Как встретили бы отщепенцев-кабальеро в этом селении, куда также могли дойти слухи из столицы, неизвестно. Впрочем, нас это мало беспокоило, и мы не собирались выяснять, рады нам или нет. Нагрянув на ферму, мы без церемоний загнали всех ее обитателей в подвал под домом, выдали им матрасы, запас воды и продуктов, после чего заперли их там, пообещав, что если они не доставят нам хлопот, мы не причиним им вреда и через несколько дней отпустим. В подвале имелись оконца, куда проникал дневной свет, так что узилище получилось достаточно комфортным. Да что там – выдайся у нас свободное время, я бы сам повалялся там на матрасе и отдохнул от всех тревог и волнений, выпавших на нашу долю за последнее время.
Но свободного времени у нас не предвиделось, и поводов для волнения не убавилось.
Пленников было шестеро: пожилой фермер, его взрослая дочь с мужем и трое их разновозрастных детей – два мальчика и одна девочка. Семейство промышляло исключительно рыболовством, поскольку здешние места этому благоприятствовали. Ферма стояла на берегу соединяющей озера длинной узкой протоки. Корма для рыбы в холодных талых водах было мало, и она постоянно мигрировала в поисках пропитания. Поэтому ловить ее в таких протоках было проще всего. К тому же на рынке она стоила выше, чем рыба, привозимая с севера. И все потому, что у рыбы, выросшей в естественной среде и на природном корме, мясо получалось гораздо вкуснее, чем у той, какую разводили на севере в искусственных водоемах. По крайней мере, так считали южане, знающие толк в кулинарии.
Само собой, мы захватили ферму не затем, чтобы прибрать к рукам рыбные запасы ее хозяев. На уме у нас было кое-что другое, куда более зловещее и не относящееся к рыбалке.
Вскоре по этой протоке должна была проплыть Владычица Льдов. Она нечасто посещала здешние края, но ее визиты имели прямое отношение к этому фермерскому семейству. Русло протоки изобиловало отмелями и рифами, поэтому капитан «Шайнберга» призывал местных рыбаков в качестве лоцманов. Огромный корабль, на котором находилась сама королева Юга, вызывал у них почти суеверный ужас, и потому их не заставляли подниматься на палубу, а гнали впереди судна на быстроходной байдарке. Оставляемый ею на воде след и служил капитану наилучшим ориентиром.
Длина протоки составляла около тридцати километров, и гребцам на лодке приходилось несладко. Как сообщил нам глава семейства, лоцманов заставляли плыть до южного озера, потом бросали им в лодку половину вознаграждения и приказывали дожидаться возвращения судна, поскольку на обратном пути Владычице было негде взять проводников. Иногда это ожидание затягивалось на пару недель, но рыбаков оно не слишком напрягало. Не привыкшие сидеть сложа руки, они брали с собой сети и занимались в тех краях таким же промыслом, что и дома.
Понимая, что кабальеро лучше не перечить, рыбак нарисовал нам подробную карту протоки, указав все опасные участки и береговые ориентиры, по каким можно издали определить их местонахождение. Зачем нам это нужно, он благоразумно не спрашивал, но явно подозревал: сбежавший из тюрьмы дон Риего-и-Ордас замыслил недоброе. Хотя самому команданте, его compañeros и северянам эта карта не требовалась. Она предназначалась мне, Малабоните и Сенатору – людям, которым предстояло вскоре стать местными лоцманами.
Шпион дона Балтазара прискакал из Садалмалика вечером следующего дня. Все это время мы с Долорес разнашивали рыбацкую одежду и обучались гребле на байдарке, а не подходящий для этой работы де Бодье, нарядившись в такое же одеяние, зубрил наизусть карту. И трудно сказать, кому из нас было легче. Если наша лодка будет плыть неуклюже, а Гуго станет слишком часто заглядывать в шпаргалку, на «Шайнберге» быстро заподозрят неладное. Поэтому мы входили в роль с полной самоотдачей. За что и были вознаграждены соответствующе: я и Малабонита – мозолями на руках и ноющими спинами, а Сенатор – резью в глазах и головной болью. Оставалось надеяться, что наши старания не пропали даром. А также сокрушаться, что это было лишь начало уготованных нам вскорости водных мучений.
Привезенные шпионом вести окончательно подтвердили правоту команданте. И эскадра, и «Шайнберг» выдвинулись из Садалмалика в одно и то же время одним и тем же курсом. Если до этого мы могли ошибаться в прогнозах, теперь планы Владычицы были для нас совершенно очевидны. А значит, нам пришла пора прощаться с кабальеро, северянами и Шлейхером. В теории – ненадолго, но до нашей следующей встречи нам, троице мнимых лоцманов, предстояло действовать самостоятельно. Кавалькаду, краснокожих головорезов и табуита (прежде всего Шлейхер являлся воином, и его место было сегодня среди воинов, а не перевозчиков) ожидал стремительный конный марш к Новому Жерлу. А точнее, к озерному берегу, куда, предположительно, причалит корабль, на котором должны будем находиться мы. И не просто находиться. В пути нам предстоит серьезная работенка – подготовить на «Шайнберге» диверсию. Такую, чтобы по прибытии корабля на место она позволила бы нашим соратникам застать Владычицу врасплох и захватить ее в плен.
