— Черт! Ну и тяжесть! Что же в них такое? — он все-таки с трудом извлек банку и, оторвав бумагу, стал разглядывать. Масло сделало свое дело. Несмотря на очень долгий срок, что они тут лежат, ржавчина тронула только ободки крышки и дна, да и то слегка. Этикетки на банке не было, только отчеканенное на крышке клеймо в виде тупозубой шестеренки со свастикой в центре. — Странное какое-то клеймо для провианта…
— Да у фрицев этих все какое-то странное было… Глянь, шинель кто-то оставил.
В дальнем углу на одиноко стоящем ящике действительно лежало то, что когда-то было шинелью. Тлен настолько изъел одежду, что она напоминала больше скомканную марлю. Причем характерный мышиный цвет формы вермахта давно приобрел какой-то гнилостно-зеленый оттенок. Поверх шинели лежал задубевший ремень с бляхой. Александр подошел и посветил на нее. Бляха была ржавой, но круг с орлом и все той же свастикой в центре проглядывался все еще хорошо. Над орлом полукругом шла надпись «GOTT MIT UNS».
— Что тут написано? — спросил Тигран.
— Бог с нами, — мрачно произнес Крот.
— А. Типа как на баксах писали? In god we trust?[7]
— Дословно нет, но по смыслу, наверное, то же самое… Кто бы не оставил это здесь, похоже, они сильно торопились. Наверное, запыхался солдат, затаскивая сюда эти ящики, вспотел, вот и снял шинель с ремнем. А потом офицер громко и настойчиво велел убраться отсюда и заложили тайник.
Александр прикрыл глаза, вгоняя себя в тот транс благоговения, который дарили ему ощущения от прикосновения к таинственной истории Третьего рейха. Он словно увидел, как солдаты вермахта спешно тащат сюда эти тяжелые ящики. Как вокруг царит нездоровая суета и всюду слышится лающая немецкая речь. Он будто оказался в том времени, невидимый для усталых и задерганных резкими окриками начальства солдат.
— Эй, ты чего? — Тигран бесцеремонно толкнул Диггера.
— Задумался, — пожал плечами тот. — Давай откроем одну банку? Все-таки что-то тут не так. Что же это за еда…
— Ага, откроем, — ухмыльнулся сосед, не дав ему договорить. — Но сперва ты мне скажи, дружок, что за история там у тебя с Челом и Марлей случилась?
— Не понял, — Александр уставился на соседа, — Баграмян, ты что имеешь в виду?
— Я по этому поводу, кстати, к тебе на огонек зашел. Что с Челом?
— Утонул он, — нахмурился Крот.
— Ага, и в честь этого ты реанимировал Марлю? Имею в виду, что ему после этого реанимация не помешала бы.
— Я уже все Самохину объяснил. Тебе-то что надо?
— Нож мой у Чела был. Банку открыть нечем. Он, часом, перед тем как сгинуть, ножик мой не обронил?
— Нет. Ты про тот спецназовский клинок?
Тигран кивнул:
— Именно.
— А на кой черт ты его дал этому торчку?
— Ага, дал, — фыркнул Баграмян. — Он его украл. Ксюха призналась. Они недавно выходили наверх, мох собирать. Так вот этот пес моим ножом свою дрянь соскабливал. Где он утонул-то?
— Ты что, достать хочешь? — теперь усмехнулся Александр.
— А почему бы и нет?
Загорский вздохнул и вернулся в свою комнату:
— Ладно. Покажу тебе тот колодец. Только не сегодня.
— Ага. Спасибо тебе, сосед. Мне сегодня все равно в рейд на поверхность идти.
— Ну, туда идти долго, где он утоп. Тебе это время лучше на отдых потратить перед рейдом. Скажи лучше, что нам теперь с этой дырой делать?
— Как что? У нас теперь квартирки больше будут, — засмеялся Тигран.
— А грибок?
