— Может, не стоит туда идти? — прошептала женщина.
— А больше некуда, — тихо отозвался Баграмян, шаря впереди лучом фонаря.
— Но там что-то есть!
Загорский вскочил на ноги и его снова прошиб озноб, как во сне.
— О чем вы?!
— Рита говорит, что слышала какой-то скрип, — нервно дернул головой Баграмян.
— Ну да. Такой далекий, протяжный, с эхом. Ну неужели ты не слышал?
— Совсем ничего, — Тигран пожал плечами. — Прикорнул я немного. Ничего не слышал. А ты, Саня?
— Я тоже задремал.
— Рита, может, тебе показалось?
— Ничего мне не показалось! Я отчетливо слышала!
— Ну, значит, скоро узнаем. Саня, бери вещи да двинем дальше. Засиделись мы тут.
— Ребята, я не хочу туда идти! — с паническими нотками заговорила Гжель.
— Рита, я думаю, оставаться одна ты хочешь еще меньше. А мы с Саней идем именно туда. Верно, Саня?
Загорский поежился:
— В-верно…
* * *— Вот эта часть нашего убежища еще немцами построена. — Стечкин обвел участок на разложенной по столу схеме пальцем. — Найдите этому Гомесу там помещение. И так, чтобы нужно было минимум охраны для возможности наблюдать за его перемещениями. Дайте ему книжек. Завалите его ими. Достоевского там, Пушкина… Нет, Пушкин африканец… Стругацких… Нет, Стругацкие евреи… А пофиг! Все подряд давайте. Пусть сидит в этой норе и читает. Да пусть держится подальше от этих участков. Это жизнеобеспечение. И от женщин пусть подальше держится. А то уж больно внешность у него экзотическая, а бабы — они того. Финики да бананы любят…
Все присутствующие тихо засмеялись.
— Никита, ты понял?
— Да, командир, — младший сержант кивнул. — Все сделаем быстро и в лучшем виде.
— Ну давай. Приступайте.
Часть людей покинула помещение и отправилась устраивать жилище для пленника, превратившегося в гостя, а точнее, в наблюдателя от противной стороны, с которой теперь заключен мирный пакт.
— Колесников, Боря. Усиленные посты остаются усиленными. Я этим крестоносцам не доверяю. Но первый выстрел по незваным гостям теперь не на поражение, а предупредительный, в воздух. У нас уговор: ни мы у них внезапно не появляемся, ни они у нас. Только после предварительной договоренности. Вот этот секрет на берегу моря от греха подальше переместить сюда, ближе к нам… Отсюда все равно можно наблюдать за их телодвижениями на берегу. Не так подробно, но все же.
— Все ясно, — кивнул Колесников.
Стечкин тяжело вздохнул и уселся на койку. Прикрыл глаза.
— Чертово мексиканское пойло…
— Что, командир, текила в мозг ударила? — усмехнулся Шестаков.
— Да ну ее! Только башка гудит, а удовольствия — никакого. Да еще изжога, мать ее.
— Папиросный пепел проглоти. Поможет от изжоги, — предложил старший прапорщик.
— Да знаю я… Так. Боря.
— Тут я, Васильич.
— Слушай, тебя тоже не отпускает этот эпизод про Трумэна и Гитлера?
— Это когда Рохес, типа, неправильно перевел? Да, есть что-то сомнительное. Тоже из головы не выходит.
— Вот и я о том. Ну ведь полный бред, что они приперлись тупо за патронами к своим «Штурмгеверам». Нелепица. Что-то здесь есть такое… особенное.
— А что было у немцев в то время? Ракеты «Фау»? — Прапорщик задумчиво потер подбородок. — Ну «Фау-1», еще куда ни шло. Но небольшая дальность полета и низкая точность сводят их эффективность почти к нулю. «Фау-2» слишком сложно в наше время. Топливо брать неоткуда, да и запускать их как? И зачем? И по кому?
— Оружие возмездия, — тихо проговорил Колесников.
— Эх, капитан! Эти ракеты — и есть то самое оружие возмездия, — усмехнулся Шестаков.
— Ни фига, — Борис по-ребячески мотнул головой. — Тут что-то другое.
— Боря, — Стечкин наконец открыл глаза. — Ты, кажется, на физмате учился, до того как по военной линии решил пойти?
— Да половину курса только. Не осилил. А что?
— Что ты знаешь об атомном оружии?
— Оно, мать его, разрушительное.
— Вот теперь, Боря, ты официально нарекаешься «Капитан Очевидность»! — захохотал, кашляя, Шестаков.
— Старый, а чего ты ржешь? На улице давно был? Там все в деталях про атомное оружие…
— Да не серчай, кэп, — улыбнулся Стечкин. — Что ты знаешь о немецком атомном проекте?
