— Да не делай ты из него бога! — разозлился Нестеренко. — Хороший сыщик, слов нет, и везучий до ужаса.
— На какой машине поедет Тихон? — спросил Котов. — Давай перебираться в твою колымагу.
Ушел, взревев мощным движком, джип, начали выходить на крыльцо девчонки.
— Учитель, когда следующая месса? — спросила одна.
Две другие подошли к новостройке, переговариваясь.
— Как хочешь, Светка, а мне такое не фартит. Ехать за сто верст, чтобы трахаться за гроши, не для меня.
— Не из-за грошей же ты ездишь. Как же Учитель?
— Вы все чокнутые, — ответила подруга. — Иди на Тверскую, там у тебя учителей объявится, матка лопнет.
— Молчи, услышит, дома поговорим.
— Крысы покидают корабль, — прокомментировал Котов. — Пошли быстрее, если он сядет в иномарку, уйдет.
Шлепая по раскисшей земле, оперативники добежали до “Москвича”, только успели сесть, как по дороге, сверкнув фарами, проскочила машина.
— Старенький сто двадцатый “мерс”, номер я записал, — сказал Нестеренко. — Конечно, неизвестно, за кем он числится, но в одной руке, Гриша, все не удержать.
— Вот так и доложишь утром, — огрызнулся Котов.
* * *Утром Гуров со скучным лицом выслушал доклад оперативников, приказал написать рапорта и никому ничего не рассказывать.
— Что упустили монаха, не расстраивайтесь, как всякое дерьмо, он сам всплывет. Джип мы проверим, думаю, неизвестного Игоря вычислим. Вы сработали хорошо, удача вам сопутствовала. Завтра воскресенье, затем выходите по основному месту работы. Будете нужны, Станислав позвонит.
Станислав сидел за своим столом, словно ничего не слышал, никакого участия в разговоре не принимал. Он видел, что Гуров зол на весь мир, и знал почему.
Опергруппа занималась делом, которым интересовались верха, были неприятности у начальника главка и заместителя министра, а выявить удалось обыкновенного проходимца, связанного с мелким бизнесменом, которые готовили убийство другого бизнесмена, более крупного. И хотя Гуров примерно такого результата и ожидал, все равно обидно удостовериться, что ты тратишь время и силы на ловлю мелких грызунов.
Министерство течет, информация уплывает на сторону. Тоже не новость. Станислав с Гуровым говорили об этом месяца три назад, Орлов разозлился на них и выгнал из кабинета. А сегодня утром в коридорах только и разговоров, что министр собрал замов, пригласил к себе начальника службы внутренней безопасности. Известно о совещании в столовой и в сортире, значит, незачем собираться и толочь в ступе воду. Орлова не пригласили. Хотя ежу ясно, вопрос об утечке информации министр должен обсуждать с начальником безопасности, начугро и замом, курирующим их главк, и все. И чтобы о разговоре больше ни одна живая душа не знала. Словно продолжая рассуждения друга, Гуров проводил оперативников и, возвращаясь к своему столу, зло сказал:
— Наши парни тоже знают о совещании, слышали разговор в лифте. Через два дня станет известно в каждом отделении милиции, значит, вопрос о нашей продажности будут обсуждать уличные бомбилы и пьяные дворники. У меня создается впечатление, что я работаю на рынке, торгую поношенными вещами.
Приоткрылась дверь, Орлов не вошел, даже не заглянул, лишь громко сказал:
— Оба зайдите ко мне, — и сильно хлопнул дверью.
Когда друзья вошли в кабинет генерала, то впервые в жизни увидели своего друга и начальника без пиджака и в подтяжках. Видно, Петру надоело постоянно поддерживать брюки, которые сползали с выросшего живота, и он обзавелся подтяжками, над которыми всю жизнь издевался. Увидев офицеров, он щелкнул подтяжками и сказал:
— Я говорил, что оперативник, носящий данный предмет туалета, обязан немедленно отправляться на пенсию?
