– Вы просто не оставляете мне выбора. Так и быть, уговорили, – сдался наконец я. Эти двое все-таки меня переиграли. При такой постановке вопроса дальнейшие мои протесты выставили бы меня уже не поборником справедливости, а эгоистичным упрямцем, в упор не замечающим открывшиеся нам новые выгодные возможности.
– Вот ведь песья задница! Половина команды разбежалась, а остались, как нарочно, лишь те, с кем и поболтать толком нельзя! – посетовал Убби. Ему приглашение в гости к Владычице светило еще меньше, чем Физзу, о чем оба они в общем-то и не сожалели. – Толстяк все время задирает нос и умничает! Женщина шкипера сразу язвит, стоит лишь мне при ней рот открыть! Хорошо хоть господин Физз никуда не уходит, а то я бы тут совсем от тоски подох… Ладно, раз с этим делом разобрались, о чем еще сегодня поболтаем?..
Глава 8
Еще совсем недавно я не мог поверить в то, что иду в бой против Кавалькады, причем наяву, а не в кошмарном сне. Однако не прошло и месяца, как все опять переменилось самым неожиданным образом. И вот теперь мы с Дарио скакали по хамаде вместе с доном Риего-и-Ордасом и двадцатью семью его гвардейцами. Скакали и в глубине души не переставали удивляться, почему они до сих пор не подняли нас на пики в отместку за compañeros, в гибели которых мы были виновны.
Вряд ли, конечно, мы заслужили себе полное прощение после того, как заступились за кабальеро перед Вседержителями. Лишь команданте выразил нам за это благодарность. Сами же спасенные хоть и не проявляли к нам враждебности, тем не менее посматривали на нас, словно тюремщики на покладистых арестантов – беззлобно, но с настороженностью, – и предпочитали нас сторониться.
Впрочем, неприязнь попутчиков волновала меня сегодня в последнюю очередь. Так же, как мысли о грядущем, пускай они зудели в моей голове без умолку. Но что был их зуд в сравнении с тяготами, какие доставляла мне, перевозчику, скачка верхом на рапидо! И не просто скачка, а скачка длиною более пяти тысяч километров!
Хорошо, что гвардейцы, экономя воду, не гнали коней во весь опор, а иначе я не пережил бы и первый день нашего путешествия. Любой перевозчик со стажем обладает хорошей выносливостью, и я не исключение. Но когда ты не вращаешь штурвал, стоя день напролет на раскачивающемся мостике, а несешься вперед, опираясь на стремена и сжимая поводья самой быстрой в мире лошади, здесь требуется выносливость иного толка. И в придачу к ней – покрытая жесткими мозолями, привычная к седлу задница. Но если с выдержкой у меня все худо-бедно в порядке, то со вторым непременным атрибутом наездника, увы, не подфартило. Пришлось обзаводиться мозолями уже по ходу дела, и было это ненамного приятнее порки широким сыромятным ремнем.
Болезненно морщась при каждом касании натертой задницой седла, я с завистью посматривал на Тамбурини. Он чувствовал себя не в пример лучше и вообще уверенно ездил верхом – результат выучки, которую проходили все послушники ордена, прежде чем их принимали в ряды табуитов. Наверное, дон Балтазар и кабальеро посмеивались про себя всякий раз, когда я слезал с коня и передвигался враскачку на негнущихся ногах. А поднимаясь с земли, делал это с грацией скрипучего столетнего старца.
Хорошо, что управление рапидо почти не отнимало у меня сил. Умное животное даже не приходилось пришпоривать и дергать за поводья. Оно неотступно следовало за отрядом и само выбирало место в строю так, чтобы нас не обдавало пылью из-под копыт скачущих впереди всадников. Иногда мне чудилось, будто мой конь тоже насмехается надо мной – навязанным ему неумелым седоком, – причем делает это, практически не скрывая. Но, надо отдать ему должное, дальше злорадного ржания конские «шуточки» не зашли, и за все время пути я вылетел из седла лишь однажды. Да и то по вине своей неуклюжести, а не конского норова. Ладно хоть упал при этом на мягкий песок и ничего себе не отшиб, а не то мои нескончаемые муки стали бы еще ужаснее.
Первую половину пути мы двигались по гидромагистрали табуитов и сошли с нее после того, как эта дорога свернула в другую сторону. Произошло это южнее, где-то между плато Мадагаскар и вставшим перед нами первым индианским хребтом. Он оказался вдвое ниже Срединного Атлантического, отчего почти не имел предгорий. И был рассечен поперечными разломами-каньонами так часто, словно некий великан возжелал его съесть и порубил на ломтики, но потом передумал и оставил веками «черстветь» на ветру и солнце.
