Света боится вся мерзость, слепленная из грязи мрака. Главное, чтобы свет был уверенным и сильным. И его было много, очень много. Нашего с Лешкой сейчас может не хватить.
Но я теперь знаю, кто нам поможет.
Глава 28
Сопротивление девочки постепенно начало угасать, бубнеж мне в плечо тоже прекратился. И я решилась снова заглянуть в лицо моей дочери. Может, она справилась? Пусть крещенская вода уже и испарилась, исчезла с тела и волос ребенка, но ведь есть я и моя любовь, мое тепло. Неужели этого недостаточно?!
Увы… Не с этим чудовищем. В глазах ребенка опять царила ночь, безжалостно вытеснив с радужки остальные цвета. Родное личико исказила насмешливая ухмылка:
– Ну что, тварь, убедилась, что со мной справиться тебе не по зубам? Убить меня ты теперь не сможешь, я же твое солнышко! – передразнил мои интонации Дюбуа. Он явно наслаждался властью надо мной и моей малышкой. – Но ты не переживай, я очень скоро сам покину это чахлое тельце, мое временное прибежище. Мне надоел ваш дурацкий язык и опротивели ваши кретинские физиономии. К тому же девчонка упряма, как ослица, смириться со своей участью не желает и все время сопротивляется, мешая мне уничтожить вас. Ну ничего, скоро вы в полной мере ощутите, что значит встать на моем пути. Вы едва не погубили меня, разрушили все, что я выстраивал несколько лет, причинили мне боль. Думаете, приятно, когда тебе ломают шею?! Приятно ощущать себя беспомощным обрубком?! – На нежной детской мордашке появился жуткий звериный оскал. – Я вас раздавлю, как тараканов. Всех. Но на легкую смерть не надейтесь, сначала вы будете наблюдать за мучениями своей паршивки. Я заберу у нее не только свою силу, но и все, чем наделили всесильные лоа саму девчонку. Я выпью ее до капельки, я заберу ее душу, а потом позволю вам похоронить то, что останется. И займусь вами. Знаете, что доставляет мне максимальное наслаждение? Наблюдать за вашей беспомощностью. Раньше я не мог ощутить это в полной мере, был еще недостаточно силен, чтобы открыться. Но теперь вам от меня никуда не деться, я смотрю на мир глазами вашей дочурки, и куда бы вы ни попытались спрятаться, я найду вас везде. Смиритесь и ждите, тогда, возможно, ваша смерть будет не очень мучительной. Ой, что это я! – Дюбуа хихикнул, прикрыв лицо ладошками, и этот жест, такой знакомый, вывернул мое сердце наизнанку. – Я не буду вас убивать. Вернее, сначала вы умрете, но ненадолго. Мне нужные новые зомби, прислуги у меня сейчас маловато. Да и деньги твоего мужа пригодятся. Хотелось бы, конечно, сохранить ваши души, чтобы каждый день пить душевные муки, но повторять недавние ошибки не стану. Ой, а еще…
– Заткнись, – сквозь зубы процедила я. – Надоел.
– Ай-яй-яй, разве можно так с ребенком разговаривать? – издевался монстр. – Мамсик, поцелуй Никусика, чмок-чмок-чмок, – ко мне потянулись сложенные трубочкой губы.
– Никусь, – я, не обращая внимания на Дюбуа, вгляделась в бездонную черноту дочкиных глаз, – я знаю, ты видишь меня. Не плачь, родная, и не бойся ничего. Мы прогоним этого урода, я тебе обещаю.
– «Я тебе обещаю»! – передразнил меня колдун. – Зачем же обманывать ребенка, врать нехорошо. Ты бы лучше велела ей не упрямиться и прекратить мне мешать. Тогда ей будет не так больно.