— Так точно, Петр Николаевич, только в те годы вы были подполковником и не имели в виду генералов, — браво ответил Станислав.
— Что у тебя? Доложи! — Орлов, глядя на Гурова, надел пиджак, сел за стол, привычно сцепил толстые пальцы.
Гуров доложил коротко и только по существу, словно и не было в работе сложностей, все получилось само собой. За такую манеру докладывать результаты разработки Станислав порой друга ненавидел.
— Значит, вам просто повезло, — саркастически заметил Орлов. — Так пусть вам везет и дальше. Выявите монаха, установите его связи с бизнесменом, подготовьте все материалы к передаче дела в прокуратуру.
— Мы не имеем доказательств, Петр Николаевич, — ответил Гуров спокойно. — Выявить и установить возможно, также возможно провести профилактическую работу, вынудить фигурантов отказаться от преступного замысла. О прокуратуре не может быть и речи.
— Нет уж, дорогой мой, меня такой результат не устраивает. На твоей могучей шее висят два молодых трупа. Изволь добиться наказания виновных. — Орлов хлопнул ладонью по столу. — И не говори мне, что конкретные люди не виноваты и нести наказание некому. Я отлично понимаю, на самоубийство ребят толкнуло бездушие родителей, сатанинские козни мошенника, а это в прокуратуру не понесешь. Меня данные вопросы не касаются, делай что хочешь, ты же знаменитый везунок, вот и расстарайся.
— Не понял, господин генерал-лейтенант, но буду стараться, — ответил Гуров, даже не взглянув на генерала.
— И еще! Тебя выдвигают на генеральскую должность с немедленным присвоением звания. Заместителем начальника Управления собственной безопасности. Через некоторое время ты станешь начальником управления, а вскоре заместителем министра. — Орлов натужно хохотнул.
— Прекрасно, господин генерал-лейтенант, только это вряд ли, — ответил, не моргнув глазом, Гуров.
— Сначала ты закончишь начатое тобой дело, затем на переговоры к министру.
— Слушаюсь. Я занимаюсь своим делом, дальше посмотрим. Разрешите идти? — Гуров вытянулся.
— Не разрешаю! Мне приказано получить ваше принципиальное согласие и доложить по инстанции.
— Петр, я никогда не буду работать в Управлении собственной безопасности по очень простой причине. Моя психическая и нервная система совершенно не годится для подобной работы.
— Ты можешь работать, зная, что рядом предатель? — Генерал взглянул испытующе.
— Я же работаю, Петр. — Гуров пожал плечами. — Или мы сегодня узнали о коррупции?
— Я не хочу тебя отдавать. — Орлов вздохнул. — Но выбора у тебя нет. Либо ты переходишь в управление с повышением, получаешь генерала, либо отправляешься на пенсию. Таково распоряжение министра.
— Хорошо, — согласился Гуров. — Я заканчиваю дело по самоубийству, секте и прочее и ухожу на пенсию.
— Не валяй дурака, Лев Иванович, — вмешался в разговор Станислав. — Мы уже раз уходили, не получается, не будем снова смешить людей. Ты родился сыщиком.
— Извини, Станислав, я сказал и ходов назад не беру. — Гуров достал сигареты, отошел к своему любимому месту у окна, закурил. — Как ни печально, друзья, но все в жизни кончается.
— Я знал, что ты не согласишься, но не думал, что сдашься без боя, — в голосе Орлова звучало разочарование. — Ты хорошо подумал? Я говорю с тобой совершенно официально.
— Подумал как умею, — Гуров начал раздражаться. — Кончай, Петр, всем больно.
Орлов снял трубку, соединился с заместителем министра, сказал:
— Сожалею, Алексей Алексеевич, но, как я и предполагал, Гуров отказывается категорически.
— Пусть зайдет, — ответил Бодрашов.
