Глава 4
Комнат в участковом пункте в нужном количестве не было, поэтому пришлось одного из задержанных посадить под надзором в коридоре, а третьего оставить пока в наручниках на улице в машине с Колей Кикиным.
Длинный молчал недолго, минут пятнадцать. Что он там прокручивал в своей голове, какие ходы придумывал, неизвестно, но парень принял наконец решение и стал нагло требовать объяснений. По какому праву его задержали? Это чистая провокация! Позиция была удобной, но глупой. Парень настаивал на том, что они с приятелями приехали в лес погулять, задержались дотемна и искали способ переночевать. Дачу они выбрали случайно и красть ничего не собирались. Только переночевать, а утром извиниться перед хозяевами, если такие найдутся.
— А системный блок компьютера, который ты передал своему товарищу, стоявшему снаружи? — поинтересовался Матурин, который вел допрос. — Ты его зачем подал, зачем ты его вообще взял?
— А там темно было, — заявил задержанный. — Я не разобрался, что это было. Думал, что табуретка, хотел товарищу помочь, чтобы ему легче было в дом попасть. Кстати, вот вам и доказательство того, что мы не воры и не вандалы. Мы ничего не повредили, даже стекло не разбили, а аккуратно его выставили.
— А сетка ограждения? Рабицу-то вы кусачками порвали.
— Там выхода иного не было. Как же через забор в темноте перелезешь? Пришлось, но мы обязательно заплатим хозяину.
— Молодец, хорошо придумал, — улыбнулся Гуров, который все это время стоял у окна и смотрел на улицу. — Только у тебя нестыковочка имеется. А нельзя было попросить ночлега у людей? Зачем нарываться на конфликт с Уголовным кодексом и лезть в чужое жилище?
— А мы были уверены, что нас никто не пустит. Ночь, трое незнакомцев! Я бы не пустил.
— Я бы тоже, — согласился Гуров. — А как ты объяснишь свое нежелание назвать фамилию, имя и отчество? Почему мешаешь нам установить твою личность?
— Не считаю необходимым, — скривился в глумливой усмешке парень. — Я себя преступником не считаю. Вам надо, вы и устанавливайте.
— Детский сад! Ты в первый раз, что ли, с уголовным розыском дело имеешь. Не понял, что попал крепко, что вас тут ждали? Теперь дело недолгого времени установить связи вас троих, выйти на похищенное ранее, после чего ваше сегодняшнее приключение в глазах суда будет выглядеть совсем иначе.
За окном послышался звук мотора подъехавшей машины, а через несколько секунд в кабинет вошел улыбающийся Нефедов. Он протянул Гурову бумажник, изъятый у белобрысого парня. В нем лежала регистрационная карточка на машину «Рено Логан» с государственным номером «л413он62rus». Владельцем числился Семен Порыхляев. Тут же было и водительское удостоверение Порыхляева. На Гурова смотрело с фотографии лицо белобрысого.
— Запротоколировали? — спросил он на всякий случай.
— Так точно, — кивнул лейтенант. — С понятыми, все как положено. И изъятие документов, и факт обнаружения машины в карьере.
— Ну вот и славно. Видишь, — подошел Лев к задержанному, — не прошло и часа, как стали появляться интересные сведения. Устанавливаются личности, находятся заранее припрятанные машины. И сговориться вы не успели на случай задержания. Вас ведь еще ни разу не задерживали в связи с подозрениями в кражах на дачных участках. И показания твоих дружков нам помогут. Так что можешь молчать, только когда услышишь на суде приговор себе, не удивляйся, что получишь значительно больше других. У нас, знаешь ли, сотрудничество со следствием поощряется, а отказ от сотрудничества карается максимальными сроками.
— И будь уверен, что и предварительный сговор мы докажем, и планирование краж тоже, — добавил Матурин. — А это все отягчающие вину обстоятельства.
Второй парень, тот, что стоял «на шухере», оказался флегматиком. Он отвечал на вопросы медленно, но отвечал. Так же медленно поворачивал голову, чесал в затылке. Ни эмоций, ни раскаяния, ни страха. Так, мелкая досадная неприятность. Зато он сразу стал давать показания. И длинного назвал. Им оказался Илья Липатов, бывший спортсмен, пристрастившийся к наркотикам, но сумевший эту тягу преодолеть.
Сам Денис Скорко, как назвался второй задержанный, был типичным неудачником, который не мог ни профессии получить, ни на одном месте надолго удержаться. В свои двадцать пят лет он поменял уже с десяток мест работы. Да, он знал, что они крадут из дач, да, у них кое-кто покупает краденое на запчасти или восстановление. Да, сознает, что делает плохо, но ничего другого он не умеет и других приятелей у него нет. Так жизнь сложилась.