– Ника, не слушай его. Успокойся и постарайся собрать все свои силы. Слышишь? Забирай у этого гада все, что сможешь, и жди подходящего момента. Не реагируй на ерунду и не поддавайся на провокации. Освободиться самостоятельно не пытайся, запрись там и сиди. Ты поймешь, почувствуешь, когда понадобится твоя помощь. Доверься маме и папе, мы справились с этим уродом однажды, справимся и на этот раз…
– Ох, а особенно ваш папа справлялся! – хмыкнул монстр. – Сидел тихонько в бутылке и не отсвечивал.
– Ну да, ну да, – покивала я. – Не отсвечивал.
– Ладно, хватит болтать, я жрать хочу. – Девочка попыталась вывернуться из моих рук, но я держала крепко. – Ой, мамсик, ну что же ты так давишь ребенка! Мне больно! А-а-а, больно!
На демонстративные рыдания немедленно прискакала озабоченная Катерина:
– Что случилось опять? Почему дитюшечка так плачет?
– Баба Катя! – прохныкала девочка. – Я кушать хочу, а мама меня не пускает!
– Так идемте же, идемте на кухню, у меня куриная лапшичка готова, вку-у-усная. Аннушка, Василий скоро будет, он…
– Катерина! – не очень вежливо прервала я чересчур говорливую домоправительницу. – Ты, пожалуйста, поставь еду на сервировочный столик и прикати его сюда. Я здесь Нику покормлю, она еще не совсем оправилась от пережитого.
– Не хочу здесь, не буду! – снова начала брыкаться девочка.
Вот умничка, месье Дюбуа, помогаешь мне своим дурацким поведением. Моя дочь никогда не позволяла себе ничего подобного.
– Видишь, – тяжело вздохнула я, – что происходит? Никак малышка в себя не придет.
– Ох, вот беда-то! – Катерина сочувственно посмотрела на визжавшую девочку. – Ну ничего, сейчас мой Вася водички привезет, мы Никушечку напоим, она и успокоится.
– Пошла ты в жопу со своей водичкой! – злобно сверкнула глазами «Никушечка». – Не смей меня больше обливать!
– Иди, Катерина, иди, подготовь столик. Да и с собой нам упакуй чего-нибудь, но немного. Там нас накормят.
– Да где там-то? Далеко ты собралась?
– Мы куда-то едем? – насторожилась девочка. – Я не хочу, не поеду!
– Катерина, поторопись, пожалуйста, хочется выехать засветло. – Я старалась не обращать внимания на беснующегося в теле моей малышки монстра, хотя это было довольно сложно – девочка норовила вцепиться ногтями в мое лицо.
Домоправительница, похоже, окончательно запуталась. Происходящее вываливалось из привычной для нее картины жизни, словно перебродившее тесто из кастрюли. Оно выпирало, вытекало, раздувалось. И Катерине оставалось одно – выполнять мои распоряжения, не пытаясь разобраться, что тут к чему.
Она торопливо вышла из детской и забренчала посудой на кухне.
А я приступила к осуществлению намеченного плана. Пусть он и был импровизационным, спонтанным, ведь на тащательную проработку деталей времени не было. Я чувствовала – беда уже совсем близко, практически на пороге нашего дома.
Трель дверного звонка застала меня врасплох. Я вздрогнула и испуганно оглянулась – неужели поздно? Неужели мои мысли материализовались и беда действительно стоит на пороге? И кто олицетворяет собой эту беду?
Дюбуа тоже прекратил визжать и царапаться. Девочка замерла и прислушалась. Мы с ней вздохнули почти одновременно, только она – разочарованно, а я – облегченно.
Это прибыл Василий, муж нашей домоправительницы, со стратегическим запасом крещенской воды.
Я осторожно ссадила девочку с коленей и поднялась. Малышка сжалась в комочек, обхватила руками колени и враждебно посмотрела на меня сквозь спутанные кудряшки:
– Только не вздумай меня снова поливать этой водой! Помогает она ненадолго, я всего лишь становлюсь чуточку слабее, позволяя твоей девчонке выползти наружу. Но выгнать меня окончательно тебе не удастся. А вот дочура твоя пострадает. Думаешь, ей легко?