— Простите, не имеет смысла, — начал говорить Орлов, но генерал-полковник уже положил трубку.
— Я не девушка, меня незачем уговаривать, и к Алексею Алексеевичу я не пойду, — сказал Гуров. — Разрешите идти работать?
— Лева, генерал нормальный мужик, но он ходит под министром, будь человеком, я тебя прошу. По-человечески прошу. — Орлов встал, протянул руку. — Сходи, заканчивай с монахом и сдавай дела Станиславу.
— Это вряд ли, — улыбнулся Крячко. — У каждого характер, только у Станислава крем-брюле? Не прощаюсь окончательно, еще увидимся. — Он кивнул и, не ожидая Гурова, вышел из кабинета.
— Сделаешь? — Орлов пожал Гурову руку.
— Сделаю, мой генерал. — Сыщик ответил на рукопожатие и тоже вышел.
— Ну-ну, — пробормотал Орлов. — Думаешь, самый умный. Ну-ну, — и начал насвистывать какую-то веселую мелодию.
Гуров вежливо поклонился секретарше, пересек приемную и без стука вошел в кабинет заместителя министра.
— Здравия желаю, господин генерал-полковник, — сказал сыщик, подходя к столу. — Только не стоит меня уговаривать, тратить слова и время.
— Вы меня с кем-то путаете. Лев Иванович, — сухо ответил хозяин, жестом указывая на кресло и подвигая пепельницу. — Мне не нужны офицеры, которых можно уговорить. Я пригласил вас лишь для того, чтобы сказать: вы совершаете ошибку. Признаться, я считал вас умнее.
— Все мы ошибаемся, Алексей Алексеевич. Я ведь тоже считал себя умнее. — Гуров опустился в нелюбимое, слишком низкое и мягкое кресло и внимательно посмотрел в глаза генералу. — Могу доложить, наша разработка несчастного случая с молодыми людьми конкретных результатов не принесла. Так что Сергееву придется смириться с мыслью, что его сын погиб в результате несчастного случая. Лично я убежден, что имело место самоубийство. Генерал-лейтенант Орлов приказал закончить работу и сдать дела.
Бодрашов кивнул, смотрел на Гурова внимательно, испытующе, будучи уверенным, что сыщик не закончил. Иначе бы он сюда просто не явился.
— Алексей Алексеевич, я бы больше вам ничего не сказал, но без вашей помощи мне не обойтись, — продолжал Гуров.
— У вас есть замечательное качество — вы блестяще умеете раздражать людей, наживать недругов, — сказал генерал-полковник.
— Что выросло, то выросло, — продолжал Гуров, не обращая внимания на неласковый тон хозяина. — Я мент, всю жизнь отдал нашему делу. Я считаю создание Управления собственной безопасности делом крайне необходимым. Но мы, россияне, извечно запаздываем, видимо, нам необходимо преодолевать трудности. Сыщик Гуров при его репутации в нашей конторе, в генеральской форме и на предлагаемой должности — лишь еще один чиновник, пишущий бессмысленные бумажки. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы найти коррупционера, найти голову, а не хвост, и тогда вы, уважаемый, не взыщите и постарайтесь меня прикрыть. Иначе сыщика Гурова посадят в тюрьму.
Гуров встал, вытянулся, смотрел Бодрашову в глаза.
— Дело по выявлению монаха и сбору доказательств может продолжаться и месяц, и полгода. Я ухожу и либо не вернусь никогда, либо приду, когда окажусь в безвыходном положении, и попрошу вашей помощи. Разрешите идти?
Хозяин вытащил свое мощное тело из-за стола, проводил полковника до двери, как-то неловко похлопал его по плечу и довольно сухо сказал:
— Удачи.
