— А Ли?
— Посредственно.
— И там, в монастыре, он будет один?
— Разумеется.
— Я не могу тебе приказывать, но могу дать совет: наверно, Ли будет без тебя труднее, чем Котрикадзе. Ты сам как думаешь?
Мы попрощались, и я повесил трубку. Пожалуй, я зря поднял этот вопрос в разговоре с Громовым. В конце концов, он не компетентен в подобных вопросах.
Владимир Кимович ЛиУтром тринадцатого марта мы переехали в пустой дом на окраине Танги. Дом был небольшой, но двухэтажный. Нам хватило гостиной внизу и веранды. Пока электрики тянули к веранде силовой кабель, а армейский радист устанавливал рацию, я поднялся наверх. Я не собирался ходить по чужим комнатам. Мне только хотелось увидеть ту, в которой жила Лами. Наверху было всего две комнаты. В одной, побольше, стоял письменный стол, на стене висели две фотографии — грустной женщины, похожей на Лами, и самой Лами, еще девочки, с двумя тугими косичками, торчащими в разные стороны. Это была комната ее отца. Во второй раньше жила она. Комната была пустой, прибранной, за окном на толстой ветке висели гнезда ткачиков, похожие на груши, и птицы суетились у подоконника. Лами мне рассказывала про этих птиц. В комнате сохранился ее необычный пряный аромат. Я спустился вниз.
Часов в двенадцать мы выехали на джипе к озеру. Вспольный всю дорогу дулся, видно, не хотелось ему уезжать из Танги, но чувство долга пересилило. С нами ехал радист, сонный Лаво с термосом и автоматом и еще один солдат.
В тесноте, но в согласии мы добрались до деревни у монастыря, оставили там сержанта Лаво договариваться о лодке, потом мимо монастыря по разбитой повозками безлюдной дороге проехали километра три. Здесь, на широкой пологой террасе, с которой открывался великолепный, как в рекламном туристском проспекте, вид на озеро и горы за ним, в светлой звенящей сосновой роще поставили палатку, в которой установили датчик. Это заняло около часа. Вспольный заявил, что, когда выйдет на пенсию, построит себе здесь дачу и будет писать мемуары. Я решил, что он смирился со своей участью. Оставив при приборах солдата — он тут же разложил небольшой костер и повесил на него мятый алюминиевый чайник, — мы вернулись в деревню, где застали в полном разгаре битву между сержантом Лаво и местным старостой. Лаво наседал на старика, грозя всевозможными карами, но тот отвечал длинными убедительными речами, которые зарождались где-то в складках его живота и выползали наружу, как рокот отдаленного барабана. В конце концов Лаво сдался и отсчитал старосте пачку казенных ватов. Староста долго мусолил деньги, жалел, что не заломил больше, потом повел нас по узкой тропинке вниз, к озеру, где в бухточке стояла моторка, на корме которой спал здоровый молодой парень.
— Мой сын, — торжественно прогудел староста, звеня серебряными браслетами.