Машина остановилась у входа. Рашид открыл дверцу и начал перетаскивать в здание поддоны с мясом.
– Когда этот шоу будет? - спросил он Крыса. - Поглядеть сильно хочется: нравится мне. Я сам тоже драться люблю. Ты мне скажи, на какую собачку денежку ставить. Хоп?
– Послезавтра приезжай. Я тебя проведу. - И Алешке даже издалека было слышно, как щелкнул у него жвачный пузырь под носом. - А шотландки твои, Рашид, сбежали. Бабок за них не получишь.
– Как говоришь! - возмутился Рашид. - У тебя совсем сбежали, а Рашиду по карману? Рашид поймал - давай ему бабки. Крыс упустил - давай ему штраф.
– Штраф тебе, урюк, будет, - засмеялся Крыс. - Зачем девок привез? Тебе сказано - кобели нужны.
– Кобель-мобель, - проворчал Рашид. - Как их совсем разберешь? Лохматый весь!
Крыс расхохотался так, что чуть не подавился жвачкой.
Когда Рашид, выгрузив мясо, уехал, Алешка подкрался к правым окнам и, отыскав-таки дырочку в краске, которой были замазаны стекла, заглянул в бокс. Этот бокс сильно отличался от первого. Он был разделен на отдельные клетки, в которых сидели бойцовые собаки - бультерьеры, ротвейлеры. Здесь было чисто и прибрано. А в дальнем углу Алешка разглядел какие-то длинные ящики, небрежно укрытые брезентом.
Любой пацан на его месте уже давно бы смылся, но Лешка не спешил уходить. Он привык все делать добросовестно. Если, например, маме удавалось заставить его взяться за пылесос, то Лешка был готов пропылесосить даже потолок. И он стал ждать, спрятавшись за дерево, переминаясь на холоде промокшими ногами, потирая время от времени хлюпающий и покрасневший нос.
И дождался. Когда стемнело, подъехала еще одна машина. Тоже фургончик. И в ней тоже что-то привезли. Но не мясо для собак. И не крупу овсянку. А что-то другое для кого-то другого. Очень подозрительное.
А почему? Потому что из машины долго никто не выходил. Потом у нее погасли фары, и вышел один парень в камуфляжной куртке и долго и внимательно осматривался по сторонам. Осмотревшись, он вызвал Крыса. Тот отпер правую дверь и тоже, прежде чем отворить ее, огляделся.
И уже после этого из машины вышли еще двое, тоже в армейской форме, и стали перетаскивать в бокс какие-то зеленые в разводах деревянные ящики. Заметно тяжелые, с железными ручками. Явно не с мясом и не с крупой.
«Вот теперь, - подумал Лешка, - можно сматываться». Даже нужно, пока его не засекли. Выяснил он многое. И ясно было, что Лорда привезли сюда, что на нем попытались тренировать бойцовых собак. Но Лорду удалось вырваться и вернуться к Доктору. А шотландок Лольку и Дольку могли просто отпустить, выгнать за дверь - они для тренировочных боев не годились. Потому что уважающий себя боец с девочкой драться не будет…
Мамы еще не было дома, когда мы с Алешкой собрались под родным кровом. И обменялись информацией.
– Дим! - выпалил Алешка в первую же минуту. - Знаешь, кого я там видел? Ни за что не догадаешься!
– Ты там видел, - небрежно ответил я, - господина Алиева. Рашида Алиевича.
Если Алешка и огорчился, что его сюрприз не удался, то виду не подал.
– Этот гад подманивает чужих собак в свой фургон и увозит их! Они ему доверяют. И любят его за мясо. А печенку он специально для приманки держит. Помнишь, он мне премию печенкой выдал?
Да, еще бы! Мама тогда нас похвалила:
– Добытчики! - гордо сказала она. - Я бы такую свежую печенку два дня искала. Да еще подумала бы - брать ли такую дорогую?