Глава 6
Семья Зуевых походила на миллионы других молодых семей, населяющих столицу могущественной державы, именуемой СССР. Миша и Маша учились в одном из многочисленных вузов, на четвертом курсе пошли в загс, сыграли скромную студенческую свадьбу и поселились в одной из двух небольших комнат, которые занимала мать Миши. Отца его никто не помнил, в, семье его имя не упоминалось. Как и положено, через год Маша родила мальчика, которого в честь деда назвали Тихоном.
Маша родила не потому, что хотела ребенка, а просто так, забеременела и родила, обычное дело. Как и в подавляющем большинстве подобных случаев, бабушка приняла на руки младенца, как на Руси исстари принимают свою судьбу, не ропща, обычное дело. Миша и Маша нормально окончили институт, пошли работать в одно КБ, получили полагающиеся сто двадцать рублей и стали жить дальше. Они знали, что у них растет сын, так как ночами он порой плакал за стеной да бабушка настырно требовала на внука денег. Родители деньги давали, и мальчик не умер, рос, с возрастом плакать перестал, вел себя тихо, почти не разговаривал, но Маша и Миша не обращали на такие мелочи внимания. Супруги походили друг на друга не только именем, но и внешностью, как походят платья фабрики “Большевичка” и ботинки “Скороход”. Прикрыть тело можно, отличить друг от друга нельзя. Миша, как муж-кормилец, давал частные уроки, семья не голодала, жили в одной квартире четверо, никто никого не любил, каждый выполнял свои обязанности по мере сил, а на любовь смотрели в кино, изредка читали в книжках. В общем, обыкновенная советская семья.
Когда Тиша пошел в школу, Миша купил букетик цветов, Маша перекроила старый мужнин костюм на школьную форму, бабушка отвела внука до школьного двора.
Как и многие одинокие дети, Тихон с детства пристрастился к чтению, которому его никто не учил, азбуку подарили, остальное как бы само получилось. Он пришел в школу начитанным мальчуганом, иное дело, что он читал и что конкретно застревало в его голове. Читал букварь, сказки, бабушкину Библию, любовный роман, который стащил у матери, детектив, позаимствованный у отца.
Постепенно он выяснил, что в классе собрались почти одни придурки, что он, Тихон Зуев, самый умный, самый высокий и самый красивый. О последнем качестве ему сообщили девчонки. Ребята пытались его отлупить, но, получив отпор, успокоились. Дело в том, что среди книжек, которые попали ему под руку, оказалась одна, которая называлась “Гимнастика по системе Мюллера”. В России данную систему почти не знали, не написавший ее немец был совсем не дурак и для усовершенствования своего тела предлагал людям комплекс упражнений, который не требовал специальных снарядов, даже гантелей.
Мальчик гулял мало, сидел в бабушкиной комнате читал и осваивал систему Мюллера, оказавшуюся интересной. Так Тихон не только окреп, но и заинтересовался собственным телом, что очень пригодилось ему в дальнейшей жизни.
Много разговоров теперь ведется о наследственности, о генах, но до конца в данном вопросе еще человечество не разобралось. Как объяснить, что у двух посредственностей, людей неинтересных как внешне, так и внутренне, родился мальчишка крайне любознательный, умный, главное, прекрасно самообучающийся. Единственными качествами, унаследованными Тихоном от родителей, были хорошее здоровье и абсолютное равнодушие к судьбам и боли окружающих его людей. Он не ходил в детский сад, не служил в армии, его ни разу в жизни серьезно не били, но он твердо знал, что никому верить нельзя, как нельзя ни у кого и ничего просить, ни на кого, кроме себя, надеяться. А также никогда не высовываться, не показывать окружающим, что ты умнее. Он научился постоянно смотреть на носки собственных ботинок, чтобы никто не видел его голубых проницательных глаз, больше молчал, если говорил, то тихим бесцветным голосом, на уроках отвечал хуже, чем мог, не любил, чтобы на него обращали внимание.
Тихон рано понял, что женщины в жизни играют значительно большую роль, чем это считают мужчины, что они хитры и опасны.
