— Отвернись, я оденусь.
— Хорошо, — Баграмян поднялся и отвернулся. — А, вот еще что. Одолжи немного вяленого мяса. Я верну на днях.
— Ну ты совсем наглец! — проворчала она, одеваясь. — Что еще попросишь? Может, детей тебе родить?
— Я был бы самым счастливым человеком на планете.
— Ну уж нет. Будь как все. Несчастным…
* * *Оставшись снова одна, Рита уже не могла уснуть. Она сидела на кровати и смотрела на масляную лампу, в стекло которой билась одинокая моль. Женщина уж и не знала, проклинать ей теперь Тиграна или благодарить за прерванный сон. Ей было сладко и тепло в нем. Но оттого острее и боль. Рита вздохнула, позавидовав моли, у которой едва ли есть какие-то другие заботы и переживания, кроме стремления сгореть в этой лампе. А что? Может, это оптимальный выход? Она извлекла из-под подушки свой старый кошелек. В нем давно не было никаких денег. Да и ни к чему они сейчас. Несколько кредиток, потерявших всякий смысл много лет назад, да посадочный талон на самолет, который разлучил ее с Сергеем. Собственно, она ведь сама сделала тот шаг. И его фото… Он, кажется, на какую-то анкету фотографировался… Или на паспорт. Или, быть может, на водительские права? Рита уже не помнила. Но помнила еще давно отмеченный факт — даже фотографируясь на серьезный документ, Сережа озорно улыбался…
А что если он жив? Какой он сейчас? Женщина прикрыла глаза и снова вспомнила, как он запускал фейерверки у нее под окном, радостно махал руками. И вдруг остро ощутила, как он, одинокий, грязный, потерявший все, бредет по разрушенной Москве к ее дому. И стоит у руин. А может, дом и уцелел. И тогда он смотрит в ее пустое, мертвое окно. И ведь он даже не знает, что она уехала. Что она жива, но где-то далеко…
Рита быстро убрала бумажник, уронила лицо в ладони и тихо заплакала, проклиная ту роковую ссору, себя и войну…
Прошло немало времени, прежде чем она выплакалась и наступило какое-то тягостное облегчение. Медленно поднявшись, Рита взглянула на лампу. Моль все еще билась в стекло.
— Уйди, — женщина небрежно прогнала насекомое ладонью и, взяв лампу в руку, вышла из своего жилища. — Что же ты там затеял с этим порошком, Тигран? — тихо проговорила она, идя по мрачному, сырому и темному коридору.
* * *Баграмян хмурился все больше. Ему стоило большого труда каждый раз незаметно подсыпать желтый порошок в кружку Борщова. Вещество имело склонность практически мгновенно растворяться в жидкостях, особенно в алкоголе, и Тигран это знал. Еще он знал, что алкоголь и желтый мох, ну или его производные в виде такого вот порошка, — это гремучая смесь. Но чертов преданный шакал Самохина был еще в сознании. Да, уже заметно пьяный. Языком еле ворочает. Но признаки сознания все еще наблюдались.
Сашу Загорского Тигран в свои планы посветить не успел. Шепнул только:
— Что бы ты не увидел, не подавай виду.
Вот и все. Крот продолжал с интересом наблюдать, как развиваются события. Коньяк он едва пригубил, и дело не в том, что Загорский опасался опаивания Баграмяном и его тоже. Просто к подобным напиткам он был не особо привыкшим.
— Слыш, зизюля, ще ты не пухаешь?.. — пробормотал Борщов, глядя мутными глазами на Саню и водя перед собой обмякшей ладонью. Кажется, очередная доза гремучей смеси перевела Васю за какой-то рубеж. Человеческий облик он стал терять буквально на глазах.
— Да пьет он, что не видишь, — сказал сидевший рядом с Борщовым Баграмян и подмигнув Загорскому, незаметно поднял ладонь.