— Ну, добуду хлорку, известь и карбид да обработаю как следует…
— Спятил? Тут же придется выселять всех из этой секции!
— Ничего, недельку перекантуются на чемоданах. Места у нас много, куда можно переселить на время. Так ведь?
— Реакцию их не предполагаешь?
— Я тут человек авторитетный. Бузить не будут, — махнул рукой Тигран.
— Ну-ну, авторитетный, — хмыкнул Александр.
Сосед прищурился и посмотрел на него:
— В чем дело?
— Комендант тобой недоволен очень.
— Почему это?
— Из-за твоих нескрываемых симпатий лидеру Красноторовской колонии.
Тигран ничего не сказал, только улыбнулся недобро. Затем загадочно покачал головой:
— Ладно, поглядим… Тебе что-нибудь надо с поверхности?
Александр задумчиво уставился в округлый потолок из красного кирпича и почему-то подумал, что из-за грибка он однажды рухнет обитателям на голову. Затем память выудила из своих глубин строгие угловатые сечения железобетонных тоннелей. Ниша от электрощита. Крутящийся пол. Егор. Руслан. Лена…
— Достань мне фоторамку, — тихо сказал Крот.
— Чего?
— Цифровую фоторамку. Помнишь такие?
— Помню. А на кой она тебе сдалась теперь?
— Просто найди. Это ведь несложно, в Кениге магазины со всяким электронным барахлом на каждом углу были. Только обязательно в упаковке. Есть шанс, что там схемы не окислились, и она заработает. Электричество ведь у нас есть…
— Ладно. Обещать не буду, но постараюсь, — Тигран хлопнул Александра по плечу и сквозь дыру направился в свое жилище.
Крот подошел к своей тумбочке у изголовья койки. Выдвинул ящик. Порылся в бумагах и извлек из глубин старую фотокарточку с изображением какой-то решетки кованой стали, с коваными же буквами «Jedem das Seine».
— Каждому свое, — отрешенно произнес он перевод. Следом в его руке оказался небольшой круглый значок национал-социалистской немецкой партии со свастикой в центре. И последнее, что он извлек, это серебристый цифровой фотоаппарат. Тот самый, что Ленка Бергер взяла с собой в их последний поход.
Глава 4 КОНТАКТ
— Какие шутки, Эдик! — Стечкин проводил взглядом еще пятерых бойцов, торопливо движущихся к дегазационной, бряцая оружием. — Кто мог такое сделать? В Балтийске нет людей. В Приморске и Янтарном — тоже. Само собой, и в Дивном нет. Да вообще нет нигде, кроме нас, пятого форта и Пионерского.
— Ну а эти откуда взялись, по-твоему? — развел руками Шестаков.
— Да мне почем знать? — Павел раздраженно пожал плечами. — По морю пришли!
— По морю? — усмехнулся прапорщик. — Это по нашему-то морю?
— Ну не по воздуху же, Эдик. Лодка пионерцев ведь пришла как-то. И это в те еще годы, когда все хуже было и с воздухом, и осадками.
— Так может, они?
— Эдик, я знаю тамошних лидеров. Они нормальные, вменяемые люди. Даже лучше, чем Самохинские. Не они это.
— Надо бы языка взять. Вот он и расскажет.
— Я тоже думаю об этом. Очень надо взять. А пока оборона… Птица! Эй!
По коридору послышался топот и возник Скворцов, на сей раз не в своем ОЗК, а в повседневном облачении бункера: камуфляж, портупея с флягой, гвардейский значок и висящий на груди погон лейтенанта.
— Товарищ гвардии майор! Два БТРа готовы. Люди тоже.
— Отлично. Садись и дуй на всех парах в Калининград. В Пятый форт. Сообщи им, что тут происходит. Желательно, чтобы Самохин своих бойцов в твои коробочки погрузил — и сюда, на подмогу. Неизвестно, сколько нам гостей ждать, там должны по-любому знать, что на нашу землю враг пришел. Понял?
