— Да, скажи ребятам, чтобы они запаслись едой, возможно, придется работать до утра. Расскажи им о Тихоне, если они его увидят, пусть разделятся, Котов топает за ним, Валентин проводит девчонок до дома. Я уехал на Головинское кладбище, попытаюсь разговорить Елену Петровну.
* * *Август, и листва на деревьях еще едва начала желтеть, но по дорожке кладбища ветер гонял сбитые листья, было прохладно и одиноко. Гуров радовался, что надел плащ и не забыл положить в карман фляжку коньяка. Могилку Алены сыщик нашел сразу, на скамеечке за скромной оградой сидела, ссутулившись, женская фигура. Шагов за десять Гуров умышленно сильно закашлялся, боясь напугать молящуюся женщину, которая, услышав кашель, выпрямилась и перестала креститься.
— Здравствуйте, Елена Петровна, — сказал Гуров, присаживаясь рядом. — Рад вас видеть, хорошо, что вы пришли.
— Здравствуйте, — ответила женщина, не повернувшись к Гурову. — Что я пришла, так бог велел, а вот что вы явились, удивлена. Как я понимаю, для вас смерть — рядовой случай.
— К великому сожалению, — ответил Гуров. — Но смерть Алены и Антона для меня — смерть особая, можно сказать, дело личное.
Женщина не ответила, они долго сидели молча, наконец Гуров спросил:
— Извините, вы веруете с детства или пришли к богу позже?
— А вам-то что? Муж нас с дочкой оставил, я в храм пришла. Задавайте свои вопросы, хватит подлаживаться, — в голосе Елены Петровны слышалось раздражение. — Мертвых не воскресить.
— Но виновные должны быть наказаны, — уверенно сказал Гуров. — А конкретных вопросов я не имею. В несчастный случай не верю, чужую злую волю не вижу. А просто так молодые здоровые люди с крыши не бросаются.
— Аленка в какую-то секту ходила, вот ее Сатана и попутал. Она сильно изменилась за последние месяцы. Я Антона не виню, мальчик сам в последнее время чернее тучи стал. Да и несчастье с ним случилось... — Она замолчала.
— Елена Петровна, греха не будет, если мы с вами по глотку коньяка за их упокой выпьем? — спросил Гуров.
— На могилах пьют, — безлично ответила она. Гуров достал из кармана фляжку и бумажный стаканчик, налил, протянул женщине.
Она все так же, не глядя на Гурова, взяла стаканчик, перекрестилась и выпила. Он допил из фляжки, убрал все в карман и закурил.
— Вы деликатный, не спрашиваете, а о несчастье знать хотите, — сказала она.
— Верно, — ответил Гуров.
— Недели две назад они к нам в дом ночью явились. Раньше такого не было. Я вышла к ним на кухню, смотрю, они странные какие-то, но не пьяные. Да Аленка и не пила совсем. Он порой выпивал, она — никогда. А тут стоят, как остолбенели, молча, покачиваются. Я в лица их заглянула, лица у них белые, а глаза закрыты. А Антон весь в крови, пиджак, брюки, на лице кровавые полосы. Позже я поняла, он руками лицо испачкал. Я хотела “Скорую” вызывать. А он рассмеялся так нехорошо и говорит: “Мне врачи не помогут”. Он все снял с себя, вымылся в душе, я его в трусах видела, у него на теле и царапины не было. Я спросила, чья кровь на нем, он не ответил. Кое-как вещи застирал, так в мокром и ушел, больше я его не видела. Сколько допытывалась у дочки, она слова не ответила, мы совсем чужие стали.
Гуров смотрел на бледный сухой профиль женщины и думал, чему ж бог человека учит, если он так легко от своего ребенка отказался, сейчас у его могилы сидит, Сатану проклинает, а себя самого виновным не считает.
— Дочь замуж за него собиралась, я сказала, прокляну, на порог не пущу. А что я еще могла?