Сборный отряд дона Балтазара покинул ферму и ускакал на юго-запад перед рассветом, а у нас в запасе оставались примерно сутки до того, как корабль войдет в протоку. Сутки, наполненные тревожным ожиданием. Изматывать себя физически мы сегодня не стали – берегли силы перед грядущим марафонским заплывом. Так, лишь немного прокатились на байдарке вдоль берега, чтобы разогреть ноющие после вчерашней тренировки мышцы, и на этом все. А потом устроили Сенатору дотошный экзамен на знание береговых ориентиров, глубинных отметок и течений.
Наш гениальный механик мог напрочь забыть, что ел на завтрак, но отлично запоминал все, что касалось цифр, расчетов и схем. Нарисованная от руки рыбацкая карта как раз и была такой схемой. А чтобы она четче отпечаталась у Гуго перед глазами, он разрисовал ее понятными лишь ему одному математическими символами: векторами, пунктирными линиями, шкалами и сносками. У рыбаков при взгляде на такую карту мозги точно съехали бы набекрень. Сенатор же, напротив, теперь мог описать по памяти любой участок протоки во всех подробностях еще до того, как там побывал. Оставалось лишь надеяться, что когда раскачивающаяся на волнах лодка увезет Гуго далеко от берега, он не запаникует, и его рассудок останется таким же ясным, как сейчас.
Пленники по-прежнему не доставляли нам проблем. Хорошо, что среди них были дети – это останавливало взрослых от неразумных поступков. Но, чтобы у фермеров все же не зародились провокационные мысли, мы нарочито шумели как можно громче и чаще, к месту и не к месту: бранились, гремели железом, хлопали дверьми, топали по полу… В общем всячески старались, чтобы хозяева не догадались, что нас осталось всего трое. Судя по тому, что они продолжали сидеть смирно и помалкивать, наш обман все-таки действовал.
Также мы выдолбили из байдарки несколько заклепок, после чего заткнули дыры пробками из туго скрученных, промасленных тряпок. Эти отверстия пригодятся нам не сразу, а у выхода из протоки. Они и станут нашим пропуском на борт корабля, поскольку иным способом, кроме как потопив собственную лодку, нам туда не попасть.
По меркам сухопутных крыс, нас ожидало невероятное приключение. Больше всех волновался де Бодье. Он тоже умел плавать, но в последний раз делал это в неглубоком бассейне своего особняка, незадолго до того, как Гуго разжаловали из сенаторов и изгнали из родного города. Я и Малабонита больше переживали насчет температуры воды, а не глубины протоки. Как нам, продрогшим и уставшим от долгой гребли, удержаться на плаву до того, как нас подберет команда «Шайнберга»?
Что ж, если мы справимся с этой задачей, возможно, другие покажутся нам не такими трудными…
Глава 17
Плавучая громада «Шайнберга» возникла на горизонте точно в срок – в предрассветных сумерках следующего утра. Корабельный колокол известил нас о приближении Владычицы, когда она был еще далеко. Выскочив из дома якобы разбуженные, мы изобразили нешуточное смятение, ведь для настоящих фермеров появление корабля должно было стать сюрпризом. Разумеется, мы расспросили хозяев, как принято у них встречать подобных гостей, и делали все, чтобы наше поведение не вызывало подозрений.
Подозрительными могли стать также наши личности. Но дон Балтазар предположил, а глава семейства рыбаков подтвердил: с палубы «Шайнберга», проплывающего здесь раз в полтора-два года, не приглядываются к проводникам, если те берутся за работу не мешкая и не пререкаясь. Вот и мы закинули в байдарку пожитки, спустили ее на воду и, заработав веслами, устремились на середину протоки до того, как корабль поравнялся с фермой. О ее обитателях, мы, разумеется, тоже не забыли. Оставив их запертыми в подвале, я скинул им в окошко молоток и зубило. С их помощью мужчины смогут за несколько часов разломать дверной замок. И освободят свою семью аккурат тогда, когда «Шайнберг» будет уже далеко, и они не смогут догнать его по берегу, чтобы предупредить Владычицу о том, что мы – самозванцы и злоумышленники.
