Мы вошли в другой канал, оставив красный корабль позади. Хакка все еще стоял на носу «Торговца», непрерывно бросая в воду линь со свинцовым грузом и выкрикивая, какая где глубина.
Этот канал ничем не был отмечен, и хотя это было опасно, нам пришлось идти медленно, потому что Сверри не осмеливался развернуться. Я видел, как далеко позади нас команда красного корабля старается столкнуть его с мели. Воины скинули кольчуги и вошли в воду. Они вовсю налегали на длинный корпус, и, прежде чем на землю спустилась ночь, я заметил, что чужой корабль сошел с мели и возобновил преследование, но мы уже были далеко впереди, и нас укрыла тьма.
* * *Мы провели ночь в бухточке, окаймленной тростником.
Сверри не стал сходить на берег. На соседнем островке жили люди, их костры искрились в ночи. Больше мы не видели никаких огней, что наверняка означало: поселение на том островке единственное на много миль вокруг. Наш хозяин беспокоился, как бы огни не привлекли внимание команды красного корабля. Поэтому Сверри пинками разбудил нас при первых же проблесках зари; мы подняли якорь, и торговец повел нас на север, в проход, обозначенный лозами.
Похоже, этот проход огибал берег острова и вел в открытое море, где волны пенились и разбивались о камни; то был путь, который вел прочь от коварного берега.
Хакка продолжал регулярно замерять глубину, и мы шли мимо зарослей тростника и илистых отмелей. Ручей был мелким, таким мелким, что лопасти наших весел непрерывно ударяли о дно, поднимая вихри грязи, однако шаг за шагом мы следовали меткам канала, а потом вдруг Хакка прокричал, что красный корабль вновь появился сзади.
Он был далеко позади нас. Как и боялся Сверри, судно привлекли огни селения, но оно двинулось к югу острова, и нас разделяла сеть отмелей и ручьев. Чужой корабль не мог отправиться на запад в открытые воды, потому что там волны непрерывно бились о полузатопленный берег. Поэтому одно из двух: он или последует по нашему пути, или попытается сделать вокруг нас широкую дугу на восток и найти другой выход в море.
Капитан выбрал первый вариант, и теперь мы наблюдали, как он нащупывает путь вдоль южного берега острова, выискивая канал, ведущий в гавань, где мы недавно стояли на якоре.
Мы продолжали ползти на север, но потом внезапно под килем раздался тихий скребущий звук, и «Торговец» слегка содрогнулся, а потом зловеще затих.
— Табань! — взревел Сверри.
Мы стали грести в обратную сторону, но судно уже село на мель. Красный корабль потерялся в полумраке, в туманной дымке, плывшей над островами. Прилив достиг самой низкой точки. Это было время между приливом и отливом, когда вода неподвижна, и Сверри пристально смотрел на ручей, молясь, чтобы показалась приливная волна, идущая к нам, дабы снять нас с мели… Но вода была неподвижной и равнодушной.
— Всем за борт! — прокричал он. — Толкайте корабль!
Мы попытались. Или, во всяком случае, другие пытались, в то время как мы с Финаном только притворялись, что толкаем, но «Торговец» застрял основательно.
Вроде бы он сел на мель так мягко, так тихо, и все же не двигался, и теперь Сверри, все еще стоявший на рулевой площадке, видел, как островитяне направляются к нам по поросшим тростником руслам рек. И, что беспокоило его еще больше, красный корабль пересекал широкий залив, где мы раньше стояли на якоре. Сверри ясно видел, как к нему приближается смерть.
— Груз за борт! — скомандовал он.
Для Сверри то было нелегким решением, но лишиться груза уж всяко лучше, чем погибнуть. Поэтому мы выбросили все слитки за борт.
Мы с Финаном больше не могли отлынивать, потому что Сверри теперь наблюдал за рабами и лупил нас палкой. В считаные минуты мы уничтожили всю прибыль, которую наш хозяин получил за целый год торговли. За борт отправились даже клинки мечей, а красный корабль тем временем подходил все ближе, поднимаясь по каналу. Он был уже всего в четверти мили от нас, когда последний слиток с громким всплеском упал за борт и «Торговец» слегка качнулся.
Теперь начинался прилив, водовороты вихрились вокруг выброшенных слитков.
— Гребите! — закричал Сверри.
Островитяне наблюдали за нами.
Они не осмеливались приблизиться, поскольку боялись вооруженных людей на красном корабле; они просто смотрели, как мы скользим прочь, на север.