Саша понял его жест и, приставив кружку ко рту, сделал вид, что пьет. Затем поморщился и «закусил» вяленым мясом.
— А де псе? — икнул Василий.
— Все здесь, братуха! — Тигран, смеясь, похлопал собутыльника по плечу. — Так ты не рассказал. Что там за гости с Красноторовки?
— Ааа, — Борщов махнул рукой и едва не свалился со стула. Но Баграмян его вовремя подхватил и вернул в исходное положение.
— Там. Пехи. Два. А кан базалбекурба…
— Что? — поморщился Тигран.
— Два. Пеха.[18] Из Тараснокоровки. Нылей гоморю, ну чо ты…
Баграмян стал разливать коньяк в кружки. Причем себе куда меньше, чем Василию, а Загорскому не налил вовсе, лишь сделал вид.
Борщов расплылся в идиотской улыбке, глядя, как хозяин комнатушки разливает алкоголь. В этот раз Тигран уже не стал подсыпать порошок. Похоже, уже ни к чему это. Либо он просто кончился.
— Ты классный, Тегеран… хоть и щщурка… — промямлил пьяный, продолжая улыбаться.
Саше показалось, что разведчик сейчас свернет Борщову шею, настолько он резко переменился в лице. Но нет. Сдержался.
— Ну, что там те пехи? — спросил он.
— Напали на Дыроколовку… ык…
— Что?
— Давай, вмажем, а?
— Ну давай.
Они чокнулись и выпили. После очередной порции дурманящего напитка Борщов совсем поплыл.
— А де псе…
— Да здесь все. Кто напал?
— А я хрен его зная… зая… А они… братва… поможайте… нам амба… амбастатдор…
— Чего? — поморщился Тигран.
— Напали на Пупырловку… А они хочат… помогите… А хозяин… Вы знаете моего хозяина, а?
— Да знаем, знаем.
— Он мужыык… я его реально респект… умажуха… Я у него… как Христос на пасеке… за пазу… пазухой… Какая, на хрен, показуха, вы чо? — Он вдруг ошеломленным взглядом оглядел собеседников? — Попутали? А ты! — Борщов сделал злую гримасу и протянул вялую руку в сторону Александра. — Ты, задрот…
— А ну успокойся! — осадил его Тигран, кладя руку пьяному на плечо.
— А, это ты, грузин… Мне майор на их подсыпь в им еду порошок. Им помощь, а не хрен. Понял? Сечкин… он падлюга… хавазатить нас хочет… А хозяин… Метео… метро… говорит… мемецко… мамай… прошелся… а мы сойдем тех, кто напал… и заключим пакт… и Стелочкину тогда… амбассадор… а… а я псо летала… но я… я не знала… ла-ла-ла…
— Так ты им порошок подсыпал?
— А как же? — Борщов хрюкнул и заулыбался. — Вот они хде у муня… — Он похлопал по связке ключей на поясе. — А ишо ты глянешь? А? Мулююк… аливай…
— Чего?
— Аливай…
Тигран взял бутылку и смерил ее взглядом.
— Все. Кончилась, — констатирован он.
— Как… сночилась? — Вася надул губы. — Тащи ащо… Чо ты зырешь… ащо тащи…
— Ладно. Сейчас.
Баграмян поднялся со своего места, не выпуская пустую бутылку из рук. Зашел Борщову за спину. Внимательно посмотрел на невероятно хмельного помощника Самохина. И вдруг взмахнул рукой и со всей силы врезал тому бутылкой по темени. Стекло брызнуло в разные стороны, а голова Борщова отправилась к столу на невероятной для такого пьяного человека скорости. Мало того, что бедолага получил бутылкой, так еще и сильно ударился лицом об стол и… громко испортил воздух.
— Тигран, ты что, сдурел? — Загорский вытаращил на того глаза.
— Тише ты!
— Да что тише? Зачем?!