Волны в протоке были не такие высокие, как на самих озерах. Но для пущей устойчивости рыбаки оснастили свою байдарку поплавком, вынесенным на двух палках далеко вбок. Имелось тут и рулевое устройство, вращать которое мы поручили усаженному на корму Сенатору. Вчера он успел немного в этом попрактиковаться, и сегодня никто из нас не сомневался, что он справится. Единственное правило, о каком ему не следовало забывать: избегать слишком резких движений рулем. В отличие от бронекатов, здесь отзывчивость управления была молниеносная, и байдарка реагировала на любое, даже легкое прикосновение к поворотному рычагу.
По мере сближения с «Шайнбергом» мы все больше понимали, почему рыбаки испытывают перед ним благоговейный страх. Что там рыбаки – даже мы, люди, немало повидавшие на своем веку, ощутили неслабое волнение при виде надвигающейся на нас плавучей горы. Разум подсказывал нам, что она вот-вот замедлит ход, ведь не станет же ее капитан топить своих лоцманов. Однако, глядя на то, как сокращается расстояние между нами и кораблем, у каждого из нас пульсировала в мозгу паническая мысль, успеет ли он затормозить? А что, если у штурвала «Шайнберга» стоит другой капитан, ни разу не ходивший по этой протоке за лоцманами и не знающий, как быстро двигается их байдарка? Пусть мы и собирались ее утопить, но не таким рисковым способом и не здесь, а в более подходящем для нас месте.
– Тормозит! – с нескрываемым облегчением воскликнул де Бодье вскоре после того, как мы легли на заданный курс. – «Шайнберг» тормозит, мадам и мсье! Хвала Создателю, а то даже не знаю, что бы я чувствовал, маячь это чудовище прямо у меня за спиной!
Мадам и мсье тем временем было не до разговоров. Отметив, что Гуго не ошибся и что корабль действительно подстраивается к скорости байдарки, мы вновь мысленно пожелали себе удачи и налегли на весла. Вернее, у меня и у Малабониты имелось всего по одному веслу, но с лопастями на обоих концах. Ухватив его посередке и загребая поочередно каждой лопастью, мы взяли единый темп и под чутким руководством де Бодье помчали наше утлое суденышко к месту его неизбежной погибели.
Маленькая, да удаленькая байдарка бежала вполне резво. Сохраняя достаточную инерцию, она позволяла нам лишь подталкивать ее вперед, не выбиваясь при этом из сил. Пройденный мной в тюрьме месячный гладиаторский курс не пропал даром. Конечно, я не выкладывался на тренировках полностью и участвовал в них лишь затем, чтобы не обижать северян. Но тем не менее даже эта физкультура пошла мне на пользу, укрепив выносливость и силенку. А без них я вряд ли осмелился бы участвовать в сегодняшнем гребном марафоне.
Гуго все время бубнил что-то себе под нос. Надо полагать, повторял вызубренные вчера координаты береговых ориентиров, поскольку на молитву его бормотание не походило. Карта на всякий случай находилась у Сенатора под рукой, но не на виду. Он приклеил ее ко внутренней поверхности борта так, чтобы она была видна лишь ему, и планировал избавиться от шпаргалки, утопив ее вместе с лодкой.
Шумно разрезая воду, «Шайнберг» в точности повторял наши маневры, больше не приближаясь, но и не удаляясь от нас. Не будь протока такой широкой, мы попросту заманили бы его на мель, дождались, когда пассажиры и команда судна усядутся в шлюпки, а потом перекрестным обстрелом из «Подергушек» потопили бы их, оставив в живых лишь Дарио и Владычицу Льдов. Правда, в таком случае нам пришлось бы пожертвовать «черной грязью», бросив ее на «Шайнберге». Да и как знать, успели бы мы улизнуть на байдарке после устроенной нами подлянки. Оглядываясь, я поеживался при виде баллестирад и легких катапульт, что были заряжены и наведены на нас. Как раз для того, чтобы отвадить лоцманов от дурных намерений, какие могли взбрести им на ум.
Промежуточные остановки для нас предусмотрены не были. На «Шайнберге» явно полагали, что пяти-шестичасовая гребля для рыбаков – плевое дело. Но мы, перевозчики, тоже были людьми непритязательными и привыкли к нудной, однообразной работе. Тем более что успели подготовиться к ней и знали, что нас ожидает. На носу корабля постоянно маячили люди. У одного из них в руках был рупор, но он им не пользовался. Наверное, этот тип служил посредником между нами и капитаном. Не слишком суетливая должность, учитывая, что мы старались пока не привлекать к себе лишнее внимание и не общались с экипажем судна.