– Не думаю. – Я подошла к шкафу, вынула из него крепкую льняную простынь и разложила ее на кровати рядом с девочкой. – Я знаю. Никусь, помни, я с тобой, лапка моя родная.
– Сюси-пуси, – презрительно скривился Дюбуа. – Как трогательно! Эй, ты что делаешь? Нет, не смей! А-а-а! Баба Катя, помоги!
Возле двери в детскую затопали тяжелые шаги, похоже, на помощь бросился Василий. Но домоправительница перехватила мужа и увела его на кухню, вполголоса выдавая свою версию происходящего.
А я продолжала туго пеленать отчаянно сопротивлявшуюся малышку. Душка Дюбуа, вселяясь в тело моей дочери, ты не учел одного – физических размеров этого тела. Или ты надеялся, что я не стану применять силу по отношению к своему ребенку? Бить, конечно, не стану, а вот насчет насилия ты просчитался, урод.
Через пять минут на кровати лежала и грязно ругалась тщательно упакованная гусеничка. Так, теперь можно ее оставить без присмотра, девочка не в состоянии пошевелить даже пальцем.
Я вышла из детской и плотно прикрыла дверь, чтобы приглушить истерические вопли Дюбуа. Василия в квартире уже не наблюдалось. Во всяком случае, в обозримом пространстве. На кухне тоже.
Там наблюдалась только заплаканная Катерина. Она сидела на диванчике и продолжала терзать засопливленное еще утром полотенце.
– Что же это, Аннушка? – подняла на меня покрасневшие от слез глаза домоправительница. – Что с нашей девочкой?
– Баба Катя, милая, – я присела рядом и обняла поникшие плечи, – не плачь. Все будет хорошо, вот увидишь. Но для того, чтобы помочь Нике, я должна увезти ее отсюда. Куда – сказать не могу. Об этом никто не должен знать, понимаешь? Ты не обижайся, так надо. Мы вернемся, как только малышка поправится. Леше я сама все объясню. Он должен сегодня ночью либо завтра утром прилететь.
– Так и подождали бы отца, что ж срываться-то так!
– Нельзя, баба Катя, никак нельзя. Поверь, в нашей ситуации промедление действительно смерти подобно.
– Господи! – Домоправительница стиснула в руках полотенце и побледнела. – Так это… Это что – Никочка может умереть?
– Не хотелось бы тебя пугать, но ты должна знать правду. – Я прижалась щекой к теплому плечу. – Все очень и очень серьезно.
– Так что же мы сидим тут, как две квашни! – подхватилась Катерина. – Накорми девочку и поезжай, я вещи ваши уже собрала, и ссобойку тоже.
– Сейчас накормлю. – Я осмотрела накрытый сервировочный столик, на котором жались друг к другу тарелки с янтарным куриным супом-лапшой и тефтельками с картофельным пюре. – А сок где?
– Какой именно налить?
– Давай клюквенный морс. И, пока я буду кормить Нику, вот, возьми деньги, сбегай, пожалуйста, в магазин и купи пачку памперсов для соответствующего возраста.
– Памперсов?! – Удивление вполне объяснимое, Ника с восьми месяцев категорически отказывалась надевать подгузники. – Но…
– Не спрашивай ничего, пожалуйста, а сходи и купи. Ладно?
Катерина взяла деньги и пошла одеваться. А я, убедившись, что она не видит, вытащила из аптечки баночку со снотворным, внимательно прочитала дозировку, отломила половинку таблетки, растолкла ее и добавила в морс.
И вкатила сервировочный столик в детскую.
– Наконец-то! – заорал Дюбуа, извиваясь. – А я тебе всю постель замочил, будешь знать, как связывать.
– Вот теперь и лежи в луже, пока я тебя кормить буду.
– Не надо кормить, я сам, – проворчала гусеница.
– А буянить больше не будешь?
– Нет.
– Договорились.
Я распеленала девочку и придвинула к кровати столик:
– Ешь.