Скворцов сделал удивленное лицо:
— Павел Васильевич. Я думал, что нам…
— Оборона и без тебя выстоит, герой. Твоя задача не менее важна. Выполнять приказ!
— Есть!
— Стой!
— Да?
— Рации рабочие на коробочках?
— Были — да, но ведь не пользовались…
— Короче, так. Убедись, что рабочая. Если что, возьми другую. Дробот сейчас внешнюю антенну подключит. По карте ты ориентируешься хорошо, так что имей в виду: от Кумачово или от заброшенного аэродрома Дунаевка должна ловить. Позывные помнишь?
— Конечно.
— Ну, все. С богом! И давай все по-быстрому!
Скворцов бросился к выходу.
— Так. Эдик. На тебе внутренняя безопасность.
— Ты меня совсем в старики записал? — покачал головой Шестаков.
— Дружище, давай не сейчас, а? Времени мало, — досадливо поморщился Стечкин.
— Ну ладно. Говори.
— Короче, так. Как только мы выйдем, закрыть все наглухо. Причем внутренние гермодвери по всему бункеру тоже задраить. И чтоб все были на своих местах. Дальше. Мы пробудем там минимум четыре часа. Даже если никто не придет. Если будет все спокойно, я начну отпускать по одному отделению в час. Возьми листок, — Стечкин протянул бумагу. — Тут последовательность цифр. У любого, кто придет с поверхности, запросить эту последовательность. Если не назовут — шли к чертовой матери или пристрели. Если начнется бой и кто-то вернется раньше, чем через четыре часа, то это только раненые. Вторая строчка цифр — медслужба. Их пароль. Понял? И еще. Мы выключим ветряки, так что без электричества будете. Только аккумуляторы у Дробота для рации. Мачты они, конечно, все равно заметят, но если лопасти не будут крутиться, то, возможно, не привлекут внимание стрелков. Иначе побьют ветряки.
— Что-то ты краски сгущаешь, — нахмурился Шестаков, разглядывая строчки цифр на листке.
— Лучше подготовиться, ждать и не дождаться, чем не подготовиться, взять и облажаться.
Стечкин вышел в слабо освещенный коридор с невысоким потолком и двинулся в сторону выхода. У дегазационной уже стояло тридцать человек, облаченных в ОЗК и с оружием в руках. Капитан Колесников еще не натянул маску и капюшон и все еще держал в руках «Штурмгевер». — Ты с ним, что ли, воевать собрался? — усмехнулся Стечкин.
— «Калашников» лучше. А куда этот трофей девать?
— Отдай пока Менделееву. Так, бойцы, вы все поняли?
— Так точно! — хором гулко отозвались маски противогазов.
— Комоды, руководите отделениями и занимайте оборону. Марш!
Строй повернулся направо и цепочкой кинулся к выходу. К майору подошел химик и протянул его свернутый ОЗК. Стечкин торопливо принялся одевать защиту. Откинув в сторону противогаз, он произнес:
— Дай мне респиратор.
— Респиратор? — удивился Менделеев. — Да, но…
— Не тяни время! Дай респиратор, говорю! В противогазе из СВД стрелять неудобно!
— А если туман?! Глаза ведь выест!
— Туман в Балтийск утянуло. Да что встал-то?! Бегом за респиратором!
* * *Сухой валежник и мертвый кустарник ломались под широкими колесами двух бронетранспортеров. Тратить время на поиски оптимального пути сейчас было неуместно, и бронемашины рвались напролом, наполняя мрачный лес, застланный мертвыми зарослями прошлого и странными растениями настоящего, рокотом двигателей и хрустом. Скворцов торчал из командирского люка, одной рукой придерживая у горла ларингофон,[8] а другой держался за сам люк, стараясь избежать ушибов от движения таким темпом и по такой местности. Велико было искушение сорвать ко всем чертям маску. Пот заливал стекла, и командир группы постоянно тряс головой.