Выход из протоки появился на горизонте около полудня. Миновав последнюю излучину, мы выплыли на финальный, относительно прямой участок пути. Он протянулся еще на пару километров. Согласно карте, на нем имелось лишь одно скопление рифов, сокрытое под водой у правого берега. Скорректировав курс так, чтобы корабль мог благополучно достичь озера уже без нашей помощи, мы пожелали друг другу не утонуть и выколупали из днища пробки, которые вставили туда вчера взамен выбитых заклепок…
Нам даже не пришлось симулировать панику. Когда в байдарку стала набираться вода – а прибывала она буквально на глазах, – мы отбросили весла, вскочили со скамеек и стали оглашать округу бранью и вовсе не наигранными криками страха. Де Бодье и Малабонита, схватив ведро и большую миску, принялись энергично вычерпывать воду из лодки. Я ползал по дну и делал вид, будто затыкаю течь всем, что попадается под руку. Впрочем, будь это взаправду, мои попытки все равно потерпели бы неудачу. Мы заранее позаботились о том, чтобы устранить такую аварию на воде оказалось невозможно, даже отрасти каждый из нас по лишней паре рук.
Кому кричал в рупор наблюдатель на «Шайнберге» – нам или капитану, – неизвестно, но ударивший вслед за этим колокольный набат не расслышать было трудно. Благо невысокая скорость, с какой махина шла за нами, позволила ей быстро остановить винты, а затем, переключив их на реверс, остановиться уже самой.
Случилось это аккурат тогда, когда наша лодка, качнувшись на поднятой кораблем волне, черпнула бортом последнюю порцию воды и пошла ко дну. А вслед за ней скрылся и поплавок. Он мог предохранить байдарку от переворота, но, чтобы не дать ей утонуть, этому приспособлению не хватило плавучести. И едва вода над ним сомкнулась, на поверхности остались торчать лишь наши головы да руки. Первые отчаянно взывали о помощи, а вторые подкрепляли эти мольбы энергичными взмахами. Только вряд ли той энергии хватит надолго. Несколько минут мы, уставшие и продрогшие, еще побарахтаемся. Но если вдруг нам откажут в помощи и велят плыть на берег, дотуда мы уже при всем старании не доберемся.
Трудно сказать, спасала бы нас спешащая Владычица, сумей она обзавестись на обратном пути новыми лоцманами. Но у нее не было такой возможности, и нам не дали сгинуть в пучине, пуская пузыри и вытягивая закоченевшие руки вслед уходящему судну. Пока мы с Малабонитой, поддерживая Гуго, гребли к «Шайнбергу», с него сбросили цилиндрический предмет, оказавшийся на поверку пустой двухсотлитровой бочкой с герметично закрытой крышкой. Бочку опутывала веревочная сеть, из какой делают кошели для подъема на борт некрупных грузов, вроде тех же бочек или мешков с провизией.
Это было спасательное средство, которое на «Шайнберге» швыряли всем, кого угораздило свалиться за борт. Доплыв до бочки, что могла удержать на воде нас троих, мы уцепились за сеть и стали ждать шлюпку, но спасатели поступили практичнее. Мы барахтались у самого борта, и они, не мудрствуя лукаво, бросили нам веревочную лестницу. При этом южане даже не поинтересовались, все ли тонущие в силах по ней вскарабкаться, но и на том спасибо. Сочти вдруг капитан эту остановку нецелесообразной, мы не дождались бы не только лестницы, но и, возможно, бочки.
Подплыв к лестнице, сначала мы подсадили на нее Гуго. Самый упитанный из нас, он, вопреки логике, почему-то продрог больше всех. Кое-как перебирая закоченелыми конечностями, де Бодье преодолел полдюжины ступенек и только тогда позволил выбраться из воды Малабоните. А пока они освобождали место мне, я по приказу одного из матросов прицепил сброшенный им трос с крюком к бочке, дабы не оставлять здесь такую полезную в хозяйстве вещь. И только потом приступил к спасению самого себя, что вытягивающего бочку матроса, кажется, уже не интересовало. Я еще мог двигаться, а значит, не нуждался в дополнительной помощи.
Спустя несколько минут мы, клацая зубами от холода, сидели на палубе в окружении матросов и солдат королевской стражи. Кто-то притащил три войлочных одеяла, в которые мы и закутались. Нам задавали вопросы, но ответить на них мы не успели, потому что толпа вдруг умолкла и расступилась, пропуская капитана.
Сеньор Ферреро – так звали этого высокомерного и чопорного озерного волка – был крайне недоволен внеплановой остановкой. И, даже не поинтересовавшись нашим самочувствием, первым делом спросил, что, черт побери, стряслось с нашей лодкой.
– Опять обшивка лопнула, сеньор, будь она неладна, – виноватым тоном пояснил де Бодье. В ипостаси лоцманов нам пришлось отринуть прежнюю субординацию. И теперь Гуго изображал главу рыбацкого семейства, а мы – подчиняющихся ему младших родственников. – Только вчера днище залатали, да, видать, опять негодные заклепки попались. Сегодня собирались опробовать лодку на воде, но вы в такую рань нагрянули, что мы попросту не успели этого сделать.