Накатанная «Геологом Лариным» дорога уходила на восток, где пересекала хребет по одному из каньонов и затем вела прямиком к антарктическим озерам. Наш маршрут, наоборот, поворачивал на запад и тоже шел первое время вдоль горной гряды. Но преодолевать ее не было нужды. Вскоре она заканчивалась, и начинались земли, за какими уже лежали пограничные территории Владычицы.
Шкипер Вирен снабдил нас нарисованными от руки картами этого участка Индианы. Но все они были весьма приблизительные, ведь табуиты, боясь рассекретить свою гидромагистраль, в эти края не совались. Владычица, впрочем, тоже – здесь ей попросту было нечего делать. Большая часть ее армии рассредоточилась у переправ через Фолклендский разлом – естественной преграды, отрезавшей Атлантику от водоносной Антарктиды. Только благодаря ему королева Юга удерживала свою торговую монополию, не позволяя проникать за разлом конкурентам – другим водовозам.
Прочие войска Владычицы стерегли насосные станции. Их сеть была выстроена по берегам озер, в местах, удобных для заправки курсирующих между Севером и Югом танкеров. Вокруг каждой такой станции вырастал целый город, и он перекочевывал вслед за ней, если из-за капризов талых вод станцию приходилось переносить на новое место. Для привычных к такой жизни обитателей Юга это не представляло серьезных проблем, потому что сельским хозяйством они отродясь не занимались. По двум причинам. Во-первых, в здешних холодных краях земледелие было более трудоемким и невыгодным, нежели в экваториальном поясе. А во-вторых, к чему южанам горбатиться в поле, если возвращающиеся с Севера танкеры в изобилии привозили им все, что нужно? Вдобавок всю черную работу за южан выполняли рабы – плененные и согнанные сюда Кавалькадой со всей Атлантики, бродяги и бандиты-кочевники.
Сами южане – те, кто родился за Фолклендским разломом или заслужил право на жительство здесь, – занимались более престижными делами. Поборники мирного труда обслуживали насосные станции; строили, водили и ремонтировали танкеры; собирали иносталь возле стоящих на подвластных им территориях Столпов. Любители военного уклада жизни служили в армии и надзирали за рабами. Наиболее образованная часть южан, которой руководили ставленники самой Владычицы, поддерживала нехитрую местную экономику. Привозимые с севера товары первой необходимости распределялись между свободными гражданами бесплатно. За лишнюю пайку, роскошь, выпивку и развлечения приходилось отдавать уже кровно заработанные деньги. Они имели хождение лишь на землях Юга, зато востребованный везде и всюду водный ресурс, каким они были обеспечены, не позволял им обесцениться.
Обогнув Африку по безлюдной и безводной хамаде, мы вновь возвращались в цивилизованный мир. Однако радоваться этому было пока рано.
Чем ближе мы подъезжали к воде, тем выше была вероятность столкнуться с дикарями-кочевниками, чьи племена обитали на юге Индианы. Шкипер Вирен и пограничники Владычицы не раз наблюдали на берегах озер конные отряды варваров. Правда, наблюдали лишь издали, поскольку те панически боялись грохочущих чудовищ, какими им виделись бронекаты. Такое положение дел южан вполне устраивало. И они всячески поддерживали среди дремучих соседей этот миф, раскатывая на боевых машинах по пограничным территориям и пускаясь вдогонку за каждым замеченным дикарским племенем. Что было весьма разумно – не хватало еще, чтобы варвары утратили страх и начали совершать набеги на страну культурных водовозов. Хорошо защищенным городам и станциям это не грозило, но вот путешествовать между ними верхом стало бы небезопасно.
Небезопасно было встречаться с варварами и нам, даром что наш отряд насчитывал три десятка хорошо вооруженных всадников. И потому, завидев однажды на юге клубы пыли, команданте не стал выяснять, кто ее поднял, а сразу отдал приказ изменить курс севернее и пришпорить рапидо.
Оставляемое нами пылевое облако также было заметно издали. И когда спустя пару часов мы дали рапидо передохнуть (про себя я и не заикаюсь), наши худшие опасения сбылись. Неведомый враг сел нам на хвост, продолжая выдавать себя тем же способом, каким мы выдавали себя ему. Нас выручало то, что мы скакали на быстроходных и выносливых конях, с которыми варварским лошадкам было не тягаться. Однако преследователи знали эти края намного лучше нас и не только не отставали, но мало-помалу сокращали дистанцию с нами.