Гуров смотрел на парня и думал о том, что через его руки прошли тысячи и тысячи таких вот Денисов Скорко. Безвольных, легко поддающихся влиянию, ленивых умом, не знающих, чего они хотят от жизни. И все они, рано или поздно, попадают в сети тех, кто склонен к преступлениям, кто стремится к легкой наживе. Потом колония, где их «образование» продолжается, где его отшлифовывают «идеологи и философы» преступного мира.
Третьим в комнату завели того самого белобрысого, который так и не смог выбраться из дачного домика, когда его «спеленал» капитан Матурин.
— Ну, Сеня, будем разговаривать? — поинтересовался Гуров, заглядывая парню в глаза. — Тебя, наверное, твоя дальнейшая судьба интересует? Крепко ты попал, серьезно.
— А откуда вы… а, ну да, — на секунду поднял лицо Порыхляев и снова поник головой. — Они сказали, как меня зовут.
— Конечно, — усмехнулся Гуров. — Перед уголовным розыском все говорят правду, и все во всем признаются. А если серьезно, то у тебя опыта с гулькин нос воровать, а у меня десятилетия опыта в поимке преступников. И за мной вся система розыска, с ее наукой, базой данных, аналитикой. Если уж ты в наши руки попал, то попал закономерно, и выбраться из этой беды сможешь только с нашей помощью.
— В смысле? — забеспокоился задержанный, захлопав бесцветными ресницами.
— Смысл простой, Сеня. Либо ты ведешь себя плохо, начинаешь скрывать преступные деяния, выгораживать себя и твоих подельников, играть в уголовные игры, в которые играть не умеешь. Тогда мы машем на тебя рукой и передаем со всеми добытыми уликами следствию, а следствие передает тебя в суд. И получаешь ты, как и все остальные, на полную катушку, попадаешь в колонию, в среду отъявленных и законченных негодяев. Ты же слышал, что из колоний у нас перевоспитанными не выходят, и, наверное, догадываешься почему.
— Либо? — с надеждой в голосе спросил Сеня.
— Либо ты изливаешь мне душу, как родному, как единственной твоей надежде не пойти по шаткой и гнусной дорожке, и я объективно доказываю твою вину как минимальную, добиваюсь, чтобы не попал туда, где содержат волков, а получил условный срок. И, в конце концов, попытался все осознать и начать новую жизнь. Ты ведь в компьютерах силен, да?
— Да… А что я должен делать? — слишком поспешно спросил Сеня.
— Ты в компьютерах силен? — повторил Гуров.
— Да, я много чего могу, вообще-то, я самоучка, но…
— Помощь нам нужна, Сеня, твоя помощь, как специалиста.
— А вы не обманете? Поможете мне?
— Эх ты! — покачал головой Лев. — Воровать еще не научился, врать как следует не научился, друзей выбирать и то не научился, а туда же. Запомни, сынок, что я — полковник Гуров. И я не вру, даже ворам и другим мерзавцам. Слово свое уважаю и всегда его держу. К тому же… Ты даже не представляешь, насколько приятнее спасти от тюрьмы человека, вывести его на праведный путь, чем посадить.
Гуров опоздал минут на пять, покупая в киоске свежую прессу, слишком велика была очередь. Правда, он обратил внимание, что большая часть людей покупала газеты, в которых размещались объявления о вакансиях, и разнокалиберные издания, где было всего понемногу: и сканвордов, и статей про личную жизнь знаменитостей, и иных развлечений. Деловую литературу покупали единицы.
Этот факт говорил о многом. Например, о том, что в этом районе города проживает специфический контингент со специфическими интересами. Найти работу, скоротать время на необременительном дежурстве и тому подобное. Проблемы финансового рынка и обзор зарубежной политики здесь никого не интересовали.
Сам Гуров купил газеты городского масштаба. Его интересовали публикации по анализу городской среды: социальной, экономической, политической, криминальной, развлекательной. Это позволяло ощутить новый для тебя город как бы изнутри, почувствовать себя его частью. А еще ощутить нездоровые образования в его теле. Часто такой подход помогал Гурову ориентироваться в обстановке.
Машина ждала в условленном месте, Кикин от нечего делать копался под капотом, а Матурин с Нефедовым что-то горячо обсуждали. Кивнув на дружное «здравия желаем», Гуров пожал всем руки и поинтересовался:
— Ну, как дела, что нового?
Машина ждала в условленном месте, Кикин от нечего делать копался под капотом, а Матурин с Нефедовым что-то горячо обсуждали. Кивнув на дружное «здравия желаем», Гуров пожал всем руки и поинтересовался:
— Ну, как дела, что нового?