– Крадун! - кипятился Алешка. - И в парке он бродячих собак выловил. На растерзание. А еще на таксу похож! - Для Лешки это самая большая похвала человеку. «Ух, Дим, такой классный мен! Вылитый сенбернар! А наша училка по музыке - настоящая пушистая лайка! И такая же звонкая!» - Вот гад, этот Рашид, да, Дим?
У Лешки, словом, сомнений не было. А я еще все-таки сомневался. Несмотря на добытые факты.
– Я в газете читал, Лех, что в Москве очень много развелось диких собак. Это стало опасным бедствием. Они даже кого-то покусали.
– Ну и что?
– А то, что собачники стали их отлавливать и свозить в специальные места, в питомники. В собачьи приюты.
– Ну и что?
– Вот и в нашем парке они их отловили. А никакие не крадуны.
– А что ж, они только больших собак отловили?
– Маленькие больно шустрые.
– Знаешь что, Дим? - обиделся Алешка. - Я тебя понял. Ты нарочно так говоришь. Чтобы этим делом не заниматься. А вот как украдут нашу Грету, ты по-другому запоешь.
Грета, услыхав свою кличку, подняла голову и замолотила хвостом в пол.
– Я, Дим, - продолжил Алешка, - сегодня нашего участкового встретил. Случайно. - Ага, так я и поверил! - И я его случайно спросил: «Дядь Вить, а здорово собачники у нас в парке поработали. Всех бездомных собак собрали».
Алешка замолчал, ожидая моего вопроса. Не дождался.
– А он мне, Дим, сказал: «Ты что-то путаешь, Оболенский. Никакого отлова бродячих животных на моей территории не производилось».
– А людей?
– И про людей он сказал. Что всех бездомных отвезли в специальные приюты. Понял?
– Понял, - проговорил я. - Вот вернется папа, он разберется. И с нашим Рашидом, и с твоим Крысом.
– Разберется… Ему своих дел хватает. Со всякой международной преступностью.
– Ну, он поручит кому-нибудь. У него по всей Москве сослуживцы.
Алешка замкнулся. И долго молчал, что-то обдумывая. А потом сказал с упреком:
– Если все будут так рассуждать… - Но он не договорил - мама пришла.
И сообщила, что звонил папа. Сегодня приедет.
– Ладно, - нехотя согласился со мной Алешка. - Попробуем. Там все-таки профессионалы. Пусть и с этими ящиками разберутся. Интересно, что они в них прячут?
Папа приехал жутко усталый.
– Как там, в Тюмени? - спросил Алешка.
– Дайте отцу отдохнуть! - вступилась мама. - Грета, на место!
Но Грета прилипла к папе, вертелась возле него, подпрыгивала, стараясь лизнуть в лицо. Соскучилась.
И когда папа ужинал, она сидела напротив него, не сводя восхищенных и преданных глаз.
– Выпрашивает, - ревниво сказала мама. - Вкусненькое.
– Не думаю, - возразил папа. - Уж она-то любит меня бескорыстно.
И Грета это доказала. В тот же вечер.
Мама отправила папу в кабинет, постелила ему и плотно закрыла к нему дверь.
Мы сидели сначала у приглушенного телевизора, а потом со скуки пошли на кухню пить чай. Грета осталась в комнате.
И вдруг мы услышали неожиданный вскрик в кабинете.
– Папа с тахты упал, - определил Лешка. - Очень крепко заснул.
И он не сильно ошибся. Мы все вскочили, готовые помочь папе, но он сам вышел на кухню.
Одну руку папа прижимал ко лбу, а в другой держал какую-то штуку, похожую на громадный булыжник. За его спиной во всю пасть улыбалась Грета.
– Что случилось? - мама даже побледнела. - Упал?
– На меня упало, - ответил папа слабым голосом.
– Люстра? - ужаснулась мама.
– Покруче, - и папа протянул ей здоровенный мосол, добела обглоданный собачьими зубами.
– Боже мой! - сказала мама. - Откуда же он свалился?
– Вот у нее спроси! - папа показал на Грету. Которая подпрыгнула от счастья.
А что произошло? Папа крепко спал, на спине, как обычно. И ему снилось, что на него надвигается бандит с кувалдой. А пистолет, как назло (так всегда бывает во сне), застрял в кобуре. И папа получил страшный удар прямо в лоб.