— Командир, ты думаешь, что где-то тут у нас закопана атомная бомба Гитлера, и они за ней пришли? Чепуха!
— Почему?
— Ну, — Борис развел руками, — даже не знаю, как сказать. Да, у них был свой атомный проект. И когда началась атомная гонка, они даже опережали британцев, американцев и наших. Но потом пошли по ложному пути и ничего не добились.
— А что за ложный путь, объясни?
— Да как я объясню? Тут в физике надо шарить.
— Ну, расскажи по-простому, — развел руками Стечкин. — На пальцах.
Колесников почесал затылок.
— Ну, короче. Начальная стадия — получение оружейного урана. Это ведь только потом до плутония дело дошло, а первая бомба урановая изначально. Даже у американцев. Короче, просто урановая руда не пойдет. Нужна технология получения урана, который даст нужный эффект бомбы. И есть два пути его получения: технология, основанная на графите и на тяжелой воде…
— Чую, эту тяжелою воду мы и пили, — проворчал Стечкин, снова прикрыв глаза. — Боря, ты продолжай. Я слушаю.
— Ну вот, сначала они провели опыты с графитом. Но графит был плохо очищенный. Опыт неудачный, короче. Они от него отказались и перешли на технологию тяжелой воды. Но этот путь намного сложнее. Следовательно, идя по этому пути, место лидера фрицы со временем упустили. Ну а потом девятое мая, и все. Привет.
Стечкин открыл глаза и уставился на Колесникова.
— Они что, один только опыт с графитом провели?
— Вроде да.
— И сразу отказались от него?
— Ну, бомбу ведь Гитлер не получил…
— Хм, — Стечкин задумчиво уставился в потолок. — Это не немецкий стиль.
— То есть?
— Ты видел этого центуриона. Весь такой аккуратный, чисто выбритый, подстриженный ровненько. Он чистокровный прусак, хоть родился и вырос в Чили. Немцы ведь педанты, аккуратисты до мозга костей. В основном. И особенно — в науке. Один неудачный опыт с грязным графитом не заставил бы их отказаться от этого пути. Да он вообще никого не заставил бы.
— Да, но…
— Погоди, Боря. А что если они для всего мирового сообщества физиков пошли по пути тяжелой воды, а на самом деле… Это лишь пыль в глаза для всего мира.
— Так ты хочешь сказать, командир, что тут немецкие атомные бомбы и чилийцы прибыли за ними? — усмехнулся Шестаков. — А не проще им было доплыть до Соединенных Штатов, ну или того, что от них осталось, и добыть какую-нибудь боеголовку из сохранившейся шахты?
— Эдик, современное ядерное оружие очень сложно привести в боевое состояние. Там много степеней защиты и элементарных «предохранителей от дурака». Много всяких «НО». А каков принцип урановой бомбы? Ну-ка Боря, блесни знаниями!
— Пушечно-ударный.
— А точнее?
— Два куска урана внутри бомбы выстреливаются навстречу друг другу. Врезаются на большой скорости, и это вызывает в них реакцию. То есть — взрыв.
— Ну, Эдик? Что может быть проще? По-моему, только получить по морде в баре.
Улыбка исчезла с лица прапорщика. Он взглянул на Колесникова.
— Кэп, скажи, что все это чушь. Что не было у Гитлера никакой атомной бомбы.
— Ну, если бы и была, почему он ее не применил? Тупо очканул? — развел руками капитан, обращая свой вопрос на командира.
— Не знаю я, — вздохнул тот. — Может, чушь все это на самом деле. Но давайте-ка, товарищи, будем исходить из наихудшего сценария. А именно, что атомная бомба все-таки была, и пришли они за ней.
— Может, все-таки наведаемся к Педро с паяльной лампой? — поднял левую бровь Шестаков.
— Нет, дружище. У нас пакт. Да может, он и сам ничего не знает. Но глаз с этих чертовых археологов спускать нельзя. Не приведи господь такому оружию попасть в руки тех, кто носит свастики на рукаве. Уж если мы умудрились такими штучками угробить свой мир, то на что способны нацисты?
Глава 18 РЕЛЬСЫ И КОСТИ
Вторая развилка. Первая заканчивалась глухим завалом в двух направлениях. Какая-то сила обрушила сложные железобетонные перекрытия и замуровала альтернативные пути. Теперь был выбор — направо или налево?
— Сначала направо. Принцип правой руки, — подытожил Тигран и двинулся первым. Остальные за ним. Метров через сто они снова наткнулись на завал. Только выглядел он странно. Баграмян поначалу чертыхнулся очередной неудаче, а потом обратил внимание на характер разрушения. Казалось, что вызваны они были не временем, а каким-то мощным взрывом. Многие обломки встречались им задолго до самого туннельного тромба. Баграмян присел и стал внимательно изучать пол у завала, светя фонарем.