Похоже, колдун и на самом деле проголодался, потому что посуда опустела в считаные минуты. И, самое главное, до капли был выпит сок.
Глава 29
– И что теперь? – Малышка брезгливо сморщила носик. – Так и будем нюхать запах подворотни?
– Ты – да, – усмехнулась я, направляясь со столиком к выходу. – Кто обгадился, тот и нюхает. А если не нравится – иди в ванную, я тебя вымою и переодену в чистое.
– Только побыстрее, – проворчала девочка и, широко расставляя ноги в мокрых колготках, поковыляла в ванную.
Конечно, побыстрее, ты же заснешь скоро, а сонное тело мыть не хочется, еще взбодрится от воды.
Поэтому я бросила неубранный столик в кухне и бегом направилась вслед за дочерью, чтобы установить мировой рекорд по отмыванию ребенка. Я даже голову малышке помыла, там, куда мы едем, с купанием дела обстоят неважнецки.
Дочка не сопротивлялась, видимо, начинало действовать снотворное. А когда я завернула ее в большое пушистое полотенце, снотворное победило окончательно и, установив знамя победителя на закрытых веках, отправилось праздновать успех. В бар под названием «Веселый пузырь». Не знаете? Это же международная сеть баров, как закусочные «Макдоналдс». Только в разных странах бары, в отличие от владений Рональда Макдоналда, называются по-разному. В Украине, к примеру, – «Сикава бурбалка».
Я с горечью смотрела на разгладившееся во сне родное личико. Печать Дюбуа исчезла, в закрытых глазах больше не булькал торжествующий мрак, и так хотелось поверить, что я только что проснулась после безумного ночного кошмара.
Но, к сожалению, просыпаться пока рано, кошмар продолжается. И времени на плач Николавны с подвываниями и причитаниями по теме нет. Надо действовать, причем в темпе. Хотя действие снотворного должно, по идее, продлиться до завтрашнего утра, но кто сейчас верит идеям! Только члены партии ВКП(б) с 1937 года.
Я вышла с уютно сопящим свертком из ванной и обнаружила застывшего у двери суслика-мутанта с зажатой в передних лапках пачкой памперсов. Катерина замерла сторожевым столбиком, нет – столбом, на лице домоправительницы фундаментально обустраивалось терпеливое ожидание. Баба Катя готовилась не задавать лишних вопросов. Я же говорила – она у нас очень умная и понятливая бабушка. А еще добрая. И заботливая. И нас любит, а Нику – больше жизни. И…
Все, хватит, а то в носу предательски защипало. Нельзя пока расслабляться, рано.
– Баба Катя, – прошептала я, – ты не волнуйся, все будет хорошо, вот увидишь. И не такое переживали.
– А почему теперь ты шепчешь?
– Ника после купания уснула, ослабела, наверное, очень.
– И чего ты затеялась дите перед дорогой купать? Да еще и голову мыть? Куда вы теперь, ведь простудится Никуша! – Суслик давно отмер и суетился теперь вокруг нас, не выпуская, впрочем, из лапок пачку памперсов.
– Не простудится, я ее потеплее одену, да и в машине тепло.
– Может, все же скажешь, куда едешь, а? – с надеждой посмотрела на меня домоправительница. – Я ж изведусь тут без вас!
– Не надо изводиться. – Я дотянулась до румяной тугой щеки и от души чмокнула ее. – Ты лучше готовься Лешу встречать, он ночью либо рано утром объявится. Передай ему, пожалуйста, что я обязательно ему позвоню, как только доберусь до места. Сам пусть не звонит, я ведь за рулем буду, да и Нику разбудит.
– Господи! – Памперсы взлетели вместе с попытавшимися всплеснуться руками. – Это куда ж ты собралась, если ночью еще ехать будешь?! Сейчас ведь только половина четвертого!
– Нет, ну ночью я надеюсь уже быть на месте, это я так, оговорилась. Короче, хватит болтать, помоги лучше собрать Нику. Кстати, теперь поняла, зачем были нужны памперсы?