– Открываю глаза, - рассказывал папа, - а надо мной улыбающаяся собачья морда. А рядом на подушке вот это бандитское орудие. - И он потряс в воздухе окаменевшим мослом.
А Гретка опять взвизгнула и подскочила от восторга.
– Господи! - мама обхватила Гретину голову и прижала ее к своему животу. - Какое сердце! Любимую косточку отдать! - Тут она круто развернулась к нам: - Ну, кто из вас на такое способен?
– Ладно, - буркнул Алешка. - Буду иметь в виду. Первая же косточка - твоя, мам.
Папа засмеялся, а Лешка тут же этим воспользовался:
– Пап, а кто такой Махаон? Не знаешь?
Папа нахмурился, припоминая.
– Не уверен, - сказал он, - но что-то мы в школе проходили. Кажется, бабочка такая. С крыльями.
– Ясно, - проворчал Алешка. - А если Махаон без крыльев?
– Бабочек без крыльев не бывает, - назидательно произнесла мама. - Как и птиц.
– А пингвин? - спросил Алешка. - Рыба, что ли? А Соловей обязательно разбойник?
– Иди спать, - сказала мама. И забрала у папы Греткину кость. - Давай, отец, я тебе что-нибудь холодное на лоб приложу, а то синяк будет.
– Нет уж! - воскликнул папа испуганно. - Хватит! Приложили уже.
А сам внимательно посмотрел Алешке вслед.
– Почему ты ничего не рассказал? - спросил я Алешку.
– Мне его жалко стало, Дим. Он такой усталый. Да еще и костью в лоб получил…
Глава VII
Крылатая бабочка
Дядя Сережа на очередном занятии напомнил:
– Скоро экзамен. Повторю: те собаки, которые не сдадут курс общей подготовки, к занятиям по защитно-караульной службе допущены не будут. Подтянитесь. Больше внимания домашним заданиям. Экзамен будет принимать комиссия из Центрального городского клуба.
А дальше Сережа стал говорить каждой паре (собака-хозяин), у кого какие недостатки и как их надо устранять.
– Чен! Барьер преодолевают энергичным прыжком, а не ленивым перешагиванием. Бася! Апорт надо приносить и отдавать хозяину. А не закапывать под кустом. Таня! Поощрять собаку следует уставными словами, а не «Ах ты, моя ласточка!» Леночка! Команда «Рядом!» означает положение собаки у левой ноги, а не на руках у хозяина. Лолли и Долли! Команда «Лежать!» не означает, что можно валяться на спине, задрав лапы. Грета! По буму ходят, а не перепрыгивают через него. А команда «Стоять!» не означает гоняться за вороной. Всем ясно? Приступайте к отработке слабых мест.
Наша Гретка - умница, она прекрасно знает все команды, но очень часто отвлекается. Она живая, любопытная и озорная. А с вороной у нее давно идет война. Эта хитрая ворона живет в парке, в своей стае. Но она давно усвоила, что на собачьей площадке остаются после занятий всякие вкусные вещи: кусочки сыра, сухарики, кошачий корм (этим кормом поощряет Басю ее Дама). Все вороны тоже, конечно, это знают и терпеливо дожидаются, когда опустеет площадка и можно будет полакомиться без опаски. Но хитрая ворона не дожидается. Она нахально и отважно выхватывает лакомые кусочки прямо из-под носа собак, чтобы ей побольше досталось. Все собаки к этому привыкли. Кроме Греты. Она не выносит воровства. Я уже говорил, что, даже когда комиссар Рекс ворует на экране булочки, она сердито и укоризненно его облаивает. А уж ворона… Тут Грета себя не контролирует и носится за ней по площадке, стараясь ухватить за хвост. А ворона еще и поддразнивает ее - сядет на нижнюю ветку и каркает. Гретка прямо на дерево влезть готова. Прыгает, скачет, лает, а ворона смотрит на нее сверху и думает: «Вот дурочка!»