— Действительно, — проговорил Гуров и ушел, не прощаясь. Всю дорогу думал, что в нем самом злобы больше, чем доброты, и правильно, что он в церковь не ходит. Таким, как он, в божьем храме делать нечего.
* * *Раньше, когда Стас Крячко приходил в картотеку на Петровке, его появление даже у строгой заведующей вызывало улыбку, молодые девушки с ним перешучивались, некоторые даже обижались, что сам выдвигал ящики и быстро перебирал карточки: молодой опер предпочитал работать самостоятельно, не пользовался их услугами.
Сегодня в картотеку полковника вообще не пустили, заставили заполнять новые формы, сказали, ответ он получит завтра. Но и когда он зашел к начальнику МУРа, объяснил, что это просьба Льва Ивановича Гурова, то и тогда получил ответ, прождав около часа: в картотеке МУРа под названными кличками и с именем Тихон никто не проходит.
Окончательно обидел полковника Крячко постовой, который вместо того, чтобы лихо козырнуть, взял в руки служебное удостоверение полковника, стал внимательно разглядывать, сверял фотографию с оригиналом и вернул как-то неохотно, как бы говоря: ходят тут всякие. Станислав сел в свой “Мерседес”, чуть не наехал на постового, который ударил жезлом по крыше и указал на надпись: “Только для служебных машин”.
Выруливая на Бульварное кольцо, он поклялся, что ноги его больше не будет в этом чертовом доме, где он, Станислав Крячко, родился, вырос, подчинялся и командовал, не спал ночей и прочее и прочее...
А Котову и Нестеренко, можно сказать, повезло. Нужный дом они нашли быстро, отделение милиции оказалось неподалеку, и участковый находился в отделении, а не на территории, где его отыскать практически невозможно. Капитан, примерно ровесник оперативников, сидел в кабинете заместителя начальника отделения по службе и, тихо матерясь, писал какую-то бумагу, а вслух рассуждал:
— Шагнул — пиши рапорт, зашел в сортир — рапорт... Когда работать?
Увидев оперативников, капитан сразу не признал в них своих сородичей и сказал:
— Слушаю вас, господа хорошие, только помочь вряд ли смогу. Потому как кабинет не мой и я тут человек сторонний.
— Капитан Рябов? — спросил Нестеренко. — Полковник в отставке Нестеренко, сейчас опер и прислуга за все. А это, — Валентин указал на Котова, — Григорий Котов, мой болезный друг.
— Ксиву покажи. — Капитан поправил очки, небрежно глянул на удостоверение Нестеренко. — Слушаю вас, господин бывший полковник.
— Василий Петрович, дом шесть по Тихому переулку ваш? — вступил Котов.
— Как есть мой, — ответил капитан. — Тихий домишко, по праздникам драки, боле ничего.
— А Конюхова Татьяна Яковлевна вам известна, по кличке Тимоша? — спросил Котов.
— Тимоша? Роды у ее покойной ныне мамаши принимал, — ответил капитан. — А знаешь, почему ее Тимошей кличут? В детстве с пацанами дралась, отчаянная была, страсть.
— А сегодня? — поинтересовался Котов.
— Сегодня или вчера? — Капитан прищурился. — Жизнь-то, она в полосочку. Тимоша разная была. — Он отодвинул ненавистную бумагу, явно обрадовался разговору. — В детстве нормальная пацанка, драчунья, подворовывала по мелочи. Отца никто не знал, мать в обед уже опохмелялась, так как начинала пить еще в понедельник вечером. В каком году Тимоша начала трахаться и выпивать, в книгах не записано. Полагаю... — Он прищурился.
— Василий Петрович, у меня тоже с датами путаница, — вставил Нестеренко.
