Повернувшись, Абакумов наконец заметил директора завода и коротко объявил:
— Немцы считают, что мы изготавливаем на этом заводе реактивные снаряды для «катюш».
Директор завода довольно улыбнулся:
— Они ошибаются. Но хорошо, что они так считают.
— Завод придется взорвать.
— Это как взорвать?! — от неожиданности толстяк даже подпрыгнул.
Он рассчитывал, что это всего-навсего шутка в духе генерала НКВД. Не столь уж часто приходится с ними общаться. Возможно, такая шутка — некоторая форма душевного расположения. Директор даже заглянул в лицо Виктора Семеновича, рассчитывая рассмотреть в его глазах нечто вроде смешинки, но увидел мужественное спокойное лицо, лицо государственного человека, у которого нет времени на пустые шутки.
— Заложим взрывчатку под стены, соединим между собой кабели, потом сработает электродетонатор, ну а взрыв поднимет всю эту конструкцию на воздух.
Никакого намека на шутку. Абакумов говорил всерьез, посвящая директора в технологию подрыва. Конечно, он не рассчитывал услышать бесшабашного восторга с его стороны, но вот одобрительное кивание было бы вполне кстати. Но толстяк оторопело молчал и непонимающе хлопал белесыми ресницами.
Директор завода почувствовал, что в этот самый момент он как бы начинает понемногу сдуваться и терять в весе.
— Думаю, что пыли будет много. Здание старое, одна труха! Но вот пожара, пожалуй, избежим. Хотя на всякий случай пожарный расчет должен быть начеку.
— Зачем взрывать-то? — не выдержал директор. — Нельзя ли как-нибудь по-другому?
Виктор Семенович с высоты своего роста внимательно посмотрел на директора и удивленно спросил:
— А чего вы так волнуетесь? Беспокоитесь, что останетесь без работы? Это вы зря! Не переживайте, время сейчас военное, дело на всех найдется.
— Жаль… Как-то неожиданно.
— Например, в ГУЛАГе можно цех открыть по производству мебели, сейчас это практикуется. Говорю вам потому, что сам налаживал подобное производство… Ладно, ладно, не воспринимайте мои слова буквально. Сделаем вот что: вы займитесь своими делами, подумайте, что отсюда можно вывезти без лишнего шума. А мне тут с товарищем переговорить нужно, — кивнул он на своего спутника в гражданской одежде.
Директор завода откатился на коротеньких ножках в сторону административного корпуса. Кажется, он понял, что тут лучше не спорить.
— Значит, немцам нужен именно этот объект?
— Точно так, товарищ заместитель наркома, — ответил Тойво Пюхавайнен.
— Вот они его и получат. — Посмотрев на часы, Абакумов сказал: — Сейчас восемь часов вечера. Торопиться не будем, пусть ночью отсюда вывезут все мало-мальски ценное, а потом группа саперов заложит взрывчатку и взорвет здание. Не переживай, все будет выглядеть очень убедительно.
— А я и не переживаю. Шифровка уже отправлена, я написал, что на заводе у меня работает хороший знакомый, вот он и посодействует мне в закладке взрывчатки.
— Со своей стороны мы дадим в прессе информацию о том, что в Москве взорван важный военный объект, а уж она быстро доберется до твоих шефов. Так что ты еще получишь Железный крест!
— У меня уже есть один.
— Значит, будет второй, — усмехнулся Абакумов.
Подъехал грузовик и, остановившись у закрытых ворот, дважды нетерпеливо просигналил. Из будки, придерживая слетавшую фуражку, выскочил начальник охраны, но, заметив в кабине угрюмого майора в форме сотрудника НКВД, разобрался в ситуации без пояснений.
— Открывай! — махнул майор рукой.
Въехав во двор, грузовик сделал небольшой разворот и остановился недалеко от КПП. Из кузова, не торопясь, попрыгали солдаты. Двое из них, откинув борт, осторожно подняли ящик. Работы по минированию завода начались.
— Я вот что хотел у тебя спросить, — Абакумов медленно направился к машине, — а тот человек, о котором ты мне говорил, Полипов, куда он от вас отбыл?
— В рижскую разведшколу, товарищ заместитель наркома.
Абакумов шел медленно, увлекая за собой собеседника.
— А может, не в школу, а в какой-нибудь госпиталь?
— Хм… Вполне может быть. Дело в том, что половину здания в рижской разведшколе занимал госпиталь. Госпиталь этот курируется подразделениями СД, и мне думается, что там производят операции по изменению внешности.
— Мы получили радиограмму, что человека из вашего лагеря перевели именно в такой госпиталь. Его держали отдельно ото всех, у него была своя палата, а однажды к нему туда даже приезжал Шелленберг.
— Вы уверены?