— Ты помнишь кино про Штирлица? — усмехнулся Баграмян.
— Какое кино?! Ты на хрена?! Мало того, что дрянь эту ему подсыпал…
— Господи! — раздался женский возглас.
Тигран и Александр устремили взгляды на дверь. Там стояла Рита.
— Вы, чертовы идиоты, что наделали?
— Рита, тише! А то сейчас вся община сюда сбежится и будет спрашивать то же самое…
— Вы вообще что тут творите среди ночи? — зашипела женщина. — Так вот ты зачем порошок у меня просил, гад?
— Ритуля, это совсем не то, что ты думаешь, — отмахнулся Баграмян.
— Не то, что я думаю? — возмутилась она. — Я прихожу сюда и вижу пьяные рыла, а потом обладатель одного бьет владельца другого по башке бутылкой. И скажи мне на милость, что тут можно подумать? Ты порошок взял для того, чтобы вмазаться быстрее и сэкономить выпивку? Так?
— Да нет же…
— И теперь мне и за ним ухаживать в лазарете? Это такой бонус к тому укурку, которого мне подкинул намедни Крот? — продолжала негодовать Рита.
— Да при чем тут я вообще? — проворчал Загорский. — Я, кстати, трезвый… Блин, Тигран! Ну в самом деле! Как мы теперь объясним то, что ты сделал?
— А что я сделал? — Баграмян усмехнулся. — Этот ишак сам ничего не вспомнит. Гарантированно. А мы скажем, что он шел пьяный и ударился башкой о свод.
— Как это? — спросил Александр.
— Да очень просто. Потолки у нас низкие, своды округлые и еще ниже. А дурачок этот высокий. Вот, сейчас покажу.
Тигран подхватил бессознательное, словно набитое ватой тряпичное тело под мышки и резко поднял, ударив его уже и без того пострадавшей головой о низкий потолок помещения.
— Господи, да прекрати же ты! — сдавленно вскрикнула Гжель. — Ты Борщову сотрясение головного мозга сделаешь, если уже не сделал!
— Рита, дорогая, ты не находишь, что применять в одном предложении слова «Борщов» и «головной мозг» как-то нелогично?
— Перестань паясничать, Баграмян!
— Да я… Погоди-ка, — Тигран как-то странно поморщился и отстранил от себя висевшее в его руках тело. — А чем это воняет? Ах ты, мать-перемать!
— Чего? — привстал Загорский.
— Да он обос… обкакался!
— Фу-у-у…
— Ну а я о чем? — Баграмян бросил тело на пол.
— Ну что ты творишь, садист! — зашипела Гжель. Затем повернулась к Загорскому. — Саня, может, ты объяснишь, что тут произошло? За что он его так вообще?
Александр вопросительно посмотрел на Баграмяна. Затем вернул взор на Риту и беспомощно развел руками:
— Да я… как бы и сам не понял…
— Ну что ты не понял, братан? Он же сам все рассказал.
— Чего? Да он нес какую-то бессвязную чушь, и я даже не могу сказать, на каком языке он говорил!
— На пьяном. На пьяном языке он говорил, братан. А я этот язык хорошо знаю. Я же балтиец, черт возьми.
— Ну и что? Что же ты понял?
— Стечкин прислал гонцов за помощью. Кто-то напал на его общину.
— На Красноторовскую колонию? — удивилась Рита. — Кто мог напасть на них, и зачем? Среди уцелевших они самые боеспособные и живут на самой зараженной территории. Кому это надо?
— Это совсем не здешние люди. И Самохин это хорошо понял. Вместо помощи он приказал этому гаденышу, — Тигран легонько пнул валяющееся на полу тело, — накачать их порошком из желтого мха и запереть. А Саньке и мне велел найти секретный немецкий туннель, который шел от Кенигсберга через весь Земландский полуостров до самого Пиллау, то есть Балтийска. И, вроде как, туннель охватывает и район Красноторовки тоже. Так, Саня?