— А мне самому вспомнить интересно, — ответил капитан. — Значит, сейчас Тимоше двадцать, — он начал загибать пальцы. — Полагаю, в пятнадцать она уже зрелая барышня была, летчик ее в тот год на “Жигулях” возил. Через год ее мамашу схоронили, еще через год Тимоша с разгульной жизнью завязала и стала серьезной путаной. Два года ее ни слышно, ни видно не было. Примерно в десять вечера исчезает, когда ночью возвращается, неизвестно. В четыре-пять сходит в магазин, вся иностранная, строгая, со мной по имени-отчеству, и днем никаких мужиков. А с год назад, может, чуть поменьше, кажется, ушла в монашки. Но через два месяца вернулась.
— А сейчас? — спросил Котов.
— Не пойму я ее. Не гуляет, не ворует, водку не пьет, наркотой не балуется. Мужчины у нее не бывают. На какие деньги девчонка живет? — удивился капитан.
— А женщины у нее живут? — спросил Котов.
— Случается. Вот сейчас поселилась деваха, я проверял, москвичка. — Капитан достал из своей сумки большой блокнот, открыл последнюю страницу. — Нонна Сергеевна Семенова, семьдесят седьмого года, прописана в Москве, имеет “Жигули”, одета модно, похожа на проститутку, но мужиков не водит. Странно, к вечеру уезжают, утром возвращаются. И она не первая, соседи говорят, раньше другие были.
— Лесбиянки? — предположил Нестеренко. — Тимоша нормальная девка, я точно знаю, — ответил участковый. — Может, ерунда, но однажды я зашел, на стене крест висит. Тимоша в жизни в церкви не была.
Крест большой, богатый, только странный какой-то. Вроде как перевернутый.
Котов знал, что крест переворачивают поклонники Сатаны, но ничего не сказал.
— Пьют? — спросил Нестеренко.
— Балуются. Шампанское, ликеры. Я пустые бутылки видел. — Капитан пожал плечами. — Чего в душу лезть, нормальные девки. — Он помолчал, сказал задумчиво: — Недели две назад я Тимошу с незнакомым мужиком видел. Мужик и мужик, нормально, я на Них обратил внимание потому, что было жарко, а мужик весь в черном, и шляпа черная на глаза надвинута, вроде не хочет лицо показать. Собрался я у него документы проверить, а он Тимошу вроде как перекрестил ив такси сел.
— Какого роста, возраста? — спросил Нестеренко.
— Высокий, худой, лица не видел, но походка легкая, быстрая, видно, молодой.
— Не люблю, когда слишком везет, — сказал Котов.
— Так вы мужчину ищете? — спросил капитан.
— И мужчину тоже, и Нонну, которая у вашей Тимоши живет, — ответил Нестеренко.
— Думаю, они сейчас дома, можно зайти, предлог у меня найдется. — Капитан хлопнул ладонью по сумке. — Соседи жаловались, вчера под утро девки сильно шумели.
— Не надо, нового мы не узнаем, — возразил Котов. — Спасибо вам, капитан, вы настоящий мент.
Оперативники распрощались, вышли на улицу, из машины позвонили Гурову в кабинет. Он еще не вернулся, Станислав, злой как черт, выслушал внимательно, матюгнулся, затем сказал спокойнее:
— Черт знает чем занимаемся. Видимо, секта какая-то. Так сейчас все разрешено, закон не нарушается. Проститутки по вызову? Гриша, нам это надо? Ну съездите за ними вечером. Возможно, притон, так я связываться не буду, убежден, Лев Иванович такой мелочевкой тоже интересоваться не станет. Ну проследите девок вечером, хотя уверен, кроме разврата, травки и прочих мелких безобразий, вы ничего не обнаружите.