К десятому классу он прочитал некоторые вещи Фрейда, Шопенгауэра и Ницше, далеко не все понял, но сила юноши заключалась в том, что он сразу догадался, что не все понял, и внимательно перечитывал авторов, уже став взрослым.
Все ровесники рвались в престижные вузы, а Тихон Зуев уже понимал: вузовские “корочки” иметь надо, хотя никакого значения для успеха в жизни они не имеют.
Когда он оканчивал какой-то гуманитарный институт, бабка умерла, отец куда-то пропал, Тихон ни разу не спросил о нем у матери, которая в меру выпивала, изредка приводила в квартиру мужчин, обращалась с сыном как с соседом, что обоих вполне устраивало.
Тихон был человеком тщеславным, но не стремился к власти комсомольского вожака, понимая, что вместе с погремушками и бубенчиками получит ярмо раба, статус человека униженного, зависимого, постоянно борющегося за выживание. Придется контактировать с большим количеством людей, толкаться, подсиживать, карабкаться по лестнице, которая практически не имеет площадок, ведет вверх или вниз. Такое положение Тихона совершенно не устраивало, все свои надежды на преуспевание он связывал только с женитьбой. Получив диплом, он устроился в районную библиотеку, тут его должны были забрать в армию, но медкомиссия обнаружила неожиданное для него самого плоскостопие и напрочь забраковала.
Это происходило в середине восьмидесятых, а не сегодня, когда в армию могут заграбастать без одной ноги. Библиотека нравилась ему тишиной, обилием книг, возможностью побыть в одиночестве с читательницами, некоторые были совсем даже ничего. В здешнем мире Тихон открыл в себе совершенно уникальный талант, о котором ранее и не подозревал. Он обладал даром гипноза. Выяснил он это не сразу и совсем уж не сразу в такой дар поверил.
Оценив очередную читательницу и решив, что для занятий сексом девушка вполне подходит, Тихон переставал листать книгу, поднимал глаза, смотрел серьезно, проникновенно, мысленно убеждая будущую жертву взглянуть на него внимательнее, слушать его советы и брать не данную книгу, а другую. Сначала он просто радовался, что его почти всегда слушаются. Затем произошел случай необычный: девушка, которую он гипнотизировал, неожиданно покачнулась, схватилась за стойку и сползла на пол. Он бросился ей на помощь и услышал за спиной шипящий злой голос:
— Совсем обнаглел! Как таким мужикам разрешают здесь работать?
Он усадил девушку на стул, дал ей стакан воды, про водил до дверей, обернувшись, увидел женщину, смотревшую на него с ненавистью. Он не понял, в чем дело на злой взгляд ответил прямым взглядом, когда незнакомка выставила перед своими глазами ладонь и довольно беспомощно произнесла:
— Оставьте. Я-то вам зачем, мне уже за тридцать.
В этот поздний час в библиотеке почти никого не было, лишь в читальном зале сидело несколько парочек, они не смотрели по сторонам, им хватало друг друга.
Тихон присел рядом со странной женщиной и, по привычке глядя на свои ботинки, тихо спросил:
— Простите, я вас чем-то обидел?
— Меня вы не обидели, я стара для вас, а вот что вы с девчонками вытворяете, чистое безобразие.
Тихон ежедневно знакомился со множеством девушек. Некоторые нравились ему, он с ними проводил ночь, реже несколько ночей. Но он считал это нормальным, обычным делом. Знакомые, да и посторонние мужчины рассказывали истории значительно круче. Тихон никогда не принуждал женщин, даже не уговаривал, они ложились в его постель сами, он также считал такое положение нормальным. Он парень видный, интересный собеседник, имеет собственную комнату. Себя он считал человеком далеко не ординарным, даже выдающимся, но никогда перед партнершами не выставлялся, внутренний мир глупых девчонок его не касался, да им этого и не понять, а объяснять недосуг. Да и зачем? Они получали тело друг друга, чего вполне достаточно.