– А откуда ты знала, что ребенок заснет? – Да уж, дурой бабу Катю не назовешь.
– Я же сказала – хватит болтать! – изящно ушла я от ответа.
Да, не буду скромничать, дипломатичность – одна из моих сильных сторон. Или коньков. Если только горбунков.
Как-то так вдруг получилось, что меня ловко оттерли могучим плечом от процесса сбора Ники в дорогу. Спорить и, сопя, пытаться, в свою очередь, сдвинуть с места все девяносто пять плотных хохлушковых килограммов я не стала. Во-первых, весовые категории разные, это все равно что поединок Кости Цзю с Николаем Валуевым, а во-вторых, мне тоже надо было переодеться. И прихватить с собой то, что Катерина по незнанию вряд ли положила в сумку. А может, и положила, надо проверить.
Нет, конечно. Последние дни февраля, в окно уже заглядывает сырой и влажный март, в Москве давным-давно вместо полноценного снега липкая слякоть, и, разумеется, теплые высокие снегоходы, сверху затягивающиеся шнурком, убраны в гардеробную. И мои, и Лешкины, и Никины.
Я вытащила еще одну большую сумку и сложила туда все, что может понадобиться на заснеженном лесном хуторе.
Да, мы едем к деду Тихону. Он смог справиться с порчей, наведенной бокором на Мая, справится, я верю, и с самим бокором.
Теперь я понимала, что произошло тогда в ветеринарной клинике. Май, безумно обрадовавшийся появлению любимой малышки, не сумел правильно среагировать, когда почувствовал затаившееся внутри Ники зло. Он действовал инстинктивно, по-звериному: видишь врага – убей его первым. Пес, участвовавший в собачьих боях, так привык. Но Май, преданный и любящий Май, в последний момент сдержал зверя внутри себя, и его гигантские клыки не причинили малышке ощутимого вреда.
А потом пес едва не умер от горя. И не только от горя. Бокор мгновенно сообразил, что обмануть пса ему не удастся, и поэтому Май представлял для колдуна реальную угрозу. И Дюбуа сделал все возможное, чтобы Май не дожил до следующего утра. Как он это делал – не знаю. И не хочу знать.
Э-э-э нет, дорогуша. Отважно, по-страусиному, засунуть голову в песок и попытаться там, в песке, отсидеться, я тебе не позволю. Хочешь не хочешь, а придется пойти в комнату Ники и в темпе обыскать ее, чтобы уничтожить малейшие следы деятельности бокора. В доме должно быть чисто.
Я взглянула на часы. Ого, уже четыре, через пару часов начнет темнеть. Ну что ж, обыском детской придется заняться нашему папе, а нам пора ехать.
В комнату заглянула Катерина:
– Аннушка, я собрала нашу красавицу, комбинезон и ботиночки уже надевать?
– Памперс не забыла? – Я подхватила сумки и направилась к выходу.
– Нет, конечно. А остальные брать будешь или хватит одного?
– Конечно, возьму. Дай сюда пачку, я пока отнесу вещи в машину и включу там печку, чтобы прогреть салон. А когда вернусь, можно будет надевать и комбинезон, и ботиночки. Иди пока к Нике.
Домоправительница вернулась в детскую, а я проверила рюкзачок. Так, телефон, зарядное к нему, паспорт, водительское удостоверение, кошелек – все на месте. Ключи от джипа? В ключнице у входной двери. Можно идти.
Ох ты, чуть не забыла!
Я тихонько подошла к двери детской и приоткрыла ее:
– Катерина, а где крещенская вода?
– Там, в кухне, на подоконнике, в бутылках из-под минеральной воды «Святой источник». Бери все.
– А себе вы оставили?
– Не волнуйся, оставили.
– Не обманываешь?
– Господь с тобой, Аннушка, зачем же мне обманывать? Оставили пол-литровую баночку, нам с Васей хватит.