Только Станислав положил трубку, пришел Гуров, злой, немного растерянный. Стас это понял, потому что шеф без необходимости начал переставлять на своем столе мелкие предметы — стакан с карандашами, настольный календарь, папку с чистой бумагой открыл, тут же закрыл, сел в кресло, поднялся, начал расхаживать по кабинету, остановился напротив Стаса, раздраженно сказал:
— Нам нужны банды, коррупция, склады оружия. Ребята с крыши прыгнули? Молодые, внешне благополучные. А что у них в душах, мы не знаем. Они наши дети, наше будущее! Красиво говорю? Извини! В городе беспредел, днем в центре города расстреливают из автоматов. Мы убийц разыскиваем, иногда даже находим. А ноги где? Из чего все растет? Тюрьмы забиты, туберкулез. Наши товарищи берут взятки.
— Прекрати, Лев Иванович, сам знаешь, каждый должен заниматься своим делом, — ответил Станислав. — А мы с тобой занимаемся черт знает чем. Ну допустим, что у Веры Сергеевой имеется любовник, которого ты называешь иксом. Она выжимает из мужа максимум, чтобы затем уйти к этому любовнику. Это наше дело? Семейные неурядицы у пятидесяти процентов людей, если не больше. Мы здесь при чем, что можно сделать? Партия, в которой мы с тобой состояли, организовала громадный концлагерь. Партию разогнали, людей оставили. Раньше у нас был Генеральный секретарь, теперь секретарь обкома, которого мы с тобой сделали Президентом. Что изменилось? Пустые разговоры. В Думе болтают, правительство меняет программы, пересаживаются с кресла в кресло. Если об этом думать, следует запереть кабинет, ехать к тебе и напиться. Потому что ничего мы с тобой сделать не можем. — Станислав закончил свою длинную речь, безнадежно махнул рукой.
После встречи с матерью Алены на кладбище Гуров находился в упадочническом настроении. Он понял всю бессмысленность своей работы: общество поражено paком, а он пытается уничтожить крохотные метастазы, ну не более того.
Но, когда друг высказал давно известные истины, лишний раз стал доказывать, что они занимаются ерундой и практически находятся в тупике, в сыщике начала подниматься волна протеста. Невозможно признать, что ты напрасно прожил жизнь, ты лишь маленький человек, от которого ничего не зависит. “Я маленький, — рассуждал он, — Станислав, Петр и генерал-полковник Бодрашов тоже маленькие. Но таких малышей полна Россия, если мы все упремся и не сломаемся, корабль не перевернется и в конце концов выплывет”. Сыщик в который уже раз с тоской подумал, что у него нет детей. Так есть другие дети, ради них необходимо бороться.
— Хорошо, Станислав, — сказал он. — Ты сообщил мне много “нового и интересного”, но ты старший опер угро и делай свое дело, а не болтай и не плачь о России. Трудные годы были во все времена, однако пробивались, пробьемся и сейчас. У нас с тобой конкретное дело, мы обязаны выполнить его хорошо. Оставим на время причины гибели ребят. Такие мысли нас угнетают, даже деморализуют. Мы обязаны не допустить новых убийств. Если икс существует, то единственной целью, к которой он рвется, может быть только капитал Платона Викторовича Сергеева.
— Плевал я на Сергеева, убьют, плакать не станем, — сказал, глухим голосом Станислав. — Я уже думал об этом и твою задачу разрешил. В принципе она лежит на поверхности, просто мы такими делами раньше не занимались, а ты адаптируешься в новой среде быстрее меня. Ты вообще более гибок и быстр. Наследников у Сергеева было двое — сын и жена. Одного убрали, как убрали, в конце концов выясним.
— Верно, только наследников у Сергеева сегодня вообще нет, потому к капиталу его не подобраться, — возразил Гуров. — Да, мы подобными делами ранее не зажимались, оттого и новички на стадионе. Вера Кузьминична не жена, а сожительница, права наследования не имеет.
— Вот, дьявол, я же знал об этом! — Стас даже хлопнул себя по лбу. — Так сказать этому подонку, чтобы он не регистрировал отношения, — и он в безопасности.
— Можно, — согласился Гуров. — Как сказать? Послать анонимку? Но в этой троице отношения спаяны прочно. Они имеют друг на друга сильное влияние. Женщина намертво держит мужчину, икс так же плотно держит женщину.