А мы боролись с прибывающим приливом, и наши весла били по грязи так же часто, как по воде, но Сверри без умолку орал, чтобы мы гребли сильнее. Он рисковал снова сесть на мель, но хотел любой ценой выбраться на открытую воду, и боги были на его стороне, потому что мы буквально вылетели из устья канала. «Торговца» подняли волны прибывающего прилива, и внезапно мы очутились в море, и белая пена вздымалась возле нашего носа.
Сверри поднял парус, и мы устремились на север, а красный корабль, похоже, сел на мель там же, где до этого и мы. Он врезался в груду выброшенных слитков, и поскольку его осадка была глубже, чем у «Торговца», у него ушло больше времени, чтобы освободиться. К тому времени, как чужой корабль вышел из канала, нас уже скрыли дождевые шквалы, налетавшие с запада и барабанившие по судну.
Сверри поцеловал свой амулет-молот.
Наш хозяин потерял целое состояние, но это его не слишком беспокоило, поскольку он был все еще богат.
Но вот что действительно тревожило Сверри, так это красный корабль: он знал, что судно преследует его и останется у берега, пока нас не найдет. Поэтому, как только сгустилась темнота, Сверри опустил парус и приказал всем сесть на весла.
Мы пошли на север. Красный корабль все еще держался за нами, но далеко позади, и дождь время от времени полностью скрывал его. А когда налетел шквал посильнее, Сверри опустил парус, развернул судно на запад, навстречу ветру, и его люди бичами заставили нас работать. Двое из его команды даже сами сели на весла, чтобы нам помочь: надо было любой ценой спастись, скрывшись за темнеющим горизонтом, прежде чем красный корабль увидит, что мы сменили курс.
То была зверски трудная работа. Дул сильный ветер, по нашему судну вовсю колотили морские волны, и каждый удар весел обжигал мышцы. Временами мне казалось, что я сейчас от изнеможения лишусь чувств. И только глубокой ночью нам позволили прекратить работу.
Поскольку Сверри больше не видел за бортом больших волн, с шипением приходивших с запада, он велел нам втянуть весла и закрыть весельные порты. Мы лежали неподвижно, как мертвые, пока корабль в темноте поднимался и опускался на волнах в бурлящем море.
Когда забрезжил рассвет, мы увидели, что других судов поблизости нет. Ветер и дождь вовсю хлестали нас, прилетая с юга, а стало быть, нам не придется грести: мы можем поднять парус и позволить ветру нести «Торговца» по седым водам.
Я посмотрел в сторону кормы, ища взглядом красный корабль, но его нигде не было видно.
Вокруг только волны и облака, да еще в порывах шквального ветра с косым дождем мелькают, словно белые клочки, птицы, летящие над морем. «Торговец» подчинялся ветру, так что вода летела мимо нас, и Сверри, облокотившись на рулевое весло, пел от радости, что сумел спастись от загадочного врага.
В этот момент мне снова захотелось заплакать. Я не знал, кому принадлежал красный корабль и кто на нем плыл, но не сомневался: там были враги Сверри, а любой враг Сверри — мой друг. Но корабль исчез. Мы скрылись от загадочного преследователя.
* * *Итак, мы вернулись в Британию. Вообще-то Сверри не собирался туда идти: у него больше не было груза на продажу, и хотя имелись припрятанные монеты, на которые можно купить товар, он не спешил их тратить — ведь еще надо было на что-то жить. Наш хозяин избежал встречи с красным кораблем, но знал, что, если вернется домой, этот корабль наверняка будет поджидать его у берегов Ютландии. И я не сомневался, что Сверри перебирает в уме другие места, где сможет в безопасности перезимовать.
Первым делом ему следовало найти своего господина, который дал бы ему убежище, пока вытащенный на берег «Торговец» будут чистить, чинить и заново конопатить. А господин потребует серебро. Мы, гребцы, слышали обрывки разговоров и поняли, что Сверри решил напоследок все-таки взять груз, отвезти его в Данию, продать, после чего найти какой-нибудь порт, где он сможет укрыться. А уж оттуда двинуться по суше к своему дому и взять побольше серебра, чтобы было на что торговать в следующем году.
Мы стояли у берегов Британии. Я никак не мог сообразить, что это за место. Знал только, что не Восточная Англия, потому что здесь не было утесов и холмов.
— Тут совершенно нечего купить, — пожаловался Сверри.
— Может, овчины? — предложил Хакка.
— Какую прибыль они принесут в такое время года? — сердито вопросил Сверри. — И наверняка сейчас осталось лишь то, что не смогли продать весной. Какое-нибудь барахло, заляпанное овечьим дерьмом. Я бы предпочел везти уголь.
Однажды ночью мы укрылись в устье реки, а на берег прискакали вооруженные всадники. Они пристально рассматривали нас, но не воспользовались ни одним из маленьких рыбачьих суденышек, вытащенных на берег, чтобы до нас добраться. Вероятно, решили оставить нас в покое, если мы оставим в покое их.