— Я тут по коридору проходил, — тихим голосом стал рассказывать Матурин, косясь на Кикина, который доливал под капотом жидкость омывателя лобового стекла. — Вы не представляете, Лев Иванович, как начальник управления на Гончаренко орал! Там от вас какая-то «телега» на него пришла. Досталось всем и даже больше. А Гончаренко потом из кабинета вышел бело-зеленый и потный. Что за дела?
— Дела? — усмехнулся Гуров. — Дела простые. От недремлющего ока министерства ничего не утаить. Давай узнаем подробности.
Достав мобильный телефон, он набрал номер Крячко. Ждать пришлось довольно долго, и Гуров сбросил вызов, понимая, что Стас просто не может сейчас ответить. Спустя минут двадцать Крячко набрал его сам:
— Извини, Лев Иванович, у Орлова был. Знаю, почему звонил, потому и трубку не брал. Там небось мое письмо пришло в управление?
— Что-то пришло, — ответил Гуров и покосился на Матурина. — Очевидцы говорят, что эффект поразительный. Так что там было?
— Там было много чего. Непонимание позиции областного управления, которое не только не оказывает помощи полковнику Гурову, как представителю Главка, прибывшему для оказания помощи в крайне сложной оперативной разработке, но стремится всячески помешать розыску, находящемуся на контроле в министерстве. И пожелания были разобраться и принять срочные меры… и так далее.
— Стас, не темни! За чьей подписью пришло письмо?
— Ну-у, — замялся Крячко, — тебе же срочная помощь была нужна, срочный эффект. Я решил, что даже Петр будет долго думать и, главное, к тексту придираться.
— Чья? — рявкнул Гуров.
— Второго замминистра, а что?
— Ничего. Доиграешься ты когда-нибудь.
— Я что, для себя это делал? — возмутился Крячко. — Я что, квартиру себе выбивал или теще дачу? Я в оперативных целях, для пользы дела. И пусть кто-нибудь докажет, что я сделал плохо. Не совсем корректно, нарушил слегка субординацию, но результат-то мы с тобой получили? Ведь получили же?
Оперативники смотрели на Гурова веселыми глазами, но от комментариев воздерживались. Пришлось возвращать их в рабочее состояние.
— С агентурой работаете? — спросил Гуров. — Есть что-нибудь по подходам к почтовому ведомству?
— Толком ничего, — ответил Нефедов. — Так… сторожа, уборщицы, попытки просветить конверты писем от родителей солдатам. Это единственный криминал, о котором мне рассказали. У нас все еще пытаются таким образом деньги переправлять.
— Работаем, Лев Иванович, — покосившись на лейтенанта, добавил Матурин, — только скорого результата в этом направлении не будет. Наши кадры специфические, они из уголовной среды и в сферу специалистов почты не вхожи. Уровень не тот. Мы же не ФСБ.
— Знаю, — ответил Гуров недовольным голосом, — все же задание оставляю в силе. Пренебрегать не стоит ничем, зарубите это себе на носу. Рекомендации и методику сыска придумывали не на пустом месте, учтите. Сыск — это умение расставлять сети. Любое действие, рано или поздно, даст результат. А то, что у вас контингент узко направленный — это вам минус, а не объективная отговорка.
Гуров очень не любил, когда люди оправдываются, приводят доводы, объективные причины неудач. Сам он никогда не оправдывался, даже когда претензии в его адрес начальством выдвигались самые глупейшие. Считал, что все равно виноват только сам, раз создалась подобная ситуация, что появилась возможность такие глупые претензии ему предъявить.
И вообще, в своей жизни во всем виноват только ты сам, потому что это твоя жизнь и ты ее проживаешь сам. Самостоятельно! И решения принимаешь сам или не принимаешь их, а позволяешь принять кому-то за себя. И неправильные принимаешь сам, и ошибаешься сам, и в дерьмо наступаешь новым ботинком тоже сам. И нет разницы, вышел ли ты под дождь без зонта, забыв перед выходом глянуть в окно, или попал под машину, забыв посмотреть по сторонам, переходя дорогу. Даже падающий с крыши кирпич можно предвидеть. А имея такую профессию, как у него, он просто обязан этот «кирпич» предвидеть.
— Так что работайте в этом направлении, парни, работайте. Сегодня это не ваш контингент, а завтра начальник отдела на Главпочтамте окажется маньяком и насильником. И вычислять вы его будете годами, потому что у вас нет в хозяйстве человека, который бы подсказал, что на работе есть один тип, у которого глаз нехороший и царапина на лице свежая.