— Абсолютно! Как разведчик Шелленберг всегда непредсказуем. Весьма ценное качество… В тот раз было то же самое. Перекрыли все выходы и входы из корпуса. Потом к дверям подъехал черный «Мерседес-Бенц», и из него вышел бригадефюрер Шелленберг…
Абакумов замолчал, посмотрел, как суетятся во дворе саперы и рабочие, одобрительно кивнул. Что ж, дело налажено. Он решительно шагнул к машине:
— Поехали! Надо обсудить еще кое-какие вопросы.
* * *«Сатурну. Ваше задание выполнено. Сегодня вечером в Люблине нашей диверсионной группой взорван оружейный завод, производящий реактивные снаряды. Алекс».
Глава 42 НОЧНОЕ ДЕЖУРСТВО
Как это ни удивительно, но ночные дежурства Клавдий Федорович Федосеев любил. А все потому, что с недавних пор просто разучился спать — последствие прошлогодней контузии. Поначалу он думал, что сбой, произошедший в его организме, со временем нормализуется, надо только подлечиться в госпитале, забыть про тот ад, из которого ему довелось выбраться живым. Но время шло, а сон все не восстанавливался, и Клавдию Федоровичу оставалось только тупо смотреть в потолок и терпеливо дожидаться рассвета.
После госпиталя его списали подчистую, обнаружив какие-то изменения в коре головного мозга. А когда Клавдий Федорович вернулся на родину и зашел в военкомат, чтобы ему проставили отметку в военном билете, то военный комиссар предложил ему поработать в милиции.
За пять лет службы в армии — два года срочной до войны и три года на передовой — Клавдий Федорович успел сродниться с оружием. Оно было для него такой же естественной составляющей, как рука или нога. До войны он так и не сумел получить нормальной специальности и за время, проведенное в армии, совсем отвык от гражданской жизни. Поэтому предложение комиссара он воспринял как палочку-выручалочку. В конце концов милиция — это полувоенная организация, где правят дисциплина и устав, без которых Клавдий почти не представлял себе жизни.
Как бывшему фронтовику ему тотчас доверили районный отдел. Хлопот оказалось даже больше, чем он предполагал в самом начале. Район находился в прифронтовой полосе, и, взаимодействуя с военной контрразведкой, он принимал участие в облавах на диверсантов, которых нередко перебрасывали через линию фронта. Неоднократно участвовал в прочесывании леса, где частенько укрывались группы немецких солдат, попавшие в окружение. В общем, частенько приходилось заниматься тем, к чему Клавдий привык на фронте. А все, что он делал сейчас, было привычно и во многом легко. А кроме всего этого, на освобожденной территории находилось немало бывших полицаев, пытавшихся скрыть свое прошлое. Этих надо было ловить. И не голыми руками.
Так что привычной работы хватало.
Мучаясь от бессонницы, Федосеев обходил по ночам вверенную ему территорию. Проверял посты, и сослуживцы, думая, что он озабочен служебным рвением, невесело хмыкали в усы, уж больно рьяный у них был начальник.
Сегодня опять не спалось. Надо пройтись. На улице было прохладно. Клавдий надел шинель, натянул фуражку и уже перешагнул было порог, когда неожиданно зазвонил телефон. Надо признать, что по ночам его беспокоили нечасто. Тому было свое объяснение, фронт уверенно уходил на запад, напряжение спадало, а то немногое, что оставалось в тылу, могло спокойно подождать до утра. Следовательно, случилось нечто такое, что требовало его немедленного вмешательства.
Подняв трубку, Клавдий доложил:
— Старший лейтенант Федосеев слушает!
— Вот что, Федосеев, мне тут сообщили, что в нашем районе на высоте двух с половиной километров обнаружен вражеский самолет, — узнал Клавдий голос Парамонова, заместителя начальника областного НКВД. — Самолет направляется в твой район, так что будь на связи и никуда не отлучайся. Понял?
— Слушаюсь, товарищ майор! — бодро ответил Федосеев. Хотя они с Парамоновым были ровесниками (обоим едва исполнилось по двадцать пять лет), но тот успел дослужиться до майора, и это при том, что дальше прифронтовой зоны не ступал. Клавдий с тоской подумал о том, что для некоторых его ровесников карьера в тылу складывалась куда более благоприятно, чем для тех, кто с первого дня находился на фронте.
— Слушаюсь, товарищ майор! — бодро ответил Федосеев. Хотя они с Парамоновым были ровесниками (обоим едва исполнилось по двадцать пять лет), но тот успел дослужиться до майора, и это при том, что дальше прифронтовой зоны не ступал. Клавдий с тоской подумал о том, что для некоторых его ровесников карьера в тылу складывалась куда более благоприятно, чем для тех, кто с первого дня находился на фронте.