Как раз когда стемнело, в реку вошло еще одно рыбачье судно и встало на якорь неподалеку от нас. Его капитан, датчанин, на небольшой лодке приблизился к нам, и они со Сверри, укрывшись в помещении под рулевой площадкой, обменивались новостями.
Мы не слышали ни одной из новостей. Мы только видели, как эти двое пили эль и разговаривали. Незнакомец покинул наше судно незадолго до того, как его корабль скрыла тьма, а Сверри казался довольным беседой: утром, прокричав благодарности в сторону датского судна, он приказал нам поднять якорь и взяться за весла.
Стоял безветренный день, море было спокойным, и мы стали грести к северу, идя вдоль берега. Я глядел на сушу, видел, как дым поднимается над деревенскими домами, и думал: «Там — свобода!»
Хотя я мечтал о свободе, но теперь уже потерял надежду когда-нибудь ее обрести. Я думал, что умру с веслом в руке, как умерли многие другие под кнутом Сверри. Из тех одиннадцати гребцов, что находились на борту, когда я попал в рабство, теперь в живых остались только четверо; одним из них был Финан. Всего на «Торговце» имелось четырнадцать гребцов, потому что Сверри сразу заменял умерших, а когда его стал преследовать красный корабль, купил еще новых рабов, чтобы посадить их на весла.
Некоторые капитаны предпочитали нанимать гребцов из числа свободных людей, справедливо считая, что те работают с большей охотой, но Сверри был скупым и ни с кем не желал делиться серебром.
Позже тем же утром мы вошли в устье реки, и я уставился на мыс на южном берегу. Я увидел маяк, который обычно зажигали, предупреждая здешних обитателей о набеге врага. Этот маяк я уже видел раньше. Он был похож на сотни других, но я его узнал — и понял, что он стоит на руинах римской крепости, как раз в том месте, где меня отдали в рабство. Мы вернулись к реке Тайн.
— Мы будем покупать здесь рабов! — объявил нам Сверри. — Таких же ублюдков, как и вы. Вернее, не совсем таких, потому что я собираюсь приобрести женщин и детей. Да еще они вдобавок скотты. Кто-нибудь из вас говорит на языке этих мерзавцев?
Ответа не последовало. Да переводчик Сверри и не требовался, потому что его бич был достаточно красноречив.
Вообще-то наш хозяин не любил возить живой товар: за рабами нужно было непрестанно наблюдать, их требовалось кормить, но другие торговцы сказали ему, что этих женщин и детей только что схватили во время одного из бесчисленных набегов через границу между Нортумбрией и Шотландией. И эти рабы сулили очень высокую прибыль. Красивые женщины и дети дорого стоили на рынке рабов в Ютландии, и Сверри надеялся заключить выгодную сделку. Поэтому, едва начался прилив, мы вошли на веслах в Тайн.
Мы направлялись в Гируум, и Сверри ждал до тех пор, пока вода почти достигла самой высшей точки, отмеченной остатками былых кораблекрушений и плавающими на поверхности обломками, а потом посадил «Торговца» насушу. Он нечасто так поступал, но сейчас хотел, чтобы мы очистили корпус судна до возвращения в Данию. Да и живой товар легче погрузить на корабль, находящийся на берегу. Итак, судно вывели на сушу, и я увидел, что загоны для рабов отстроены заново, а разрушенный монастырь опять покрыт соломенной крышей. Все здесь было как раньше.
Чтобы мы не сбежали, Сверри заставил нас надеть рабские ошейники, соединенные вместе цепями. Затем он пересек солончаки и начал взбираться к монастырю, а мы тем временем отчищали камнями обнажившийся корпус судна.
Работая, Финан напевал что-то на своем родном ирландском, иногда улыбаясь мне кривой ухмылкой.
— Давай, вместо того чтобы конопатить, Осберт, наоборот вытащим все из щелей, — предложил он.
— Чтобы мы потонули?
— Ага, но и Сверри потонет вместе с нами.
— Пусть уж лучше живет, чтобы мы могли его убить, — возразил я.
— И мы его убьем, — заверил Финан.
— Никогда не оставляй надежды, а?
— Я вижу это во сне, — сказал Финан. — С тех пор как появился красный корабль, мне трижды снилось, что мы убиваем этого ублюдка.
— Но красный корабль исчез, — ответил я.
— Мы обязательно убьем Сверри. Я тебе обещаю. И я станцую на его требухе, вот увидишь.