— Левее. Еще. Так, — произнес он, прижимая к шее ларингофон.
— Понял, — ответил механик-водитель.
БТР нырнул в какую-то топь, и мощный фонтан вырвался из-под бронированного корпуса. Капли грязной воды разметались колесами. Второй транспортер обогнал его. Водитель стал выводить машину из топи. Сначала это удавалось, но потом сзади показалось облако пара, и машина, несмотря на то, что ревела все громче, двигалась при этом все медленнее.
— Что такое, Дима?! — закричал лейтенант.
— Завязли, командир!
— Как это завязли?! Это же вездеход!
— И что? Не вертолет ведь! Сели мы на брюхо!
— Сдай назад!
— Сейчас попробую!
Скворцов наклонился и взглянул на колеса. Двигатель ревел. Из-под утонувшего в грязной жиже корпуса вырывался пар. Колеса крутились, как бешеные, рассеивая грязь и воду. Но машина не двигалась.
— Черт! Дима! Не мучь двигатель! Разматывай лебедку!
Тем временем второй бронетранспортер развернулся и подкатил к ним.
— Командир! — крикнул сержант Михеев, высунувшийся из люка второй машины. — Мы сейчас вас вытянем!
— Времени нет! Мы на брюхе, а ты еще на ходу! У меня на этот счет четкие инструкции! Вали в пятый форт, да побыстрее! Мы нагоним! Только поменьше следов оставляй, а то эти и туда доберутся быстро!
— Я понял! Ни пуха!
— К черту!
Второй БТР сдал назад, развернулся и помчался по заданному маршруту.
Тем временем водитель Скворцовского транспортера открыл крышку в носовой и лейтенант потянул на себя лебедку.
— Нейтральное положение поставь! Не тянется! — крикнул он.
— Сейчас! Готово!
Трос стал разматываться. Скворцов тянул, навалившись всем телом и продолжая проклинать свою маску, затопленную потом. До ближайшего дерева, казавшегося достаточно крепким, чтобы обхватить его тросом лебедки и способного выдержать почти четырнадцатитонную машину, было еще метров десять. Но эти чертовы десять метров надо было пройти, растягивая непослушный трос. Справа в кустах показалось какое-то шевеление. Лейтенант снова тряхнул головой. Сквозь влажные стекла ему показалось, что там скрытно приближаются несколько людей. И у одного из них в руках…
— Твою мать! — Скворцов швырнул трос и бросился обратно к бронетранспортеру. — Дима! Автомат! Возьми автомат!
— Что? — Водитель высунулся из своего люка и оттянул рукой резину противогаза возле уха, чтобы лучше слышать.
— Стреляй! У них фауст…
В кустах раздался хлопок, и огромное облако дыма заволокло то место, где скрывались неизвестные. Тут же яркая вспышка озарила броневик и раздался взрыв, безжалостно швырнувший лейтенанта в грязь. Он взвыл от боли и страшного жжения в правой ноге. Рука в трехпалой резиновой перчатке тщетно пыталась нащупать ногу. Ее не было. Скворцов, наконец, сорвал с себя противогаз и сделал глубокий вдох сырого прелого воздуха с кисловатым запахом.
— Господи! — выдохнул он, видя, что его нога лежит рядом с передним колесом броневика. Боковой десантный люк был разворочен, а его нижнюю секцию вообще оторвало. Похоже, ее осколком Борису и срезало конечность. — Не может быть… — Он сбросил с ладоней перчатки и, крича от боли, перевернулся на живот, а потом пополз к своей ноге.
В кустах затрещали ветки под чьими-то шагами. Раздались искаженные масками голоса. Это было что угодно, но не родная для слуха лейтенанта речь.
Скворцов запустил руки под себя, в сумку с фильтром противогаза. Там были две гранаты.
Что с Димой? Где он?