Парамонов старался держаться с ним по-свойски, даже однажды как-то обмолвился о том, что во внеслужебное время тот может называть его по имени и обращаться на «ты». Но Клавдий не спешил пересекать черту, разделяющую начальника и подчиненного. Так проще. Дружба с начальством напрягает и ко многому обязывает.
Не прошло и пятнадцати минут, как телефон затрезвонил вновь.
— Федосеев слушает!
— Вот что, старший лейтенант, — напористо заговорил Парамонов. — Подбили этот самый самолет! Он совершил посадку где-то по соседству с твоим районом. Отправили группу на его поиски, но что-то они заплутали там. Есть предположение, что в самолете находятся диверсанты, так что будь предельно бдительным. Собери всех и выстави на дороге патрули. Прочеши прилегающую местность. Останавливай всех подозрительных и тщательно проверяй документы. Диверсанты могут принять любой облик. Ясно?
— Понял.
— Ладно, чего там. Я думаю, что тебя учить особенно не надо. Ты и так все знаешь не хуже меня. Через час доложишь обстановку.
Клавдий положил трубку. По коридору чинно ходил дежурный — молоденький паренек лет восемнадцати. Его призвали в армию каких-то полгода назад, но до фронта тот так и не добрался, эшелон, в котором он ехал, был разбомблен немецкой авиацией. Парень, получив ранение в грудь, просто чудом остался в живых, с полгода провалявшись в госпиталях. Слышал он плохо, сказывалась контузия, но зато отличался редкой исполнительностью.
— Гриша, — громко позвал Клавдий дежурного.
Тот немедленно подошел.
— Вот что, Григорий, сейчас немедленно поднимай всех наших и зови сюда.
— Что-нибудь случилось?
— Боюсь, что случилось. Только что позвонили из области и сказали, что под Медведковом сбили фашистский самолет. Не исключено, что в нем диверсанты. Нужно немедленно организовать поиски, выставить посты. Словом, организовать достойную встречу.
Глаза юноши блеснули азартом. Не настрелялся еще парень, не терпится проявить героизм.
— Разрешите выполнять?
— Ступай!
Уже через полчаса в небольшой комнате начальника райотдела собралось человек двадцать пять сотрудников.
— Подойдите сюда, товарищи, — кивнул Клавдий. Разложив на столе карту местности, он сказал: — Немецкий самолет предположительно упал вот в этом районе. Вряд ли диверсанты будут сидеть на месте и дожидаться, пока мы их арестуем. За эти несколько часов они могли уйти на очень большое расстояние. А следовательно, мы должны расширить радиус поиска и искать их вот в этом районе, — он очертил заточенным карандашом значительную окружность.
Лица собравшихся выглядели серьезными, не каждый день приходилось ловить диверсантов. Только у двери, спрятавшись за спины мужиков, стояли три хлопца и о чем-то энергично переговаривались, сдерживая приглушенные смешки. Гнать бы их из органов, но других не найти — вокруг одни хромые да калеки. А эти подростки любое серьезное дело готовы превратить в гулянку!
— Вот что, друзья, — суровым голосом продолжал Федосеев. — Если кто считает неважным то, что я говорю, то может выйти. Я никого не держу. — Стало тихо, только в оконное стекло с решительностью самоубийцы билась большая черная муха. Вот ей-то не прикажешь! — Прошу всех посмотреть сюда, — примирительным голосом продолжил Федосеев. — Разделимся на три группы. Ты, Василий, — указал он на степенного мужика лет пятидесяти, — пойдешь вот этой дорогой через лес. Пошарьте там. Места в этом районе глуховатые, медведь спрячется, не заметишь. Так что будьте внимательны. Панкрат! — повернулся Федосеев к невысокому, но широкоплечему милиционеру с погонами старшины.
Панкрату было немногим за тридцать, но седые волосы добавляли ему еще десяток годков. Во всю правую щеку у него был огромный ожог — невеселая память о Курской дуге. А вот зеленоватые глаза смотрели озорно, выдавая в нем неистребимого проказника-мальчишку.
— Ты со своей группой пойдешь к селу Иванниково. Там пересекаются три дороги. Перекроешь их все. Мимо тебя они не проскочат. Ну а третью группу возглавлю я, — объявил Федосеев. — Мимо нашего района не пройдут. По обе стороны леса, а они черт-те знает куда могут завести. А еще потом овраги. А если они поедут на машинах, то им как раз через наш район ехать придется.
— Откуда машинам-то взяться? — удивился Михеич.
Среди милиционеров он был самый старший. Воевал еще в Гражданскую. Следовало его уважить, растолковать. Может, и у других вертится на языке подобный вопрос.