– Выполняя команду, - говорит Сережа, - собака не должна отвлекаться на посторонние раздражители. Для нее в это время во всем мире существует только цель.
Например, в виде вороны.
Когда мы пришли с занятий, Алешка предложил:
– Дим, а давай я с Греткой на экзамен пойду. Она меня слушается. Мы с ней все команды сдадим. На пятерки. Хочешь?
Заманчиво, конечно. Алешка ей пошепчет что-нибудь в ухо, и Грета преподнесет председателю комиссии букет роз. Или почти необглоданную косточку. Но в списке мы значимся как Дима и Грета. Я объяснил Алешке эти трудности.
– Ладно, - легко согласился он. - Тогда ты - на экзамен, а я - в Кирилловку.
– Это еще зачем? - Я даже испугался.
– Как зачем? Там бои собачьи назначены! - Алешка выдал эту фразу так, будто он сам собирался биться на этой арене как гладиатор.
– Ну и что?
– Я там все разведаю. Потом папе всякие улики на стол брякну, а он их всех… Он им всем… - Алешка даже захлебнулся гневными словами. - Я даже не знаю, что с ними сделать! Знаешь, Дим, когда обижают и обманывают людей, я еще могу потерпеть. А когда животных обижают… Я тогда, Дим, сам зверею.
Тут я с ним согласился. Люди хоть могут возразить или пожаловаться. А животные - они в полной нашей власти. Ни писать, ни говорить не умеют. И защититься им нечем. Только смотрят с обидой своими грустными глазами.
– Значит, так, - сказал я Алешке. - На экзамен с Гретой я пойду один. А в Кирилловку поедем вдвоем.
– Спасибо, Дим. Я так и думал. Ты настоящий старший брат.
Я улыбнулся:
– А ты настоящий младший.
А сам подумал: «Младший вроде старшего».
Мы поехали в Кирилловку. Алешка, наверное, думал, что я на это решился из-за симпатии к Лольке, Дольке и Лельке. Но это не совсем так. Они мне, конечно, симпатичны. Но я подумал обо всех других собаках. О наших доверчивых друзьях, которые тыщу лет нам верно служат неизвестно за что. Когда Гретка подходит ко мне и прижимается к моим коленям своей ушастой головой, я знаю: она ничего у меня не просит. Ни мяса, ни сыра. Она просто хочет сказать, что она меня любит. За что? За то, что я ею командую, иногда ругаю, иногда на нее сержусь? А она, между прочим, позволяет мне все. И никогда не сердится и не обижается, если я не вовремя поставлю ей миску с едой, или опоздаю на прогулку, или очень туго застегну ошейник.
А сколько счастья сразу вспыхнет в ее глазах, когда ей скажешь доброе слово или просто подзовешь к себе, чтобы погладить. И сколько обиды в ее глазах, если оттолкнешь ее в трудную минуту. «Как же так, - думает она, - ему плохо - я ведь чувствую, - я подошла его утешить, поддержать, сказать, что я рядом с ним, а он оттолкнул меня. Или он такой плохой? Да нет же! Просто это ему так плохо. Попробую еще раз».
А вы когда-нибудь так пробовали?
Мама недавно рассорилась со своей верной подругой Динкой (Диной Васильевной). Они о чем-то говорили дружески по телефону, и вдруг мы услышали, как наша довольно мирная мама вспылила:
– Что?! У собак нет мимики? Думай, что говоришь, Динка! А ты заглядывала в собачьи глаза? А ты видела, как собака улыбается? Дура ты, Динка! - И мама грохнула трубку на аппарат.
Потом, правда, когда Грета успокоила ее, мама перезвонила Дине Васильевне и извинилась:
– Ладно, Динк, я погорячилась. У меня психика не в порядке. Как ты сказала? Собачья? Ну, спасибо, это не самое худшее.
Я недавно перечитывал северные рассказы Джека Лондона. Особенно те места, где он пишет о собаках. Об их глазах. В которых почему-то светится какая-то вековая загадка и печальная грусть. Будто собаки знают что-то очень важное для нас, но никак не могут это объяснить. Только глазами. И своей преданностью…
Заманчиво сказано. Есть такая не очень надежная теория о реинкарнации. По этой теории человек живет не одну, а много жизней. В одной жизни он так себе, в другой Наполеон, в третьей, например, дерево.