К полудню прилив достиг высшей точки, поэтому всю вторую половину дня «Торговец» как будто возвышался над беспокойными волнами. Теперь его можно будет вновь спустить на воду после наступления темноты, но далеко не сразу.
Сверри всегда чувствовал себя неспокойно, когда «Торговец» находился на берегу, и я знал, что он хочет погрузить товар сегодня же, а потом спустить судно на воду во время ночного прилива. Он держал наготове якорь, чтобы в темноте мы могли столкнуть корабль с берега и встать на якорь посреди реки. И он был готов покинуть Тайн при первом же проблеске зари.
Всего Сверри купил тридцать три человека. Самым маленьким из детей было пять-шесть лет от роду, а самым старшим из рабов — лет семнадцать-восемнадцать. И все сплошь женщины и дети, ни одного взрослого мужчины.
Мы закончили очищать корпус и сидели на берегу, когда они появились. Мы уставились на девушек голодными глазами мужчин, которым отказано в совокуплении. Рабыни плакали, поэтому трудно было сказать, хорошенькие ли они. Бедняжки рыдали, потому что их отдали в рабство, и потому что их увезли из родной земли, и потому что они боялись моря, и потому что боялись нас.
За ними ехала дюжина вооруженных охранников. Я не узнал ни одного из них. Сверри пошел вдоль цепочки скованных невольников, разглядывая зубы детей и стягивая вниз платья женщин, чтобы осмотреть их груди.
— За рыжеволосую дадут хорошую цену! — крикнул Сверри один из вооруженных мужчин.
— Как и за остальных.
— Я трахнул ее прошлой ночью, — продолжал стражник. — И кто знает, вдруг она носит моего ребенка, а? И тогда ты получишь двух рабов по цене одного, ты, удачливый ублюдок!
Рабы уже были скованы, и Сверри заставили заплатить за кандалы и цепи, так же как за еду и эль, которые потребуются, чтобы тридцать три уроженца Шотландии пережили путешествие в Ютландию.
Нам пришлось тащить эту провизию из монастыря, и вот Сверри привел нас назад через солончаки, через ручей и вверх по поваленному каменному кресту туда, где ждали повозка и шесть всадников. В повозке оказались бочки эля, кадушки с сельдью и копчеными угрями и мешок яблок. Сверри попробовал яблоко, скорчил гримасу и выплюнул откушенный кусок.
— Червивое, — пожаловался он и швырнул нам остаток яблока.
Я ухитрился подхватить его в воздухе, хотя множество рук потянулось за ним. Разломив яблоко пополам, я поделился с Финаном.
— Эти ублюдки готовы передраться из-за червивого яблока, — глумливо усмехнулся Сверри. Потом высыпал мешок монет в повозку. — На колени, вы, ублюдки, — прорычал он нам, когда к повозке подскакал седьмой всадник.
Мы встали на колени перед вновь прибывшим.
— Мы должны проверить монеты, — сказал он.
Голос показался мне знакомым. Я взглянул вверх и увидел Свена Одноглазого. И он тоже смотрел на меня. Я опустил взгляд и принялся есть яблоко.
— Франкские денье, — гордо объявил Сверри, протягивая Свену несколько серебряных монет.
Но Свен не взял их. Он смотрел на меня.
— Кто это? — вопросил он.
Сверри тоже взглянул на меня.
— Осберт, — ответил он и выбрал еще несколько монет. — А это пенни Альфреда, — сказал он, протягивая деньги Свену.
— Осберт? — переспросил тот, все еще не сводя с меня единственного глаза.
Сейчас я не был похож на Утреда Беббанбургского. На моем лице появились новые шрамы, нос был сломан, нечесаные волосы превратились в громадную спутанную гриву, борода стала клочковатой, а кожа сделалась темной, как мореное дерево. И все-таки Свен пристально глядел на меня.
— Поди сюда, Осберт, — сказал он.
Я не мог уйти далеко, потому что цепь на шее удерживала меня рядом с остальными гребцами. Но я встал, зашаркал к нему и снова опустился на колени, потому что был рабом, а он — господином.
— Посмотри на меня, — приказал Свен.
Я повиновался, уставившись в его единственный глаз, и увидел, что Свен облачен в кольчугу и прекрасный плащ и сидит на великолепном скакуне.
Я заставил свою правую щеку подергиваться и трястись, а потом ухмыльнулся, словно рад был видеть его, и судорожно замотал головой. Свен, должно быть, подумал, что я всего лишь один из полубезумных рабов, потому что взмахом руки отослал меня прочь и взял монеты у Сверри.
Они долго торговались. Наконец Свен решил, что получил достаточно монет из хорошего серебра, и нам, гребцам, было приказано отнести бочки и кадушки вниз, на корабль.