— А нам больно! — возмутился Стас. — Пусть они удавят друг друга. Убийство из-за денег — самоё пошлое убийство на земле.
— Ты это уже говорил. Главное, икс, с некоторых пор я про себя зову его Сатана, окружил себя молодежью, он питается ими, черпает в ней вдохновение и силу и губит молодых людей.
— Стреляет, режет, душит, пьет кровь?
— Стас, извини, ты опер и мыслишь только своими категориями, — сказал Гуров. — У нас сегодня нетрадиционный противник. Он не берет в руки оружия.
— Откуда ты знаешь? — усмехнулся Станислав. — Может, он обычный душегуб, только рядится в некую мистику, создал свою теорию или пользуется старинным велосипедом. Шантаж, наркотик, материальная зависимость, духовная слабость.
— Ты прогрессируешь, с каждым словом все ближе и ближе к истине, — отметил Гуров.
— Вот когда я возьму его за руку и врежу по челюсти, то окажусь просто рядом. Сто против одного, мы имеем Дело с нормальным проходимцем. Оружие в руки он не берет, но не по идейным соображениям, а из трусости. — Стас взглянул вызывающе.
— А тебе не приходит мысль, что у него несколько больше мозгов, чем у нашего обычного клиента? — спросил Гуров. — Возьми “Козырных Валетов”. Люди годы тренировались, завоевали международную славу, стали специалистами “экстра”. Чем закончили?
— Застрелились, — констатировал Стас.
— Когда умный человек берет в руки оружие, свой финал он отлично знает. Разница лишь в длине пути от его первого выстрела и до последнего. Если бы мы с тобой психологически могли убивать за деньги, то пистолеты бы сразу спрятали, — убежденно сказал Гуров. — Хорошо подумать, так найдется множество способов убивать бескровно и недоказуемо.
— Так нам с тобой, выходит, цены нет? — пошутил, Стас.
— А ты знаешь мудрую пословицу, что бодливой корове бог рогов не дает? — улыбнулся Гуров. Сыщику нравилась перемена в настроении друга.
— Однако девяносто процентов убийц просто стреляют, — упрямо сказал Стас.
— Во-первых, не факт, потому что никто подобной процентовки не проводил. Во-вторых, исследовать возможно только случаи выявленные. В-третьих, убийцы в большинстве случаев люди психически ненормальные либо одноклеточные. И тебе данный факт известен лучше, чем кому-либо. — Гуров провел ладонью по столу, словно стирая пыль. — Урок теории закончен, переходим к решению практических вопросов. Позвони Нестеренко в машину, узнай, что у них и почему они долго не выходят на связь.
— Они перед твоим приходом звонили. Девочек установили, подруга Вики жива и здорова. Нонна Сергеевна Семенова в настоящее время проживает у очень шустрой дивчины по кличке Тимоша, по паспорту Татьяна Яковлевна Конюхова. Днем обе дома, умеренно пьют шампанское, ликер, легкое вино. К вечеру уезжают, возвращаются под утро. На проституток не похожи, так как мужчин рядом не видно. Да, в комнате на стене висит перевернутый крест. Тебе все это что-нибудь подсказывает? — спросил Станислав.
— Сатанинство, только я не знаю, что это такое, — ответил Гуров. — Требуется консультация. У нас подразделение, занимающееся сектантством, по-моему, отсутствует?
— Вроде было, но теперь ликвидировали, — ответил Станислав. — Все религии, секты, вероисповедания в законе.
— Ну, все свалил в одну кучу.
— Я занимаюсь розыском убийц, — парировал Станислав. — Образование у меня узкоспециальное.
— Тогда я пойду к Петру, у него образование такое же, но жизненный опыт богаче. Может, он знает кого из старых ментов, кто занимался раньше сектами. — Гуров поправил галстук, одернул пиджак и отправился к генералу.