К вечеру наше положение не улучшилось, и на закате мы сумели разглядеть, кто нас преследует. Группа всадников, раза в три превышающая нашу по количеству, неслась галопом, явно планируя настичь нас до наступления темноты. Лошади врагов выглядели вполне обычно, но сами они казались несуразно высокими. Тойво Вирен рассказывал, что индианские дикари любят напяливать шлемы, сделанные из голов убитых зверей, что, видимо, и объясняло эту загадку. Конечно, могло быть и так, что варвары обознались и, рассмотрев нас поближе, прекратят погоню. Вот только останавливаться и проверять, так оно или нет, никто из нас даже не думал. Не сбавляя хода, мы продолжали скакать на северо-запад и поторапливать солнце, дабы оно быстрее убралось с небосклона.
Незадолго до того, как сгустилась тьма, варвары сошли с нашего следа и стали отклоняться обратно к югу. Нельзя было понять, что они задумали: оставили нас в покое или рванули наперерез, потому что где-то впереди имелось препятствие, которое вскоре заставит и нас повернуть южнее. Способны или нет враги путешествовать во мраке, нам также еще только предстояло выяснить. Но, в любом случае, сегодняшнюю ночь мы проведем в седле. Что было привычным делом для гвардейцев и очередным этапом изнурительных испытаний для меня и Дарио.
Полнеющий месяц практически не освещал хамаду. К тому же он частенько нырял за облака, которые здесь, неподалеку от большой воды, были тяжелые и густые, не то что в экваториальных широтах. Я и днем почти не управлял своим скакуном, а сейчас и вовсе полагался лишь на его инстинкты и острое зрение. Моей главной и единственной задачей было не выпасть из седла, а обо всем остальном я не задумывался. Потеряв после многочасовой гонки не только силы, но и счет времени, я будто очутился в непроницаемом коконе. Порой мне в темноте чудилось, что мой конь не летит во весь опор вперед, а подпрыгивает на месте, словно на родео. И стоит лишь на мгновенье расслабиться, как я тут же свалюсь ему под копыта.
Дабы определить по топоту, где находятся преследователи, Кавалькада то и дело останавливалась, но как часто это происходило, я понятия не имел. Вконец дезориентированный, я погрузился в непонятное состояние – нечто среднее между сном и явью. Удивительно, как еще мне удавалось слезать с коня, поить его, затем возвращаться в седло и продолжать скачку. За Дарио я особо не волновался. В этом путешествии он лишь отточил свои навыки кавалериста, в то время как эта наука упорно не желала откладываться у меня в голове. И не только…
Кажется, ближе к утру (мне эти предрассветные сумерки показались лишь галлюцинацией) случилось что-то нехорошее. На очередной остановке гвардейцы забеспокоились и вновь поменяли курс. На сей раз – круто к югу, поскольку взошедшее вскоре солнце светило мне точно в левое ухо. Шея моя затекла, и я не мог даже обернуться, чтобы определить, где варвары. Но, судя по тому, что мы не устроили привал, а продолжали бегство, ночью они нас все-таки обманули и, срезав путь, скакали теперь где-то неподалеку.
Создавалось впечатление, что запас прочности у кабальеро, Тамбурини и рапидо был неиссякаем. Моя выносливость тоже удивляла меня все больше и больше, но до полудня ее вряд ли хватит. Однако когда я начал всерьез подумывать о том, чтобы попросить спутников бросить меня среди скал, где я мог бы остаться незамеченным дикарями, а самим скакать дальше, гвардейцы вдруг радостно загалдели. А затем снова повернули коней на северо-запад.
Чем был обусловлен этот финт, я не понял, и тем более не врубился, чем было вызвано это ликование. Смена курса позволила мне, не поворачивая головы, увидеть, что творилось позади нас. И увиденное мне здорово не понравилось.
По какой тайной тропе двигались ночью дикари, неведомо, но теперь нас и их разделяло не более полукилометра. Чуя нашу усталость, они мчались за нами во весь дух и одновременно растягивали свой отряд по фронту. Затем, чтобы, когда они нас нагонят, мы были охвачены с флангов и уже не смогли маневрировать.
Мысль о том, что вскоре мне между лопаток вонзится копье, взбодрила меня не хуже ведра холодной воды. Забыв об усталости и затекшей шее, я взялся охаживать рапидо пятками и ежеминутно озираться. Угроза, которую я, стоя на мостике «Гольфстрима», счел бы подвернувшейся под колеса помехой, при взгляде на нее с земли подавляла во мне весь героический настрой. Без команды, брони и орудий истребителя я превращался в ничтожество, не способное дать отпор, наверное, даже одному конному варвару. Их же на каждого из нас приходилось как минимум трое. И чему тут, спрашивается, радовались гвардейцы? Это северяне на нашем месте ликовали бы в предвкушении славного побоища, а кабальеро всегда на моей памяти шли в бой без угрожающих воплей и прочих театральных эффектов. Да и не собиралась Кавалькада сражаться. Иначе она давно развернулась бы и, выставив пики, бросилась навстречу преследователям.