— Ну, Самохин сказал, что так, — кивнул Загорский.
— Так вот, Самохин хочет наладить контакт с напавшими. То есть он хочет ликвидировать Красноторовскую колонию, вступив в сговор с этими пришельцами, кем бы они ни были. Именно для этого ему и нужен тот туннель.
— Да с чего такие дикие выводы? — поморщилась Рита.
— С многолетних наблюдений, сестренка. Самохин боится Стечкина. Боится его авторитета, который имеет вес даже тут, далеко от колонии. И силы его боится. С ним, со Стечкиным, остались самые закаленные, умелые и верные морпехи-балтийцы. А это, знаешь ли, та еще силища. И вот тут Самохин увидел призрачный шанс избавиться от опасного конкурента, который к тому же не оставляет попыток договорится о переселении его колонии сюда со своей зараженной территории. Понимаешь?
— Ну допустим. Хотя мне все это кажется притянутым за уши. Ну, а тебе какое до всего этого дело, а Тигро?
— Черт возьми, Ритуля, я старший сержант Вооруженных сил России! И речь идет о моих братьях по оружию!
— Слушай, но ведь Самохин, майор той же самой армии? — пожал плечами Загорский.
— Ай, да брось ты! — поморщившись, взмахнул рукой Баграмян. — Все знают, что как офицер он… ну… то самое, что сейчас выдавил из себя этот потс, — и он снова пнул лежащего на полу.
— И что ты теперь намерен делать? — Рита скрестила руки на груди.
— Как что, — Тигран наклонился и с презрительным видом отстегнул связку ключей от пояса Борщова. — Сейчас мы выпустим ребят и на их бронетранспортере поедем в Красноторовку, предупредим Стечкина. Заодно, может, ему моя помощь понадобится.
— Ты хоть понимаешь, что можешь спровоцировать войну между нашими общинами? — нахмурилась женщина.
— Вовсе нет. Как раз если я возьму инициативу в свои руки, то этого не случится. Все кончится смещением Самохина и его арестом. Давно пора тут порядок навести. А этот майор переступил черту, к которой даже приближаться не следовало.
— А ты знаешь, где они заперты? — спросил Александр.
— Конечно. Тут ключи от подсобок и гостевых комнат для делегаций извне. А эти помещения вдали от жилых казематов. Очень удобно, кстати, держать там пленников в тайне от всех. Рита.
— Что?
— Ты знаешь, как привести в чувства людей, которых накачали желтым мхом?
— Ну… — она пожала плечами. — Зависит от дозы. Может нашатырь помочь. И холодная вода.
— А у тебя есть нашатырный спирт?
— Конечно.
— Так. Значит, идем к тебе и потом освобождаем пленников. Ну и в чувство их приводим.
— А с этим что делать? — Загорский указал на Борщова, который что-то промычал в своем трансе.
— Надо его на кровать положить. На каменном полу еще воспаление заработает, — вздохнула Рита.
— На кровать? — голос Баграмяна выражал неописуемый протест. — Да его даже в помещении этом оставлять нельзя! Провоняет все.
— И что ты предлагаешь?
— Есть идея.
Тигран подошел к дальней от входа стене и сорвал висевшее там матерчатое полотно.
— Ой, а где стена? — удивленно произнесла Рита, глядя на чернеющий свежий пролом в древней кирпичной кладке. — Ребята, что со стеной случилось-то?
— Она упала, — ответил Тигран, хитро улыбаясь. — Так, Санчо. Бери его за ноги, а я за руки, и перенесем сюда. Пусть тут смердит.
— А чего это я за ноги? Там воняет.
— Ну, черт тебя дери! Ладно, давай я за ноги.
Они потащили невероятно воняющего Борщова в потайную комнату. Рита светила лампой, подняв ее повыше.