— Ребята, что-то мне подсказывает, что прежде, чем коридор обрушился, оттуда выплюнуло много кусков бетона и еще чего-то.
— Это как? — удивился Загорский.
— Может быть, взрывом? Не мог же эти куски кто-то просто таскать оттуда и бросать как попало, пока все не рухнуло? И здесь было много огня. Гляньте, вот кусок оплавленный. Вот еще один.
Александр присел на корточки и тоже стал осматривать куски выброшенных обломков.
— Тигран, смотри. Вот тут стекло. И вот еще.
— Где? — Баграмян присоединился к Загорскому, который протянул ему бесформенный кусок, представлявший собой какую-то мешанину из камня и мутного темно-зеленого стекла, поблескивавшего гранями в свете фонарей.
Взяв в руки странный обломок и повертев его несколько секунд, Тигран вдруг вытаращил глаза и отбросил предмет от себя.
— Мать твою! — воскликнул он и тут же полез в свой рюкзак.
— Что?! Что такое, Тигран?! — взволнованно заговорила Рита. — Что это?
— Я уже видел такое стекло, — нервно бормотал тот, ища что-то среди своей походной утвари.
— Где?
— На Чкаловском аэродроме. В эпицентре взрыва.
— ТО ЕСТЬ?!
— Это расплавленная порода. Или камень, или бетон, или все вперемешку. Или глина. Ее так плавит взрыв. Ядерный взрыв. Превращает в стекло…
Он судорожно извлек свой дозиметр и, включив его, приблизился к обломку стекла покрупнее. Дозиметр затрещал.
— Зар-раза! — прорычал Баграмян и проверил другой обломок. Тот же треск. Тогда он быстро подскочил к завалу. Треск усилился.
— Сваливаем отсюда! Быстро! Ну же!
Они бросились бежать от жуткой, невидимой, медленной и мучительной смерти, о присутствии которой так настойчиво говорил своим треском дозиметр.
«За неподчинение надзирателю — смерть.
За опоздание на построение — смерть.
За распевание песен в бараке — смерть.
За утаивание еды — смерть.
За саботаж — смерть.» — пульсировали в голове Загорского, в такт его бегу, строки из найденной листовки.
«За то, что мы вошли в этот запретный и запредельный мир, — смерть, — дописал он новую строку в мыслях. — Смерть! Она всюду! Она с нами! TOD!».
Он обернулся и взглянул в преследующий их мрак. А там словно тот самый мерзкий серый лик возник и скалился своими жуткими зубами, как олицетворение этого, невесть откуда взявшейся под землей призрак радиации и самой смерти. Все перемешалось в голове Крота: плачущая Лена Бергер, хаос, царивший в его квартире, часовня у военного училища, разбитый Ан-2 на «Дэвау», фоторамка, пукающий Борщов, обкуренные Чел и Марля, удар за железной дверью, метки мелом на стене, кусок стекла, лысина Самохина, пряжка немецкого солдата на ящиках со странными банками и надпись на ней — «GOTT MIT UNS». Бог с нами? Нет! Смерть! Смерть с нами!
TOD MIT UNS!
И он врезался в оступившуюся и падающую Риту. Медичка же вскинула руки и успела схватиться за рюкзак на спине Тиграна, увлекая его за собой. Баграмян упал. Рита на него. Загорский — рядом.
— Дорогая, ну не здесь же… — пробормотал, тяжело дыша, Тигран, выползая из-под женщины, — постеснялась бы молодого человека…
— Дурак!.. — фыркнула сквозь отдышку Рита.
— Мы… Мы глупость делаем… Моя вина… — продолжал тяжело вздыхать Баграмян и снова полез в рюкзак.
— Что не так?..
— Нельзя бежать. Мы бежим и делаем глубокие вдохи. А значит… вдыхаем эту гадость вместе с пылью. Никакого… больше… бега… — урбан извлек несколько ватно-марлевых повязок и раздал своим спутникам. После этого надел такую же сам.
— Не весть что, конечно, но хоть что-то.
— Сколько тут? — тяжело проговорил Загорский, сморкаясь на пол, перед тем как надеть повязку.
Тигран снова обратился к своему дозиметру.
— Ниже, чем там, но выше, чем надо. Поднимайтесь. Уходим отсюда.
* * *Фон продолжал оставаться повышенным, хотя снижался по мере их углубления от той злополучной развилки в левый туннель.
— А что ты делал на аэродроме? — спросил Александр.
— Хотел своими глазами увидеть эпицентр. Это лет пять назад было. Насмотрелся.
— Так что же получается, мы под аэродромом? — произнесла Рита.
— Почему?