Причину странного поведения спутников я выяснил довольно скоро. В очередной раз оглянувшись, я обнаружил, что варварская конница вдруг ни с того ни с сего остановилась, причем многие всадники осадили лошадей так резко, что те встали на дыбы. Завидев это, гвардейцы вновь разразились ликованием, но сами об остановке и не помышляли. А дикари, потрясая копьями, взялись орать нам вслед угрозы, однако подтверждать их делом отчего-то не стремились.
Невидимая и неприступная стена, что откуда ни возьмись возникла между нами и варварами, оказалась на поверку никаким не чудом. Это был результат многолетней работы, проводимой южанами в своих пограничных землях. Той самой работы, о какой я недавно упоминал и какую можно было бы назвать агрессивной дипломатией.
Я скакал в арьергарде и потому последним разглядел дорогу, на которую мы только что свернули. Это была колея крупного бронеката – судя по всему, многопалубного дальнобоя, прошедшего здесь два или три дня назад. Другой техники, кроме той, что принадлежала Владычице, здесь быть не могло. Найденный нами след свидетельствовал о том, что минувшей ночью мы пересекли рубеж между дикими территориями и цивилизованными. Это случилось несколько раньше, чем ожидалось. Но, поскольку мы ориентировались по нарисованной от руки, приблизительной карте, удивляться тут было нечему. Допущенная Тойво погрешность могла с одинаковым успехом и сократить наш путь на пару-тройку дней, и на столько же его продлить.
Не стоило удивляться и реакции наткнувшихся на след бронеката дикарей. Наверняка дальнобои считались у них самыми опасными чудовищами: ведь они швыряли в гневе огромные камни на расстояние нескольких полетов стрелы. Ну а пограничники-южане, кто бы сомневался, всячески поддерживали свою зловещую репутацию, постреливая при случае из катапульт по разбегающимся в панике варварам. Что, разумеется, считалось у цивилизаторов не оголтелым насилием, а исключительно воспитательной процедурой. И результат ее был налицо: усвоившие урок, индианские аборигены шарахались в страхе не только от бронекатов, но и от проторенной ими тропы.
Гнаться за нами дальше варвары не рискнули. Действительно, зачем, если мы сами мчались прямиком в пасть монстру. Мы же, оставив их далеко позади, нашли подходящее место и, не сходя со спасительной колеи, устроили наконец-то привал.
Мы настигли двухпалубный дальнобой «Коронадо» вечером того же дня. К счастью, его капитан патрулировал пограничье не первый год и умел отличать издали соотечественников-кабальеро от дикарей. И потому поприветствовал дона Риего-и-Ордаса не каменным салютом, а вкусным ужином, разве только был обескуражен тем, что высокий гость прибыл с неожиданной стороны.
Команданте не стал распространяться на «Коронадо» насчет своих не слишком героических приключений. Рассказал лишь в общих чертах о захвате Гексатурма, гибели Кавалькады и погоне ее остатков за сбежавшими в Индиану табуитами. Это все, что мы услыхали, прежде чем дон Балтазар поднялся на борт дальнобоя для дальнейшей беседы с капитаном. Мне и Дарио, во избежание ненужных расспросов, было рекомендовано остаться внизу с кабальеро. И мы могли лишь догадываться, за кого наш покровитель выдал нас пограничникам: за почетных пленников или за перебежчиков. Но в любом случае вряд ли команданте назвал очередному спасителю Кавалькады – на сей раз невольному – наши настоящие имена.
Выяснив, куда конкретно нас занесло, на следующее утро мы распрощались с экипажем «Коронадо» и отправились дальше, руководствуясь уже точными ориентирами. Теперь наш путь вел в Садалмалик – главную и старейшую водозаправочную станцию Юга. Город, что был вокруг нее образован, считался у южан столицей: и из-за своей величины, и потому что там предпочитала жить их королева. Других отличий между Садалмаликом и прочими здешними городами – Садалсудом, Альбулааном, Анчи, Скатом, Альбали, Ситулой – не было. Общий промышленный статус и неоднократные переселения с места на место лишали их индивидуальности. Той, что мог похвастаться любой крупный город Атлантики, где все постройки возводились на века, а не с учетом, что их, возможно, придется разбирать и возводить заново, причем не раз.