Не знаю, есть ли в этой теории что-нибудь научное, но знаю точно: злые люди в другой жизни превращаются в скорпионов, а добрые, незаслуженно обиженные, верные и преданные - в собак.
В общем, поехали мы в Кирилловку. Алешка взял зачем-то с собой папин фотоаппарат.
– Дим, - объяснил он, - у нашей милиции очень много дел. Мы должны помочь.
Вот и все объяснение. Алешка когда что-нибудь начинает объяснять, то останавливается на самом интересном или трудном месте. Потому что уверен - дальше сами поймете, здесь все ясно.
Когда мы шли от станции к институту физкультуры, где находился теннисный корт, Алешка мне сказал:
– Смотри по сторонам. И все, что интересно, запоминай.
Попробую. Слева - игровой зал. Справа - большой магазин. Слева - бензоколонка, справа, напротив нее, - фитнес-салон. Массажный зал. Игровые автоматы.
Ну и что тут интересного? На каждом шагу одно и то же.
– Заметил? - спросил Алешка. - Сообразил?
Я посмотрел на него, как на дурачка. Или как дурачок. Алешка это понял.
– Обувной магазин видел?
Я кивнул на всякий случай.
– Название запомнил?
– Еще чего!
Алешка взглянул на меня. С жалостью.
– Как он называется, Дим?
– «Мужская обувь».
Что-что, а терпения ему хватает.
– Он называется, Дим, - «Дом обуви Бабочкина».
– Ну и что?
– А клуб? А кафе? Дим, ты смотрел или не смотрел? Кафе - «У бабочки». Клуб «Зайди к Бабочкину».
Ну, тут уж я разозлился.
– Не зайду я к Бабочкину! И не буду в его кафе бабочек ловить!
Тут Алешка замедлил шаги и как-то грустно спросил:
– Дим, кто такой Махаон?
– Бабочка, - устало отмахнулся я. - Такая порода. С крыльями.
– Дошло?
А я и не… И вот тут дошло. «Это чьи такие поля? - Маркиза Карабаса».
– Тут все, Дим, схвачено Махаоном. И собачьи бои тоже. Он, Дим, со всего денежки гребет.
Точно, и с радости, и с горя, и с боли. С собачьей боли тоже.
Впереди послышалась музыка. Это пели те самые эстрадные звезды, которые продавались на рынке на ковриках. Ревели динамики, торопливо падал испуганный снег. И слышался собачий лай.
Пространство вокруг корта было огорожено барьерами. Внутри стояли скамейки. На них сидели возбужденные люди. И окружали корт самые разные иномарки, покрытые снегом. Обстановка была очень напряженная. За барьер пропускали только по билетам. У нас билетов не было. И денег на них тоже: один билет на стоячее место - целая тыща рублей.
Я призадумался, Алешка - ни на секунду.
– Иди за мной. Сердитое лицо сделай. - И пошел прямо на охрану - здоровенных лбов в камуфляже, с повязками на рукаве, а повязка - оскаленная собачья морда.
Ближайший охранник протянул руку:
– Куда прешь? Билет!
Алешка легко отвел его руку и сказал сквозь зубы:
– Не гони пургу, дядя! Тебе сказали? Забыл? - И столько презрения и гонора было в его голосе, что охранник отступил и только кивнул в мою сторону:
– С тобой?
– Со мной, - небрежно кивнул Алешка. - Охрана.
И мы прошли за барьер, нашли свободные места на скамейках. Алешка заметил мой восхищенный взгляд.
– Я, Дим, - сказал он тихонько, - уважаю героев и ученых, а эти, Дим, лакеи. А мы с тобой - Оболенские. Понял?
Я только кивнул.
И стал осматриваться.
Публика тут была всякая. Все наше общество. От бомжей и депутатов (мелькнули знакомые по телевизору лица) до богачей и бандитов.