— У диверсантов на лбу не написано, что они враги. Многие из них — наши бывшие соотечественники, разговаривают по-русски не хуже нас, матерятся так же. Могут переодеться в форму солдата или офицера Советской Армии. Водителя могут убить, а машину забрать. Так что нужно будет останавливать каждый транспорт, что следует через нашу территорию со стороны фронта. Это приказ! Всем все ясно?
— Ясно… Чего уж там, — хором прокатилось по комнате.
— А теперь за работу!
* * *Шел мелкий заунывный дождь. Шинель намокла так, что хоть выжимай. Медленно светало. Тяжелый желтоватый туман стелился по земле, плотно взяв в плен ближайшие деревья, только их верхушки, будто бы мачты кораблей, продолжали царапать небо.
— Погреться бы, — мечтательно протянул Егор. — До поселка всего-то с километр. А потом обратно вернемся.
Подобная мысль уже не раз буравила и Федосеева, но он не позволял ей угнездиться в сознании и старательно прогонял прочь — диверсанты могли появиться именно во время его отсутствия. Хотя, в сущности, что может произойти? Даже если им удастся проскочить этот участок, то вряд ли получится пересечь следующий, потому что в соседнем районе выставлены на дорогах такие же посты.
Но мысль о крепком чае досаждала ему, как муха в знойную погоду, и ощутимо отравляла существование. Начальству полагалось быть твердокаменным и в минуту общей слабости проявлять характер. Строго посмотрев на Егора, Клавдий сурово сказал:
— Гнать бы тебя надо из органов за такие настроения. Война с Гитлером идет, а ты про чай!
Получилось очень убедительно.
— А я что? Я ничего, — поспешил оправдаться Егор. — Я только предложил.
Рассвело совсем. Туман рассеялся. Даже вроде немного потеплело. Неожиданно из-за леса послышалось далекое стрекотание подъезжающего мотоцикла. Звук то удалялся, сносимый порывами ветра, а то вдруг раздавался рядом, и скоро на дороге, идущей из соснового распадка, показался мотоцикл, за рулем которого сидел майор в кожаном плаще, а в коляске — женщина с погонами младшего лейтенанта.
Глава 43 ГДЕ МЫ НАХОДИМСЯ?
Отъехав от самолета на несколько километров, Маврин остановился. Хотелось пить. Отцепив флягу, жадно сделал несколько глотков, пока наконец жажда не отступила.
— Где мы находимся? — робко спросила Лидия.
Пристегнув фляжку, Петр невольно скривился:
— Я бы сам хотел это знать. Летели мы оттуда, — махнул он в глубину леса. — Нас должны были выбросить в районе Медведкова. А мы уже столько проехали, и ни одного указателя. Россия, одним словом! Это они специально так сделали, чтобы Гитлер дорогу к Москве не нашел.
— Может, мы заблудились? — несмело предположила Лидия.
— Похоже на то, — невесело буркнул Маврин. — Я даже не знаю, где это чертово Медведково. — Вытащив из планшета карту, он аккуратно расстелил ее на коленях. — Мы проехали километров тридцать и не увидели ни одного населенного пункта, ни одного ориентира. Нет никаких указателей, только проселочные дороги. Не к чему даже привязаться. Да. Это не Германия, где на каждом перекрестке висит указатель, да еще километраж указан. Вот оно — это самое Медведково. Мы находимся где-то в этом районе, — очертил Маврин пальцем изрядный кусок леса. — Но вот где именно? — Бережно сложив карту, он аккуратно уложил ее в планшет. — Ладно, что-нибудь придумаем. Все-таки я не просто какой-нибудь майор, а сотрудник СМЕРШа, а это очень много значит. Ты не замерзла?
— Чуть-чуть, — улыбнулась Лидия.
— Ничего, потерпи. Нам надо только отыскать дорогу на Ржев, а там мы остановимся в какой-нибудь избе, отдохнем дня два, в баньку сходим, я тебя попарю как следует, спинку потру… Ты не возражаешь?
— Нет, — улыбнулась Лидия.
— Вот и отлично, а сейчас поехали!
* * *Мотоцикл, наращивая скорость, мчался вдоль леса по еле заметной проселочной дороге. Прежде по ней добирались до вырубок местные лесорубы. Собственно, они-то ее и проложили. С начала войны разработки прекратились, как-то было не до того, и колея понемногу умирала, зарастая по обочине чертополохом. Метров через триста дорога выведет мотоциклиста на делянку к полуразрушенной сторожке. Там ему придется разворачиваться и выезжать на главную дорогу. Странно, что мотоциклист не заметил ее раньше. На перекрестках висят указатели, мимо которых просто невозможно проехать. И все они указывают на Ржев. Значит, этот мотоциклист пробирался какими-то окольными путями. Явно не местный, иначе бы так не плутал.