— Преступники среди нас ходят и в нас же рядятся. Наша профессия — их вычислять, отфильтровывать и изобличать, — произнес Нефедов с каким-то странным пафосом.
— Это что? — вскинул брови Лев, с интересом посмотрев на лейтенанта. — Белый стих?
— Цитата! Так начинал вводную лекцию по специальности в институте один преподаватель.
— Умный мужик. Я бы его лекции перед сном перечитывал и излюбленные места наизусть зубрил.
Сыщики посмеялись, а потом начался напряженный и не очень веселый день. Сегодня по плану были допросы троих задержанных. Всех троих доставили из изолятора временного содержания в здание ГУВД, и началась работа. Сначала беглый допрос по преступлению, за которое и были задержаны Липатов, Скорко и Порыхляев, потом проверка, уточняющие допросы, изобличение во лжи и сокрытии, доказательства и новые данные.
Больше все упирался Липатов. Он сидел на стуле перед столом Гурова, длинный, с прямой спиной, и упорно смотрел в стену над головой сыщика. Упрямо он отстаивал свою позицию, что они собирались в том дачном доме лишь переночевать и что машину не прятали, а думали, что она сломалась. Наверное, Порыхляев ошибся, что она не заводится. Неопытный водитель, и все тут!
Но потом Липатов стал все чаще попадаться в профессионально расставленные сети допроса. Он ошибался в датах, знакомствах, взаимоотношениях. Все это говорило о том, что он врет, что его словам верить нельзя. Но знание, что конкретные факты вранье, оказывалось не менее полезным, чем истина. Например, Липатов представления не имеет о том, что у Скорко есть девушка, а ее брат работает в магазине бытовой техники в ремонтной мастерской. Фактически это была подсказка, где именно нужно порыть.
И снова проверки, а потом выявился факт, что все трое частые гости этой мастерской и все трое хорошо знакомы работникам магазина. И только глубоко за полночь Гуров со своими помощниками расслабились с горячим чаем в кабинете Матурина. Теперь оставалось последнее важное дело — составить план по разработке этого магазина. И главным пунктом в нем было — найти специалиста по IT-технологиям, на которого было бы достаточно компромата, чтобы заставить его выполнить задание в среде таких же, как и он.
Вернувшись домой к Калининым, Гуров потихоньку открыл калитку и вошел во двор. В доме на кухне сразу зажегся свет, и в окне появилось лицо Татьяны. Щелкнул замок на входной двери. Странно, девушка выглядит хозяйкой в доме больше, чем Юркина жена. А что удивляться, ведь она Веронике не родная дочь, так что и гостеприимство, и доброта в ней от отца.
Через минуту, потягиваясь, вышел и сам Юрка. Втроем они пили чай, болтали ни о чем. Гуров смотрел на Татьяну и опять думал о том, что сейчас бы ей не гостя встречать, а мужа с работы. И чтобы рядом в комнате посапывал ребенок в колыбели, чтобы они планы на жизнь обсуждали, покупку какую-нибудь. А то смотрит девушка затравленными глазами, понимает, что никому не нужна. Может, ее тот парень любил? Нет, не любил, если искалечил наркотиками, жизнь ей сломал. Когда любишь, иначе к человеку относишься.
Чаепитие закончилось, и все трое стали разбредаться по комнатам. Гуров остановил девушку и неожиданно для себя спросил:
— Таня, а ты любила его?
— Кого? — Глаза Татьяны стали совсем больными.
— Того парня.
Девушке не потребовалось объяснять, какого парня гость имеет в виду. Она опустилась на табуретку с видом человека, у которого окончательно иссякли все жизненные силы, и тихо ответила:
— Наверное, любила. — Потом сморщилась, как от боли, и добавила уже более решительно: — Любила, конечно.
— А за что? — продолжал настаивать Гуров.
— Он такой… красивый, умный. С ним интересно, он так много всего знает.
— Так умный или много знает?
— Конечно, умный, раз много знает.
— Видишь ли, Таня, ты путаешь ум и хорошую память. Кто много знает, тот просто многое помнит из услышанного, прочитанного, увиденного. А ум — это нечто большее. Ум — это умение имеющимися знаниями пользоваться, умение делать правильные выводы, сопоставлять имеющуюся информацию, логически ее обрабатывать. Хотя зачем я тебе это говорю? Вы ведь никогда не слушаете взрослых, вы видите в ухажерах оболочку, красивую обертку, а смотреть надо глубже. Для совместной жизни нужен человек, с которым комфортно, который необходим, с которым ощущается родство. Смотришь на этого человека и думаешь, что он как будто все время был рядом, хотя появился в твоей жизни неделю назад. Какой-то совсем свой, домашний, родной.