— А что в тех ящиках? — удивилась она, когда тусклый свет лампы выхватил из мрака деревянную тару, аккуратно сложенную в тайнике.
— Да консервы какие-то немецкие. С войны еще. Ну, с Великой Отечественной я имею в виду… Так, Саня, давай в тот угол. Подальше, чтоб не воняло в хате…
— Да вы что? — снова возмутилась Рита. — Не кладите его на сырой пол!
— Ну ладно. Сань, давай на ящики его…
— А если он будет ворочаться и упадет оттуда да сломает себе что-нибудь? — прокряхтел Загорский.
— Ну, черт возьми, друзья, что же вы все из мухи слона-то делаете, а? — вздохнул Тигран. — То то не так, то это не эдак.
— А вот нечего было его чувств лишать, — покачала головой женщина.
— У него их и не было. Ну так что делать-то с ним предлагаете?
— Погоди, — Александр опустил свою часть ноши на пол. — В моей каморке старый матрас был. Постелим на полу, и пусть лежит на нем.
— Не жалко? — хмыкнул Баграмян.
— Так он на матрасе будет. Матрас толстый. Не простудится, — развел руками Крот.
— Ну, так я про матрас тебе и говорю, дурилка. Матрас не жалко?
— Чего его жалеть? Он старый и грязный. Только моль к себе привлекает. Личинок там, небось… Давно его выбросить собирался.
— Ну, тащи давай. Время идет, — перебил его Тигран.
Глава 9 DIGNIDAD
Прибой лениво шелестел за бронелистами боевой машины. Погода была совершенно спокойной. Но даже она не предвещала ничего хорошего любому человеку, решившему в эти предрассветные минуты пройтись по пляжу балтийского побережья Земландского полуострова.
С моря тянулся практически непроницаемый туман желто-ржавого цвета. Казалось, он остановился плотной стеной над линией прибоя. Но это была лишь оптическая иллюзия. Туман уже давно заполз и на берег. На востоке горизонт уже загорелся багряным заревом, но отсюда восход не видно. Лишь алый блеск в подбрюшье облаков говорил о возвращении солнца после ночных блужданий на той стороне земного шара. Пляж еще был в тени. Черные силуэты деревьев причудливо проявлялись в тумане своими зловещими тенями.
— Чертов живописный пейзаж, будь он неладен! — проворчал Колесников, глядя в перископические смотровые приборы бронетранспортера.
— А крабы ушли? — прошептал один из бойцов.
— Нет. Бродят по песку. Следы ребят ворошат. Это хорошо. Пусть ворошат.
Солнце поднималось все выше. Алые облака стали розоветь. Небо прояснялось на глазах, а туман словно становился все ниже и желтее. Даже слегка прозрачнее.
— Командир, а мы тут надолго? — послышался недовольный голос другого бойца.
Колесников повернул голову и оглядел боевое отделение со своими подчиненными.
— Так, я не понял, гвардия, что еще за разговорчики такие? Сколько надо будет, столько и пробудем здесь. Ясно? Не слышу!
— Так точно!
— Ну вот то-то же.
Колесников вернулся к наблюдению. Теперь в тумане было еще что-то. Какой-то огромный черный силуэт вырисовывался в море. И это вовсе не тень от прибрежного леса.
— Так, парни, я что-то вижу.
— Чего там? — оживились бойцы.
— Пока сам не пойму толком. Что-то…
Силуэт приближался и постепенно его образ проявлялся в туманной дымке. Теперь Колесников понял…
— Это корабль!
— Корабль?
— Да. И большой. Больше наших БДК-шек.[19]
— Может, дрейфует? Заброшенный давно?
— Может… Хотя нет, — Борис мотнул головой. — Кажется, дымок из трубы. Так, а это что?
От теперь уже явственно различимого силуэта судна стал подниматься какой-то другой силуэт, почти круглой формы. И что-то тянулось к носу корабля.