Тем временем к нему приблизились трое на полусогнутых ногах. Одеты они были, как и тот, которого подстрелил у моря Стечкин. У двоих МП-44, у одного пулемет МГ-42 с барабаном типа «кулич».
— Гдье твой зольдат, рус?! — крикнул тот, что с пулеметом.
— Töte es![9] — раздался возглас второго.
— Немцы? — в полубреду простонал Скворцов. — Что за ерунда… — Он приподнял голову и увидел плывущим от болевого шока взглядом свастики на рукавах комбинезонов. — Фашисты. Я понял. Это дурной сон. Мы ведь вас давно побили, собаки…
— Was?[10] — Пулеметчик наклонился.
Лейтенант перевернулся на спину и раскинул руки.
— Получите!..
Слитно прогремели взрывы. Двоих нашпиговало осколками так, что они упали уже мертвыми. Второй свалился в грязь и принялся орать, держась за распоротый живот.
Тем временем водитель БТР осторожно выглянул из люка. Тут же раздались выстрелы. Пули лязгнули по броне, и Дима снова скрылся в машине. К броневику бежали еще четверо, на ходу поливая его свинцом. От собственной стрельбы они не расслышали гул мотора справа от себя. А когда заговорил КПВТ, было уже поздно: пули калибра 14,5 миллиметров разнесли в мелкие ошметки голову одному и оторвали руку второму. Второй БТР-80 продолжал двигаться, ведя огонь из своего главного калибра. Двое врагов кинулись бежать, но очередь тут же перечеркнула его фигуру. Последний замахнулся в развороте, чтобы кинуть в машину гранату, но очередная порция крупнокалиберной смерти отбросила эту самую руку в сторону и разворотила человеку грудную клетку. Броневик еще минуту вертел башней в поисках целей, но таковых более не нашлось. Сержант Михеев выскочил из транспортера и бросился к телу лейтенанта. Не мешкая, добил выстрелом из автомата все еще кричащего раненого врага.
— Скворцов! Летеха! Черт! — Он склонился над трупом товарища, лишенного одной ноги и обеих рук. — Митя! Ты где?! Кошевой!
Водитель первого броневика осторожно выбрался из пробоины. Михеев ошарашено уставился на него.
— Дима! Какого хрена ты противогаз снял?!
— Меня вырвало… Черт… — Кошевой уставился на мертвого командира и вдруг заплакал. — Михей, я струсил! Застрели меня! Я обгадился, струсил!
Сержант подскочил к водителю и врезал по лицу.
— Успокойся! Возьми себя в руки! Что с коробочкой?!
— А?
— Что с бэтэром?!
— Броня пробита справа. Колесо одно пробито, кажется. А так цел… Михей, что же это творится? Кто они?
— Заткни хлебало! Собери оружие, одень маску и марш в наш броневик, живо!
— А как же командир?! Зверью оставим?
Сержант опустил голову и вздохнул. Ему тоже очень хотелось снять треклятый противогаз.
— Да, Птицу похоронить как офицера надобно… Ладно, поступим так. Мы сейчас тебя вытащим, погрузим к тебе летеху — и что есть мочи мчи обратно на базу. Только доберись, прошу тебя. Расскажи все, как было. Ты слушаешь меня?!
— Да… Да…
— Пока я цепляю твой бэтэр, собери оружие этих уродов. Проверь, может, жетоны какие или документы. И смотри по сторонам. Может, еще кто в кустах есть.
— Да, я сделаю…
* * *Ветер шуршал в кронах изуродованных деревьев. Свистел между замерших лопастей трех мачт ветрогенераторов, которые торчали, закрепленные за стену полуразрушенного здания общежития. Гонял опавшие сухие листья, заставляя высокую траву тереться друг о друга. Вечерело. Спускающееся к морю солнце подсвечивало землю сквозь пену плывущих облаков, то и дело выныривая в просветах и обжигая зрение.