— Ну, на него упала ядерная ракета. Потому и туннель тот обрушился, и стекло это проклятое.
— Саня, как по твоим прикидкам? — Баграмян взглянул на Загорского.
— По моим прикидкам, мы уже далеко на северо-западе от Калининграда. И Чкаловский далеко позади.
— Может, другой эпицентр? — продолжала Гжель.
— Насколько я знаю, в области было два удара. По Балтийску, потому что там база ВМФ, и по военному аэродрому, потому что это единственный форпост нашей авиации в регионе. Сильно гадить рядом со своими союзниками они не хотели.
— Так, может, наши ударили позже? — предположил Александр.
— Наши? Им-то это зачем?
— Ну, по вражеским силам вторжения…
— Саня, тут не было вторжения.
— Ты уверен?
— Уверен. Ракеты просто не дали никому опомниться. Польские солдаты, может, и успели бы вторгнуться. Но они ведь разместили на своей территории американскую систему ПРО, а это приоритетная цель. И били по этой цели массированно, на случай перехвата одной или двух ракет. Они даже просто из казарм выбежать не успели. У нас в области было два удара. Два. Балтийск и Чкаловский, то есть, считай, Калининград.
— Тогда откуда это… там?
— Я понятия не имею, если честно. Может, какой-то наш подземный склад сдетонировал. Ну там, «Москиты»[34] для кораблей с ядерной боевой частью хранились. Или ракеты для «Искандера».[35] Хотя, черт возьми, ни о каких других взрывах я не слышал.
Они прошли еще немного и снова наткнулись на развилку. На сей раз — не похожую на другие. Здесь начинались три туннеля, расходящиеся веером. Они были в сечении крупнее того коридора, из которого вышли путники. И, самое примечательное, каждый туннель имел рельсы. Колея была заметно шире, чем та, что попалась вначале.
— Ну что, правило правой руки? — улыбнулся Загорский.
— На этот раз нет, — мотнул головой Баграмян.
— Тогда какой путь выберем?
— А ответ перед нами.
— В смысле?
Тигран присел ближе и посветил фонарем. В центре развилки находился круг из массивных досок, в котором блестели отрезки рельс. Это, видимо, такой своеобразный механизм перехода с одного туннеля на другой. В диаметре круг был не более трех метров, следовательно, перемещающийся по этим рельсам транспорт не должен быть длиннее. Иначе он на вращающуюся площадку не поместится. В круглой площадке были и сложенные рычаги для ручного поворота, хотя сам механизм наверняка давно заржавел. Как и рельсы в левом и правом рукаве. А вот поверхность рельс в центральном туннеле, которая обычно контактирует с колесами транспортного средства, блестела в лучах фонарей.
— Черт возьми! — сдавленно воскликнул Загорский. — Этим путем кто-то пользовался!
— Причем относительно недавно и, похоже, регулярно, — хмуро кивнул Тигран. — Этим путем и двинем.
— Ты уверен? — Рита неодобрительно на него посмотрела. — Вдруг там кто-то есть?
— И мы должны знать, кто, — решительно кивнул Тигран.
Загорский вздрогнул. Что если там кроются ответы на его вопросы? Особенно один вопрос… Что это за тварь смотрела не него из воды… с фотографии… и вообще…
Это было страшно. Безумно страшно. И до того манил этот страх за собой, что не было сил сопротивляться. Словно он кинулся в эту авантюру только ради этого исчадия ада…
Сделав несколько шагов в центральный туннель, исследователи увидели, как свет фонарей очертил впереди какую-то конструкцию, стоявшую на рельсах. Еще через несколько шагов стало ясно, что это некое подобие дрезины. Конструкция ее навевала на старую максиму — все гениальное просто. Стальной каркас, деревянный настил в центре и две велосипедные рамы слева и справа. В движение дрезина приводилась так же, как и обычный велосипед, — педалями и цепью. Обычная велосипедная седушка и руль, который, конечно, был не для руления, а просто для удобства. Чтоб было куда деть руки. Обе велосипедные конструкции направлены в разные стороны, то есть для удобного движения вперед и назад.
— Поглядите, Маргарита Казимировна. Вот и карета подана, — улыбнулся Тигран такой находке. Однако складывать на деревянном настиле вещи он не спешил. Сначала надо осмотреть транспорт. Настил не гнилой, хотя видно, что доски старые. Судя по всему, в свое время их хорошо чем-то обработали. Сама рама местами тронута коррозией, однако заметно, что оси, цепи и «звездочки» тщательно смазаны. Это говорило о том, что дрезиной пользуются, и за ней есть уход.
— Занятно, — хмыкнул Тигран, проведя осмотр. — Машинка ухожена. Подозреваю, что где-то поблизости должен быть и наездник.